Говоря языком простым и обыденным, на котором обычно общаются ландскнехты и простой служивый люд, Геральт из Ривии был голоден. А если быть точным, то ужасно хотел жрать. Говоря языком высоким, в слова которого один небезызвестный поэт в фантазийной шапочке с пером привык облекать собственные мысли, Белый Волк сильно проголодался и, соответствуя своему прозвищу, был готов сожрать быка, вертел и повара.
Если же избавиться от подробностей, то остановившийся в придорожной корчме ведьмак наделал немало шороху в сонном заведении. Причин тому было несколько.
Во-первых, люди заметили барда. А уж распознать, что сопровождавший белоголового всадника бард было делом нехитрым: уж слишком громко тот разговаривал, да гриф лютни, выглядывавший из-за плеча, развевал всякие сомнения.
Во-вторых, он был ведьмаком. А всякому известно, что ведьмаки – переносчики самых разнообразных развлечений от легенд, драк до венерических заболеваний.
А в-третьих у ведьмака были деньги. И аргумент в виде увесистого кошеля на поясе путника несказанно грел сердце трактирщика.
- Что желают господа?
- Есть.
Подобострастная мина трактирщика стала черней тучи.
- А… хм, простите, милсдари! В смысле «есть»?
- Еду есть, - обронил ведьмак, устало вытягивая ноги под столом, - или ты своих постояльцев чем-то другим кормишь?
Не дожидаясь ответа, убийца чудовищ бросил на стол кошель. Призывно звякнули монеты внутри, а вместе с ними и екнуло скупое сердце корчмаря.
- Неси… что у тебя там есть?
- Репа, милсдари, каша, - начал перечислять хозяин поспешно, - колбаски… хм… пиво!
- Вот пиво и неси. Кашу свою неси и колбаски. Это для начала. Голодные мы, - ведьмак хмыкнул. – А милсдарей себе оставь.
Трактирщик глумливо кивнул.
Не успели посетители и глазом моргнуть, как он уже скрылся на кухне, оставив наглого ведьмака и его дружка в одиночестве.
Бубня под нос, отвесив оплеуху поваренку за то, что он макал палец в творог, корчмарь принялся поспешно собирать заказанное. Когда уже всё было практически готово, на глаза ему попались грибы. Обычные, казалось бы, грибы, засоленные год тому назад. Вот только черед до них не доходил.
«Авось и откушают. Заодно и проверим, годятся ли».

Геральт, откинувшись назад, прислонился плечами к стене. Усталость не была сильна настолько, чтобы сломать его. Не страшил его и голод, терзавший желудок вот уже как больше часа. Вот только мысли о Йеннифэр не давали покоя.
Он снова увязался за ней. Точнее, нет, хуже. Он нашел предлог, чтобы поехать вместе с ней в то место, откуда за лигу пути несло не только магией, Братством чародеев, но и политикой.
И, конечно же, верный друг отправился вместе с ним.
- Как тебе дорога? Еще не передумал? Смотри, не поздно повернуть назад, в Венгерберг. Тракт спокойный, за полдня-день доберешься.

Давным-давно, в первый свой выход на Большак, Геральт многому удивлялся. Каждый встреченный кмет был ему в диковинку, каждая деревенька казалась особенной и неповторимой, каждый город дышал своими тайнами и манил своими особенными запахами. Но с годами все грани стерлись: города стали походить один на другой, деревеньки и села утратили прежние красоту и притягательность, а кметы стали все на одно лицо.
Вот и сейчас на постоялом дворе для мясника из Блавикена не было ничего удивительного. Подали еду, сносную, спасибо. Не погнали взашей и в лицо не плюнули – просто превосходно. А значит можно есть и не переживать, что в кашу подложили отравы, а пиво разбавили сурьмой или ртутью.
Лютик ел и разглагольствовал, удивлялся надписям на заборах, которые оставили шаловливые проезжие и местные руки. Ведьмак молчал, лишь задумавшись о том, откуда кметы понабрались грамоте, да стучал ложкой, стараясь не отставать от поэта: маэстро Лютик славился не только искусной игрой на лютне, но и необъемным желудком, что, на его счастье, не сказывалось на фигуре.
Еда подошла к концу раньше, чем Геральт заподозрил неладное. Веселые звуки трактирного быта, до этого не отступавшие ни на мгновение, стали тише, глуше, словно кто-то из шалости надел ведьмаку на голову ведро. Виски Геральта сдавил массивный обруч, и кровь принялась весело отстукивать задорный ритм в ушах.
Убийца чудовищ несколько раз моргнул, стараясь прогнать неприятное ощущение, оперся на руки, тяжело выпрямляясь и вставая из-за стола. И только сейчас заметил, что Лютик – его друг Лютик! – несется куда-то прочь сломя голову!
- Эй… ты… стой! Куда ты?!
Язык заплетался, звук собственного голоса потерялся среди шума в висках. Ведьмак, покачиваясь, под испуганный взгляд корчмаря, отправился вслед за менестрелем.

Так уж вышло, что ведьмак, из-за своего голода и жадности, съел куда больше грибочков, любезно предоставленных добродушным корчмарем. Пожалуй, именно поэтому Лютик не блевал, согнувшись в три погибели, а Геральт, сбиваясь с шага, удивлялся тому, как бурно растут у него ногти на руках.
Лютик пер уверенно, словно взявшая след гончая. Ведьмак едва поспевал следом, отмечая, что ногтям на указательном и безымянном пальцах позавидовала бы даже стрыга.
Их путь закончился так же неожиданно, как и начался: в хлеву. Замерев, словно вкопанный, Лютик уставился на один из загонов. Убийца чудовищ, выглянувший из-за плеча друга, лишь фыркнул: конечно же, бард спешил к очередной своей даме сердца! Такой белокурой, с копытцами, рожками, но совсем не похожую на суккуба.
- Знаешь, Лютик, о вкусах, конечно, не спорят, но…
Договорить ведьмак не успел. Рассеянный взгляд его упал на соседний загон, где, спокойно дожидаясь своего часа, на него поглядывала… Йеннифэр.
Геральт икнул, принял максимально вертикальное положение, на которое только был способен.
- Как ты здесь оказалась?
Чародейка недовольно тряхнула головой, отпрянув к противоположной стенке загона, и молчала, выразительно смотря на ведьмака.
- Что же ты молчишь? Я снова в чем-то виноват, да?
А ведь действительно виноват. Им с Лютиком следовало бы ехать побыстрее.

Она молчала. Была удивительно прекрасной и холодной одновременно. Какой бывает только Йеннифэр из Венгерберга.
Рядом, в соседнем загоне, сладко причитая, лепетал Лютик, что-то нашептывая своей козе. Очередной. Ведьмак даже не удивился, разве что подумал, что вкусы поэта слишком специфичны. Ему не понять.
Йеннифэр неожиданно сделала шаг навстречу... ткнулась губами в его руку. На самом деле, это было слишком странно, но ведьмак об этом почему-то не задумался.
- Так в чем же я виноват? В том, что ехал слишком медленно? Слишком быстро? Ответь.
Йеннифэр молча повела головой. Пахнуло сиренью, крыжовником и, под стать месту, козьим дерьмом. Ведьмак зажмурился, отмечая необычную тяжесть в висках, сделал несколько вдохов и выдохов.
Чародейка продолжала тыкаться ему в руку, крутила головой и неожиданно мекнула.
Ведьмак, прищурившись, глянул на советницу короля Демавенда, словно видел её впервые: эти глаза, эту гриву цвета вороного крыла, эти рожки.
"Рожки? Какого мать его!.."
Необычное место, странное поведение чародейки, запахи, эти тычки в руку... Геральт потер тяжелые виски, заскрипел зубами, подавляя тяжелый стон.
Он знал это состояние. Сталкивался с ними пару раз во время передозировок ведьмачьими галлюциногенами. Знал эти ощущения и все-таки попался как дурак.
Мир дрогнул, закружился в вихре калейдоскопа и замер, уставившись на ведьмака прямоугольными глазами черной, как смоль, козы.
- Ах, твою же! - Геральт отдернул руку, сделал неловкий шаг назад, опрокидывая козью поилку. - Что за?
Коза, обманутая и поверившая в теплые слова ведьмака, заблеяла, обиженно тряхнула головой и, выставив рога, пошла на Геральта.
- Да ну на хер!
Ведьмак, поскальзываясь на изгаженном сене, поспешно захлопнул воротину загона, оперся об неё руками, ловя ртом воздух, как выброшенный на берег карась.
Лютик любезничал в соседнем загоне, рассказывая что-то про Туссент и обещая показать козе что-то особенное.
- Эй, поэт! - позвал Геральт. - Лютик, драть тебя!
Менестрель не отзывался.
"Что за гадость мы сожрали?"

Галлюцинации. Ох, как сильно Геральт не любил галлюцинации! Сильнее этого негативного последствия от токсинов и эликсиров он не любил лишь магические порталы.
Организм поспешно выводил токсины из организма, боролся с противоестественным и неприятным ему составом. Пот выступил на высоком ведьмачьем лбу, пополз по вискам, шее, покатился редкими капельками вдоль позвоночника.
Геральт зажмурился, стиснув зубы. Ведьмак знал, что пройдет еще минуты две-три, и проклятые ведения оставят его.
Вот только сейчас они были безжалостнее голодной мантикоры.
Совсем рядом прозвучал голос. Безумно знакомый голос. Невероятно родной. И, если в этом признаться, любимый. Вот только Геральт голосу не поверил. Мало ли что послышится? Вон, привиделось же уже раз!
И только когда теплые ладони коснулись его плеч, когда развернули его к себе, а голос прозвучал вновь, Геральт открыл глаза и увидел Йеннифэр: в дорожной одежде, настороженную. Без рожек.
- Ты…
Он не успел закончить фразу. В том, что это была чародейка, а не очередное видение, пришлось убедиться слишком быстро: Йеннифэр дала указание, а он, не помня себя, принялся его выполнять, даже не задумываясь о том, его ли это собственное желание, манипулируют ли им с помощью магии или же это все последствие отравления?
Загон распахнулся, скрипнув. Белоснежная коза мекнула, поглядывая на ведьмака прямоугольными глазами, подергала ушами, а затем спряталась за Лютика.
- Пошли, поэт! Твоя дама хочет отдохнуть!
Ведьмак подошел ближе, потянул Лютика за собой, но не тут-то было. Менестрель упирался, что было сил, а коза, почуяв тревогу, мекала жалобнее и жалобнее.
- Ну хватит!
Геральт выругался, а затем, рискуя стукнуть менестреля головой, подхватил жертву козьей любви на плечо и, стараясь не запачкаться, понес в направлении выхода.
А на улице их уже ждала Йеннифэр. И лучше бы она была видением.

На улице дышалось порядком свободней. Пока происходила спасательная операция Лютика, Йен гадала, кого же винить во внезапной потере дееспособности её попутчиками. Трактирщика, который намеренно подал блюда с грибами? Кухарку, которая по ошибке бросила грибы в похлебку? Или самих попутчиков, которые успели где-то нажраться грибов?
"Впрочем, - думала чародейка, глядя на то, как ведьмак выносит из сарая своего бедового друга. - на Геральта это не похоже". Сложно было себе представить, что ведьмак наедается грибами для столь краткосрочного сомнительного удовольствия. Он и пьянел то с трудом.
Лютик был поставлен на землю, ведьмак аккуратно поддерживал барда, на случай, если тот захотел вернуться в сарай или упасть. Но поэт, кажется, отбросил все попытки сопротивления, и спокойно себе стоял, впрочем, не очень твердо. Взгляд фиалковых глаз метнулся к белоголовому. И не предвещал ничего хорошего. Совсем ничего. Но направилась Йенна сначала к Лютику. Во-первых, потому что ему, очевидно, помощь была нужнее. А во-вторых, для того, чтобы Геральт ещё немного помучился. В качестве небольшого наказания.
Йеннифэр сняла перчатки, заткнула их за пояс, подойдя к Лютику вплотную. Взгляд барда был мутным, блуждающим, а зрачки порядком расширены. Чародейка коротко вздохнула и положила прохладную ладонь на горячий лоб барда. Прикрыла глаза, проверяя состояние организма поэта. Организм от произошедшего был явно не в восторге. Йен сняла с мужчины его шапочку со знаменитым пером, не слушая никаких возмущений, с коротким "Держи" отдала Геральту. Далее повернула Лютика к себе боком, одну ладонь вновь положила на лоб, второй начала медленно вести вверх по позвоночнику. Вместе с ладонью внутри барда вверх поднимался жар. Он очень быстро вспотел, кажется, что кровь в жилах превратилась в лаву, стало очень жарко. К горлу подкатился ком, бард позеленел.
- Ну-ну... - Почти ласково произнесла женщина, наклоняя Лютика вперед. Оставив поэта тошнить собственным ужином, а вместе с ним и остатками грибов, Йенна направилась к Геральту.
- Расскажи мне, - начала она тихо вполголоса, прикладывая ладонь к его лбу и заглядывая в змеиные глаза. - Как ты, ведьмак, с нечеловеческой проницательностью и повышенной чувствительностью к ядам не смог почувствовать галлюциногенных грибов? - Чародейка прищурилась, откровенно говоря, не ожидая никакого действительно оправдывающего Геральта ответа. Вторая рука её скользнула по груди мутанта, остановилась где-то напротив желудка. Ладонь резко сжалась в кулак и сделала выкручивающиеся движение. Вместе с этим что-то внутри Геральта сделало зеркальное движение и не сказать, что это было приятно. Скорее даже наоборот. Впрочем, ведьмака ждала более завидная участь, нежели его друга. Его просто кинуло в жар, по вискам градом покатился пот. Йен ускорила тот процесс, что и без того производил организм ведьмака. И чисто из вредности сделала это не самым приятным способом.
- Что бы ты делал, если бы я вас не догнала по дороге? - Женщина отняла ладони от мужчины и обернулась к Лютику, посмотреть как там у него дела. - Ни на минуту нельзя оставить вас одних.

Вся его жизнь - балаган шутов.
Словно кому-то невероятно веселому, невероятно умному и падкому на занятный каламбур, сделалось интересно посмотреть, как будет плясать белоголовый паяц с цеховым знаком и двумя мечами за спиной, подвешенный на ниточках крестовины.
От Каэр Морхена, с её Мучильней, Маятником и Ветряком, от урочищ, трактов, погостов и склепов до этого самого дня, этого самого трактира... этих самых грибов.
Геральт из Ривии не знал, кому он обязан за весь этот цирк. Но что-то подсказывало, что повстречай ведьмак этого выдумщика, то ничем хорошим это бы не закончилось.
Но представление продолжалось, а безумный балаган только приступил к очередному акту. И новое действующее лицо - до самых глаз заросшее настолько густой щетиной, что ночной порой неопытный спутал бы кмета с волколаком,  уже приближалось, решительно выставив вилы на одного любителя прекрасного и козлиного.
Ведьмак кмета заметил не сразу. А уж оторвав свой взгляд от чародейки, охнул, поспешив ревнивому владельцу рогатого скота наперерез.
- Успокойся, ничего мы твоим козам не сделали!
Но кмет почему-то не поверил.
- Тьфу! А ты еще кто такой? Пошел прочь, мутант!
И он проявил свое недоверие весьма простым, но проверенным методом - ткнул вилами.
Он особо не целился, не старался поранить или навредить. Лишь убедить в своей правоте, прогнать непрошенных гостей.
Вот только тому, кто дергает за ниточки сверху, хотелось иного.
Ведьмак, разумеется, увернулся. Ушел от удара боком, втянув живот. А затем интуитивно, отработанным за долгие годы движением, вонзил локоть в челюсть кмета.
Не было живописного хруста, поэтического вздоха поверженного врага - несчастный выронил вилы и шлепнулся наземь, словно мешок с брюквой.
И как назло, именно в этот самый момент из таверны показались люди. Заинтересованные во всем происходящем, уставшие от собственной праздной лени, они жаждали зрелища. И они его получили.
Только вот один маленький нюанс: они увидели, как пришлый белоголовый бродяга одним ударом опрокинул наземь их доброго соседа, который каждый месяц угощал трактирщика козьим сыром.
- Вы что это такое удумали, мать вашу? - корчмарь схватился за широченный нож, висевший у пояса. - Нашего брата бить не позволю!
Геральт оценил ситуацию, скрипнул зубами. А затем бросил через плечо:
- Довольна? Сделай что-нибудь, пока они не наделали глупостей!

День катился в тартарары.
Нет, на данный момент Йен казалось, что жизнь её катится куда-то в неизвестном ей направлении, но это определенно была наклонная вниз. А она ненавидела оставлять ситуацию без контроля. Оставлять свою жизнь без контроля. Чародейка просто не могла позволить себе такую роскошь.
И если по началу ситуация с козами и грибами её забавляла, то сейчас забавного осталось ровно ничего. После внезапного появления воинственного кмета события развивались столь стремительно, что Йен оставалось только головой крутить, чтобы успеть увидеть всё. Вот Геральт, увернувшись от острых вил, дает крестьянину отпор локтем в лицо. Вот мимо пробегает чудом спасенный Лютик. Уже дважды за этот вечер и, скорее всего, не последний. Вот на горизонте появляется недружелюбно настроенная толпа, чьё коллективное бессознательное подсказывало, что перед ними чужаки и враги.
- Чем я должна быть довольна?! - Йеннифэр развела руками. В голосе ее слышалось и раздражение и... растерянность. Это был один из тех исключительных моментов, когда кто-кто, а чародейка не была виновата в сложившейся ситуации вообще никак.
Впрочем растерянность быстро сменилась озлобленной решительностью. А злить чародейку, как все знают, дело опасное, страшное и обреченное на последствия.
Если бы Геральт обернулся, чтобы посмотреть, чем занята Йен, то увидел, как женщина присаживается на одно колено и касается ладонью земли. Тонкие губы едва заметно шевелились, шепча мудрёное заклинание, а лёгкий ветерок начал трепать её антрацитовые кудри. Ну а если бы ведьмак обратил внимание на свой медальон, то почувствовал бы, как тот мечется из стороны в сторону, почуяв самую настоящую Магию.
Но на Геральта двинулась разъярённая толпа, из трактира раздался крик, и вряд ли белоголовому было до того, чем там занята бедовая чародейка.
Тем временем, Йеннифэр поднялась с колен. Ветер внезапно усилился, начал трепать тяжёлые полы плаща, гнуть ветки деревьев. Небо за какие-то мгновение потемнело. Чародейка развела руки в сторону в широком жесте ладонями вверх, фиалковые глаза сверкали. Голос её внезапно громкий и властный разнёсся над разворачивающимся театром балаганного действа.
- Когда вы, остолопы, поймете, на кого не следует руку поднимать... - Она не повышала голоса, но каждый слышал её отчетливо. Таверна мигом опустела, все любопытные вывалили на улицу. Женщина медленно, с заметным усилием поднимала руки вверх. Облака на небе клубились, превращались в черные тучи, ветер усиливался. - Гостеприимство нынче на Севере не в почете, так я вас научу хлебосольству, мужичье. - Йен наконец возвела руки к небу, сверкнула молния, ударив в дерево неподалёку. То вспыхнуло как стог с сеном. Толпа охнула, кто-то вскрикнул, раздался детский плач, но всё это потонуло в оглушительном раскате грома. Колючий нещадный ветер развевал темные волосы чародейки, трепал плащ её за спиной, неприятно колол глаза. - Мигом все по избам, чтобы духу вашего тут не было! - Сквозь рёв стихии раздался громогласный голос разъярённой чародейки. Небо пролилось оглушительным ливнем, нещадно барабаня по головным уборам, неприкрытым макушкам, превращая одежду крестьян в бесполезные мокрые тряпки. Толпа стремительно редела.