Долго ехали. Лес, что вокруг был, то редел, то гуще делался, путь застилая. Дорога всего чаще тонкой змейкой вилась, да и то не дорога, а так, одно только название. Тракт в стороне где-то проходил, и хорошо бы было на него выбраться, то даже Ивона ведала, вот только мешала метель, кружила да путала. «Так и сгинуть недолго здесь, в стужу лютую». Не думала ведьма о горестях, смерти не кликала, но невольно ту зиму вспомнила, когда мать ее в мороз трескучий да такой же вот снегопад в лес за хворостом отправилась. И недалеко ведь от дома ушла, а все равно, попутало что-то, не дало воротиться. Так и околела она в том лесу, и ни силы высшие не помогли, ни таланты ведьминские. Впрочем, на них сейчас полагаться дело пустое было. Какие уж тут заговоры, когда вокруг только снег, кусты да деревья. Хоть волком вой, а никто не услышит, не придет на выручку. Разве что, стая какая откликнется. Что хищники в лесу водятся, то девица деревенская точно знала, но страху не чувствовала. Будь она одна, тогда да, стоило бы и на дерево влезть и об опасности какой подумать, а тут с чародейкой-то проще было. Не зря же про них говорят, что они все могут, вот пусть Кассия их от напастей и бережет. Ее, Ивонино, дело маленькое – сиди себе тихо, под руку не лезь да ни на что не жалуйся. Впрочем, не мешало еще о том подумать, как из пурги дурной живыми выбраться. Тем знахарка и занялась, а покуда она молчала, норовя чего-нибудь этакое сочинить, лошадь чародейкина их на поляну большую вывезла, дубами старыми окруженную. Потише здесь было, дуло не так сильно да и вихри снеговые не больно кружились. Спешилась девица, осмотрелась, голову вверх задрала, приметила, что тучи белые все небо затянули, стало быть, не видать конца непогоде. Так заключив, вздохнула кметка опечаленно, плечи озябшие ладонями растерла да и пошла веточки для костра выискивать да раскапывать. Непросто оно было в метель-то огонь развести, и хорошо, что у них была магия, а то бы и околели так, уснули да не проснулись.
Как бы то ни было, занялось пламя. Затрещали поленья, воздух теплом наполнился. Подобралась Ивона поближе к костру, присела да замерла и так и сидела, покуда не отвлекла ее Кассия вопросом своим и предложением чудным. Подняла ведьма голову, глаза сузила, не желая верить ушам своим. Кто поверит, когда женщина взрослая, от охоты далекая, тебе про силки толкует? Впрочем, в этом-то деле знахарка и сама немного смыслила.
- Покуда в ловушку твою зверь какой попадется, мы тут с голоду помрем, - так проговорила, носом шмыгнула, - Но, если знаешь средство какое верное, то хорошо. Сготовить-то я смогу. У нас, правда, котелка нету, но можно веточки поискать упругие, коли мясо, на них нанижем уж как-нибудь, да зажарим. Но котелок-то все равно бы не помешал, или кружка, хотя бы, какая, воды погреть. У меня с собой есть травы немного лекарственной. Вылечить не вылечит, но тело поддержит.
Замолчала Ивона, отвернулась, принимаясь руки над пламенем греть, размотала тряпицу, коей рану перевязала, присмотрелась к краям неровным, зачерпнула горстью снега, стерла кровь проступившую, губу прикусила задумчиво, а потом враз к попутчице своей лицом повернулась. И стоило ожидать, что спросит она про ткань чистую или еще чего в том же роде, однако, вопрос ведьма совсем другой задала.
- Ты мне лучше вот чего скажи, - промолвила девица, - Мы куда теперь путь держим? Наугад бредем или в место конкретное следуем? Если нет у тебя цели какой, не поздно еще назад повернуть, да поехать в ту сторону, откуда я прибыла. Оно, вроде как, не очень долго получится, но я, правда, точно сказать не могу. Не сама я ехала, везли меня, и я о своем думала, на дорогу не смотрела.
Вздохнула Ивона горестно, того паренька вспоминая, кому жизнь спасти не сумела, потупилась виновато да глаза отвела. Тягостно у нее на душе было, неприятно как-то, но что поделать, коли Госпожа Смерть жертву себе усмотрела и отдать отказалась?

Ответила чародейка. Ивона речи ее послушала, голову вниз опустила да и вздохнула опечаленно. Еда, постель, люди – это, конечно, все хорошо, вот только ведал ли кто из девиц заплутавших, в которой стороне искать-то их? Ведьма так точно знать не знала. В деревеньке родной она бы мигом нашла место нужное, а тут посреди леса только и видела, что метель да деревья. И куда ехать? Откуда ждать помощи? Думалось знахарке, что и вовсе нет такового места, чудилось, будто одни они остались в этом белом кошмаре, у огня тухнущего. Впрочем, то наваждение было, пустое да глупое. Могло статься, грядущее себя проявило, а мог и морок мелькнуть, чужой, неясный. Рассудив, что не было в пламени знака, ведьма волосы по плечам рассыпала, присмотрелась к своей по попутчице да и откликнулась, не желая молчать и невинную из себя строить.
- Заклинание? – так Ивона разговор начала, губы в ухмылке ироничной изогнув, - Это вас, в месте вашем заклинаниям учат, а у меня нету никаких заклинаний. Ничего я не знаю, кроме наговоров всяких, приворотов да отворотов. Слова в них обычные, человеческие, а вот какие именно, того я тебе не скажу. Мне они в дело, а тебе все равно, что звук пустой. Сила-то ведьмина в воле моей, а не в фразе самой.
Хмыкнула знахарка, поежилась, согреться пытаясь, помолчала немного, носом хлюпнула да и, через пламя куда-то вдаль взор устремив, сказ продолжила. Не хотелось ей, конечно, секретами своими делиться да тайнами, но умнее, чем истина, ничего на ум не пришло. Можно присочинить чего было, приврать, да чародейку ученую за нос водить не хотелось Ивоне. Кто ее знает, что она там в ответ выкинет? Возьмет, ногой топнет, да останется от тебя одно только мокрое место. Совсем уж дурной расклад будет. Всяко хуже, чем тот, который наперед не известен. Не всегда, впрочем, утверждение сие верно было, только кметка так рассудила: - лучше уж горькая правда, чем сладкая ложь.
- Знаю я, что за деяния темные на костер отправляют, - неохотно так заговорила девица, отстраненно немного да пусто как-то, - А еще знаю, что и за добрые свершенья сжигают. Вот спасешь ты кого, выходишь, а он вместо благодарности на тебя наговорит всякого, и плясать тебе вместе с пламенем. Твои слезы, его смех, да все в землю. Полыхают костры по всей стране, а кто восходит на них, о том уже и не спрашивают. Но ты не это слышать хотела, чего тебе, ученой, до темных кметов да оголтелых фанатиков? Так вот, ничего дурного я на постое том не делала. Смерть отвести хотела да не смогла. Мы с Государыней знакомые давние, коли попросить ее ласково да отдать чего взамен жизни человеческой, она, глядишь, и помилует несчастного, разомкнет объятия, даст дышать. А может и жертву принять, и человека забрать. На все ее воля. Моей тут немного совсем. Предлагай да проси. Жди решения. У молодчика того, который в корчме помер, за плечами как раз Смерть стояла. Я ее еще в селе увидала, да как ляпну, что, мол, сгинешь скоро, жалко как. А он возьми, да поверь. Ухватился за меня, ну я и взялась ему помочь. Как умела. По-хорошему, нужно было иначе все сделать, отвести напасть на куклу, глядишь, все и решилась бы, да место это дрянное не оставило мне другого выбора, кроме как с Госпожой Смертью договариваться. Сложное это дело, страшное. Никогда не знаешь, каким боком выйдет. У нас вот все своим чередом решилось. Несчастный помер, да пес дворовый. Пирует сегодня моя Государыня. Мне на сердце от этого горестно, но уже хорошо, что меня не взяла Костлявая. Так бывает, что и все помирают. Смерть обидеть легко, она шуток не жалует, своеволия не прощает.
На том и замолкла ведьма. Много она сказала, да только понять-то речи ее не так просто было. Что деревенской знахарке ведомо, то люду обычному как диковинка. Впрочем, Кассия не бабой темной являлась, магию знавала, но вот понимала ли чего в простом таком колдовстве, что идет не от ума да книжек ученых, а от сердца да по наитию?

Отредактировано Ивона (2016-08-15 16:56:49)

«И зачем я тут распиналась да язык лохматила, в словах рассыпаясь, когда все мои речи никому не нужны были?» - так ведьма подумала, ответ чародейкин заслышав, насупилась, посерьезнела, - «Могла бы и силы не тратить, лица милого не делать. Ты вон все равно меня дикаркой грязной считаешь, дурехой мало′й, неотесанной, смотришь презрительно, свысока. Будто ученье твое тебя выше меня ставит голов на десять». И до того Ивоне обидно от этого сделалось, что не сдержалась она, носом хлюпнула, соплю зашмыгивая, губы поджала да и отозвалась, сама не зная, зачем.
- Никакая я не дикая! - исподлобья на Кассию глянула, опалила взором острым, колючим, - И не в лесу выросла. Справедливо говоришь, что я мира не видела, а что знаю о нем, то понаслышке только, но я не зверек какой, что в норе всю жизнь просидел. Деревенская я. Небольшая деревня моя, на отшибе стоит, то правда, но я людей никогда не сторонилась, всегда с ними была, рядышком. Не кривила душой, когда знахаркой себя называла. Все так и есть. Я и хвори всякие лечить умею и сердца успокаивать. И не все колдовством, а по большей-то части, травами лечебными да словом ласковым. Сторонятся меня деревенские, да не оттого, что я чудо какое-то, а потому что молва о доме идет дурная. Так то не я виновата, а еще прапрапрабабка моя. Это она такой ведьмой-ведьмой была. С нее все пошло. А я, будь воля моя, вообще ни с каким колдовством бы не путалась. Жила бы себе кметкой обыкновенной, мужа бы потчевала, деток бы ему рожала, кукол бы плела соломенных да на ярмарках продавала. Вот и было бы счастье. Ан нет. Повязала нас та ведьма, всех в единую цепь, и никуда теперь от этой силы не деться, так и плати за нее до конца дней своих. Ни тебе любви, ни тебе семьи какой-никакой.
Расчувствовалась знахарка, выдала все, как на духу, а заметив, что перед человеком посторонним совсем душу раскрывать удумала, нахмурилась да и потупилась. Не чародейкино это дело было, в судьбе ведьминой путаться. Ее, вон, охота заботила да живот собственный. Впрочем, дивиться нечему. Человек – тварь такая, всегда, в очередь первую, о своем теле думает, удобстве да прочих мелочах. Мало кто на желудок голодный россказни слушать захочет да сопли подтирать. На том Ивона и успокоилась. Выдохнула протяжно, на ноги поднялась, ножик свой из-за пояса вытянула да и пошла в ту сторону, где деревца молодые росли, с веточками тоненькими да гибкими.
- Прутики нам принесу, чтобы мясо жарить, - обронила, на пол пути остановившись да к попутчице своей лицом повернувшись, - Рогатины еще поищу. Коли на нашей стороне сегодня удача, то и добуду я все, что для ужина надобно. А коли нет, так с тем управляться будем, что под рукой имеется.
Оборвала ведьма рассуждения да и дальше пошла, ступая осторожно. Сыпал снег с неба, укрывал землю покрывалом рыхлым. Идти по нему тяжело было, то и дело ноги проваливались, и только об одном девица мечтала – не потерять бы сапог в сугробе да не околеть от холода. У костра-то тепло было, а в округе ветер зло завывал, под одежду самую пробирался, щипал кожу. «Хорошо хоть мороз лютый не грянул пока», - подбодрила себя деревенская знахарка, остановилась возле осины, шапками белыми укрытой, потрогала пальцами ледяными сучок один, наклонила да и принялась отрезать. Нож для дела этого не больно годился, да ничего подходящего у кметки с собой не было. Это дома топор ждал да пила, а тут руки только да железяка маленькая. Хорошо хоть острая, а то и вовсе бы не управилась ведьма. Она же с деревом совладала. Воротилась уже с тремя прутьями, и двумя массивными ветками, уселась возле костра, принимаясь сучки срезать лишние да концы у рогатин подтачивать.

За работой время быстрее пошло; страх, душу в пальцах холодных сжимавший, в сторону отступил; потеплело на сердце девичьем. Улыбнулась ведьма тихонечко, капюшон шерстяной поддернула, на небо внимательно глянула да и песню себе под нос затянула. Не веселую и не грустную, зато долгую да протяжную о заморском каком-то витязе, что по разным морям ходил, судьбу свою отыскать норовя. Полетела во все стороны кора замерзшая, посыпались щепки тонкие, - дело сладилось. Не прошло и часа, как Ивона рогатины сделала да пруты удобные. Потянулась, воздух морозный вдохнула да и хотела уже чародейку позвать, как приметила, что нету той возле пламени ясного. «Это что еще за беда?» - так подумала знахарка, поднялась на ноги, по сторонам принимаясь оглядываться, - «Только этой напасти и не хватало мне. Дело ль в осеннем лесу одной оставаться? Да и куда могла попутчица-то моя деться, коли конь ее на месте стоит? Не иначе, как в лесу заплутала. Забрела куда, а выйти не может. Хоть бы крикнула тогда, что ли! Впрочем, может, она и звала меня, за пургой-то не больно слышно, кажется только, будто волки по всей округе воют».
- Эй! Кассия! – хоть и думала кметка, что глупо собеседницу кликать, а все равно тишину лесную нарушила, мало ли, вдруг несчастная рядом совсем, сидит на коряге какой, ни жива, ни мертва, голос подать боится, - АУ! АУ!
Не ответила чародейка. Толи и впрямь ветер голос ведьмин унес в сторону противоположную, толи еще чего, а ответного крика Ивона так и не услышала. Вздохнула сокрушенно, подобрала ветку, что с костром рядом бросила, оперлась на нее да и пошла из беды вызволять попутчицу. Умела девица людей искать, нутром чуяла, куда забирать нужно. С кровью, правда, все проще обстояло, но могло и так получиться. Тут уж от настроя зависело да мелочей всяких. Знахарка деревенская того наверняка не ведала, а догадывалась, что магичку приметить попроще будет, чем юнца какого. Тем более, сейчас осень стояла, деревья облезли уже. Чего чутье не учуяло, то глаз мог разобрать.
Впрочем, далеко идти ведьме без надобности оказалось. Едва сошла она с опушки, чародейка из лесу и выскочила, с птицей какой-то в руках. «Поймала, стал быть», - так кметка рассудила, улыбаясь довольно, - «Зря я тебе не поверила». Подбодрил вид добычи Ивону, приосанилась она, посмелее пошла да только встала, как вкопанная, когда Кассия с криком коротким, наземь бухнулась. «Чего это там?» - нахмурилась девица, осторожней ступила. Не в первый раз она по снегу ходила, знала, как просто ногой в ту же нору барсучью угодить али в овражек какой. А там, коли зверь не цапнет, считай, повезло. Магичку с лицом кукольным миновало вроде бы как. Во всяком случае, как уселась она на задницу, так и сидела. Кабы было какое животное, на весь лес бы крик стоял. Так рассудила знахарка, приблизилась, присела рядом на корточки, землю перед собой пальцами осторожно прощупывая.
- Погоди, не вставай, - так промолвила, к знакомке новой обращаясь, - И ногой не дергай. Не вижу пока, что там тебя ухватило. Докопаюсь сейчас и вытащу. Ты не возись, пока хуже себе не сделала.
Затихла ведьма, посерьезнела. Глаза свои черные сузила. Там постучала, тут постучала, раскопала ямку вокруг ловушки, что ветки создали и, поняв, что нет никакой беды, кроме сучьев обломанных, выдохнула расслабленно, ниже склонилась, покопалась еще немного, ветку большую из снега вытянула и, самой себе кивнув, обронила Кассии.
- Теперь ногу вытаскивай да поднимайся. Я тебе подсоблю.
И, ни слова больше не говоря, встала Ивона на ноги, потянула несчастную да и вытянула; руку ее себе на плечи взвалила и повела чародейку к костру. Птицу же, что попутчица ее раздобыла в подмышку сунула, зажав ощутимо так.

Как бы то ни было, до стоянки доковыляли путницы. У самого костра отпустила Ивона Кассию, позволяя усесться на задницу да ногой заняться, а сама отошла чуть в сторону, голову куропатке умело свернула да принялась несчастную ощипывать. Ловко так, будто всю жизнь свою птицу щипала. Впрочем почему будто, не раз и не два приходилось ведьме курей собственных на похлебку пускать. Не соседок же звать, чтоб подсобили. Раз, другой с пером супчику похлебала, а там уж и наловчилась. Теперь вообще никаких проблем не видела, кроме, разве что, котелка подходящего. По его поводу к чародейке и обратилась. И дело сделала и несчастную от причитаний бессмысленных отвлекла.
- Скажи, Кассия, - так проговорила, тыльной стороны ладони лицо утирая да пряди прилипшие смахивая, - Может сумеешь ты нам посуду какую достать? Я уменья ваши не больно знаю, не суди, коли глупость прошу. Котелок бы нам нужен. Птица вон какая большая, жирная. Тяжело мне ее разделывать будет да на ветки цеплять. У меня и ножа-то нет подходящего. Кости нечем переломить. Попытаюсь, конечно, так насадить, целиком, но не просто оно. Коли чего придумаешь, я тебе благодарна буду.
Замолчала знахарка. К занятию своему воротилась и призадумалась. Не нравился ей настрой собеседницы. Немного она говорила, да с каждой новой фразой все больше жаловалась, обстановку нагнетая. «И чего сокрушаешься?» - так рассудила девица, глаза поднимая на женщину с лицом кукольным, - «Живы мы, сыты. Хищники далеко, лошадь рядом. Вскочим в седло да укатим. Заплутать не заплутали еще. Надо будет, я и на дерево влезу. А я ведь обычная кметка, не чародейка какая ученая. Будь я как ты, точно бы не боялась. У тебя вон магия есть, а у меня руки только да и те пустые». Фыркнула Ивона, с раздражением борясь, губами из стороны в сторону поводила задумчиво, а там и смекнула, в чем дело. Это она, девчонка дикая, по лесу ходить привыкла, а Кассия-то, поди, и мира не видела, кроме дорог мощеных, повозок крытых али еще чего. И как только ее угораздило в такую метель одной на тропе оказаться? Случилось, может чего? Ответа ведьма не ведала, да и знать не желала. Не ее это было дело, чародейку о личном расспрашивать. Ей вон задача – готовь обед да помалкивай. Впрочем, чего-чего, а тихо сидеть на стала знахарка. Едва мысли все в голове уложила, сразу и голос подала, молчание нарушая.
- Ты о пустом не тревожься, - произнесла брюхо куропаткино распарывая да потроха вытаскивая, - Я бы тебя и в лесу нашла. Потрудиться бы, правда, пришлось немало, но, думаю, как-нибудь совладала бы. Я людей находить умею. Даже в дебрях всяких. Живыми или мертвыми. А что до ноги твоей… Есть у меня задумка одна. Коли хочешь, могу заговорить. Посидишь немного, и отпустит. Спадет опухоль. Одна только беда, не знаю я, выйдет ли прок. Может, магия твоя помешает мне. Собьет с толку. Но попробовать можно. Дело это не сложное.
Пожала Ивона плечами, ответа дожидаясь да мнения, и затихла, куропатке внимание вернув. Предложила помощь, и сама не поняла, как да зачем это сделала. «Вот дура-то я», - так заключила, брови хмуря, - «Итак магичка эта меня деревенщиной темной считает, а тут, поди, и вовсе дикаркой обзовет. Конечно, что ей мои наговоры со словам глупыми. У нее-то все по-ученому, по-умному». Насупилась ведьма, голову опустила, но вида не подала, что раздосадована, так, занятой делом только прикинулась.

Полетели потроха куропаткины в стороны, зверью лесному на корм да воронам; наловчилась ведьма, повозилась, тушку на пеньке каком-то устроила, нож свой от крови и мяса очистила да голову птичью и оттяпала. Нелегко ей это далось, но Ивона упорство тут проявила, настойчивость. А там уж и чародейка с лицом кукольным голос подала, как раз вовремя. «Встряхнулась наконец», - так знахарка рассудила, на зов поворачиваясь да к словам знакомки своей прислушиваясь, - «Уже хорошо. Я-то одна нас из лесу не выведу и еду, едва ли, сготовлю». Впрочем, рано девица радовалась. Кассия, хоть и оживилась значительно, а все равно участия принимать не спешила, распорядилась только, что нужно ей бревно с тонким прутиком. «Привыкла, видать, командовать». Насупилась кметка, волеизъявлением таким недовольная, но смолчала и с колен поднялась. Осмотрелась вокруг, да приметив ветку массивную, из снега торчавшую, поспешила к ней, а как вытянула так к попутчице и воротилась, сунув ей под руки бревно вместе с прутиком.
- Вот, сгодится надеюсь, - так промолвила, отошла в сторонку да вгляделась в чародейкины манипуляции.
Шумно на поляне сделалось. Ожила она, будто бы откликаясь. Наполнилась магией да голосом, что только избранным и был слышен. Прищурилась знахарка настороженно. Сама она никогда силу из мира не черпала, все из себя да из смерти порой. А тут так чудно было. Вот магичка, вот поляна, и что-то такое между ними творится неясное. Как закончила Кассия силы свои подпитывать Ивона аж головой потрясла да глазами похлопала, а там уж и на работу уставилась, наблюдая, как дерево в котелок превращается. И только что рот не раскрыла от удивленья да неожиданности. «Вот уж чудо, так чудо. Не то, что мое колдовство». Шмыгнула ведьма носом да снова насупилась. Вот вроде и переборола она обиду прежнюю, а все равно осадок какой-то остался, - не ровняться было кметке простой с ученостью.
За мыслями своими девица и не заметила, что знакомка новая к ней обращается, почувствовала лишь на себе взгляд неловкий, а там уж и догадалась. «Услышала, значит, слова мои. Ты не смотри, что собой занята была», - вздохнула знахарка, но делать нечего. Сама разговор завела, самой и отвечать надлежало. Кивнула Ивона.
- Умею я травмы всякие заговаривать, - промолвила, тушку куропаткину в котелок опуская да снегом забрасывая, - Но, как и сказала, не знаю, что выйдет-то. Не владела б ты магией, я бы точный ответ дала, а так-то неясно мне, что получится. Но, раз просишь, попробую. Глядишь, и поддастся мне хворь твоя. Ну-ка, вытяни ногу вперед.
С этими словами присела знахарка возле попутчицы, руки свои снегом омыла, а после, еще одну горсть зачерпнув холодную, положила ее на опухоль, а сама глаза широко распахнула да и запричитала, начиная свой наговор.
- Где снег лег, не бывать там хвори. Все ушло да водой обратилось, с водой истекло да истаяло. Пошло прочь! Откликнись боль на мой зов, перейди из тела в воду да с ней и выйди!
Раз произнесла кметка слова заветные, два, три, а на четвертый вскинула руки да изобразила пальцами нечто такое, будто вязкое что-то вытягивала. Как закончила на ноги подскочила, снег, что не растаял еще, в руки взяла да и швырнула далеко-далеко.
- Блуждай теперь на перекрестке, дороги не ведая! Да будет так! Да будет так! Да будет так!
Выкрикнула Ивона слова последние, вокруг себя обернулась, руки снегом омыла да и к Кассии обратилась.
- Воду, что с ноги стекает, не стирай ничем. Сама пускай высыхает. Как высохнет, так и боль уйдет, а там уж спадет и опухоль. Час, может, пройдет. Может, меньше даже. Не знаю. По-всякому оно бывает.
Договорив же, подхватила ведьма котелок с земли да и пошла к костру. Не хотелось ей, чтобы чародейка ученая уменья ее обсуждала да методы. Обидным оно казалось. А еще боялась девица, что наговор ее не сработает, тогда уж от позора не спрятаться будет не скрыться. В лесу-то ведь и уйти нельзя с видом гордом, и сослаться не на что.

Смолчала чародейка с личиком кукольным. Про ворожбу ведьмину слова обидного не сказала, Ивону саму не попрекнула ничем, так только, беседу про ученость завела всякую да про желания девичьи. Обернулась на голос знахарка деревенская, с котелком в руках возле костра замирая, губу прикусила задумчиво, а там уже и промолвила.
- Думать не то, чтобы думала, а хотеть хотела, - произнесла негромко, головой тряхнула, мысли разные отгоняя, капюшон ладонью поправила да на корточки опустилась, ношу свою на ветку толстую нанизывая да над пламенем ярким подвешивая, - Да много ли проку с моих мечтаний? Молодая тогда была, глупая. Жизни не ведала да все представляла себе, как однажды магичка какая-нибудь в деревню заглянет да меня с собой заберет. И то не часто, так иногда, когда горько совсем становилось или когда знакомец какой душу растормошит. Был один друг не друг у меня, а все про магию-то расспрашивал, про науку твердил, про знания. А и сам-то не шибко ученый, так, всего нахватался. Но ты не о том меня спрашивала…
Выпрямилась кметка, прутиков тонких в огонь подбросила, руки подставила пламени, согреть пытаясь да на блики рыжие и уставилась, утопая в них, будто в трясине какой. Спустя время только вещать начала голосом глубоким таким да звучным.
- Но о том, что я не ученая, не часто мне сожалеть приходилось. Вы за наукой своей связь настоящую с миром нашим теряете. Вот посади тебя у реки, что ты услышишь в ней, кроме журчания да бурления; в очаге что узришь? Как огонь поленья ласково лижет? Ни тебе ликов странных, ни картин неясных. А мне они дороже сокровища всякого. Вот и не желала я ведьмой быть да все равно привыкла к таланту-то. Теперь и не знаю, есть ли что, ради чего от него отказаться пожелаю.
Тут уж ведьма слукавила. Чего-чего, а ответ на вопрос помянутый давно ей известен был. Кабы кто предложил девице от ворожбы отречься, чтобы сына еще не рождённого от смерти спасти, так бы она и сделала. Никого бы не пожалела: ни покойников, что останутся без заступницы, ни живых, от хворей всяческих помирающих. Но такого вот выбора Ивоне никто не давал, остальное же силы ее не стоило. С нею знахарке легче жилось, будто и не одна по свету ходила, а с бабкой да матерью за плечами. Впрочем, мыслями своими да чувствами кметка с попутчицей не стала делиться; так, помолчала немного, снег в котелке палочкой перемешала да монолог затянувшийся и окончила.
- Одно только есть, о чем сожалею я, - это то, что грамоте я какой-никакой не обучена. Староста наш и тот пару строк накарябать может, а мне, что буквы, что рисуночки непонятные – все одинаково. Никаких мне книг, никаких записей ведьминских. Я такие ежели и увижу, мимо пройду. Это вот горестно. С остальным же живи себе да живи. Еще жалею, что нет у меня никого, но то уж к вопросу твоему совсем не относится. Так уж, начала ты о жизни расспрашивать, я язык-то и распустила.
Вздохнула ведьма да и потупилась. Не за чем было лишнее бормотать. На вопрос она ответить ответила, а о большем никто и не спрашивал, разве что костерок неясное вопрошал; плясал на снегу да «пальцы свои» к Ивоне протягивал.

Затихла Ивона, речь свою обрывая, зато чародейка болтать принялась. Приблизилась к костерку, на боль в ноге невзирая, да такое деревенской девице осмелилась предложить, что та растерялась даже, глазами большими ошалело захлопала и чудо, что рот не раскрыла. «Меня? Научить? Грамоте?» Ушам своим ведьма не верила, потому и с ответом не больно спешила. Вот и полагалась она на Кассию, понимала умом своим, что не дитятко перед ней малое, а все равно опасалась, что попутчица посмеяться над ней желает, самолюбье свое потешить. «И с чего бы тебе учить-то меня? Не девчонка я босоногая, что все знания сходу схватывает; баба взрослая, с умом темным да упрямым до одури». Прищурилась знахарка, глянула на собеседницу подозрительно и хотела уж рот раскрыть, чтоб ответ держать, да опередила ее чародейка с личиком кукольным, - продолжила речь свою, разъяснения давая да подозрения кметкины успокаивая. «Вот как, значит…» - протянула Ивона задумчиво, зябко поежилась, плащ поплотнее запахивая, подняла глаза на магичку, головой согласно кивнула.
- Хорошо. На такую сделку согласна я, - так промолвила, на пламя поглядывая да на небо, звездами постепенно заполняющееся, - Только вот вопрос у меня: а учиться-то как да на чем? На сугробах будем буквы чертить палочками? Али ты нам бумаги какой наделаешь? Не подумай только, что я привереда какая разборчивая, непонятно мне, вот и спрашиваю. А что до ноги твоей раненой, коль растаял снег да водица наземь стекла, и штанину можешь спустить и сапог натянуть. Теперь дело на лад пойдет, коли заговор мой сработает. Там, глядишь, и в седло вскочишь, да в путь конька своего тронешь. Темно ночью в лесу, не видно, куда ступать, только здесь, на поляне, до рассвета самого оставаться опасно нам. Тихо, вроде, поблизости, да и месяц сейчас не февраль, только запах крови да варева приведет к нам гостей незваных. Может, волки придут, а может, и тварь какая с лицом человеческим. Стая-то нас не тронет, отобьемся, откупимся, с мужичиной же посложнее будет. Коль с батогом каким, так не в жизни нам не управиться.
Вздохнула ведьма да и затихла. Помолчала немного, на деревья заснеженные посмотрела задумчиво, прядь волос пятерней погладила и, ничего неладного не учуяв поблизости, так промолвила.
- Но о том не волнуйся пока. Тихо кругом. Дремлет все, вон и ветер даже силы свои растерял да затих. А я, чтоб спокойнее было нам, сейчас хитрость одну попробую. Коль сработает, так будем мы в относительной безопасности. Сложно оно, неловко, но не все тебе нас выручать сегодня.
С этими словами поднялась девица деревенская на ноги, подхватила палку большую да и пошла за деревья куда-то. Там уж присела на корточки, сук в снег белый втыкая да поползла задом вперед, вокруг поляны облюбованной круг очерчивая. Как замкнулся он, положила ладонь на линию да зашептала.
- Вот тебе круг, вот тебе слово мое. Не бывать здесь ноге человеческой, не ступать лапе зверя лесного али чудища, не летать каким беспокойникам. Вот мой дом, вот мое место. Я хозяйка его! И никто не ступит сюда, покуда не случится на то воли моей! Призываю духов своих в помощники, призываю кровь, огонь, землю да небо в свидетели. Вот моя метка! Вот моя воля! Да будет так! Да будет так! Да будет так!
Выпрямилась Ивона, руки к небу воздела, постояла немного, а затем назад воротилась, улыбаясь устало, но добро так.
- Вот и сделано, - довольно промолвила, возле пламени яркого присаживаясь, - Теперь нас никто тревожить не станет. Можем к грамоте приступать. Слушать да внимать я как раз расположена.

С того урок начался. Заплясала во тьме ночной льдинка какая-то непонятная, замелькали на ней различные символы, буквами именуемые. Ивона на них смотрела внимательно, запомнить стараясь да по воздуху очертания повторить норовя. Тяжело ей давалась грамота. Вот, вроде бы, и понятно, как символ какой выглядит да читается, а все равно не ясно, почему это вдруг загогулина звук имеет определенный. Не укладывалось учение в голове ведьминой. Старовата она для него была и темна слишком уж. Да и где это видано, чтобы кметку деревенскую чародейка ученая писать да читать учила? Впрочем, может и знавала история такие случаи. Мало ли, кто кому приглянуться мог. Только вот со знахаркой-то совсем иной случай вышел. От скуки да тоски занялась ею Кассия. Обидно оно немного было, да печалиться не стала девица. Вот еще время на глупости тратить. Хватай знания, пока дают, да не жалуйся…
А там и ужин поспел. Сытный такой супчик вышел, наваристый; и хоть и не хватало в нем овощей каких, круп да соли, а с голодухи-то он все равно самым вкусным блюдом показался. Куропатка же жирная и вовсе на ура пошла. Как растащили ее, попутчицы и не заметили, и не смотри, что одна аристократка, а другая простая деревенщина. Неурядицы они всех сближают, границы стирая да условности перечеркивая.
Как покончено с трапезой оказалось, воротились к грамоте девицы. Тут уж в ход и слоги пошли и слова простые. Впрочем, как не билась с подопечной своей чародейка ковирская, а Ивона, один ляд, не много усвоила. Что-то сразу из головы ее вылетело, что-то отложилось не так как следовало. Расстроилась ведьма, но что делать. Знания-то они такие, никогда с первого раза в руки не давались. Когда-то, вон, она и кашу варить не умела, зато сейчас любым блюдом могла похвастаться. «Главное тут, дело это с чтением да письмом не забрасывать», - так рассудила, самой себе головой кивая да подыскивая местечко для ночлега годное, - «Как домой ворочусь, надо будет вечерами темными не в окно глазеть да пряжу сучить, а за книжкой сидеть. Кто бы только дал мне такую книжицу-то…» Вздохнув опечаленно, знахарка и успокоилась, повернулась лицом к невольной наставнице.
- За науку спасибо тебе, - так промолвила, поднимаясь на ноги, - может, не выйдет проку с урока этого, но доброты твоей я вовек не забуду. Многих я знала, попадались средь них и те, кто грамоту ведал, да не один научить не вызвался. Первая ты, кто откликнулся. Видать, в этом твое Предназначение.
Прервалась кметка, потопталась возле костра, посмотрела на деревья, рядом стоящие, на кусты, на ели высокие и, тему сменив, проявила догадливость, наказывая знакомке новой, как поступить следует.
- Не пристало нам на голой земле лежать. Околеем мы здесь от холода. Снег еще под нами подтает, в одежду впитается, и поедем мы мокрые, на ветру продрогнем. Коли холод нас не сразит, так простуда потом добьет. По-хорошему, нам бы мешок какой, али шкуру теплую, но да где их сыщешь теперь? Коли есть у тебя чего походное, доставать его время самое, ну а я пока до елок дойду. Натаскаю нам лапника. На ветках-то все лучше лежать, чем на земле сырой.
Подхватила Ивона ножик свой да и прочь пошла. Боязно ей, конечно было круг заговоренный переступать, помнила она волчий вой, видела глаза звериные дикие, но деваться-то было некуда. «Сохрани меня, Государыня!» - так промолвила да перед первым деревом и присела. А там уже делом занялась, страх всякий отринула. Воротилась же к костерку с охапкой лапника. Разбросала его на снегу от огня недалече, но так, чтоб скатившись, в пламя не угодить, размяла пальцы замёрзшие, подула на них, отогреть пытаясь, плечи растерла да к попутчице обратилась.
- Вот теперь и ко сну отходить можно. Как там, кстати, нога твоя?

Покуда Ивона за лапником ходила да «кровать» им сооружала, чародейка ученая к лошадке своей отошла да ей занялась. Чего уж там женщина делала, того ведьма не видела и, если на то пошло, не больно видеть желала. Не спешит прочь умчаться да ее одну тут бросить и ладно. С остальным-то можно управиться. Огонь есть, веток немного имеется; в животе ужин, а в голове наука. Любо дорого. Кабы не метель с холодом, так девица деревенская вообще бы себя, как дома, чувствовала, а в чем-то и лучше даже. В избе ее никто не ждал, кроме кошек любимых, а тут вон попутчица отыскалась говорливая да услужливая. И не смотри, что магичка! Знахарка деревенская, конечно, не много видала на веку своем чародеев всяких, да наслушалась про них всякого. Поговаривали гости заезжие, будто все они, как один, гордые и заносчивые, брезгливые, свысока на простой люд глядящие. Может, конечно, и Кассия в жизни обычной такая была, зато в лесу диком с другой стороны раскрылась: показала себя особой скучающей, в чем-то немощной да отзывчивой. Нравится ей то али нет, кметка пока не решила, оставив рассуждения на ночи темные да вечера одинокие. К тому же, знакомка новая как раз назад воротилась, на вопрос отвечая, что задан был.
- Вот и славно, - так Ивона проговорила, в плащ заворачиваясь плотнее да завязки перевязывая, чтоб во сне не распутались, - Брали меня сомнения, что не все, как надо, получится, а сложилось все получше даже, чем я задумывала.
Улыбнулась ведьма попутчице довольно так да на лапнике и устроилась, клубком сворачиваясь и веки смежая. Вот и не сделала она ничего такого особенного, а все равно в груди тепло разлилось от гордости да от радости. Не оплошала она, доказала чародейке, что не пальцем делана да не просто так слывет в деревне своей да окрестностях лучшей знахаркой. «Это ты сил моих ведьминых еще толком не видывала», - так рассудила Ивона, а там и заснула под вьюжную колыбельную.

Пробудилась девица поутру уже. Проснулась, глаза потерла да на дерево, что ближе стояло, непонимающе так уставилась. Снились кметке сны дивные, яркие, на события богатые, потому с ходу-то она и не вспомнила, как на поляне лесной оказалась. Услыхала только слова чародейкины да на голос ее обернулась.
- А? – вопросила растерянно, а потом приметила, как шкура теплая, одеялом служившая, съеживается, за плечи себя обхватила да рассмеялась заливисто, - И не говори! Немного приятного в утре таком. Одна радость – настало оно. Живы мы, лошадь рядом. Самое время сейчас сонливость стряхнуть да в путь отправляться. Долго нам добираться придется. Погляди вон, чего намело!
Поднялась ведьма на ноги, головой потрясла, снегом умылась, плащом утерлась да приблизилась к костровищу. Потух огонь за ночь, остыла зола. Можно, конечно, было при помощи Кассии снова пламя разжечь, но Ивоне то неразумным уже показалось. Ничего на месте их не держало, выбираться как раз следовало. «Кто знает, далеко ли отсюда до деревни ближайшей…» Протянула девица задумчиво, глаза наверх подняла, веточку тонкую от куста какого-то отщипнула да на нее и уставилось. Странное чувство терзало знахарку. Все казалось ей, будто чего-то она не сделала, не сказала аль не спросила. Призадумалась кметка. День минувший припомнила, вечер прошедший да ночку темную. Раз прошлась по событиям, другой, а потом встрепенулась, глаза распахнув, подлетела к знакомке новой, огорошивая вопросами.
- Слушай, Кассия, - так обратилась, волнение стараясь унять да с оживленностью справиться, - Мы с тобою ведь вещь одну позабыли – сумку ту, что была при моем покойнике. Для чего ты ее в дорогу взяла, мне неведомо, но одна мысль душу мою тревожит: что такое случилось с несчастным? Отчего же он помер-то? Ты моего поученее, может, знаешь чего. Говорил мужичонка щупленький про заразу какую-то незнакомую, но ведь то только ложь была. Мне же истину узнать надобно. Коли хочешь ты тайну какую выведать да сберечь – не полезу я. Ежели же не жалко знаний тебе, может, вскроем ту сумочку да посмотрим, с чего все пошло?
Замолчала ведьма, речь свою обрывая. Не знала она, как попутчица к предложению отнесется, потому и не стала настаивать да желанья свои навязывать.

К просьбе ведьминой чародейка ученая хорошо отнеслась, доброжелательно. Ни спорить не стала, ни гневаться, ни раздражение свое выказывать. Может, в том дело было, что не проснулась еще толком Кассия, может в занятии ее тяжелом, а может и еще в чем-нибудь, то Ивона уже знать не знала да ведать не ведала. Мало ныне ее причины заботили, результат куда сильней увлекал, заставляя от нетерпения мучиться. Впрочем, унялось оно сразу же, едва женщина с лицом кукольным сумку ей кинула да ответ дала.
- Вот, значит, оно что, - протянула девица задумчиво, шаг назад делая да ношу свою в ладонях сжимая, - А я-то все думала да гадала. Коли яд тут вмешался, тогда ясно мне, почему я, почуяв смерть скорую, отвести ее не сумела. Тут одна лишь неточность закралась. Не вчера его отравили, не те двое, что в драку влезли. Он тогда уже был отмечен, когда я с ним впервые встретилась. Из-за горя -то этого я как раз с ним в путь и отправилась. Попался он мне на площади, я возьми да и ляпни, мол, жить тебе недолго осталось, а он нет бы мимо прошел, взял да поверил. Помочь упросил. Так на двор-то тот и попали. Коли кто из двоих тех знакомца моего отравить хотел, надлежало им за нами ехать али надеяться, что метель бедолагу в корчму загонит. Он ведь очень в Ринду спешил, никак не хотел сворачивать. Кабы конь не начал в ногах путаться, не бывать бы нам в том трактире. Ну да ладно, не будем о том…
Замолчала знахарка деревенская, взор потупила, сумку чужую рассматривая, поежилась зябко, подцепила застежку да и дернула осторожно, внутрь заглядывая опасливо. Не знала она, что за ценность такую гонец несчастный доставить спешил, но боялась узреть чего необычное или, хуже того, какое-нибудь заразное. Мало ли, чем там сумка может быть смазана; вдруг ловушка на дне ее спрятана… Впрочем, зря волновалась кметка. Ничего интересного в сумке не обнаружилось, только ворох бумаг каких-то, в коих ведьма не много смыслила. Опустила она на землю футляр, повертела в пальцах листы сложенные, озадаченно лоб наморщила и, не умея распорядиться «сокровищем», в руки Кассии его сунула.
- На вот, возьми, - так промолвила, - Ничего мой покойник не вез, кроме этих вот бумаженций. По виду послания, вроде как, а внутри чего, то меня уже не касается. Коли хочешь, смотри да читай, коли нет, так давай обратно положим да бросим здесь. Может, кто и найдет, кому важным оно покажется, а всего скорее, на месте этом навечно лежать останется, пока водой не растопит бумагу да кожу чем не разъест.
Вздохнула Ивона опечаленно, отошла в сторону, прислоняясь спиной к стволу древесному, помолчала, время некоторое на несправедливость судьбинушки мысленно сетуя, а потом вдруг взяла да обронила невольно фразу одну короткую.
- Что за время такое настало… Вот нашлась писанина эта неясная, и никому не нужна оказалась. А человек за нее жизнь свою небу отдал…

Прервала чародейка с лицом кукольным размышления Ивонины, почитала бумаги проклятые, поделилась назревшим выводом. Ведьма, речи такие заслышав, нахмурилась только да вздохнула печально. «Все, как всегда», - так подумала, глаза поднимая да в небо ясное всматриваясь, - «Был человек, да сгубило его золото. И золото-то чужое. Чужая война, жертва случайная. Не он на том пути первый, не ему и последним быть». Оттолкнулась девица от ствола широкого, к которому спиной прижималась, подошла к Кассии да, чтобы на спину лошади взобраться, протянула ей ладошку свою замерзшую.
- Знаешь, - так промолвила, на поляну, позади остающуюся оглядываясь, - Я согласна с тобой. Дурное то дело, людей убивать ради золота, власти али еще наживы какой, только есть на земле такие, кому жить не следует. Они ходят, мир портят, зло приносят. От таких душегубов отделаться – малое зло, от зла большего охраняющее. Убийство убийству рознь. Жаль только того молодчика, а еще жаль, что люди никогда не изменятся.
На том и замолкла знахарка. Долго еще могла бы она говорить да мыслями сокровенными делиться с попутчицей, только холод уж больно за горло хватал, сжимая его да пощипывая. «Не хватало еще простыть в пору эту морозную».

Долго ехали. Не хотел лес густой пленниц своих отпускать. Бросал ветки тяжелые под ноги лошадиные, скидывал на головы путницам шапки снежные, да только упрямство девичье сильнее его оказалось, - выбрались на дорогу несчастные, а там уж попроще стало. Высоко снег лежал, да все равно не так как в лесу. «Ничего, мы с покойничком от села моего знакомого не больно вчера далеко укатили. Глядишь, сыщем его», - так кметка рассуждала, оглядываясь да осматриваясь, но под руку чародейке не лезла с советами, - «Куда приведет судьбинушка, там и место нам будет». Впору было бояться девице деревенской, да казалось ей отчего-то, будто там, впереди, ждет ее диво дивное, такое что-то, что на всю ее жизнь дальнейшей печатью ляжет. Но и эти мысли Ивона при себе оставила - ни к чему они были Кассии…
Так и доехали. Не к тому, правда, селу, что ведьма деревенская накануне оставила, зато с двором постоялым, уютным таким на вид, добротным. Улыбнулась девица, спешилась, выждала, когда знакомка новая с лошаденкой закончит да конюхом, и за ней направилась в здание. Подмывало, конечно, знахарку сказать, что дальше она сама как-нибудь управится, но сдержала кметка упрямство свое да гордость неуместную, кивнула согласно.
- Скажу, что хороша идея твоя. Не мешало бы нам отдохнуть с дороги, в воде погреться горячей, поесть чего сытного. А как отдохнем, так и расстанемся. Я сама себе отыщу провожатого, ты о том не заботься уже. Ты и так для меня много сделала.
Улыбнулась Ивона, благодарность свою выказывая да и молча за чародейкой последовала. Неловкой ведьмочка деревенская в делах дворов постоялых была, могли ее и обдурить и обобрать до нитки, потому заботы такие девица Кассии оставила.