Зима лютовала уже больше двух недель. Сильные морозы никак не хотели отпускать из  своих  цепких лап темерские леса. Томас, искавший в безлюдном регионе уединения и покоя был вынужден снова жаться к человеческому жилью. Прокормить себя зимой в лесу -  задача почти невозможная для человека, не имеющего при себе даже ножа. Травяная циновка и подъеденный молью старый шерстяной половик давно уже не спасали от холода. Но его Томас боялся меньше, чем голода. Волчья кровь согревала его, поддерживала жизнь в тощем теле. И эта же волчья кровь гнала его вперед по высоким сугробам.
Запах дыма и он почуял издалека. Одинокий хутор с его  немногочисленными обитателями открылся взору волколака как раз тогда, когда силы, кажется, решили его  покинуть. Шатающийся,  с обледеневшими волосами Томас уцепился за ограду и тут же свалился в снег, привлекая внимание хозяина.
В себя молодой человек пришел скоро, едва только почуяв тепло. Его забрали в дом. В  теплый дом. Признаться, это были просто сени, но продрогшему человеку даже это  сомнительное укрытие показалось раем на  земле.
- Живой! -  охнул от неожиданности и облегчения хозяин,  пыжившийся рядом от натуги. Он был пухл и упитан, хорошо одет и пах соломой и свининой. Томас едва сдержал инстинктивный позыв сглотнуть слюну.
- Какими чертями вас носит в такое время по лесу?! – ворчания добавилось в голосе, а сладко пахнущая туша отдалилась – это  хозяин  хутора осмелел и решил показать нрав. – Никак ограбили тебя? Тут тракт не так чтобы и очень далеко... Ну что  молчишь? Давно  по лесу ходишь?
Томасу не пришлось даже придумывать себе правдоподобную историю. Он просто  кивнул и обмяк, чувствуя, как от тепла у него  все тело прошивает иглами. Шумно  «запел» живот словно  в подтверждение догадки хуторянина.
- Так разбойники или эльфы? – продолжал  интересоваться мужчина. – Ну ясное дело -  разбойники. Эльфы-то в живых не оставляют, это каждый знает! От, падлы...

Томаса накормили и определили в помощь, присматривать за скотиной. Впрочем,  данное решение Томас благоразумно нашел  неудачным, зная, как нему отнесется местый зверинец. Он попросил  себе работу потяжелее. Хозяин еще смерил его недоверчивым взглядом, словно  прикидывая, сколько силы наскребется в этой «жердине», но  согласился даже охотнее. Один из работников, наклонился к Томасу чтобы шепнуть, что  скряга никому не доверяет своих поросей без проверки. Тогда волколак не придал знания этим словам.
Как и положено, Томас принялся за работу, прямо там же, где попросил себе ночлега -  в старом амбаре на окраине хутора. Тут не было живности и его запах мог быть надежно  спрятан ото всех.
Даже холодных ночей Томас перестал опасаться, ведь стоило ему прибыть на свою случайную стоянку, он, словно синица на хвосте, принес оттепель. За несколько дней снег, в котором Томас готовился сгинуть стал едва закрывать щиколотку, а местами и вовсе сошел, открывая небу бурую вялую траву. Хозяин даже решился выгулять своё сокровище. Томас наблюдал за странным шествием от своего амбара.
Впереди всех выступал гордый владелец, сам словно живое воплощение предметов своей гордости. За хозяином лениво и степенно вышагивали три пегих хряка. Словно столичное парадное шествие проходило на подворье. Хряки были круглые, жирные, мохнатые. Пахли вкусно.

Томас следовало бы удалиться раньше до того, как луна начнет полнеть. Но на нагретом месте так хотелось остаться хотя бы минутой дольше...  Томас осознал себя тогда, когда уже волочил по талому снегу половину свиной туши. Туша была свежая, еще горячая, а живот приятно оттягивал недавний обед. Испугавшись, Томас бросил хряка на тропе и вернулся к своему амбару, чтобы смыть кровь и одеться. С чуткостью зайца он прислушивался к поднявшемуся на  хуторе ору. Громче всех горевал, конечно, хозяин, но... Томаса больше волновало, не поохотился ли он  еще и на человечину.

Утром он как и было заведено явился завтракать, и наслушался разных догадок о  том,  кто  унес хозяйского порося. Все они упирались в дикого зверя, но был он то волком, то медведем, то лешим,  то и вовсе неизвестным людям чудовищем. Томас старательно в беседы о ночном происшествии не лез и поскорее убрался в лес за хворостом.

Томас старательно пытался обходить стороной то место, где оставил свою ночную  добычу. Тропа проходила не так далеко от этой  стороны хутора, но по ней, видать,  ходили редко, да и не в это время года. Весь день молодой волколак думал о  том,  что  нужно бежать с хутора и весь день осаждал себя, убеждая себя, что такое внезапное бегство наверняка навлечет на него подозрения. А там уж и до мести недалеко. Сколько  верст от успеет сделать до того, как на него спустят собак? И сколько преследователей останется в живых, когда его, наконец, настигнут? В темных и дурных мыслях Томас прослонялся по хутору до самого  вечера.
Работа была сделана,  а живот полон наваристой каши. Возможно, это  редкое чувство сытости и уговорило его остаться еще на одну ночь, а завтра с восходом солнца он по  совести простится со старостой и пойдет дальше, благо погода позволяет. Убаюкав себя своим планом, Томас немного повеселел. Он даже решил с комфортом провести в тепле последнюю ночь. В большом пузатом котле от принес от конюшен раскаленных камней, чтобы хоть немного прогреть старый амбар. Пара пригоршен снега с шипением тут же испарилась на горячих камнях, а его  временное жилище тут же наполнилось горячим паром, словно в бане. Томас приспособил одну старую лошадиную попону как подстилку, а второй решил укрываться, грея бок о горячий чугун.
Но благополучно улечься спать ему не удалось. Тихие шаги он заслышал издалека. Звериное чутье тут же взбудоражило молодого человека. В почти полной темноте зимнего вечера он видел вполне сносно, чтобы первым заметить свою неожиданную гостью. Ничего опасного с виду, просто девчонка. Но... Что-то  беспокоило зверя внутри человека. Томас усиленно вглядывался за плечо незваной гостьи, словно там был кто-то еще, незримый, но определенно существующий. Зрение, правда, никакого подтверждения наваждению не дало. Тяжелая пауза затягивалась.
- Здесь, - хриплый голос из  тишины был даже немного пугающим, по крайней мере так вполне может показаться девице с палкой наперевес. - Погоди,  я зажгу свечу.
Несколько секунд следующих за этим Томас продолжал разглядывать девушку, лишь укрепляясь в смутных и нечетких подозрениях. Огарок свечи, выданный ему там же на  конюшне, вскоре запылал, освещая Томаса и еще клочок темного нутра амбара. Два темных глаза из-под отросшей челки глядели настороженно, но оно и понятно - Томас не  ждал гостей. Незнакомка была не местной -  это Томас подметил наверняка.
- Ты кто? Дверь прикрой. Ты зачем ко мне? - огарок в плошке перекочевал на пол. Томас, хоть и ощущал тревогу, но старался вести себя спокойно. Тощая фигура снова закуталась в попону. Предыдущие ночи он проводил  один и это было верно. Если бы вчера кто-то устроился на ночлег здесь — поросенок Войцеха мог бы остаться в целости ценой другой жизни. Позитивный настрой, так нелегко давшийся волколаку, сняло как рукой. Прощальная ночь из уютной  становилась опасной.

Отредактировано Томас (2017-07-31 22:14:30)

Проводить? Томас не верил своим ушах. Вот уж чего-чего, а такого предложения ему не поступало уже давно. Последний год дался ему тяжело, и такая обычная, казалось бы, просьба, чудилась молодому человеку чем-то совсем позабытым из далекого прошлого, когда он не был еще проклят. Смешанный комок чувств подступил к горлу.
Хотел ли он отказать? Пожалуй, отказ был первой реакцией зверя, бравшего вверх над  человеком в минуту опасности. Но, на счастье, Томас еще сохранял и человеческий разум, твердящий ему, что этим самым он может выдать себя, показаться странным, вызвать больше вопросов. Виноватому везде чудятся упреки. И Томаса холодком по спине  продрала мысль, что девчонка здесь совсем не случайно. Молодой человек судорожно потер ладонями лицо, словно борясь с дремотой, которой не было и в помине. Возможно, его одичалость в последние месяцы играет с ним злую шутку и оторопелое выражение его  лица говорит девице больше, чем следует.
Девица запросто присела рядом с ним и Томас едва удержался от того, чтобы не отшатнуться от незнакомки. Девушка совсем его не страшилась, хотя на то были все  причины. Впрочем, о них было известно одному только Томасу, до боли прикусившего себе щеку изнутри, чтобы не выглядеть дерганным дикарем. Вместо ответа Томас сперва неопределенно выдохнул. Или вдохнул. Издал некий звук, который иначе как удивлением назвать было нельзя.
- Если хочешь, я  могу. Да, - копошиться в сумраке было удобнее, чем смотреть на девушку напрямую. Томас вылез из-под попоны и аккуратно обложил ею свой импровизированный очаг. Покрывало как следует нагреется к моменту его возвращения.
- Спасибо. Войцех не велит устраивать здесь очаг. Хотя не уверен, что отсыревший амбар когда-либо будет использоваться по назначению. Тут даже крысы не селятся. А тепла хватит до утра, если конечно ты  привыкла вставать с первыми петухами.
Томас поднялся на ноги, но ростом оказался ничуть не крупнее девицы. Он сутулился и в худой одежонке казался совсем жалким. Вопросительный взгляд сигнализировал о том, что он хотел бы и обратиться, но неожиданная гостья так и не представилась.
- Ты с палкой пойдешь? Зачем она тебе?
Взгляд Томаса так и норовил украдкой переметнуться за спину девушки, где в свете свечи будто маячило нечто,  чего Томас никак не мог разглядеть. Внутреннее напряжение, вызванное появлением вечерней гостьи ,должно быть прорывалось наружу. Томас нервничал потому что не мог разобраться в том, что же так его тревожит, а девушка, кажется перенимала его беспокойство.
- Только едва ли по хутору ходит кто чужой, собаки бы не пропустили.
Томасу было неловко играть в провожатого. Ситуация казалась странной и от того волнующей. Вечерний холод заставил нахохлиться — к ночи действительно стало подмораживать. Молодой человек повел носом, с облегчением отмечая, что ветер почти стих, а редкие слабые порывы несут ему запах конского навоза и шерсти. Значит, его запах не потревожит животных. Удача всё же решила улыбнуться ему. Наконец-то. 
Недолгий путь Томас предпочел провести в молчании. Он просто не привык говорить больше, чем требовали от него редкие знакомцы. Он только нервно теребил  рукава и покорно «провожал» девушку, как она и велела. Наверное, надеялся послушанием выиграть  себе свободу от  расспросов. Не доходя конюшни Томас остановился.
- Я тут подожду. Мне... нужно по нужде, а ты возвращайся. Я буду ждать.
Конечно, он не сунет носа на конюшню. Стоит ему там показаться и вся скотина взбесится, поди сыщи оправдание...

Странное занятие он  выбрал себе этим вечером. Хотя ничто и не мешало Томасу отказать в просьбе, он стоял и ждал на морозе, озираясь в сумраке ночи, потерянный и бестолковый. Путь до  конюшни был недолгим, девица и сама бы управилась, это как  пить дать. Но ведь позвала она его для чего-то? Не иначе как подозревает что, или вынюхивает. Томас всё больше убеждался, что его нежданная соседка с ним не просто  так разговоры заводит. Ну легла бы сбоку, да спала бы молча. Не в первой было  волколаку делить жилище со случайными попутчиками, но ни один прежде не проявлял к нему интереса. Наутро пути ночлежников расходились, так к чему нагружать себя излишней информацией?  Батраки часто были слишком усталыми, чтобы совать любопытный нос куда-либо кроме плошки с похлебкой. А эта... сразу свиней вспомнила. Нет, нет, это уж к гадалке не ходи,  вынюхивает что-то...
Томас сошел с дороги, попинывая грязные комья снега, лежавшего местами. Занятие нехитрое, но для задумчивости самое нужное. Только долго разводить мысленные беседы с самим собой не вышло. Острый запах чего-то незнакомого, но опасного, словно перцем ударил в ноздри. Томас не был сильно сведущ в этом деле, но четко почувствовал, как на  затылке его поднимаются волоски, а сердце ускоряет свой бег. Запах опасности он уже  чуял и прежде. Правда не такой затхлый и... голый. Прежде опасность пахла хмелем и дурным кислым хлебом. Подпившие гуляки частенько совали носы куда не следует. Или же это Томас брал за привычку ночевать возле кабаков. Но человеческие кулаки да злоба не шли в сравнение с этой угрозой.
Встрепенувшийся зверь навострил уши, а Томас встал как вкопанный, угадывая движение возле свинарника. Опасность сегодня подкрадывалась ни к нему. И на там спасибо.
Парнишка слегка вздрогнул, когда к нему обратились. И так и остался хватать ртом воздух, когда Фиона, смелее перепившего солдата двинулась к опасной твари. Томас запоздало хватанул пятерней морозный воздух. Ну кто он такой чтобы удерживать безумную девицу? Кто она  ему? И... откуда знает где искать в этой темноте?  Соображать пришлось быстро и именно  этим Томас объяснил собственный опрометчивый шаг. Он ринулся за безрассудной девицей следом.
- Стой, погоди! -  Томас кричал шепотом, хотя проку в маскировке не было. Поросячий визг перекрыл всё. Застыв рядом с девушкой, волколак обалдел ничуть не меньше, чем Фиона.
Вот бы и был неплохой момент, чтобы избавиться от сующий свой нос в чужую жизнь  девчонки. Нужно только подтолкнуть её вперед, ближе к ощерившей твари. Так бы стоило думать волколаку, но Томас начал теснить Фиону за себя. Довольно  сомнительный щит выйдет из тощего парнишки, но факт уже налицо, а выворотка, бросив свою добычу подобралась, обмахиваясь длинным хвостом как хлыстом, готовясь к атаке.
На поросячий визг сейчас сбежится половина хутора. Мысль вполне очевидная, но какая-то слишком медленная. Им бы только выстоять пару минут, а дальше... Даже монстры не выносят толпы с факелами и вилами. Томас оскалился, словно этот жест мог напугать ползучую тварь. Наивно,  но это всего лишь инстинкт.
Выворотка нападать тоже не спешила, шипение и яростные хлесткие удары по худым чешуйчатым бокам не имели особенно смертельных последствий для молодых людей. Так бы они и стояли наверно до утра, если бы шум голосов и огни не вынудили оголодавшее животное наплевать на территориальные игры. Выворотка напоследок огласила окрестности своим ревом-скрежетом и с голодным остервенением отхватила от порося добрую треть. Унести остальное было бы тяжелее. Кровавый след потянулся по талому снегу, а сама драконида быстро скрылась с глаз долой.
Томас медленно  осел на мокрый снег. От запаха крови его мутило, но не в дурном  смысле. Кровь будоражила зверя, а пережитый мгновением ранее стресс давал  лишний повод поддаться зову проклятия. Парнишка старался выровнять дыхание, ведь обернуться сейчас означало бы верную смерть для доброго десятка человек.
- Какого ж лешего?! - Войцех чавкал по жидкой грязи в одном исподнем, с пылающей головней в одной руке и топором в другой. Пятерка мужиков покрепче  за его спиной гудели басом в тон старосте, оглядывая разорванную тушу и двух  чужаков, с бледными лицами восседающих возле.
- Батюш... -  Войцех не закончил едва только начатую фразу и тут же разразился отборной руганью. - Кто?! Кто это сделал?!
Томас невольно отпрянул, когда ему лицо чуть не опалил огонь. Староста был в ярости. Он развернулся резко и едва ли проткнул смолистым куском пылающей пакли Фиону. - А ты? Так вот твоя благодарность за доброту?! Разбойники!

Отредактировано Томас (2017-10-01 22:03:34)

Что оставалось делать Томасу, пока его практически волокли до места «заключения»? Ноги его почти не слушали, да и голова была занята совсем другим. Ему бы не  перекинуться вот прямо здесь и сейчас от запаха свежей крови и страха, замешанного с животным инстинктом догнать и разорвать выворотку. Для чего? Просто потому что волк хочет размять кости. Растущая луна брала свое, и Томасу нелегко было справиться со  своей второй, злобной натурой. Он крепко сжимал кулаки, стискивал зубы и, едва только  за ними захлопнулись на тяжелый засов амбарные двери, поспешил забиться в дальний и темный угол старого сарая.
Огарок свечки еще горел, но его не хватит надолго. И хорошо, потому что даже в полумраке Томас видел, что его ногти на фоне бледной кожи чернеют словно потухшие угли. Парнишка поджал пальцы поспешно, а после и совсем спрятал кулаки в подмышки,  весь собрался в комок, словно такая поза поможет ему собраться с духом и силами. Наивно. Но он старался изо всех сил, ведь заперли его не в одиночестве.
Слова старосты его не пугали. Только безумец решиться казнить волколака. Томас не даст себя в обиду, и в этом будет его главная вина. Он обернется, стоит только запахнуть жаренным, а поплатятся за всё простые хуторяне. Ситуация для противного жестокая. Разве стоит туша порося таких жертв?
В сумраке амбара, однако, помимо холода и сырости Томас отыскал для себя еще и покой.  Скомочившись, он сумел совладать с собой и на первых порах это было уже большим прорывом. Это означало, что его нечаянная товарка останется живой в замкнутом пространстве. Уже легче. Голова заработала яснее, предлагая Томасу возможные варианты дальнейших действий. Оставаться на хуторе нельзя. Нужно бежать и бежать сегодня же ночью. Лошадь ему не нужна, а пробиться через подгнившие доски не составит труда. К тому же, если он сбежит, все подозрения падут на него. Значит, Фиона останется оправданной. Ну, по крайней мере, он бы хотел на это надеяться.
Голос девушки, окрикнувшей его раздраженно, заставил Томаса вздрогнуть и вернуть свое внимание Фионе. Он не произносил ни слова, но черт его знает, что не  примерещится. Он был настолько погружен в поиски самоконтроля, что вполне мог начать бормотать что-то несвязное.
- Ч-что выкладывать? - язык сперва отказался служить парнишке, и слова вываливались из него неуклюжими комьями. - Что ты имеешь в виду? На  подмерзшей земле не остается следов. Никто не поверит в страшное чудище... Ты... на меня всё вали, так оно вернее будет.
Томас украдкой проверил свои руки, они вернулись в норму. Он с облегчением вздохнул и поднялся с места. Собирать вещи ему было не нужно за неимением таковых. Он только сграбастал старую лошадиную попону, служившую ему одеялом.
- Задняя стена тут хорошенько прогнила и, если поможешь мне немного, то проковырять дыру подходящего размера получится быстро. А старосте ты скажи, что я признался во всем и... сбежал. А до утра я далеко уже уйду, не сыщут. Зато от тебя отстанут. Это верно. Ты-то ни в чем не  виновата, а люди.. они всегда ищут на кого сорваться.
В попоне Томас казался больше и неповоротливее, но голос его звучал поувереней, чем прежде. Его план казался ему вполне логичным и более того, разумным,  полезным всем и практически безопасным, ведь таким образом он не только оправдает девицу, но и себя, проклятого, удалит от человеческого жилья подальше. Выворотка, конечно, вернется за иной скотиной, но то уже не его беда. Томас поджал губы, вдруг осознав, что такую зверюгу сложновато заманить к человеческому жилищу по своей воле. Возможно, это он косвенно виноват в том, что бросил в лесу сладкое мясо первого порося. Тварь, видать, распробовала мягкое мясо и явилась за добавкой. Осознание вины заставило Томаса замолчать, а уверенность сменилась кислой гримасой. Все-таки, ему следовало сбежать еще в первую ночь.
- Поможешь?
Но дождаться ответа Томас не успел. Слух его уловил приближающиеся шаги. Это кто-то из мужиков вернулся под двери амбара, тихо крякнул и, видать, уселся в караул. Томас сделал несколько осторожных па в сторону двери, чутко принюхиваясь в надежде услышать пивной дух, но караульщик был трезв как стеклышко и более того, почти бодр, ведь притащил с собой хороший кусок ароматного окорока, чтобы скоротать морозное время. Шансы на идеальный побег  вдруг резко сошли на нет, и волколак почти воткнулся головой в ледяное бревно перекрытия, тихо чертыхнулся и так и остался стоять  судорожно соображая, как быть теперь. Напасть на неповинного человека? Силой пробиться на волю? Но где гарантии, что удастся сделать это аккуратно?
С тихим вздохом Томас снова уселся на холодный пол. Главное — не поддаваться отчаянию. Его план не сработает. Может придется действительно уцепиться за план девчонки?
- Следят... - выдохнул волколак, но Фиона, должно быть, и сама слышала, что за стенами амбара кто-то ошивается и с аппетитом уминает мясо. - Выворотка явится снова. Слишком легкой была добыча. Тощие зайцы зимой даже близко не идут в сравнение с жирной поросятинкой. А она распробовала новую добычу.
Томас говорил тихо и звучал как-то совсем обреченно. Для него такое поведение зверя было вполне обоснованным. Волколак не был особенно сведущ в повадках драконид. Сказать честнее,  такая тварь встретилась ему впервые, но удивляться чудному творению было уже ни к месту. Он сам лично представлял класс монстров, так чего пугаться лютого зверя? Наоборот, Томас скорее ассоциировал  себя с опасной зверюгой. И понимал, как она  поведет себя дальше.
- Ящерицы не просыпаются зимой, больно холодно для них. Оттепель должно быть выгнала её из убежища. А теперь ей голодно. Будет бродить тут до весны, как медведь-шатун. Передавит всю скотину, а если она кончится — возьмется за людей. Голод такая штука...
О, кому как не ему знать, о чем идет речь. Парнишка нахохлился, смиряясь наконец с тем, что утра ждать придется им вместе.
- Может, если уговорить старосту подкараулить её следующей ночью... Так ведь  не даст он порося последнего угробить.

Сон не шел Томасу всю ночь, хотя отдохнуть от полных событиями вечера и ночи было бы совсем не лишним. Молодой человек тщательно делал вид, что спит, но голова его  была  занята мыслями о  грядущем и опасном. Какой уж тут сон. Его немного  попустило лишь только утром, когда решением старосты ему  и Фионе позволили заняться «охотой». Не совсем понимая, как достаточно узколобый мужик решился дать им еще один шанс, Томас, однако, не проронил  и слова, считая, что судьбу за усы тягать не следует. Особенно, если эта судьба в кои-то веки повернулась лицом.
На грубоватые угрозы своих провожатых Томас, понятное дело, тоже не реагировал. Хотя подумывал о побеге добрую половину своей бессонной ночи. Может быть, он и подался бы во все тяжкие прямо сейчас, ведь блуждания по стране были ему знакомы и понятны. Но его держала на месте его нечаянная знакомая. Не бросать же её с двумя кметами посреди сомнительного задания. Ей-то, наверняка, есть что терять.
Поэтому Томас плелся вперед, принюхиваясь украдкой к пестрым запахам леса. Собачье чутье позволяло ему понимать больше, чем самый заядлый охотник. Даже на промерзшей земле оставались крупицы запаха.  Будь он один, то наверняка даже припал бы носом ниже к земле, чтобы студеный ветер не уносил тонких ароматов. Но при свидетелях стоило вести себя как человек. Поэтому Томас то и дело останавливался, скреб кору деревьев и озирался.
- Я в порядке, - голос его звучал хрипло и тихо, так как это были его первые слова за сегодняшнее утро. Парнишка кивнул Фионе, не то выражая благодарность за её участие, не  то просто подтверждая свои слова. Его немного смущало внимание девушки.
- Верно, с тропы нужно уходить, тут только зайцы и бегают. Гляди, гороху сколько, - Томас кивнул и протянул красную от мороза ладонь, указывая девушке и мужикам на заячий помет в дубовых рытвинах на промерзшей земле. Слева от дороги здесь поднимался пригорок.
- В низинах зимой особенно студено. Если выворотку выманило солнце -  гнездо её должно быть на холме с южной стороны. Там оно теплее в любой день, - Томас первым ступил с дороги и принялся подниматься по круче. За ней оказался овражек, а за ним еще один. Лес, насколько было видать вперед, становился реже и ниже, словно где-то вот-вот должна была начаться топь.
- Да никак в болота завести нас хочешь? - пробухтел Гавел и бросил косой взгляд на Колека. Тот в свою очередь только смачно шмыгнул краснеющим носом и поудобнее перебросил на плече свою ношу.
- Ага, к ведьме-бабке, никак отправляешь?
- Да сгинула бабка уже почитай как третий год. Избушка токмо осталась.
- А ты никак и на поминки ходил, да с чертом пиво пил?
- Ходил, не ходил... а мужики говорили, что померла бабка давно. Изба пустая  стоит. Недалече как летом искали Иваску, за ягодой заблудила в этих местах. Заброшена избушка давно, говорят, окна-двери настежь.
- Тогда чего боишься? - Колек прищурился. - Коль всё одно померла ведьма-то.
- Да не боюсь вовсе. Места там глухие, да морочные. Девчата блудят почитай кажный год.
- Так и ты, штоль, девкам чета?
Гавел осерчал немного. Томас не смотрел на хуторян, да и перебранку их слушал в полуха, виляя и петляя между лысого кустарника. Тем неожиданней для него стала звонкая оплеуха, отдавшаяся эхом на всю округу.
- А ну не болтай, а то я тебе, знаешь ведь... - перепалка продолжалась, хотя реакции на физическое воздействия так и не последовало. Колек, видать, уцепился за  любимую тему и подтрунивать над товарищем не прекращал. Так за  разговорами они зашли довольно далеко на промерзшие болота.
- Хорошо, что лед встал. Летом не пройти тут так прямо, - Гавел указал рукой вперед на возвышенность среди редких сосенок. - Вон бабкин домишко-то, с покосившейся крышей.
Впереди Томас и правда приметил худое жилье. Крохотная избушка, наполовину вырытая в земле, давненько нуждалась в мужской руке, а после смерти старой ведуньи и вовсе стала больше походить на останки какого-то зверя - солома на крыше провалилась, обнажая ребра-перекладины крыши, да и половина из них уже прогнулась да сгнила. Но Томаса больше привлек даже не сам дом, а то что находилось за ним. Пригорок венчало огромное по меркам болота лиственное дерево. Голое сейчас, но волколак угадал в нем старый дуб по узловыми и кривым ветвям. Дуб выглядел зловещим, словно простирающим  когтистые лапы-ветки к путникам. Ощущение усиливала и стая нахохлившихся ворон, облепившая вершину.
- Дурное тут место... - пробормотал снова Гавел. И его друг впервые за весь путь не стал комментировать.
Здесь Томас вдруг снова уловил запах выворотки и от него волосы зашевелились на затылке. Он бросил осторожный взгляд на Фиону, словно пытался сказать ей что-то, о чем ей стоит знать. Внезапно, вся эта идея с попытками изловить зверюгу стала отдавать настоящим сумасшествием. Ну право, какие бойцы из крестьян? Справиться с драконидой они не смогут, но может хоть унесут весть старосте. И то хлеб. Две пары глаз, видавших чудище, помогут Томасу и Фионе избежать наказания.
- Надо разведать, чего это воронье собралось, не просто так же сидят на болоте, - Томас слегка приподнял голову, принюхиваясь. Его носу уже был доступен смрадный дух падали и старых костей. Но своими данными он делиться не  спешил. Вся компания и без того обнаружит всё в свое время.
Логово выворотки, скорее всего, прячется под корнями старого дерева. Место тут высокое, нетопкое. Солнце освещает его весь день. Разве худое местечко для глубокой норы?
Черт его знает, чем промышляла эта ведьма, но костей под дубом было до того много, что ступить было некуда. Гавел первым остановился. Колек тоже встал, а мешок с поросем тяжело шлепнулся наземь.
- Тьфу, нечистая... -  начал был один, как другой уже продолжал: - Бабка-то может и мертвая, да дух черный все еще тут. Гляди, свежие...
Колек подпнул носком сапога розовую кость с раздвоенным копытцем. Его товарищ фыркнул и побледнел немного, ступая обратно на шаг.
- Не пойду я дальше. Не было уговору погибать.

Отредактировано Томас (2017-11-25 12:17:05)

События вдруг закружились так быстро, что впору было думать, что всё это — дурной сон. Минуту назад деревенское мужичье бранилось на пустом, а сейчас из тех же глоток  вырывались вопли боли и страха. Шедший впереди других Гавел принял на себя первую атаку. Томас успел только вздрогнуть, когда на лицо ему плетью легла струя горячей крови — выворотка, извернувшись всем телом, наживую отхватила у бедолаги плечо вместе с рукой. Гавел возопил не своим голосом и повалился наземь, но мучился к его же счастью недолго. Зверюга быстро бросила кусок и стремительно наползла на источник крика. Острые зубы впились в горло мужика, а крючковатые когти на крылах заработали не хуже мясных крюков на бойне.
Томас на несколько мгновений остолбенел, но то был не столько испуг или удивление -  запах виверны он учуял первым — то был первый шок от ударившего в нос запаха крови. Да что там запаха! Гавел был мужиком дородным и полнокровным, поэтому месиво, в которое превращала его озлобленная выворотка, щедро заливало старые кости. Томас с усилием сделал вдох через рот, и на губы его тот час же попали соленые капли.
- Дурное тут место... - отчего-то из всего сказанного Гавелом в этот день волколаку запомнилось только это. Словно ударенный по голове, Томас сделал шаг назад. Сбежать от виверны — идея наивная и заранее обреченная на провал. Томас сделал это шаг не по тому, что собирался бежать. Его мутило от запаха крови, человеческой,  и он лучше всех понимал, что его выдержки в таких условиях не хватит. Одни из кметов уже смылся — Томас даже не слышал уже хруста подмерзшего мха под сапогами Колека. Рев зверя, пирующего под дубом перекрывал все, даже гомон стаи ворон, сорвавшейся с ветвей ровно в тот момент, когда выворотка напала на незванного гостя. Черная стая кружила над деревом, даже не думая разлетаться. Томас поднял измазанное кровью лицо к небу. Теперь стало ясно, что держит падальщиков на месте.
- Уходи, - Томас говорил с болезненной хрипотцой и не глядя подтолкнул Фиону за своей спиной еще дальше. - К избушке. Запри дверь. Сиди тихо. Живо, иди!
Он взглянул на нее только на миг. Бледная, как и он сам, девушка хватала ртом воздух и перемещаться так скоро, как было нужно, не могла. Томас зажмурился от проходящей волной по хребтине боли — боли знакомой и понятной. У него совсем не много времени до тех пор, пока ему станет все равно, кого терзать в клочья, виверну или молодую девицу. Он подхватил с земли мешок с останками порося, и так легко и прицельно швырнул в дракониду увесистый кусок туши, словно она ничего и не весила. Выворотка как раз развернулась, бросив на земле свою первую добычу.
В два шага, волколак подскочил к девушке, схватил её и с неимоверной для такого тощего парнишки потащил её к единственному укрытию.
- Запри дверь, - едва только Фиона исчезла в студеной темноте дверного проема, Томас захлопнул за ней просевшую тяжелую дверь, практически слетевшую с петель и намертво запечатавшую вход. И только после этого позволил себе болезненную потугу. Ну чего он ожидал? Что они найдут дракониду, праздно поглядят на это диво и испуганные кметы подтвердят старосте их с Фионой версию происходящего? Такой исход был бы идеальным, если бы зверь, которого они искали, не жаждал крови. Но идеальные планы всегда оборачиваются самым дурным финалом. Бежать уже некогда. Колек избрал самую верную тактику из  всех них — он унес ноги, пока зверь был занят делом, а теперь с беспомощной девицей у Томаса не остается иного выбора как принять бой. Меньше всего он боялся за свою жизнь, слишком уж часто его тайное второе я выручало его. Он боялся лишь того, что после дракониды придет очередь Фионы, ведь его морок никогда не оканчивается хорошо. Но... дверь заперта, окна высоки, а ветер тянет в его сторону со стороны холма, где выворотка уже бросилась в погоню.
Он припал на колени, еле сдерживая животное рычание. Обращение болезненно каждый раз, но чем скорее оно происходит, тем хуже. Искаженное гримасой боли лицо быстро теряло человеческие черты, худая одежда расползалась полосами под растущими боками с пегой шерстью. Выворотка, уже почти добравшаяся до Томаса остановилась и зашипела, сбитая с толку поведением жертвы, забила по мерзлой земле ядовитым хвостом. Как и тогда, при первой встрече, она ощерилась. Жертва больше не походила на беспомощное мясо.
Злой и яростный рев огласил окрестности, сигнализируя о том, что трансформация окончена. Тощий мальчишка Томас пропал, появился свирепый зверь, жаждущий только крови и боли. Стремительный скачок на рептилию и оба зверя покатились по земле. Крылья, когти, когти, клыки, снова крылья. Ком из двух туш гулко ударился о земляную стену избушки и распался. Волколак быстро облизывал окровавленные клыки, ему удалось переломить челюстями одно из крыльев. Драконида же как следует изжевала ему плечо и шею. Второй бросок был точнее. Потерявшая одну опорную лапу, выворотка просто не успела принять удар. Оглушающий удар лапой по узкой голове заставил виверну завизжать. Хромая и припадая на поврежденную  конечность, она поспешила к своему укрытию на  брюхе, словно змея. Волколак настиг её снова у самого входа в нору.
Большой волк подмял её под собой, игнорируя острые шипы прошивающие толстую кожу на брюхе. Мертвая хватка за горло, удушающая и смертельная, завершила исход битвы. Хрустнули крепкие кости и выворотка обмякла под  победителем, распластав на земле израненные крылья.

Отредактировано Томас (2018-01-25 23:46:25)

Зверь терзал поверженного врага до тех пор, пока острая морда дракониды не отделилась от её тела полностью. Только тогда, когда утихли и последние судороги тела рептилии, волколак наконец оставил её. Взбудораженный схваткой и перемазанный кровью, своей и чужой,  страшный зверь не желал успокаиваться. Словно дорвавшийся до сражения старый вояка, волколак принялся бросаться из стороны в сторону, выискивая, вызывая на бой иных соперников, посильнее. Но жидкий лесок отвечал его реву тишиной и постепенно утихающим вороньим гомоном. Разочарованный и от того раздраженный, монстр вдруг словно вспомнил что-то и потрусил к хижине. Возле двери он припал носом к земле, обнюхивая лохмотья одежды, оставшейся там, затем сунул морду в щель между входом и прогнившей стеной, заскреб когтистыми лапами по сопревшему дереву, стружкой снимая блеклый, выгоревший на солнце верхний слой. Однако ветхая на  вид дверь не поддалась, и большой зверь шумно фыркнул, решая сменить тактику. Запах, исходивший из домишки не был особенно аппетитным, но какая-то мысль в голове зверя желала пробраться туда, чтобы удостовериться. Волколак вытянулся в рост, опираясь лапами на пустое оконце, снова потянул носом воздух, различая гнилостный дух старых костей и чего-то еще, любопытного, но вместе с тем бестелесного. Задние лапы заскребли по мерзлой земле, подталкивая тяжелое пегое тело вверх, и через несколько секунд, большой волк должно быть целиком забрался бы в хижину, если бы не стая воронья, по старинной привычке не начала пикировать под дерево, где Томас накрыл для них богатый стол. Переругиваясь на птичьем, падальщики принялись отщипывать куски его добычи. Одна лишь эта наглость заставила волколака вдруг отступить. В несколько широких  скачков, зверь вернулся к дереву, щелкая челюстями на в панике вставших на крыло черных птиц.  Как дворовый пес он принялся танцевать вокруг ствола, облаивая недосягаемых воришек, и драть когтями вековую кору. А затем, отведя душу, принялся набивать живот, из жадности не желая делиться.
Сперва он отхватил приличный кусок от выворотки, но её мясо, показалось ему горьким. Мягкое мясо человека, превращенного в месиво,  оказалось куда привлекательнее. Зверь глотал кусок за куском, попутно рыча, словно желая дать понять всем в округе, что добычей он делиться не собирается. Пиршество продолжалось довольно долго. Волколак давно уже пресытился, когда его вниманию предстал кусок свинины, завернутый в  мешковину. Вытянувшись на животе, он потратил несколько минут, чтобы расправиться с оберткой, скорее играя с необычной вещицей, а затем и вовсе принялся праздно валяться на пригорке.
Сытый живот убаюкивал, а отсутствие опасности лишь способствовало игривому  настроению. Волколак занялся собой. И хотя морда его всё еще была вымазана в крови, он хорошенько обработал языком свое плечо и даже бока, исколотые шипастым хвостом виверны. Раны были смешными и не требовали особенного внимания, однако горечь, остающаяся на языке немного беспокоила зверя.
Ничто не лечит лучше, чем сон — это известная истина. Она ведома и животным. Томас уложил лохматую голову на лапы и постепенно провалился в сон, липковатый и тяжелый, но всё же сон. Сперва он еще порыкивал и дергал ушами на робкие попытки птиц снова взяться за своё, а затем махнул рукой и на них. Оставаться на открытом месте, должно быть, не было лучшей идеей, но зверь ощущал здесь себя защищенней.
Прошло не более четверти часа, как на пригорке под дубом исчез страшный зверь, но  остался человек. И, не смотря на легкий морозец и полную наготу, лоб его был покрыт испариной.

Пока на проклятой богами полянке разворачивалась битва не на жизнь, а насмерть, один  из давешних следопытов, не помня себя от ужаса, уносил ноги к  родному хутору. Колек бежал так, словно выворотка гналась за ним, да не одна, а с целым выводком. Крепкий организм, выращенный на хорошем мясе и мягком хлебе, позволил мужику проделать долгий путь обратно едва ли в треть времени. Уже только вбежав на подворье, Колек без  сил повалился на подмерзшую землю, изрытую колесами телеги. Чинно расхаживающая по двору стайка рыжих куриц бросилась от него врассыпную.
- Чудище! Чудище! -  Колек не кричал, он сипел, не в состоянии выровнять дыхание. Шапку он потерял где-то по дороге, а лоб его заливал крупный пот. Глаза глядели безумно, а сам кмет уже на четвереньках пополз вперед, к дому. Малая девчонка, плотно укутанная в заячий тулуп и красный шерстяной платок, оставленная матерью сидеть на лавке у стены испуганно взвизгнула, и уже на этот визг из натопленной избушки вышел староста.
- Что такое? -  Войцех недовольно взглянул на трусоватую внучку, уже готовый разразиться привычной тирадой, но вовремя заприметил причину. - Вернулся никак? Почаму один?
- Чудище! -  снова захрипел Колек.
Староста невольно заозирался. Двор, на его счастье, был пуст, если не считать скотины, да птицы с осторожностью поглядывающей на ошалелого Колека. С завидной для пожилого мужика бодростью, Войцех протопал к бегуну и едва ли не волоком потащил его в дом, быстро рассудив, что оставлять смутьяна горланить на  весь хутор нечто несусветное не нужно.
- Сядь, да расскажи по делу, - суровый взгляд должен был призвать Колека повиноваться, но тот только вращал глазами да ерошил волосы. Ничего кроме «чудища» его язык был выдать не в состоянии. Тогда староста достал пузатую бутылку и щедро плеснул из нее в деревянную плошку водки, после чего едва ли не с рук заставил Колека выпить всё до капли. Трясущийся от ужаса и перенапряжения кмет не сопротивлялся, а через несколько минут постепенно даже стих. Градус незамедлительно ударил в его голову и истерия прекратилась, уступая место отупению.
- Нашли чаво? Да говори ж, не молчи, окаянный! - староста однако, наоборот начинал  терять терпение.
Колек кивнул и выдал уже спокойнее:
- Чудище с крылами...
- Да слыхал я про твоё чудище! - вспылил Войцех. - Ты мне по делу давай!
- Гавела зажрало, зубищи что гвозди, во, с палец, - Колек даже продемонстрировал старосте указательный, больше похожий на свиную колбаску.
- А девка, а пацан?
Колек замотал головой и снова яростно заскреб виски. Только тут Войцех приметил как в свете очага у Колека блестит невесть откуда взявшаяся проседь в волосах.
- Сгинули?
Но Колек больше не говорил. Плюнув, староста налил ему еще водки, а сам принялся нервно расхаживать по дому и размышлять. Отпускать мужика домой было неможно, эдак весь хутор на уши встанет, а время уже к сумеркам. Завтра утром, по светлу, надобно будет хотя бы косточки собрать. Гавел-то хороший мужик был, не оставлять же его воронам на съедение. На том и порешил.

Томас словно плыл во сне. Непривычный, густой и липкий морок окутывал его, путал мысли, и без того неповоротливые, превращал из в нечто совершенно нереальное и даже  страшное. Он видел кровавое месиво, страшное и неузнаваемое,  видел, как он сам разгребает руками чужие потроха, копается в трупе, словно там внутри спрятано самое  желанное сокровище. Его мутило, но странным образом его нюх, обостренный проклятием,  в этом липком сне был совсем обычным человеческим и это успокаивало. Томас копался глубже и глубже, пока руки его не наткнулись на твердый объект — он ощупал его прежде, чем поднять выше — в своих руках он держал свою же голову. Мертвую голову, отсеченную, но вдруг открывшую глаза. От испуга он вскрикнул и... проснулся.
Он лежал в доме, хотя назвать его домом можно было лишь с большой натяжкой. Ресницы мальчишки слиплись не то от слез, не то от гноя, поэтому полноценно открыть глаза он  не мог. Через дыры в крыше в дом падали мелкие снежинки, редкие, похожие на крошку — их загонял сюда в кровли ветер. Но холодно не было. Томас пошевелился, чувствуя уже давно позабытую человеческую боль в ребрах. Он лежал на печи, завернутый в ткань, совершенно мокрую от его же собственного пота. За заслонкой мерно гудело — это горели дрова, а бок пусть и слабо, но грело. Томас попытался сесть, но ничего не вышло. Волколаку знакомо было чувство слабости от голода, знакома была и страшна боль, которой сопровождалось каждое обращение, но от слабости болезненной он отвык. Ему словно снова было пять лет, и его била лихорадка, вот только матери на этот раз рядом не  было. Томас несколько раз сглотнул по сухому, с неприятным треском разлепляя губы.
Наверное, в следующий миг он позвал бы мать, которой совершенно точно тут не было, или же попросил бы глоток воды. Но вместо этого, он попытался оглядеться в сумраке заброшенного дома. И взгляд его наткнулся на совершенно неожиданный для него объект — девушку. Ту, самую, которую он сам лично затащил в эту избушку. События медленно возвращались в память. Томас выдохнул протяжно, с облегчением принимая тот факт, что Фиона всё-таки осталась жива.
Более того! Томас даже попытался протереть глаза -  должно быть это она притащила его  сюда и укрыла. Он наверно смутился бы, если бы в тот момент представил, как девица притащила его голого сюда одна. Но воображение сейчас работало плохо. Настолько плохо, что Томасу оставалось только сглатывать раз за разом, будучи не в состоянии подобрать слова для начала разговора, который определенно должен был состояться.
Что сказать ей? После всего того, что Фионе довелось увидеть, Томас был более всего  удивлен, что она осталась, да еще и заперла себя вместе с ним в гнилой избушке. Может быть, и в ней сокрыто что-то страшное и странное?

Отредактировано Томас (2018-02-19 12:03:13)

Парнишка попытался опереться на руки, но они норовили разъехаться в стороны от слабости, а пропитанная соленым потом накидка мешала двигаться и противно липла к бокам. От трения щипало раны, а Томас чувствовал себя неуклюжим бревном на бурной реке. Каждое лишнее движение тут же отдавалось либо болью, либо тошнотой, поэтому он очень скоро бросил попытки встать.
Фиона первой начала разговор. И звучала она ничуть не менее бестолково, чем сам Томас,  только подбирающий слова для ответа. Долгие несколько минут от молча таращился на девицу с печки.
- Ты должна была уйти, - голос его снова хрипел и сипел на все лады, сорванный животным ревом, и от того казался крайне недружелюбным. Томас вовсе не думал угрожать или пугать, но голос разума должен был заставить Фиону убраться подальше от спутника, подобного ему, сразу, как только представится возможность. Она же свою  возможность безнадежно упустила, да еще и решила помогать проклятому. Разве так  поступают разумные девушки?
- Я знаю, кто я, - мальчишка опустил голову. - И ты знаешь, кто я. Волколак. Оборотень. Так почему ты еще здесь? Зачем осталась? Зачем пытаешься помочь? Полнолуние близится и мои раны заживут, как заживали всегда. Почему не боишься?
Томас не мог себя заставить смотреть на девушку. Она проявляла к нему заботу, бессмысленную должно быть, но от того не менее трогательную, и волколак, не видевший добра от людей уже долгое время, с горечью пытался оттолкнуть её. Для её же  блага - говорил он себе в оправдание. Фионе повезло остаться в живых один раз, но за второй он не может ручаться. На его памяти, девушка была первой, кто воочию видела всё, на что он обречен. Хуже всего, что она нравилась Томасу. Фиона не была скромницей, и не была зазнайкой. Она говорила с опасным зверем так запросто, что её просто нельзя было заподозрить в трусости. Иные мужики поджимали хвосты скорее, чем она, а для девицы такая смелость и вовсе казалась Томасу чем-то нереальным.
- Я не хочу есть, - ответил он немного тише и совсем убито. Чувства голода он действительно не испытывал. Было ли причиной этому полное брюхо, или яд выворотки, гуляющий по его крови, Томас старался не думать, как старался не думать и о том, что именно оттягивает ему живот. Он даже прикрыл глаза и снова вытянулся на печи, даже радуясь жару и боли в теле как наказанию.
- Тебе небезопасно оставаться со мной, ты ведь понимаешь? - Томас смягчил тон и снова замолчал, постепенно проваливаясь обратно в липкий сон, отпустивший его лишь на короткое время. Волколак пытался противиться, но речь его всё равно звучала несобранной и заторможенной, тело требовало отдыха, чтобы бороться с отравой. - Я не могу контролировать... не всегда... сгинешь же по доброте, глупая...
Томас снова задышал мерно и медленно. Он не смотрелся сейчас особенно грозно, под действием отравы он действительно был уязвим. Даже страшный зверь внутри тщедушного мальчишки провалился в глубокий сон, впервые ослабляя защиту. Всего один точный удар да хотя бы вот этой кочергой и не стало бы обоих, ни человека, ни зверя, забившегося поглубже, чтобы зализывать раны. И в этом ослабленном состоянии человек позволял себе поддаваться человеческим инстинктам. Томас едва ли понимал, что видит во сне и где именно сейчас проходит тонкая грань между дремой и явью. Тем не менее губы его изредка еще шевелились, произнося какие-то несвязные фразы и имена, среди которых фигурировало и имя «Фиона».

Отредактировано Томас (2018-02-20 15:55:32)

Мутная дремота держалась за него так крепко, что в редкие моменты прояснения Томас отчетливо ощущал только собственную беспомощность. Такого с ним прежде не случалось. По крайней мере, в его бытность волколаком. Зверь всегда помогал ему оправляться быстро, он поддерживал их общее тело сильным, даже когда со стороны тщедушный парнишка казался едва живым от голода. Даже когда его тело страдало от тяжелых ран, волк внутри помогал ему излечиться, стоило только дать ему время. Но сегодня всё шло совсем не так, как случалось раньше. Тошнота подступала к горлу раз за разом, стоило лишь Томасу с трудом разлепить веки. Голова шла кругом, а обрывки информации от окружающего его мира путались и сплетались в нечто совсем несуразное, перегружающее мозг и чувства. Мысли напирали одна на другую, а заплетающийся язык был неспособен на членораздельную речь. Томас мог внятно произнести лишь пару слов подряд, остальное почему-то оставалось звучать только в его голове. Он всё силился оставаться в сознании, но будто мертвецки пьяный, проигрывал собственному желанию  раз за разом.
В один из редких моментов просветления, он вдруг обнаружил себя лежащим на спине. В проемы прохудившегося потолка ветер медленно наметал крупинки снега, но он не успевал добираться до лица мальчишки, а таял в воздухе от восходящего горячего воздуха. Сам уродливый неровный провал в крыше по форме напоминал мальчишке раскинувшую крылья черную птицу. Глубокое чернильное небо в высоте было подсвечено полнеющей луной, но самой её Томас не видел. Кто-то касался его тела и жжение от мокрой тряпицы в руках неизвестной добродетельницы заставлял его тело вздрагивать. Она говорила с ним, но смысл слов девушки старательно ускользал от волколака. Он слушал её голос и ловил скорее интонации, чем суть сказанного.
Зверь. Девушка говорила с ним о его проклятии. Называла чудовище, скрывающее свою страшную личину в его теле, прекрасным и ужасным одновременно. Томас в ответ только тихо простонал.
Откуда ей знать, какого это, терять контроль над собственным телом, превращаться в демона, горящего лишь одним желанием — убивать? Какого это просыпаться в чужой крови, с тяжелым брюхом и леденящим и душу догадками, что именно наполняет его? Прекрасен? Стон перешел в тихое бульканье, заменившее короткий горький смешок, хотя Томасу было вовсе не смешно. Он попытался ухватить девушку за руку, но сделать это вслепую оказалось сложно. Веки норовили закрыться в самый неподходящий момент.
- Ты не понимаешь... - он с усилием повернулся на бок и тихо прошипел от боли. Взгляд его наконец  выхватил из сумрака лицо собеседницы. Томасу казалось, что он бредит уже несколько дней, хотя по факту едва ли минула и пара часов. Фиона всё еще была рядом с ним. Она осталась с ним вопреки всему, что он сказал, и вопреки здравому смыслу. Томас хотел бы прогнать её снова, но вместо этого — придвинулся ближе. Измученный ядом, он менее всего хотел оставаться один. Одиночества в его жизни было достаточно даже на троих, поэтому элементарное проявление заботы особенно остро отзывалось в нем. Возможно, Фиона ему просто видится, а на самом деле он всё еще лежит под облетевшим дубом и спит, а бок ему греет медленно остывающая туша жертвы. Такой вариант даже не казался Томасу странным, слишком одурнел его разум.
- Я не хочу убивать, Фиона. Безумие... нельзя держать в узде. Я бы очень хотел, но зверь всегда сильнее, - он с трудом придвинулся ближе в слепой надежде,  что его  видение никуда не исчезнет и прижался щекой, как ему показалось, к прохладной и влажной ладони. Запах кожи он уловил очень четко, хотя тот и не задержался в памяти надолго.

Когда Томас пришел в себя снова стояла уже глубокая ночь. Он понял это потому,  что в дыру в кровле уже заглядывал почти полный диск яркой, словно факел, луны. Её свет попадал ему в глаза и, видимо, и послужил причиной пробуждения. Томас испугался в первую секунду. Полная луна -  наихудшее время, чтобы проводить его в компании людей — это правило он усвоил уже давно. Однако, луна светила на него, на его вполне себе человеческие руки, на рваные раны и голое тело, а рядом он чувствовал живое тепло другого человека.
Его случайная давешняя спутница. Томас приподнялся на локте, не соображая еще до конца, спит он еще или это просто очередная галлюцинация. Дурнота наконец отступила, и, хотя назвать себя посвежевшим Томас не мог, ему стало гораздо легче. Темные круги все еще залегали под его глазами, а раны не выглядели даже близкими к заживлению, но сознание на этот раз вернулось к нему более четким.
- Я еще сплю? - Томас мог только  шептать, но даже шепот приносил ему боль. Губы его покрылись тонкими струпьями и лопались при малейшем движении. Ему очень хотелось пить. Его вопрос был скорее риторическим, осторожным и призванным убедить его обратном. Нет, это точно не сон. Уже нет.
- Фиона? - парнишка щурился, вглядываясь в лицо девушки и попутно  прокладывая себе путь к котелку с водой. Он не был долог, но даже банальное подползание на брюхе в краю печи вызывало сейчас трудности, поэтому первым делом волколак припал губами к еще теплой жидкости в плошке и принялся глотать. Только когда желудок наполнился доверху, он утерся рукой.
- Ты так и не ушла. Но... - он опять вскинул голову, с недоверием оглядывая лунный «фонарь», - ...я не понимаю. Луна почти полна.
Он принялся оглядывать свои руки так, словно видел их впервые, но после нескольких секунд оставил это занятие. Взгляд его метнулся к темной стене, где,  как ему показалось, что-то шевельнулось. Чутье не давало покоя даже сейчас. Но в избушке было только двое, а на  земляном полу лежала отрубленная острая голова выворотки.
- Может, ты колдунья какая? Почему я — это всё еще я? Что ты сделала со мной? Я никогда не помню таких лун.

Фиона отнекивалась, отрицала свою причастность к чудесному явлению, и, конечно, была права. Но для Томаса, впервые за долгое время увидевшего полную луну не звериными глазами, её слова звучали малоубедительно. Для волколака Фиона казалась особенной по нескольким причинам разом. Она коротала с ним уже вторую лунную ночь и была жива, она пережила его обращение и все же осталась рядом, чтобы обработать его раны. Раны зверя, готового растерзать её при первой возможности. Фиона была, конечно, права — её участия в чудесном избавлении от проклятия не было, но она была рядом с ним, отверженным всеми и прежде всего им самим. А это стоило многого.
Взгляд парнишки снова вернулся к отрубленной голове выворотки на полу. Если его спутница права и тут, и яд этой зверюги имеет нужный «целебный» эффект, Томас был готов терпеть лихорадку каждое полнолуние. Догадка по наитию медленно расцветала в душе проклятого, едва окрепший после горячки разум с жадностью хватался за мысли о возможном решении проблемы, стоившей многим жизни. Яд выворотки... Томас никогда бы не додумался искать подобного средства, да и откуда ему было знать о нем? Он впервые пересекся с подобным монстром, но, к счастью, вышел из боя победителем. А победителям положено оставлять трофеи. Голова дракониды была ему ни к чему, а вот её яд...
Тем временем Фиона продолжала говорить, и Томас, едва только открывший рот, чтобы поделиться своей смутной догадкой и планом, осекся. Девушка хотела уйти, избежать дурного расклада, который непременно последует за этой их импровизированной охотой. Томас совсем и думать забыл о хуторянах, его мысли были теперь заняты другим. Но вернуться к реальности было нужно.
- Ты хочешь уйти? - не стоило ему наверно переспрашивать. Безусловно,  желание  Фионы естественно для любого здравомыслящего человека. Кому охота коротать время с убийцей? Однако, перспектива снова остаться один на один со своим «демоном» Томаса огорошила. Он был знаком с Фионой немногим больше суток, но уже воспринимал её как близкого друга, прошедшего с ним через огонь и воду. Наивно и глупо. Он поджал губы, понимая, что удержать человека рядом силой всё равно не выйдет и Фиона в тысячный раз права, желая удалиться. Ей и без того хватило опасности.
- Возьми меня с собой! - Томас с усилием сжал челюсти. Практически детская просьба звенела в его голове, просилась на язык, но он терпел. Девушка не хочет оставаться здесь не из-за хуторян. Ей в первую очередь страшно в компании зверя и его желание звучит смешно и безумно. Нужно стерпеть. Нужно дать ей уйти. Но  почему же это так сложно сделать?
- У меня нет сил уйти, - Томас опустил голову, старательно избегая зрительного контакта  с девушкой, но даже так в голосе его звучала обида. Фиона ничем ему не  обязана и вольна делать что хочет, вот только менее горько от этого не становилось. Она уйдет, а он останется, чтобы держать ответ перед кметами. Что же, он ранен, он слаб, он вполне сойдет за жертву. Кажется, тут всё в порядке.
- Но прежде чем ты уйдешь, помоги мне собрать весь яд. Ведь там должно остаться еще? - переключиться на иную тему было верным решением, потому что от горечи у Томаса уже щипало глаза. - Я не смогу сам, а когда... когда прибудут хуторяне, я не смогу объяснить зачем он мне. Может быть, он поможет мне держать зверя под контролем. Тогда, хотя бы этот бедолага Гавел не напрасно сгинул. Если яд действительно помогает, возможно, у меня появится шанс на нормальную жизнь. Возможно, я не буду более опасен для людей. Для тебя.
Фиона все равно собиралась уходить, поэтому Томас решил высказать ей все, раз иной возможности может ему и не выпасть.
- Ты единственная, с кем я толком общался за последний год. Я уже и забыл, как это бывает. И ты одна знаешь мою тайну. Если ты решила — иди, я не могу тебя удержать, но если яд станет моим лекарством... может быть, я бы мог...
Мог что? Томас запнулся. Любая концовка звучала как совершенное нытье. Немалых усилий Томасу стоило выпрямить спину и снова поглядеть на девушку.
- ...путешествовать с тобой?

Стоит ли говорить, что после столь дерзкого предложения, сердце парнишки, по ощущениям, успело несколько раз подняться к горлу и грузно ухнуть куда-то на дно желудка? Томас не сводил пытливого и слегка испуганного взгляда со своей нечаянной компаньонки, словно пытался в её жестах прочесть ответ, с которым девушка тянула, как чудилось обессилевшему волколаку, целую вечность. Когда же она наконец заговорила, Томас понял, что однозначности он не добьется. Он не услышал ни отказа, ни согласия, а лишь просьбу об отсрочке, на которую ответить иначе как покорным кивком лохматой головы он не сумел. Возможно, так было даже лучше. Фионе требовалось время на обдумывание, да и предутренние часы — не самое верное время для решения подобных дилемм. Томас свернулся калачиком на печи, подложил под голову руку и затих, не выпуская из поля зрения девушку. Она давно уже уснула, а Томас все еще глядел со своего места, пользуясь темнотой. И наслаждался тихим звуком чужого дыхания рядом. Да этим убаюкивающим занятием его и настиг сон.

Еще до того, как Фиона проснулась, Томаса разбудил гомон птиц. Здесь, в землянке, его было почти не слышно, но чуткий слух будто вновь пробудился, сигнализируя ни о чем ином, как о том, что организм наконец пересилил отраву. Впрочем, до полного выздоровления Томасу было еще очень далеко. Он аккуратно ощупал свой бок и поморщился, разбередив воспаленную рану. В пустые окна проникал пока еще тусклый отраженный от жидкого снежка свет и морозец лукаво пытался ущипнуть волколака за нос. Плащ, которым парнишка укрывался всю ночь защищал его тело, но остывшая печь уже не грела, а складки его покрывала кое-где уже задубели от подмерзшего пота. Воронье, едва только забрезжил рассвет, снова слетелось вниз, чтобы полакомится подмерзшими останками, и  Томас уже не мог сомкнуть глаз, хотя выспавшимся себя не чувствовал. Он даже предпочел претвориться спящим, когда Фиона выбралась наружу за обещанным ядом. И приближение толпы волколак угадал задолго до того, как отряд, ощерившийся вилами и рогатинами показался на тропинке. Приподнявшись на  локтях, он  глядел из пустого дома на то, как смело девушка встретила толпу кметов, сгрудившуюся под вековым дубом и почесывающую в затылках. Он видел и удивление этой самой  толпы, слышал шепотки ошарашенных простолюдинов и ясную, чистую и уверенную  речь Фионы.
О, боги, сердце его снова забилось чаще, когда его спутница назвалась чародейкой! Томас затаил дыхание, стараясь не пропустить ни слова. Он и сам готов был поверить каждому  слову девушки, которая умудрилась выжить рядом с таким чудовищем как он. Точно так же как и кметы, разинувшие рты, словно желторотые птенцы, он хотел бы принять слова девушки на веру. Вот только какой-то крохотный, почти незначительный червячок сомнения ловко подтачивал слепое желание верить.
Фиона, безусловно, могла быть чародейкой. Томас видел чудесный полет топора, вызвавший раскатистое «ох!» среди мужичья. В её бравый рассказ хотелось бы верить, если бы Томас лично не затолкал её в эту гнилую избушку. Если бы он сам не видел испуг в её глазах. Если бы... если бы Фиона владела магией, разве она не прикончила бы его на месте, когда ярость зверя, хотя бы гипотетически, могла обратиться против нее? Разве  разрешила бы обращаться с собой как с равной? Разве...
Нет. Томас подобрался и слез с печи. На не слушающихся его ногах он добрался до  двери, осторожно сунул руку за порог и втащил с улицы свои худые сапоги — единственный элемент одежды который остался целым, после его обращения. Пожалуй, стоило бы придумать и объяснение, почему он теперь совершенно наг. «Выворотка истрепала» - приготовил он мысленный ответ ровно в тот момент, когда дверь в избушку отворилась. Но отвечать на расспросы так и не пришлось. Надевание сапог внаклонку отняло у отравленного почти все силы, поэтому Томас без чувств буквально свалился в руки опешивших мужиков.

Очнулся он уже в теплой избе. Было душно. После колючего морозного воздуха, легкие обжигал терпкий дух подкисшего молока и немытого тела -  он исходил от толстого одеяла, давненько не видавшего мыла, под которым Томас вдруг обрел себя. На нем оказалась свободная длинная рубаха, вроде той, что надевают на малых бесштанных ребятишек, разве только размером поболее. На бледно-желтой льняной ткани проступали темные пятна от мокнущих ран, но крови уже не было. Кто-то вновь обмыл его, да так ловко, что он не заметил. Края ран уже подсыхали.
Парнишка высунул нос из-под одеяла и почти тут же учуял запах Фионы. А еще — еды. Плошка с кашей дожидалась его на столе. Впрочем, на столе оказалось еще много чего. Разносолы и мясо, хлеб, сыр, даже деревянная миска с патокой — кто-то закатил настоящий пир, вот только никого кроме Фионы Томас в избе не наблюдал. Постепенно собирая факты воедино, Томас сел.
- Староста... щедрый человек. Похоже, наказание всё же откладывается, - он прокашлялся, привлекая к себе внимание. Они ведь так и не договорили, но уже по одному тому факту, что Фиона все же осталась рядом, Томас сделал выводы. Возможно, их знакомство и окончится расставанием, но не сегодня. А это обнадеживало. Он встретился взглядом с девушкой и продолжил:
- Похоже, что наконец решил отблагодарить чародейку по совести? - он говорил осторожно, подбирая слова, хотя в изящных оборотах речи был не силен. Однако и скрывать то, что он слышал историю Фионы там, под дубом, было бы нелепо. Будь она действительно чародейкой, и сама бы догадалась, что слух оборотня достаточно остер. А если нет... Значит она всё же не сорвала там, в гнилой избушке и всё это -  ловкая ложь, уловка, чтобы обмануть доверчивых хуторян. Однако... Волколак внимательно буравил взглядом девушку, ожидая немного больше информации, чем она дала ему давеча.
- Я видел твои фокусы. Топор...

Отредактировано Томас (2018-06-09 22:40:27)

После уклончивого ответа девушки, вопросов у Томаса не убавилось, если не сказать иначе. Однако, странным образом, животная подозрительность улеглась. Томас заставил себя вспомнить всё, что его спутница говорила ему за время их недолгого знакомства и усилием воли подавил недоверие граничащее с любопытством. Как бы уверенно Фиона не  утверждала, что отношение к магии она имеет весьма и весьма поверхностное, для Томаса полеты топора все равно оставались неестественными, а от того — волшебными. Он  решил оставить расспросы до поры до времени. К тому же, именно этому решению  способствовали и запахи еды — настоящей человеческой еды.
Волколак откинул одеяло полностью и встал на ноги. Первый шаг дался ему тяжело, но тело уже слушалось его. Через несколько секунд он уже опустился на лавку рядом с девушкой, впрочем, соблюдая дистанцию. И перво-наперво потянулся к большой деревянной кружке. Он хлебнул несколько раз, прежде чем закашляться с непривычки и изумления, потому как в кружке оказалась недурной крепости бражка. Совладав с собой, Томас утерся рукавом рубахи. Жажду он предпочел бы утолять чем-нибудь другим. Впрочем, эти несколько беспечных глотков пошли ему на пользу. По внутренностями заструилось приятное тепло, а в голову с совсем небольшой задержкой мягко ударил хмель.  Второго приглашения к трапезе Томас не дожидался — кто знает, когда еще удастся поужинать в такой обстановке. Ведь именно поужинать? Короткий взгляд на  крошечное окошко уверил Томаса, что за окном уже темно.
Когда желудок его уже наполнился доверху, а волколак с почти детским восторгом добрался до плошки с патокой, внимание Томаса наконец переключилось с пищи на Фиону.
- Поедем? Ты знаешь, я не очень хорошо лажу с лошадьми. Как и иным зверьем, после того как... - он неопределенно помахал перед девушкой пустой деревянной ложкой. Он имел в виду, конечно, ночь, когда жизнь его перевернулась с ног на голову. Фионе об этом, естественно, было неизвестно, но контекст был вполне узнаваем. Очередная порция сладости отправилась в рот, а сам волколак повернулся лицом к двери. В сени кто-то вошел. И не один.

* * *

- Странная она, чародейка ента.
- Чавой-та?
Одна из баб даже бросила белье в кадке и повернулась всем своим грузным телом к своей товарке, приставленной прислуживать раненому пареньку. Та гордо поправила платок:
- Странная. Ну где ж енто видано, чтобы чародейки по хуторам шастали? В наших-то краях? Не чародейка она. Ведьма. Голову честному народу морочит. Я ж сама видала — глаза черные, хитрые.
Вторая баба охнула, прижала мокрые руки в груди и тут же присела на низкую скамейку.
- Верно, верно, говорю. То ж староста, старый дурень, поверил ейным россказням. На болота они пошли, страховидлу ловить. В аккурат к избушке старой ведьмы. Мужика нашего со свету сжили, царствие ему, горемыке!
- Да как же енто?...
- А вот так-то! - довольная произведенным эффектом, первая товарка подбоченилась. - Думали все, что померла старая ведьма-то. Ан нет! Не померла. Затаилась на болотах, да тварь злую приручила, на хутор наш навела, и сама явилась. Подсобить, вроде как. Мужиков наших заманить хотела, погубить их решила, ведь не ходит наш люд нынче в её места-то. Да только Колек наш, не будь дурак, убежал, покуда всех троих не прикончила.
- Ох, неужто?!
- Верно, верно, говорю, - убедительно кивнула первая.
- Так, а мальчонка тощий?  Живой же вернулся. Неужто его пожалела?
Разоблачительница смешалась, но всего на секунду.
- А то как он — подельник ейный?  Явился невесть откуда. Забился в свой амбар, ни с кем не разговаривал, окромя старосты. Не иначе как хозяйку поджидал, вынюхивал, чем поживится. А как та к зверям наших соколиков повела, под горячую руку то ей и попал. Верно, говорю, сама видала — раны на нем, как на собаке заживают. Лечит она его, да только от черной ворожбы он плохо отходит, а то бы давно уже козлом скакал. А может и не так... - баба задумчиво возвела глаза к потолку, не замечая, как в приоткрытую дверь сунулась плешивая голова старосты.
- Да, может не так вовсе. Может, она с этого мальчонки кровь сосет. Да, именно, сосет. Он вон какой худой, как жердина. Набрел на её избушку, дурень, а ведьма его к рукам и прибрала, все соки выпила, да себя омолодила. А потом решила безобразить! А как Колек сбежал, так на нем зло и выместила, искусала всего сама, да невредимая стала. Где- ж это  видано, чтобы баба в одиночку страховидлу прикончила? Да и ежели бы и прикончила, то не топором.  Ой, не верю я сказкам её.
Её слушательница застыла ни жива, не мертва от теории, поданной как истина.
- Цыц, бабы, - Войцех нахмурился и даже сплюнул в сердцах. - Не ваше это бабье дело, свой нос совать, куда не след.
- Ой, не наше ли?  Приютил ведьму с подельничком, да рты народу затыкает, старый! А то как завтра проснешься, а половина хутора уже воздухом не дышит? Детей малых сиротами оставишь, а баб вдовами? И всё из-за поросей твоих проклятущих!
- Цыц, Иренка!
- Так может верно-то гутарит...? -  подала голосок вторая баба, всё еще прижимая руки к груди.
Староста вдруг понял, что более всего ему сейчас хочется схватить хворостину и отходить обоих дурех. Впрочем, со своим порывом он быстро справился. Во-первых, бабы были чужие, во-вторых... Он еще раз сплюнул и практически гавкнул, с шумом захлопнув дверь.
- А я сказал, цыц!

Что же так было «во-вторых» староста так и не додумал. Раздраженный, он даже забыл зачем приходил в хату. На свежем морозном воздухе ему стало легче думать. Бабы, конечно, несли несусветную ересь, вот только червячок сомнения упал на благодатную  почву. Войцех достал трубку, забил её и некоторое время вдумчиво курил на завалинке. Раз за разом он прогонял в голове всю историю, и каждый раз пытался поглядеть на неё с разных сторон. Староста хоть и был уже не молод, но и глупым еще не стал. С каждым разом в голове его прояснялось, и всё четче вырисовывалось ощущение, что его-то  собственные решения были слегка странными, если не сказать больше.

* * *

В избу к «ведьме» староста ввалился не один. В окружении двух дюжих мужиков он выступал почти как заправский судья. Он расположился за дальним от парочки краем стола, оставив мужиков стоять за его спиной для пущего страху.
- Так как, говоришь, выворотку-то прибила? - староста начал аккуратно, всё еще неуверенный в своих подозрениях настолько, чтобы переходить к жестким мерам, но достаточно убежденный в том, что  вся историю пахнет дурно. - Жёнка Гавелова знать хочет, и на то есть её, горемычной, право. Да и мальчонки историю недурно бы послушать. Такие страсти в наших краях — редкость большая, надобно людям-то объяснить всё путем.
Войцех прищурился слегка и, чтобы скрыть свое напряжение, одной рукой налил себе немного водки. Во второй он крепко сжимал заговоренный мешочек, полный магических сухих трав, который, по мнению местной знахарки, должен был помочь ему от морока нечистой силы.

Отредактировано Томас (2018-06-30 18:12:25)