История эта началась более чем за две недели до событий грядущих, вечером темным да ночью беззвездной, более ничем не примечательными. Пропал в Нижних Погорельцах ребенок, сын пастуха да пряхи. День его искали, второй искали, третий искали, а на четвертый нашли шапочку вязаную на кочке болотной. Принесли ту матери, она в слезы да в крик: «Верните дочь! Что вы с ней сделали, душегубы окаянные?!» На мужа с кулаками бросилась, кузнеца со свету сжить грозилась, и все бы ничего, да достигли вопли те ушей ведьминых. Вот и не просил Ивону никто о помощи да заступничестве, в ноги ей не падал, диковинок заморских не обещал, сама она вызвалась. Подошла к женщине горемычной, вытребовала у нее ту самую шапочку, в коей девочку в последний раз видели, да, пообещав найти и покарать обидчиков, если таковые будут, у себя в избе заперлась, к ритуалу чтобы подготовиться. Ночью же вышла на улицу, со сверткам в руках увесистым и поспешила в сторону леса. Нашла место тихое, укромное, расстелила перед собой платок белый, разожгла огонь, кинув в него пучок трав горько-душистых, свечи запалила, шапочку перед ними положив, принялась слова колдовские нашептывать да руками водить. Звала она духов предков, своих-помощников верных, способных правду рассказать, путь отметить, но промолчали те, оставив Ивону своими силами справляться. И в пору бы неладное почуять и от затеи отказаться, но не смогла ведьма доверие матери обмануть да без вестей ту оставить. Приманила к себе птицу ночную, голову ей отрезала, окропив кровью дерево, сунула ту деревяшку в костер, да принялась приговорить:
- Как горит дерево в огне, золу лишь оставляя, так пусть и морок сгорит, истину обнажая. Ответь мне, отец мой! Откликнись мать моя! Пошли мне друга надежного, чтоб путь предо мной начертил и к телу покойницы привел. Предстань передо мной дух не упокоенный, на заговорённый! Покажи жизнь свою! Заклинаю кровью да болью!
Поднялась Ивона, швырнула птицу в огонь да сквозь пламя взор устремила, ожидая явления привычного, вот только явился на зов вовсе не дух девочки мертвой, а нечто древнее да зловещее, безликое, темное. Отшатнулась ведьма в испуге, вскрикнула коротко, рот руками зажав, сама свечи свои сбила, на шапочку наступила, за корягу запнулась и, упав, попятилась.
Нашла она себя уже на рассвете. В избе собственной. Бледную, растрепанную. Не помнила, как и в дом-то прибежала, но посидев да обдумав все, решила, что то ей привиделось да через день ритуал свой повторила. На сей раз, правда, на зов духи мертвые да кроткие пришли. Отыскала Ивона с их помощью место то, где девочка сгинула, напала и на след душегуба проклятого, ребенка в лес заманившего, вот только по следу идти побоялась, не зная, как совладать с мужчиной сильным да кровожадным. Решила только для себя, что, как случай представится, так его со свету и сживет, а пока воротилась в дом, за собой прибрав и духов туда, откуда пришли, отослав, да стала жить, как жила.
Вот только ушел с того дня из деревни покой. Ночами собаки выли, кошки к ногам хозяйским жались, козы блеяли, коровы мычали. Кметы на волков сетовали, мол близко к деревне подобрались, но ведьма, в огонь глядя, иное видела, - сколько колдовать не принималась, а все перед ней тот лик стоял, что тогда в костре явился. Не могла Ивона понять, что за призрака такого на дом родной навлекла, но не на шутку перепугалась, особенно после того, как дома начали ни с того ни с сего гореть, да люди болеть. «Ох недоброе я натворила. Ох, недоброе…» - подумала ведьма. Не знала она наверняка, что виной происходящему служит, но в одном уверена была, - дух этот ей не просто так являться начал: толи пригрозить хотел, толи предупредить, толи погубить, толи еще чего. Сделалось девице страшно, и надумала она тогда, что надо помощи просить, да помощи не обычной, а самой, что ни на есть, профессиональной, ни у рыцаря какого заезжего, а у мутанта кошкоглазого. В правоте своей лишь убедилась, когда, пытаясь призрака изгнать, едва не онемела да сил своих не лишилась.
Пошла она к старосте, наказав ему объявлений написать да разослать во все концы. Слова же такие сказала:
- Завелась в деревне сила древняя, недобрая, да нечистая. Людей убивает ночами. Заступничества просим да помощи. В цене не обидим.
Заставила старосту речь сею записать да подписью своей закрепить. Упирался деревенщина, утверждая, что никто не умер еще, но ведьма так на него глянула, что спорить тот более не стал, Ивона же, погруженная в мысли собственные да не знающая, чем людям помочь да как защитить, прочь ушла, напоследок одно лишь обронив:
- Как явится ведьмак, сам с ним не говори. Сразу ко мне провожай.

Прошло с разговору всего несколько часов. Ивона только и успела, что к себе воротиться, коз подоить, курей накормить, кошкам молока налить да в поле, что за деревней было, за цветами лекарственными удалиться, а как воротилась в родные Погорельцы, так смотрит, а у двери ее человек стоит. Огромный, что медведь, гладкий, как коленка да свирепый и опасный на вид. Заезжий. Немного, конечно, ведьма на свете прожила, но такого человека в краях местных не помнила. Жил одно время кузнец, мог в плечах с гостем сравниться, но бороду носил и усы, волосы не коротко стриг, да и уехал вместе с женой и детьми несколько лет назад, воротиться не обещая. Точнее бы девица сказала, кабы могла лицо рассмотреть, но из-за яблони раскидистой, за которой она схоронилась, наблюдая, лучше было не разглядеть. Впрочем, очень скоро и надобность в том отпала. Шевельнулся гость, да из-за спины его мечи показались. Смекнула Ивона, что за удалец на крыльцо ее не побоялся взойти, вышла из-за дерева, корзинку перехватила и смело к дому пошла. Тут они глазами и встретились, убедилась ведьма, что спаситель ее явился, и сама себе наказала монстробоя удержать.
- Приветствую тебя, ведьмаче, в краях наших, - спокойно проговорила, улыбкой мягкой, приветливой одарив, да, более ни слова не сказав, мимо прошла, дверь толкнула, в избу вошла, жестом предлагая мужчине за собой последовать.
Как дома оказалась, корзинку на лавку поставила, решив травы после разобрать, лицом к монстробою повернулась, взгляд на шрамах мужчины остановив, да речь начатую еще на улице продолжила, не желая времени в пустую тратить да голову гостю морочить.
- Раз ты здесь, стало быть, со старостой говорил уже. Не суди строго, что без объяснений да разговоров тебя с места на место посылают. Не знает он ничего. Дело не простое, человеку несведущему мне то объяснить сложно. Не знаю, как и тебе-то все объяснить, - заволновалась ведьма, духа из пламени вспоминая, да опасаясь поддержки нужной не получить, глаза опустила, страх былой выдавая, но все же нашла силы в себе рассказ обстоятельный начать, - Случилось то немногом более двух недель назад. Явился мне…
Слово обронив, осеклась девица, не зная, как чужаку про дар свой поведать. Будь время у нее, она бы, глядишь, и придумала чего, а так-то и выбора не было, кроме как всю правду рассказать. Иначе-то и не поверил бы ей никто, юродивой в очередной раз окрестив. Пришлось Ивоне вздохнуть, взор поднять, приосаниться да сначала начать.
- Явился мне в огне дух не дух, призрак не призрак, сущность не сущность. Не знаю, что такое. На духа неупокоенного простого не похож. Те, хоть и свирепые бывают, да всегда какую-то цель имеют и, ежели ко мне приходят, то помощи просят. А этот. Этот другой. Злом от него веет. Холодом могильным и силой древней. Как сказать-то? Знаешь, ощущение такое, как будто липким туманом всю окутывает. Тяжелым таким, давящим. Бед он особых-то не чинил, чтоб прямо на него указывали, да только с того дня, как я его в первый раз увидала, два дома уже сгорело. Ни с того ни с сего. У Дубачей, что на окраине живут, скотина вся разом подохла. Новорожденный больным родился, меченым. Девок несколько захворали болезнью неясной. То не просто напасти какие, все оно одно к одному складывается. Случается такое, когда мертвецы вокруг собираются, силы тянут из живых. Здесь места спокойные, тихие. Лиходеев нет почти, болота рядом, мертвецов в них много лежит, но всегда я на них управу находила, а теперь не могу. Дух этот древний меня сильнее. Один раз я его пыталась изгнать да в мир мертвых вернуть, он меня саму едва за собой не уволок. Больше я и не пробую. Знаю только, что это начало всех бед, а дальше больше будет да страшнее. За этим и просила старосту объявление писать да ведьмаков искать. Платы не знаю, сколько хочешь, плохо я в делах этих смыслю, но, что смогу, все со старосты стрясу. То обещаю.
На этом замолчала ведьма, вопросов да решения ожидая, однако, прежде, чем заговорил кошкоглазый, встрепенулась, еще кое-что добавив.
- Я, надеюсь, ты веришь мне? Не думаешь, что сказки сказываю? Коли нет, я доказать слова свои могу.
Девица вскинулась, губы поджала, но продолжать да настаивать не стала, позволяя мужчине самому решать. Замерла только, прикидывая, как, в случае чего, уговаривать будет.

Уговаривать не пришлось. По одному виду мутантскому поняла ведьма, что верит он ей, да и, похоже, не только верит, но еще и понимает, о каком-таком призраке речь идет. За последнее, конечно, Ивона не ручалась, да так уж показалось ей. Нахмурилась девица, в глаза монстробоя поглядела внимательно, пытаясь за зрачками формы неправильной душу рассмотреть да ответ сыскать, обнаружив же одну темноту непроглядную, взор отвела, отошла и плавно на лавку, что у стола стояла, опустилась, руки на стол положив. Ведьмак к тому моменту, как раз вопросы свои задал. Точные, прямые, четкости требующие и откровения предельного. Кивнула ведьма в знак понимания, палец к губам приложила да и отвернулась, в окно уставившись. Однако прежде чем сделать се, улыбнулась собеседнику своему коротко, да на лавку напротив указала.
- Ты садись, ведьмаче. Хочешь вон, груши возьми. Нужно если, и посытнее да подельнее чего принесу. Разговор-то наш затянуться может.
Вот только ответа девица не дождалась уже. Замолчала надолго, будто и вовсе о госте позабыла. На деле же, думала да вспоминала она. Прокурчивала все в голове, что ничего мутант про дар ее не сказал, что ведьмой окаянной не окрестил, а просто взял и за дело взялся. Приятно то было. Опасалась Ивона, что попадется ей какой-нибудь болтун бестолковый или трус, или хитрющий хмырь. Подозревала знахарка, что и посмеяться над ней могут и на костер отправить, виновной сочтя. Гость же заезжий ничего такого делать не стал, чем симпатию у собеседницы вызвал. Вот и возжелала ведьма ему помочь всем, чем сможет, а покуда от нее ничего, кроме слов не требовалось, взялась все детали припоминать и только тогда тишину нарушила, когда сообразила, как и что поведать следует.
- Не знаю я, что сущность эту сюда приманило, - проговорила Ивона, глаза на мужчину поднимая да прядь, что на плече лежала теребя, - Проводила я в ту ночь обряд. Обычный такой. Много раз проделывала я его. Ничего не нарушила и в этот раз. Звала я духов предков своих. Они часто мне в делах помогают. Путь указывают, слова нашептывают. А тут раз – и вместо матери да бабки этот пришел. Ничего он не говорил, - девица отрицательно головой покачала, - Я б запомнила, кабы говорил. Молчал он. В глаза мне смотрел и молчал. Я испугалась. Закричала, кажется. Огонь затоптала и убежала. Потом подумала, что мне почудилось просто. Ну мало ли как оно бывает. Мешал, может, кто.
Вздохнула девица, воздуха в грудь набирая, лоб потерла задумчиво да и продолжила.
- Обряд тот я спустя пару дней все равно провела. Вышло все, как обычно. Не видела духа никакого. Мы с ним потом уже встретились. Дня через четыре, может, - сузила Ивона глаза да на ведьмака посмотрела, будто присутствовал он при встречах тех, - Явился он, когда я призрака одного изгоняла из деревни. Повадился тут бродить один неприкаянный. Потом еще раз, когда оберег плела, а последние разы стал просто являться в огне. Не знаю, может то уж мне самой примерещилось. Но ничего он так и не говорил. Все как тогда. Смотрит да молчит. А мне от него то жутко, то дурно делается.
Поежилась ведьма зябко, плечи руками обхватив, потерла их, выпрямилась снова, помолчала немного, а после вновь заговорила.
- Ты не серчай, что говорю сбивчиво, - произнесла несколько смущенно, явно волнуясь, - Не привыкла я посторонним про свои дела рассказывать. Могу и умолчать о чем, что мне самой неважным кажется. То не со зла. Просто не знаю, что нужно тебе, а что нет.
Еще помолчала девица, события минувшего в голове прокручивая да к темным дням, что из головы и души вытравить пыталась, возвращаясь.
- Говорила я, что изгнать его пыталась. Это недавно было, когда уже пожары тут начались да люди болеть стали. Ночку я потемнее выбрала, собрала все свои обереги да амулеты, что посильнее были, птиц на базаре купила, в жертву принести, отправилась. Все, как надо сделала. Явился он. Неотчетливо так, неясно. Ни слова не сказал, руку только поднял и ко мне протянул. Не знаю, как жива осталась. Околела бы там на месте, да защита на мне хорошая была. Больше я тебе про него ничего сказать не могу. Но тебе ведь и не надо, да? Итак догадался, о ком речь веду?
Без злобы спросила Ивона, без интереса. Скорее так уж, понять дала, что мелочи всякие подмечает и видит, когда собеседник действительно в ответах нуждается, а когда любопытствует уже так, для представления более четкого. Ведьмаку, коли так посудить, история болот этих куда важнее была, нежели штучки ведьмины. Оттого не стала знахарка с рассказом медлить.
- Что до земель этих. Много тут бед всяких бывало. И голод был, и поветрие какое-то, что людей выкашивало. Одно время душегуб тут жил, что младенцев убивал голыми руками. Был, нет, точно не знаю, молва только ходит, - уточнила, плечами слабо пожимая, - Пожары были, не зря деревню Погорельцами кличут. Это сейчас Верхние Погорельцы есть да Нижние, а раньше тут одно село было. Называлось оно толи Великово, толи Воеводино, толи Венково. Деревня наша на костях стоит да на пепелище. А как село сгорело, о том поминать не любят. Боятся беду накликать. Мне то бабка сказывала, я мала была, могу чего не так вспомнить или не так сказать. Много ли я тогда понимала-то? Слушай в общем. Случилось то сто с лишним лет назад. Бароном в этих землях сидел человек с душой черной, как сама ночь. Кметов своих, как липку, обдирал. Образно. Но, поговаривают, что и в прямом смысле слова мог. Устроил он свои порядки. Псов своих верных везде поставил. Детей от матерей отнимал, дочерей портил. На свадьбу мог явиться да невесту при всем честном народе и обесчестить. Не любили его здесь, боялись. Бабка говорила только, что так он и бесчинствовал, пока в селе том не сыскался толи священник какой, толи ученый, толи чародей.
Ведьма пальцами воздух потрогала, будто выбирая, который вариант поточнее будет, но, не определившись, так это и оставила.
- История не сохранила. Но он собрал вокруг себя тех, кто не хотел больше барона слушать. Решено было душегуба убить, как за податью приедет. Да только среди заговорщиков нашлись те, кто за монеты все село барону продал. Приехал он со своими людьми. Тихо. Ночью. Заколотили в домах окна и двери, дома маслом каким-то полили и подожгли. Сколько людей тогда сгорело заживо – никто не считал. Но от села только и осталось, что десяток изб. На том история и заканчивается, что доподлинно известно. А концов действительных ей много разных рисуют. Говорили, и что смельчак тот и барона за собой в огонь утащил, и что барон сам от дыма задохнулся, в яму провалившись. Я тебе так скажу. Сгинули в тот день оба. Ни о священнике том, или кем он там был действительно, ничего больше слышно не было, ни о бароне лютом. А что до пепелища, так и не разбирал никто. Собрали все да и скинули, что в реку, а что в землю закопали. Погост тут есть старый. Далеко. Нужно если, могу дорогу показать. Только теперь и ты на мои вопросы ответь. Что за дух такой явился на погибель нашу? И почему он здесь? Потому ли, что час его пришел или же это я силами своими его из земли подняла?
Спросила Ивона да и затихла. Жутко и холодно сделалось ей в миг этот. Подумывала она, конечно, о всяком, но каждый раз себе оправдания искала, не желая признавать, что сама на деревню беду накликала. Больно то было, резало прямо по живому. Но теперь только и оставалось, что приговор ведьмака услышать.

Заговорил ведьмак. Замерла ведьма, как струна натянулась, шелохнуться боясь. Взгляд свой внимательный да острый на мужчину устремила, наблюдая за тем, как губы его шевелятся, в буквы и звуки складываясь. Руки сильно в замок сцепила. Костяшки от напряжения побелели даже. Страшно Ивоне сделалось. Не людской суд, конечно, ее ожидал, не толпы расправа, да только девица и сама себе мучительницей хорошей была. «Говори же, ведьмаче», - взмолилась она, - «Как есть говори. Правда, хоть и горька бывает, а всяко лучше лжи ядовитой да отравляющей. Коли я виновата, знать буду, вину, чем смогу, искуплю. А коли нет, так и камень с души моей упадет. Работать проще будет». Застучало сердечко знахарки торопливо, заколотилось тревожно, а как закончил мутант кошкоглазый, так и успокоилось, ровнее забившись.
- Вот оно как, значит… - протянула кметка, слова собеседником сказанные обдумывая, - А что такое драук? Чем он от иных-то покойников отличается? В смысле, что он такое из себя представляет? Не просто дух, мести жаждущий. Видно то. Встречались мне призраки разные. Были средь них и озлобленные. Одни убийц своих искали и извести норовили, другие родственникам жить мешали. Но с ними понятно все. И отвадить не сложно и в царство их вернуть. Этот-то пострашнее будет. Ну да не я его притянула, уже хорошо.
Ведьма выдохнула протяжно да расслабленно. «Замок» расцепила, руки на стол опустив, губы едва заметно поджала да призадумалась. Не нравились ей речи гостя ее, ох не нравились. Не ободрил ее ведьмак, напротив, страху нагнал липкого да жути, но Ивона не робкого десятку была. Поборола в себе сомнения да дурные предчувствия, волосы, на плече лежащие пятерней расчесала да, глаза на мужчину подняв, снова заговорила.
- Коль нужно, так провожу. Только, как я и говорила, до него путь не близкий. Лошади у меня нет, да и ездить верхом я не обучена. Но, если сейчас выйдем, к вечеру как раз доберемся. Может, и до темноты успеем. Хотя, мне ночь на погосте провести не страшно, одна беда, не видать ничего. А нам, если я правильно поняла тебя, искать долго придется, смотреть внимательно. Глядишь, чего и подвернется. Погост тот старый, нехоженый. Не любят его кметы. Поговаривают, что только душегубов да самоубийц там хоронят, но я про то ничего не скажу. Упокоище как упокоище. Беспокойников так не больше, чем везде, а то и поменьше будет. Зачем, положим, повешеннику к живым-то являться?
Отвлеклась Ивона, а заметив это, головой тряхнула, мысли посторонние отбрасывая да снова к той сущности вернулась, что ведьмак драуком обозвал.
- Знала б я, как он помер поточнее, вернее бы подсказала. А так, не знаю, что символом смерти называть. Я бы ворона какого предложила. Смерть они хорошо чуют, предвещают даже. Да только так просто его не достать, да и мне жалко птицу такую мудрую губить. Что еще… - знахарка ладони вместе сложила, да к лицу поднесла, - пепел, может, какой поискать, кости там. Но оно сложно, конечно. С символом власти попроще будет. На погосте том, куда отправимся, есть могила одна. Старая совсем, заброшенная. Но на ней каменный такой постамент стоит, - девица руками контур большой очертила, - На нем буквы какие-то выбиты, а сверху, навершием, белка каменная сидит. Ее годы, конечно, потрепали, но узнать можно. Для дела возьмем, а после вернем покойнику. Он нас простит, думаю. Нет, так откуплюсь. Ну да ты не понял меня. Сейчас поясню. В те годы, когда барон тот по земле ходил, здесь промысел был: пушнину добывали, белок стреляли, куниц всяких, соболей. На том семья и поднялась. На гербе у них белка была. Это я точно знаю. А могила та, про какую говорю, кому-то из семьи и принадлежит. Кажется, самому первому барону, тому, от кого род пошел. Сгодится, поди, символ от покойника-то.
Помолчала ведьма, размышляя, подхватила тарелку, на которой бобы рассыпаны были, встряхнула ее да и перевернула, семена по столу рассыпая, поводила руками, подвигала зерна круглые, а потом собрала вместе и обратно сложила.
- Есть у меня еще мысль одна. Живые-то нам в деле этом мало чем помочь могут. Кто застал те дни, давно уже в земле лежит. Остается только у мертвых спрашивать. Ты иди пока, раз хотел с деревенскими поговорить, а я постараюсь еще чего узнать. Как вернешься, поговорим. Может, и третий символ отыскать удастся.
Договорив, поднялась Ивона из-за стола, да к сундучку заветному пошла. Не оборачивалась она, ничего к словам своим не добавляла, уйти не требовала, но коли не был монстробой глупым, то мог заметить, что готовится в доме ведьминский ритуал, при коем посторонним присутствовать не пристало.

Понял ее ведьмак. Поднялся тихо так, - и как только удавалось ему при росте-то да весе медвежьем, - к выходу направился, у самой двери лишь оборотился, фразу короткую обронив. «Демон, значит, вот оно что», - Ивона, слово неприятное заслышав, на месте замерла, похолодела вся, напряглась, за плечи себя обхватила. Конечно, то только воображением было, но почудился ведьме холод могильный да голос скрипучий, будто металл скрежетал по камню. Вздрогнула девица, головой тряхнула, наваждение отгоняя, выдохнула резко да перед сундуком заветным на колени опустилось. «Не пристало мне демонов страшиться», - одернула она себя, - «Демон – не жрец какой и не кмет, глаза наливший. На костер не отправит, пытать не станет. Погубить, правда, может, но и коряга вон тоже может, если под ногу подвернется неудачно, а человек, споткнувшись, шею себе свернет». Неудачное, конечно, было сравнение, да и глупое к тому же, но кметке так проще было. Знала она поговорку одну: «у страха глаза велики», а потому и старалась противника своего чем-то нелепым представить, смешным, да слабым. Душу оно хорошо успокаивало, разум проясняло, а большего и не требовалось. Как отпустил ужас липкий, Ивона в разъяснениях ведьмачьих и иной смысл углядела, - не запугать ее мутант кошкоглазый хотел, а предупредить, да от опасностей лишних оградить. Это мужики напыщенные советов не слушают, а бабе деревенской они в самый раз пришлись. «Раз демон рядом ходит, осторожнее быть надо», - наказала себе ведьма, - «А то еще приманю сюда. Одно только неясно, раз сущность эта сильная такая да могучая, почему он меня не тронул? Не нужна я ему, что ли? Или не может пока?» Нахмурилась девица, губу задумчиво покусала, но, не сумев ответов найти, вопросы свои до возвращения ведьмака оставила, а сама делом иным занялась: простым, да знакомым.
Выудив из сундука сверток увесистый, проследовала Ивона к двери, крючок накинула, чтоб не вошел кто без стука, занавески запахнула, якобы от солнца прячась, шесть свечей запалила, расставив полукругом, платок черный на столе разложила, на нем кости птичьи рассыпала, по ладони ножом острым полоснула, ткань да кости кровью обагряя, замахала козьей ножкой, приговаривая.
- Явись на мой зов! Откликнись мне, душа мертвая, нечистая, беспокойная! Услышь голос мой! Приди и встань передо мной, как живой перед живым! Открой тайны лишь мертвым ведомые! Заклинаю кровью своей, призываю именем твоим! Явись! Явись! Явись!
Дрогнули свечи, будто от ветра, заплакали воском. Ничего более в доме не изменилось на взгляд человечий, да только ведьма больше видела, слышала лучше. Знала она, что сейчас перед ней дух покойной прапрабабки стоит, чувствовала, как покойница через кровь силу из нее тянет. Не ко времени оно сейчас было, но кто мог ответы нужные дать, как не та, кто пожар тот застала?
- Ты прости, что тревожу тебя, - спокойно Ивона проговорила, но жестко, чтоб душа мертвая, чего доброго, не решила, будто тело девичье ей милее покоя, - Есть у меня к тебе вопросов несколько. И первый средь них, помнишь ли ты пожар великий, когда село сгорело?
Пламя свечей шевельнулось, да к кметке и наклонилось.
- Помню, - отозвалась покойница.
Тонкая она была, холодная и тихая. Ощущала ведьма боль ее и страдания. Не хотела душа о тех днях вспоминать, но выбора ей Ивона не оставила.
- Знаешь, как барон помер?
- Знаю. Дома поджигал. В ловушку себя загнал. Со всех сторон уже полыхало, некуда ему выйти было. Там и сгинул.
Ведьма кивнула, рукой махнула да и отпустила покойницу с миром, свечи затушила, кости в печь вытряхнула, да огонь развела, чтоб прогорели, руку тряпицей обвязала чистой, козью ножку в платок завернула да и воротила на место. Более приспособления ритуальные девице не требовались. Выслушав родственницу свою умершую, смекнула кметка, что символом смерти послужить может, да как устроить, чтоб демон на призыв откликнулся. Теперь оставалось ведьмака дождаться да на кладбище отправиться, а покуда не было монстробоя, занялась Ивона обедом, не забыв дверь отпереть да окна раззанавесить.

Потихоньку время потянулось. День, что при встрече монстробоя да ведьмы в разгаре самом был, к вечеру начал клониться. Оно и не удивительно, по болотам-то, троп не ведая да путей не зная, можно и дольше проходить, не сыскав ничего. Мутанту кошкоглазому, впрочем, опыт помог, удача улыбнулась. О том Ивона прознала еще до того, как гость ее назад воротился: заглянуло в окно ясно солнышко, бросило на пол лучи ясные, поплясало, на днище таза медного огнем ярким полыхнуло да и скрылось за облаком набежавшим. «Хоть начало у дела нашего хорошее», - девица заметила, картошку с мясом в печь отправляя да заслонку затворяя, - «Глядишь и одолеем демона, и сами целы останемся». Вздохнула кметка. Не хотелось ей раньше срока помирать в когтистых ледяных лапах твари какой, но выбора немного оставалось, вот и пришлось страх отринуть, а мыслями к ритуалу грядущему вернуться. Над огнем да ловушкой ведьма как раз и размышляла, когда дверь тихо скрипнула, а на пороге ведьмак появился.
- С возвращением, - бросила ему Ивона, голову от очага отворачивая, - Рада, что не случилось с тобой беды какой. Знаю, конечно, что ты жизнью наученный, но и на всякого управа бывает. Места тут темные, глухие. Сгинешь – и не сыщет никто. Но да не будем о том… Расскажи лучше…
Договорить девица не успела уже. Знакомый ее, за столом расположившись, вещать принялся. Знахарка выпрямилась, руки на переднике сложила, прислушалась. Отвлекалась она, конечно, на то, чтобы картошку перемешать да молочка в нее подлить, но слова все равно внимательно ловила, не желая важного ничего пропустить и только тогда себе заговорить позволила, когда охотник на чудовищ к ней с вопросом обратился. Вот только речь свою кметка не с ответа начала, с рассуждения.
- Знаю я семью эту, - произнесла задумчиво, на занавеску цветастую глядя, - И место то знаю. Набрела как-то раз. Хороший такой уголок, чистый, светлый. Был. А что разрушили его да кровью осквернили, то дело нехитрое. Много ли тех, кто святость-то ценит? Не думают, что творят, вот и выходит потом сила нечистая. Не впервой люди сами на себя напасти накликивают… Только вот к беде одни приводят, а отвечать за зло содеянное другим. Таково уж мироздание наше.
Улыбнулась ведьма улыбкой открытой, но печальной, вышла из комнаты, за занавеской, кухню от зала отделявшей, скрылась, но вскоре обратно пришла, неся корзинку с помидорами спелыми, огурцами да луком зеленым. Ношу свою на лавку поставила, нож подцепила да овощи на тарелку большую глиняную резать принялась. То, что ведьмак при этом в ингредиентах своих ковырялся, Ивону не смущало ничуть. От рождения девица не брезглива была, да и колдовство, порой, тех еще вещиц неприглядных требовало. Так поразмыслив, да проследив за тем, как собеседник травку какую-то спиртом заливает, воротилась знахарка к разговору минувшему, да к теме важной.
- Нашла я наш символ смерти, - обронила, от огурца жопку отрезая, - Духи говорят, что сгинул барон, себя в ловушку загнав. Окружило его огнем да дымом со всех сторон, так и помер. Не ясно только, сразу сгорел или задохнулся прежде. Но, думаю, то неважно уже. Есть у меня догадка одна. Стоит нам хворосту собрать, могилу ту, про какую я говорила, им по кругу обложить, полить чем-нибудь, да и поджечь. Глядишь, сам вылезет. А коли это не пойдет, так я могу свечей прихватить, могилу по кругу ими обнести, на надгробие ту, что ты приволок, поставить да и притянуть его попробовать. Что скажешь?
Подняла девица глаза от доски разделочной, посмотрела на мужчину внимательно, прядь волос пальцами потеребила, а после, ответа не дожидаясь, отвернулась и к печи пошла, горшок вытаскивать. Комната-то к тому времени вся уже ароматами варева да овощей наполнилось. Оставалось дело за малым, по тарелкам еду разложить и на стол подать. Этим и занялась ведьма, позволяя мутанту кошкоглазому над делом предстоящим поразмыслить. Впрочем, и сама она драуга из головы не выпускала, опасаясь, как бы из беды малой беды большей не сотворить.
- Скажи, ведьмаче, - обратилась Ивона, ставя перед собеседником тарелку большую с картошкой да мясом и напротив него усаживаясь, - Вот призовем мы этого демона, а потом что? Что делать с ним? Как защититься-то, если ты, не приведи боги, поражение потерпишь? Бежать – не сбежишь, спрятаться – не спрячешься. Есть ли против него средство какое, окромя меча серебряного? – замолчала девица, овощи монстробою пододвигая, пальцы сложила беспокойно, да ответить мутанту не давая, еще один вопрос задала, - А еще скажи, почему, являясь, он не тронул меня? Почему не пришел сюда, коли уж пробудился? Не защита ведь его остановила…
Опустила знахарка глаза, поднялась неторопливо да и снова к печи пошла. Страх страхом, а поесть и сил набраться стоило, в конце концов, очень скоро они потребоваться могли, притом все, без остатка.

Недолго Ивона возле печи пробыла: наполнила вторую тарелку варевом ароматным, чугунок крышкой накрыла да и за стол воротилась, собеседника своего слушать принимаясь. Благо, он в это время заговорил как раз. «Вот оно как, значит», - подумала ведьма, в словах монстробоя предупреждение да судьбоносное что-то различив, - «Коли ты погибнешь, то и мы за тобою следом. По-хорошему, предупредить бы кметов, да забоятся только, дров от ужаса наломают. Пускай уж в неведении живут. Коль будут боги на нашей стороне, все добром разрешится, а коли нет, все к предкам и отправимся. Мертвец-то, поди, как барьер свой разрушит, явится средь ночи, что молния в ясный день. Куда людям-то от него деваться…» Вообразила девица, как дома полыхнут, представила баб бегущих, детей кричащих, увидала, как тварь проклятая из пламени выходит, а узрев глазницы его, тьмой чадящие, поежилась зябко, за плечи себя обхватив, да головой тряхнула, наваждение отгоняя.
- Что ж, - произнесла знахарка, робость да сомнения поборов, - Будем верить, что сложится все. В деле этом нам только и остается, что на тебя положиться и на умения твои ведьмачьи.
Улыбнулась Ивона ласково да немного задумчиво, вздохнула опечаленно и на том и замолчала, взор в тарелку с картошкой опустив. Затих и мутант кошкоглазый, обедом занявшись. Тишина в доме повисла, только и было слышно, как ложки по глине стучат, да в углу своем кошка возится, котят вылизывая. Спокойно так вокруг сделалось, будто и не нависала беда никакая. Отвлеклась ведьма от еды, за окно уставилась, на людей глядя да за тем наблюдая, как снуют они по улице, птицу да живность в хлева загоняя. Узрела торгашку грудастую, будто пава ступающую, увидала пастуха старого, кнутом корову заплутавшую подгоняющего, приметила ватагу ребятишек босых, от дома к дома все больше и больше редеющую. «Вот и вечер настал», - так девица рассудила, - «Сейчас лягут все спать, а мы демона будить направимся. Сюда его призовем, чтоб стал он частью мира этого, обозримым да материальным таким. Сами притащим… Так, может, и не стоило бы? Глядишь, не трогали бы его мы, и он до нас бы не добрался?» Вскинулась знахарка, внимательно так на ведьмака глянула, интерес выдавая да мысль родившуюся, открыла было рот, дабы догадкой поделиться, но и первого слова не проронив, раздумала. «Глупости это все, в голове моей родятся. Не по что демона оставлять, рядом кружащего. Сила такая рано или поздно все равно лазейку нашла бы, пусть лучше сейчас выбирается, когда есть кому нас защищать». Кивнув себе, отринула кметка мысли пустые да к трапезе вернулась, лишь тогда от тарелки оторвавшись, когда опустела она.
Поднялась Ивона с места насиженного, собрала со стола посуду грязную, в ушат большой опустив ее, на кухню прошла, ведро воды притащила и, тарелки да ложки залив ею, к гостю своему оборотилась. Дела-то домашние никуда бы не делись, а вот мужчину выслушать стоило. Как не крути, а он ведь на вопрос-то ведьмин, первый самый, так до сих пор и не ответил. То, что искать знаки всякие не продолжил охотник на чудищ, девицу, конечно, обнадежило, но лишь тогда душа ее успокоилась, когда собеседник с планом ее согласился, догадку подтверждая.
- Хорошо. Так и поступим тогда, - кивнула знахарка, согласие свое давая, - Ты заканчивай с тем, что нужно тебе, а там и на погост отправимся. Я, если понадобится что, рядом тут буду. Покричи, коли сразу не отзовусь.
Выждала кметка паузу короткую, подхватила ушат да и к печи его поволокла, оставляя мутанта кошкоглазого наедине с его банками, склянками да эликсирами. Конечно, испытывала Ивона долю интереса к ведьмачьим таинствам, но любопытства лишнего себе не позволила. В конце концов, у каждого тайны свои, и их уважать надобно…
Когда отошел охотник на чудищ от медитации своей, знахарка деревенская уже готова была. Оделась она потеплее, обулась, палку в дом притащила, опираться чтобы, свечи, огниво, платок черный, ножку козью на всякий случай в узелок завернула, к поясу нож острый приладила. Едва обратился мужчина к ней, поднялась тут же, кивнула да к выходу из дому пошла. Там снаружи путников двоих уже и хворост, веревками перетянутый, поджидал. Подхватила его ведьма, повесила себе за спину, по улице бодро так зашагала, иногда только дорогу палкой проверяя да колдобины всякие обходя.
Так до погоста старого и добрались. К ночи как раз. К тому времени стемнело уже совсем. Выполз на небо месяц недозрелый, звезды рассыпались. Ветер, что днем меж деревьев скользил, затих теперь. Замокли и птицы певчие. Негромко только филин заухал, страху нагоняя. Пес одичавший, на могиле спавший, вскочил на ноги, оскалился, зарычав низко.
- Прочь пошел! – крикнула ему девица, голосу силу придавая, - Я здесь хозяйка!
Глаза гневно сощурила, палкой громко так по земле ударила, шагнула в сторону зверя страшного. Попятился тот, порыкивая, а после развернулся да потрусил прочь, в кустах хоронясь.
- Идем, - проговорила Ивона спокойнее уже, - Недалеко нам до места того. Смотри только под ноги, а то тут встречаются порой могилы разрытые да ямы всякие. Сейчас на погосте этом никого не хоронят, другой отвели, но лиходеи всякие шастают иногда, золото отыскать пытаются.
Ухмыльнулась ведьма странно как-то, подвинула ветку, под ногу подвернувшуюся, да вглубь кладбища и направилась, остановившись уже у надгробия каменного с белкой выточенной.
- Вот она, могила та, про какую я говорила тебе, - произнесла девица, ношу свою наземь опуская, - А вот и символ власти торчит, - кивнула на изваяние, веревки распутывая, - На этом и оставлю тебя. Делай, что нужно, а я рядом буду. Если нужна еще в чем помощь моя, говори. Чем смогу, тем помогу.
Замолчала знахарка, на спасителя деревни своей только серьезно так посмотрела, воли его ожидая. Многое, конечно, знала она, но вот в вопросах демонов всяких совершенно была несведуща, а потому и встревать не стремилась. Дело ли, мешаться тому, кто работой своей занят?

Ничего такого особенного Ивоне ведьмак не ответил, кивнул только, а когда та на несколько шагов отошла взял да окликнул. Остановилась знахарка, на голос обернулась, прислушалась, присмотрелась. «Кабы это так просто было, я бы всю деревню от лиходеев да от мертвецов всяких огородила», - только и подумала и уж хотела что-то такое ответить, как осознала, что ни о магической поддержке монстробой ее просит, а о помощи самой обыкновенной, человеческой.
- Хорошо, - так ведьма проговорила, головой кивая, - Не обещаю, конечно, что мышь не проскочит, но людей да животных крупных не пущу, страху нагоню, глаза отведу. Только думается мне, что и сами они не пойдут, демона-то поди за версту почуять можно.
Окончила девица речь свою, по сторонам посмотрела, еще шаг от могилы предка баронова сделала да и опустилась на валун большой, мхом поросший, поежилась зябко, плечи руками обхватила. Ночь-то, конечно, не то, чтобы холодная была, но страх, что сердце сжимал, только так тепло отгонял. «Ну чего я?» - вопросила кметка себя, - «Все хорошо будет. Вот и ведьмак тут, он дело свое знает. А коли не справится, то конец-то быстрым окажется. Успеть бы людей спасти, да не просто их добудиться будет». Вздохнула Ивона, губы поджала да и принялась за фигурой мутанта кошкоглазого наблюдать. В свету пламени рыжего она отчетливо проступала, внушительная такая, могучая. «А ты, поди, один из лучших в деле своем», - неожиданно так подумала и сама своей мысли удивилась, смутилась немного, потупилась, палкой землицу ковырнула слабенько. Блеснуло что-то. Наклонилась ведьма посмотреть да тут же и осеклась – от могилы такой силой повеяло, что по жилам ее да по телу как судорога прошла. Тут уж не то, что созерцать расхотелось, сбежать мечталось, да так далеко, на сколько силы хватит. Знахарка, однако, на месте себя удержала, на ноги только вскочила. «Не должна я отсюда уходить», - напомнила себе, - «Не время пока. Ведьмаку нужна и людям еще послужить могу».
На том и решила. Обняла палку свою, будто могла защититься ею, да уставилась на чудище во все глаза. Жуткое оно было. Смертью от него веяло, но не такой, как от обычного беспокойника, иной, неотвратимой, какая тогда только является, когда тварь выбралась возмездие вершить. Кметка, на болотах живущая, мертвеца подобного только раз в жизни видала, когда сила темная его из земли подняла. Едва тогда совладала, и то потому лишь, что в доме запереться успела да на хитрость пошла. А тут разум-то не мог помочь. Сила требовалась, да уменья. Немного Ивона в ведьмаках смыслила, но, стараясь перемещения знакомца нового уловить, поняла, что нелегко ему против врага такого приходится. «Помоги тебе небо!» - только и взмолилась, не силу направляя, но надежду и веру, как приметила тень небольшую, к кругу метнувшуюся. То пес кладбищенский, от страху ума лишившийся, на демона решил кинуться. Ведьма только и успела, что палку в сторону отшвырнуть да ему наперерез броситься.
- Стой, тварь!
Не слушал пес, мчался в круг. У самой кромки почти знахарка его изловила, схватила за шерсть жесткую, грязную, да прочь поволокла.
- Нашел, чего делать! Я тебе что сказала? - Прочь идти, а не на тварей всяких кидаться! Вон отсюда пошел!
Хотела девица его отпустить да побоялась, чего доброго снова рванет. Так и осталась с псом в обнимку. Тот, правда, вырваться норовил да за руку обидчицу свою тяпнуть, но кметка его крепко держала и так смотрела, что несчастный и не знал, кого больше боится мертвеца непонятного, али бабы деревенской. От ужаса своего на лапы неловко опустился, морду вскинул да и завыл. Громко так, протяжно.
- Тихо ты! – прикрикнула на него Ивона, да поздно было. Разлился над деревней звук этот горький, за душу берущий, до самой кромки леса долетел, а там уж его звери дикие подхватили, разнесли по округе. «Жути только нагнали», - фыркнула ведьма, но страха своего ничем не выдала, не хватало еще, чтоб мертвец поганый за эмоции ухватился да потянул. Может он так, нет, знахарка ведать не ведала, но судьбу испытывать не взялась.

Медленно время потянулось. Минута, другая, третья. Ведьма, от побоища в стороне стоящая, их считать не бралась, иногда лишь голову к небу поднимала, да на звезды смотрела, не упадет ли какая, беду предвещая. «Коли сорвется одна хотя бы, дурной знак будет», - так Ивона рассудила, губы поджала, да пса дикого перехватила удобнее. Тот, бояться устав, голову поднял, в глаза девичьи заглянул да и заскулил жалобно.
- Ну не жалуйся, не жалуйся, - подбодрила его знахарка по шерсти трепля, - Сам виноват, что сидеть тебе с беспокойником приходится. Убежал бы на самый край кладбища, глядишь и не знал бы беды нашей.
Ошиблась кметка в своем суждении. Понятно то стало, едва мутант кошкоглазый демона, с того света явившегося, клинком зацепил. Разнесся по округе рев нечеловеческий, громкий такой, душу леденящий. Поднялась ведьма на ноги, попятилась, пса за собой волоча, да на круг огненный воззрилась. Что там происходило, она из-за дыма да пламени толком не видела, но, к ощущениям своим прислушавшись, решила, что ведьмак над чудовищем верх держит. «Сможешь ли выстоять-то?» - себя вопросила, по сторонам огляделась, губы задумчиво покусала и, на пса внимательно глянув, слова колдовские зашептала.
- Как я вокруг себя оборочусь, да пальцем в сторону ткну, так ты вскочишь и прочь кинешься, туда, куда я покажу. Заклинаю силой земли, да неба. Призываю ветер в свидетели! Раз. Два. Три!
Закрутилась Ивона, завертелась, а как остановилась, руку вскинула да на лес показала. Тут и свершилось все. Пес кладбищенский на лапы поднялся, зафыркал, чихнул и медленно к месту названному поплелся. Ведьма на то улыбнулась только. «Хоть одой проблемой меньше стало», - так подумала, выдохнула, лицо ладонями огладила да робкий шажок в сторону круга огненного сделала. А за ним еще один и еще. Совсем близко подобралась, получив возможность и драуга рассмотреть и за ведьмаком понаблюдать, да только резво так отскочила, когда тварь поверженная дух испустила. Не сказать, чтобы он к небу вознесся, покой обретая, но над землею вихрем пролетел, туша пламя да силой окатывая. Пожалуй, лежать бы знахарке вместе с охотником на чудовищ, да пара шагов ее от беды отделила. Устояла девица на ногах, чувств не лишилась, а потому слова ведьмака услыхала, перемены в нем приметила да ужаснулась, когда спаситель деревни их на земле растянулся.
- Сам только следом за демоном-то не помирай, - взмолилась кметка, к телу недвижимому подлетая да рассматривать его принимаясь, - Не дело то, чтобы ты, тварь погубив, и сам тут сгинул!
Встревожилась Ивона. Вокруг ведьмака засуетилась, раны да переломы ища, а отыскав бок окровавленный, руками всплеснула да ко рту их прижала. «Как же быть-то теперь?» Понимала девица, что раненого в дом занести следует да помощь оказать, но как его до деревни дотянуть не придумала. Тяжелый мужчина был, внушительный, а она, хоть силой какой и отличалась, но уж точно не такой, чтоб громилу, чувств лишившегося, на плечах волочь. Поднялась ведьма на ноги, оглянулась резко, на крыши домов внимательно посмотрела, на монстробоя, снова на дома, юбку подобрала да и к людям побежала, дороги не разбирая и ноги переломать не боясь. Впрочем, не долог путь-то ее оказался. Едва знахарка черту кладбища пересекла, кметы, вилами да топорами вооруженные, так перед ней и встали. Не смекнула девица сходу, что причиной тому, прищурилась, попятилась, расправы опасаясь, а после, ужас в глазах людей приметив, выдохнула расслабленно.
- Ну чего замерли-то? – нарушила тишину голосом звонким да тоном настойчивым, - Мутант заезжий чудище, что болезни на нас насылало да напасти всякие, погубил. Оно и выло тут. Страшное такое. Но больше нету его. Убил. Я то своими глазами видала.
Помолчала Ивона пару мгновений, посмотрела на земляков своих и, выискав среди них самых крупных да сильных, к ним обратилась.
- За мной идите, коли заразы да могил не боитесь. Раз уж явились сюда, помогите ведьмака до дому моего донести. Я сама не управлюсь с тем, а ему забота нужна да покой. А ты, - ведьма на юнца одного взор перевела, - Беги к старосте, да скажи ему, что контракт исполнен, пускай деньги готовит да спит спокойно. И вы все расходитесь! Не на что тут глазеть.
Кметы и сами на страховидлу глядеть не желали. Поплевались, пошептались да и прочь пошли, кроме двоих молодцов, коих ведьма в помощники себе выбрала. Те, потупившись да боязливо ногами переступая, следом за девицей поплелись, от каждого шороха шарахаясь да за вилы хватаясь. Однако дошли. Подобрали мутанта кошкоглазого, подхватили, к дому знахарки доставили, на кровать положили. С остальным уж Ивона сама управилась. Доспех кое-как стянула, рану ведьмачью промыла, перевязала, отвар сварила укрепляющий, силы восстанавливающий, тело тряпицей водой смоченной обтерла да и присела рядышком, пробуждения дожидаясь. Больше уж от девицы ничего не зависело. Рана она не хворь – от слов колдовских не затягивается.

Не сразу ведьмак пробудился. Поначалу-то и вовсе Ивоне помирающего напоминал, потом затих, толи уснул, толи еще чего. Знахарка того не ведала, не доводилось ей раньше с породой такой встречаться, вот и не понимала она, чем несчастному помочь да и стоит ли тревожить его. С человеком-то простым все ясно было, от такой раны скончался бы давно да и все, а монтробой боролся, за жизнь цеплялся. Вздохнула ведьма, простыню, коей тело накрыла, поправила, руки на коленях сложила да и за окно уставилась. Можно бы было ко сну отойти, да не решилась девица, все равно глаз бы сомкнуть не смогла, от волнения своего да от мыслей одолевающих. «Вот ведь дело-то какое», - подумала кметка, ткань юбки пальцами перебирая тихонько, - «Давно было, а воротилось. Вот и лиходея погубили, добро принесли, а оно ко злу привело еще большему, и быть бы беде, кабы не мутант кошкоглазый… Странно так. Вот тебе и возмездие. Замкнутый круг какой-то. Не зря видимо, жрецы говорят, что злом на зло отвечать нельзя, но как же быть-то, коли несправедливость вокруг творится? Коли все терпят, должен такой сыскаться, что поднимется да воспротивится». Крепко Ивона задумалась. Один случай припомнила, другой, третий, лица из памяти подняла и за размышлениями своими и не заметила, как гость ее пробудился. Встрепенулась, дернулась, когда заговорил он, резко так обернулась, отчего волосы подлетели да по плечам рассыпались.
- Напугал, - улыбнулась ведьма, выдыхая расслабленно, - Водки нет, нету, такой, чтоб в чистом виде. Настойки есть. Одна на рябине, другая на клюкве. Принесу, если нужно. А лучше вон отвару выпей, я сварила тут, покуда ты без чувств лежал. Он силы восстановить помогает. Дельный такой, он у нас из поколения в поколение передается.
Поднялась знахарка, юбку поправила, к горшку, в печи стоящему, подошла, зачерпнула из него кружку да и к несчастному воротилась, поить принимаясь.
- Ты не переживай, - тихо произнесла, успокаивающе, на тот случай, коли не по душе придется монстробою лечение, - От травы этой тебе дурно не сделается. Никому еще плохо не было. Вот выпьешь, и лежи, отдыхай, сил набирайся. Потом бульоном тебя напою. Вообще, сколько нужно, столько и оставайся здесь. Время сейчас урожайное, чтоб тебя прокормить, всего хватит. Да и негоже оно, раненым тебя отпускать, мало ли чего по дороге-то встретится. Места здесь тихие, но да мне-то не все ведомо, так только, что близко совсем. О деньгах не волнуйся. Я еще по ночи мальчонку к старосте послала. Коли не забоится он, к утру уже на порог явится, а коли струхнет, так я сама его приведу. Тебе себя утруждать не за чем лишний раз. Главное, поправляйся. А остальное решим. И в дорогу соберем и тем расплатимся, чем можем. Так что ежели тебе травы какие нужны или еще чего, ты обращайся, я отдам, коли есть у меня такие. Какая-никакая, а все награда, большего-то и не возьмешь с меня, а мне б хотелось за спасение наше тебя отблагодарить.
На том девица и остановилась, отошла от мутанта в сторону, кружку на стол поставила, за занавеской скрылась, посудой погремев, а оттуда уже с двумя бутылями воротилась. Раз просит гость выпить, отчего бы и не налить? Что оно, жалко, что ли? Все равно ведь пропадать али годами стоять. Разве что с мужиками за помощь расплатиться, но им и похуже чего сгодится, а то повадятся, метлой поганой потом не выметешь.
Откупорила ведьма бутыль одну, в чарку небольшую глиняную настойки плеснула да охотнику на чудищ и подала.
- На вот, чего просил. Коли еще чего хочешь, говори, не стесняйся. Меня, если обращаться решишь, Ивоной зовут, в деревне, правда, Ивой, в основном, кличут. Мне самой то без разницы.
Пожала девица плечами да и замолчала совсем, не стоило болезного-то пустомельством своим донимать да раздражать. Может, оно, конечно, и не мешало ведьмаку, но того знахарка не ведала: всякие мужики бывали и среди них не мало тех, что треп бабий на дух не выносят.

А там, вроде бы как, и дело на лад пошло. Ведьмак выпил, крякнул довольно да заговорил. Ивона к нему лишь голову повернула, улыбнулась ласково да и взор потупила, отчего-то смутившись. На колдунью страшную девица сейчас не походила совсем, так, кметка обычная самая, к жизни тяжелой да одиночеству привыкшая.
- Ну и оставайся тогда, раз не против, - так проговорила, плечами пожимая да с чаркой к столу возвращаясь, - Есть можешь, сколько захочешь. Много ли мне одной-то надо? Так и пропадает потом, что на зиму было припасено. Вот вроде бы и деток чужих накормить, да не больно меня в деревне жалуют. Без нужды не идут, а и с нуждой прежде чем зайти, через плечо поплевать норовят.
Вздохнула ведьма, переносицу потерла легонько и, не желая более на жизнь свою жаловаться да плакаться, тему сменила, печаль скрыв за радушием с приветливостью.
- Красивое имя у тебя, ведьмаче, - негромко произнесла, будто распробовать пыталась, - Звучное такое, приятное. Нравится мне. Всегда я лето любила, а теперь и еще один повод прибавится. Вспоминать с теплотой буду. А что на кладбище тебя не бросила, за то и не благодари даже. Я не барышня какая кисейная и не чистоплюй холеный. Мне что твой брат, что человек какой, что беспокойник незлобивый, все едино. Кому помощь нужна, тем и помогаю. Да и не дело это, на добро равнодушием да брезгливостью отвечать. Так что, живи, сколько надо, сил набирайся да душой и телом отдыхай. Я тебя беспокоить не стану лишний раз. Коли болтовня утомляет, только скажи, замолчу. Навязываться не буду. Но, если общество не раздражает тебя, то и еще лучше. Вместе-то оно всяко веселее, чем одному. Я и истории всякие с удовольствием послушаю, и сама поведать кое-чего могу.
На том и замолчала Ивона. Назад воротилась, чарку полную собеседнику поднося. На табурет, к постели приставленный, водрузила да и отошла делами заниматься. Ее теперь и суп неготовый ждал, и козы не доенные, и кошки не кормленные. Утро-то в деревнях всегда с труда начиналось. Коли не поработаешь, так и без обеда останешься. Присказку эту знахарка хорошо знала и мудрости народной упрямо следовала, пожалеть же о том ни разу еще не довелось.
Походила ведьма по дому, посудой погремела, а после, крынку пузатую подхватив, к двери направилась и была такова. У выхода самого только обронила:
- Ты отдыхай теперь, Лето. Я делами займусь. Как ворочусь, так и завтракать будем.