Вириенна помалкивала, пока это нужно было делать. «Как много здесь людей. – Вириенна втянула ноздрями воздух, вдыхая запах жизни, населявшей замок. – Эти твои слова насчет сервированного стола... Подумал ли ты о том, каким циничным может быть это пожелание? Весь твой замок для меня и есть сервированный стол, по большому счету». Вириенна видела сдержанно-радушное лицо, но быстрые шаги и крепкие тиски ладони говорили зверице об ином расположении духа. Вириенна продолжала кормить свое воображение картинами расправ, представила лицо девчонки-служки, которой граф отдал распоряжение, если бы она столкнулась с настоящим лицом опасности, взиравшей на нее в лице гостьи. Теперь уже она выглядела как-то зловеще, но что творилось в ее голове не было доступно никому. Эта сдержанная улыбка. Это незаметное раздраженное прикусывание губ, когда они прошли в ворота и миновали стражника. А, ведь, граф даже подтолкнул тогда Вириенну в спину, ускоряя наступление неизбежного... И как хотелось ей огрызнуться по-волчьи в ответ на это его лживое «добро пожаловать», сопроводившее уверенный толчок в области лопаток, но зверица сдержалась от низменных несвоевременных позывов. Вместо этого Вириенна лишь молча наблюдала, ожидая, когда же доведется продолжить начатый разговор, как было обозначено.

Вскоре спешная прогулка по коридорам замка закончилась в одной из комнат, где за закрытыми дверьми бестия и граф смогли продолжить их разговор, перейдя к делу. Очутившись в новом незнакомом месте, оборотень осмотрелась. Здесь было тихо и это не могло не радовать ее после всего, правда волчица ожидала увидеть иное. С ответом бестия не спешила, а потому наблюдала, рассматривала детали, сделала несколько шагов от двери, не дожидаясь каких-либо приглашений или указаний. Оглядела потолок и стены, скользила ленивым взглядом по занавесям и мебели с мелочами, которые могли бы показаться ей интересными.
- Занятное распоряжение. – Издалека подхватила она. – Не находите? Сколько интересного подтекста рождает наше положение. Недавно, вы привели ко мне сытный ужин. И сейчас желаете накормить. – Яд так и сочился в очаровательной улыбке.
Вириенна неторопясь опустилась на краешек кровати, стараясь сделать это аккуратно и не порезать ногу о пятерню кинжалов под своей одеждой. Пусть ее лишили медальона, где содержался яд для лезвий, но кое-что из вооружения осталось еще при ней. Маневр волчице удался и она не сводила глаз с фигуры своего собеседника, который… Снимал с себя лишнее? Голубые глаза нашли лопатки, неторопливо скользили взглядом вниз до ягодиц. Она ухмыльнулась, но снова вернула взгляд в исходную позицию, где затылок уже снова успел стать лицом в виду того, что мужчина повернулся к ней опять, наполняя бокалы алой жидкостью по запаху говорящей о том, что та являлась вином. В воздухе зависли конкретные вопросы, адресованные волчице. Для того, чтобы принять предложенный бокал бестии пришлось встать с насиженного места, что сорвало на ее губах молчаливую усмешку перед тем, как оторваться от поверхности. Хозяин замка расположился в кресле и ждал того, что она скажет.
- Хммм… Довольно неоднозначное выбрано место для разговора. Не опасаетесь сплетен? – Бестия беззастенчиво вдохнула аромат вина перед тем как сделать первый глоток. Оглядевшись назад, она без труда нашла другое удобное место для себя в виде спинки кровати, на которую полуоблокотилась-полусела.
- Но к делу, так к делу. Чем бы это средство ни было, оно даст вам возможность не убивать людей лунными ночами. – Женщина не отводила взгляда, но на минуту он стал расплывчатым, точно бестия о чем-то задумалась. Вириенна думала насколько честной стоит быть сейчас с нильфгаардцем. «Если я открою ему много, а он думает о дурном, то это выйдет боком не только мне. Те секреты, которые я знаю, они не только мои и не только мне принесут проблем. Но, с другой стороны, если я сейчас приоткрою ему тайну, не делая из нее повода мне не доверять, то это будет неплохо. Он заинтересован, но вечно интересоваться тем, что остается сокрытым, невозможно. Это рождает недоверие и обесценивание». – То, что я предлагаю – это то, что я умею. Я приоткрою завесу тайны о своем прошлом в качестве помощницы алхимика и о том, каким опытом наделена. – Еще один глоток вина, растекшийся по горлу. Она вроде бы решилась. – Вы знакомы с трудами кринфридского алхимика Агельмара? Вряд ли. А если и знакомы, то его имя вы вряд ли когда-нибудь свяжете с исследованиями териантропов, в простонародье оборотнями, и их удивительных особенностей. Просто потому что он этим не занимался. По крайней мере публично. Этот ученый муж был знаком мне куда ближе, чем говорят о нем сухие скудные заметки, оставшиеся на память. Он учил меня когда-то очень давно, и мы вместе работали продолжительное время. Так вот, вопреки всему, что мы о нем знаем, оборотней Агельмар исследовал. И делал это со мной, со всеми неприятными возможными вытекающими вещами, вроде опытов и вивисекции, о которых Вы можете подумать. Причиной изысканий была безнадежно и неизлечимо больная дочь, надежду на спасение которой ученый надеялся найти в таких как мы, пока болезнь медленно пожирала ее тело. То, что я вам предлагаю, как и весомая часть интересных открытий нашего мира, появилось в результате нашей с ним работы, но не было самой ее целью. Совершенно спонтанно родившееся решение «нашей проблемы», которое было неудачным решением его истинной цели. То, что я Вам предлагаю, является зельем, которое может на некоторый период времени подавить в териантропе любую возможность изменить текущую форму. Агельмар не понес это знание людям, это его не интересовало. Оно осталось со мной. Возможно даже, это было проявлением хорошего отношения ко мне. Возможно, это был единственный возможный подарок во искупление ужасных вещей, которые приходилось делать. А, возможно, но я не хочу так думать, алхимик просто не успел и его сожрала обращенная мною девочка. Впрочем, куда важнее то, чтобы мы с Вами понимали ценность этого знания. Я не готова и не хочу делать это знание достоянием широкого круга лиц.
Вириенна кивнула сама себе, сделав из бокала большой глоток и осушив махом наполовину.
– Что же касается Вас, то… Не имея возможности превратиться в чудовище, Вы, граф, банально не сможете никого укусить или разорвать. Не сможете обглодать, если сильно не захотите. В Вас не будет в этот период сил больших, чем в обычном человеке, а, значит, удержать Вас будет намного проще. Вы сможете себя контролировать сами, зная все эти ослабляющие влияния, пока не обретете контроль над Зверем в ином качестве. В этом я помогу, чем смогу.
Оборотень поиграла в бокале остатками вина, договорив. Видно будет, чем дело закончится.

Занятным вышло замечание о еде и подтекстах. Особенно в виду упоминания последних, возможно, применительно и к остальному. «Считать вас радушным или хозяином? Как же интересно звучат эти слова отдельно. Что Вы имели в виду? Имели ли? Или это было просто слова? - Самой себе заданные вопросы интриговали. Сколько бы Вириенна не утверждала обратное, а игры слов она любила. Ей пришлось с ними смириться в прошлом и угадывать подтексты, а потом пришлось измениться и самой. - Не дразните мой аппетит, утверждая, что ненавидите подобные блюда. А то, ведь, придется их есть, когда иное подавать не станут».
Их разговор не кончился. Продолжение его было вполне закономерным с учетом проявившегося любопытства графа. Вириенне нравилось, что общение между ними нашло свое развитие именно по этому пути. Однако, аристократ все никак не хотел признать, что любопытствует, а, следовательно, в голосе его еще чувствовались повелительные нотки. Но, наряду с тем, было и другое...
Женщина, казалось, не замечала складывающейся вокруг нее атмосферы, не видела тот яд в любезности нильфгаардца, никак не стремилась отвечать сухо и сразу. Возможно, она что-то не улавливала в виду языковой разницы. Возможно, она делала вид, что это так. Возможным было и то, что ей, как северянка ранее двусмысленно выразилась, просто нравилось ходить вокруг да около, и она продолжала это делать, на самом деле все понимая, осознавая и наслаждаясь тем, что одержала свою малюсенькую победу, плодами которой тешилась, пока оно ей еще не надоело. А, так же, Вириенна тянула время, явно не желая рассказывать все, что знала, нильфгаардцу. А то, что что-то в ее симпатичной головке происходило можно было понять по внимательному взгляду, который неприкрыто следил за движениями и жестами мужчины, да что-то обдумывал, потягивая остатки вина. Волчица то совсем невидимо улыбнулась, едва-едва изогнув уголки губ в дьявольской змеиной улыбке, то еле заметно сдвинула бровки, скользя озабоченным чем-то взглядом по своему собеседнику и следя за жестами, подмечая одной ей ведомые мелочи из которых понимала одной ей ведомые вещи. Вириенна видела раздраженность внутреннюю, но не внешнюю; она видела, так же, как граф откинулся в кресле, поймала каждый вздох слухом и взглядом, как ловила бы движения дичи перед решающим броском к жертве ловит хищник, выбирая момент, но броска этого не было и быть не могло в их случае. По крайней мере пока. И так все продолжалось до того момента, как темные глаза мужчины не уперлись в ее взгляд.
«Похвально, друг мой, Вам эти слухи не кажутся достаточно серьезными. Так кто же Вы? Самонадеянный глупец или действительно так уверенно стоите на ногах, имея возможность позволить себе это?»
Продолжать эти размышления не было никакого смысла, слова об уместности использования столь личного пространства были поданы графом зверице именно в той манере, что дальнейшие обсуждения вопроса пресекала. Вириенну оно ничуть не расстроило. Она вспомнила последовавший холодный взгляд нильфгаардца, пропитанный опасностью, его недобрую жесткую улыбку и совсем другие вопросы, которые ждали ответов. Снова между двумя собеседниками повисло ощутимое напряжение. Вириенна понимала, исходя из наблюдений, что человека перед ней раздражает ее молчание, но, вместе с тем, многословие тоже не радовало его.
«А ты напоминаешь мне меня». - Сделала еще одно заключение бестия, прищурившись, да не отводя взгляда. Нильфгаардец всколыхнул воспоминания давно ушедших дней, где, вероятно, так же, как она сейчас глядит на него, смотрел чародей по имени Ильгард. Маг безусловно гораздо большее понимал, слушая ее речи, пусть речи эти и сильно отличались от манеры вести диалоги в нильфгаардских спальнях. Несмотря на свою сдержанность, которая давалась мужчине гораздо легче, чем волчице в ее время, он сохранял лицо и покушался на бразды правления сложившейся ситуацией. Только, в отличие от Вириенны, у мужчины это получалось, да и сами обстоятельства были другими.
- За будущим обращайтесь к гадалкам, граф. Я специализируюсь по несколько иным вопросам. - Иронично заметила Вириенна, глядя на опустевший бокал аристократа.
Улыбка стала шире. Это были совсем не общие слова. Вириенна догадывалась чего от нее хотят, но, чем теснее пытались обозначить ей условности, тем больше желания было проявить свою изобретательность назло обстоятельствам. Интонация голоса темноволосой северянки при этом поддразнивала мужчину и делала это почти неприкрытым образом.
Волчице очень хотелось сухо и коротко закончить на этой фразе, но, тем не менее, продолжение последовало.
- Я не смогу рассказать обо всем за одно мгновение. Мне неведомо то, что Вы успели найти и сколько знаете о нашем вопросе. Вот, например, - раз уж мы оказались в спальне, - возьмем область отношений между мужчиной и женщиной, и, в частности, вопрос удовлетворения от их... общения. Вряд ли об этом писали ученые умы в трактатах, и вряд ли рассказывали в байках, но, вместе с тем, вопрос этот выходит довольно занятным и животрепещущим.
Оборотень ухмыльнулась глазами.
- Природа издевается над нами здесь, по большому счету. Не знаю что Вы сейчас ощущаете, но скоро она возьмет свое. Ваши первородные инстинкты станут острее, а вместе с ними возрастет и вожделение. Я бы посоветовала Вам избегать контактов подобного рода, как бы то ни было обидно, и вовсе не из-за того, что радею за супружескую верность или целомудрие. С женой, если она у Вас есть и дорога Вам, лучше тоже воздержаться от подобного рода удовольствий. Все потому что Зверь, тот что растет в Вас сейчас, вопреки расхожему мнению реагирует не на луну за окном, а на неуравновешенное и возбужденное состояние. Вы попросту опасны. Нередки случаи, когда оборотень увлекается и любовные удовольствия заканчиваются пиршеством, удовлетворяющим его желудок. - Оборотень поморщилась, словно вспомнила какие-то неприятные моменты, и поспешила изменить тему. - Так что наслаждайтесь, пока у Вас есть на это время. До Вашего первого обращения, пока Вы не стали разрывать девушек на части.
Следующая мысль улыбнула ее, вернув ухмылку на лицо и стирая серьезность ответа, а так же, нахлынувшие воспоминания прошлого. От серьезного разговора волчица вновь пришла к язвительным уколам с оттенком легкого дуракаваляния.
- И это не плавно подводит нас к вопросу над которым я ломаю голову. - Не укрылся от нее тот взгляд, невзначай брошенный на ее укрытую в балахон фигуру. - Как думаешь, когда природа приведет тебя и меня к необходимости разделить ложе? – По-простецки, устав от «выканий», Вириенна снова скатилась в неформальную фамильярность, приправив ту ядом. Последним глотком волчица опустошила бокал полностью, а затем откинулась назад, то ли забыв что за спиной не имеет опоры, но вышло это у нее очень естественно, то ли специально имея намерение свалиться на кровать с целью расслабленно потянуться. – До обращения твоя новая сущность приведет тебя к этому инстинктом, или после обращения, когда ты поймешь, что ставшая жертвой разыгравшегося либидо служанка превратилась в кучу крови и кишок, а ты впервые в жизни чувствуешь себя беспомощным и жалким? А, ведь, желание будет, и оно будет весьма навязчивым, поверь.
Вириенна любила каверзные вопросы. Они помогали изучать людей перед собой. Она любила забросить удочку и ждать реакции. Смущения? Гнева? Услышать от него что-то патетичное из разряда «да никогда»? Увидеть собеседника сбитым с толку дурацкими словами? Так и не дать ему толком ответа на прямой вопрос, но и ответить так, чтобы было невозможно прикопаться к тому, сказав, что ничего она не рассказала? Бестия беззаботно болтала ногами, перекинутыми через спинку, а в руках вертела пустой бокал, рассматривая его. Конечно, у вопроса был и иной подтекст. Это было очередное завуалированное напоминание о безысходности и необходимости каких-то мер.
- Так что, я думаю, что отпустить меня работать над моим предложением, поделившись небольшим количеством своей крови для изготовления подходящего состава, будет очень кстати. Это не быстрый процесс, граф. Да и, в целом, лучше поменьше бывать рядом со мной. А то мало ли…
В конце она ехидно прицокнула языком. К несчастью, не мог он видеть того паскудномордия, нарисовавшегося на ее лице.
«Что ж, по крайней мере это будет еще одной попыткой вернуться к Эрвину».

Когда тебе ничего не остается – улыбайся. Когда ты говоришь глупость – улыбайся. Когда тебе больно и ты чувствуешь безысходность – улыбайся и делай это еще азартнее, назло. Улыбка – универсальная маска, которая, если отточена до мастерства, всегда решает тысячу проблем. Нередко лживая, она вводит в заблуждения и скрывает истинные намерения. Улыбка обманчива. Вириенна же не видела ее на лице нильфгаардца и не могла созерцать всей прелести брошенного на нее ненавидящего взгляда, контрастного с доброжелательным изгибом губ. Все от того, что голова не соизволила утруждать изогнуться шейку, а голубые глаза смотрели на потолок, не созерцая там ничего интересного. Вириенна улыбалась тоже, но ее игра была не такой сдержанной и искусной. Оборотень никогда не стремилась к тому, ей нравилось когда собеседник понимает истинные намерения, лживость речей или ядовитый сарказм. Нравилось ей это понимать и в других людях, а потому Вириенна наблюдала, не созерцая. Казалось бы, это полная ерунда «смотреть, не смотря», но для волколачки здесь был определенный смысл. Глаза, как она уже уверялась за свою долгую жизнь, порой только мешают восприятию. Они обманывают, создают лживый образ на основе видимого, как порой создает искажение и разум, слыша только то, что желает слышать, не обращая внимания на факты. Впрочем, воображение, вслед за интонацией голоса и смыслом фраз включилось сразу же, создавая свое восприятие. Оно красочно нарисовало некуртуазный оскал лицу аристократа, который в реальности себе подобного не позволял. Вириенна молчала, пока мужчина говорил. Она анализировала его речь, не ударяясь в смысл произнесенного, а разбирала оттенки голоса и запахи. Глаза для оборотня не главное.
Кое в чем она утвердилась.
«Определенно…» - Вновь она уловила какую-то призрачную схожесть между всеми их противоположностями. В чем именно – пока сама себе даже точно сказать не могла. Это лишь призрачное, скользящее ощущение. Но мысли волчицы довольно быстро оформились в звуки и слова. - Определенно, в чем-то мы похожи. Я пока не могу подобрать точных слов или определений своим ощущениям, но что-то в этом есть. – Говорила она.
Улыбайтесь в любой ситуации. Улыбайтесь, порой это всех раздражает.
Ее собеседник был очень напряжен, как ей казалось, несмотря на то, что прятал это напряжение, как мог. Ему невдомек еще было, что у Зверя есть чутье, слух и просто шестое чувство, которые видели лучше глаз. Тем не менее, волколачка неторопливо и весьма расслабленно перевела фокус взгляда дальше пустого бокала, очертила им линию плеч аристократа, его шею, подбородок, скулы и снова остановилась на темных глазах нильфгаардца. Возможно, Вириенна о чем-то думала, потому как взгляд ее был слегка рассеянным до того момента, как она снова не подала голос. Оборотень ничего не сказала об обеде и о том, что нильфгаардец обозначил намерение отправиться в ее дом после. Она подумала, что поговорит об этом потом, такие вопросы могли подождать. Мысли бестии витали вокруг того, сколько же она собирается позволить графу узнать о ней сегодня. Что-то подсказывало, что откровений на сегодняшний момент достаточно, однако мальчика, который остался в ее доме, не следовало бросать, и это тоже было важным. Мысли на тему, как устроить все так, чтобы остаться при своих интересах, пока еще не шли волчице в голову, блуждая где-то далеко от места назначения. Вириенну это не расстраивало, она не любила строить планы, стараясь воспользоваться неожиданностью при случае. Она рассудила, что случай за воротами этой крепости еще обязательно представится, а пока… пока можно играть по правилам нильфгаардца, изучать его, хорошо проводить время и совершенно не напрягаться.
- О физическом я с тобой уже говорила. Это не забота о твоих связях, нильфгаардец, это предупреждение о том, что может случиться. Насколько я себя помню в этот период и много лет после первого обращения, ты все еще будешь желать сохранить свою человечность любыми средствами. И вне зависимости от этого желания ты будешь делать страшные вещи. Даже хуже… получать от этого удовольствие. Это не угроза и не приговор, это обстоятельство, с которым стоит считаться в первую очередь, и которое рано или поздно столкнет тебя с избранного тобой пути. – Вириенна сделала акцент на нужном по ее мнению. – Ты сейчас интересуешься какими-то физическими изменениями, желая думать о духовном в одиночестве. И очень зря, я бы лучше готовилась к тому, что грядет заранее. Ты лживо связываешь секс с духовным, но это не имеет отношения к тому. Я хочу, чтобы ты понял, что не прав в своем стремлении. Страшнее не то, что будет с тобой происходить физически, страшнее будут внутренние изменения. Я лицезрела в своей долгой жизни очень мало волколаков, которые сохранили хотя бы остатки личности. Меня от участи быть только зверем спасли чужие люди, книги, знания, на достижение которых я переносила желания более темные. Я имею в виду то, что своей внутренней стороне тебе придется куда больше времени уделять, чем мучиться от физических изменений.
Оборотень совсем не улыбалась уже. Она ловко перенесла свои ноги, спустив те с кровати и почувствовав как одно из лезвий спрятанных под одеждой ножей, все таки порезало кожу. Несмотря на это, она все таки села, оперев локти о ноги и проведя ладонями по лицу, точно не знала как выстраивать разговор и сейчас соображала что и как нужно изменить. Вириенна после лица запустила руки в волосы, собирая те ладонями в хвост. Для этого пришлось оторвать локти от бедер, но в этот миг волчица уже встала со своего места и подошла ближе к аристократу, чтобы лучше видеть его лицо.
- Это время, что у нас с тобой есть… около двух недель… - Неожиданно перевела она тему, сделав отступление от своей речи. - Нам необходимо потратить на то, чтобы понять друг друга, а в лучшем случае довериться. То есть, совершить почти невозможное в наших обстоятельствах.
И здесь она задумалась еще больше. Ее возможное бегство вместе с желанием сохранить свои тайны, не будет лучшим залогом достижения этой цели.
- Я не собираюсь убегать от тебя. Я не для этого пришла сюда. – Заключила она. – У меня есть мальчик-подмастерье и огромное количество записей в доме, я не думаю, что эти книги и всю оборудованную лабораторию есть смысл перевозить сюда. Да и запах декоктов – не лучшее, что могло произойти с этим местом. Но я могу показать тебе куда идти, чтобы меня найти. Я бы не хотела этого делать, чего таить, но в качестве подтверждения своих намерений чувствую, что должна.
Вириенна уже находилась рядом, взяла бутыль с вином и снова наполнила свой бокал, пригубив оттуда после его наполнения. Теперь стоило немножко попотакать мужчине, неизменно продолжая свои наблюдения.
- А теперь о метаморфозах, коль они представляют для тебя такой интерес. Ты все более перестаешь быть человеком с каждым днем. Лучше слышишь, лучше чуешь… раньше ты на подобное не был способен, не так ли? Тебя многое раздражает, а раны затягиваются быстрее чем обычно. Как там поживает мой укус, мм? Дальше будет хуже. Мое обращение произошло довольно давно и порвали меня куда более жутким образом. Девушка, которой была я, потеряла много крови, а последующий месяц сопровождался горячкой в полубреду, только вот шла она на поправку необыкновенно быстро. Ей становилось то хуже, то лучше, но она уже понимала что происходит, потому что обострилось восприятие и на самом деле, что-то внутри нее знало ответ на все вопросы, просто следовало его послушать. Ей было страшно. Очень страшно, потому что рядом были очень добрые, но, все таки, люди, которые ничего не могли ей рассказать или объяснить. Она скрывала свою сущность и подозрения насчет того, потому что… не знаю, чего было больше в этом решении… инстинктивного или осознанного, которое вело к пониманию, что кметы ее попросту убьют. А жить хотелось. Ты же догадываешься, как необразованные суеверные люди скоры на расправу. Потом появилось больше поводов скрывать это, потому что девушка не только попробовала сырое мясо, которое, поддавшись искушению своего нутра, стащила с кухни. По ночам в той деревне стала пропадать домашняя скотина. Девушка прятала мясо в снегу, оно замерзало там и не портилось, а пропажу люди списывали на лесное зверье. Так продолжалось до самого последнего момента, когда она поняла, что началось. Страх вел ее в чащу, подальше от деревни и людей. Она точно понимала, что это именно тот день и что никто не должен видеть меня. И вот тогда-то, под полной луной в глубине ковирских лесов, началось самое страшное. В муках и страданиях родилось что-то новое, которое уже не было той человеческой девочкой. Это что-то имело память и лицо человеческое, доставшееся ему от той девочки, словно от куколки вылупившейся бабочке, а так же звериный облик. Это что-то было так измучено случившимся с ним кошмаром, что быстро нашло деревню из которой ушло. Нетрудно догадаться, что крики, кровь и паника, привлекли к испуганному чудовищу много людей, а под утро я проснулась замерзшая и совершенно одна среди пустой деревни и трупов. Мне было страшно, я отрицала происходящее и скрывалась. Я старалась цепляться за прошлое, за свою человечность… Хотела быть ближе к людям… Только это все повторялось вне зависимости от моего желания.
Воспоминания заставили волчицу подойти к окну, окинуть взглядом небо и посмотреть на мельтешащих внизу людей.
- Мне нравилось убивать. Я чувствовала силу, власть над жизнями, превосходство. Это опьяняет не хуже вина. Это ставит в наркотическую зависимость со временем. Но будем надеяться, что с тобой нам этого удастся избежать.
Оборотень не смотрела на графа, но готова была слушать. У нее перед глазами мелькали разрозненные события прошлого, окрасившая их кровь и эмоции. Но волну мурашек по коже вызвали вовсе не они, а воспоминание о том сакральном и таинственном перерождении в глубине леса, в полном одиночестве. Это было трудным испытанием. Насколько трудным, болезненным и кошмарным пока что волчица предпочла умолчать. Рассказывать об этом было невозможно, словно юной девочке говорить о свершившемся над ней изнасиловании. Примерно такой же ступор и внутренний ужас охватывали в этих воспоминаниях.