Шаги давались удивительно легко. Рыжая бестия ловко сбежала по ступеням, бросила прощальный взгляд на трактирщика, суетящегося за барной стойкой, и, резко отвернувшись, покинула заведение, манящее своим теплом, уютом и хорошей едой. «Мне здесь не место», - подумала Адорэбель, - «Теперь мне предстоит снова скитаться по миру, искать себе пристанище и существовать, существовать так, как существуют менее разумные страховидлы и всевозможные отбросы человеческого общества…» Когда-то давно Сельду это тревожило, некоторое время назад она пыталась все изменить и приспособиться к нормальной жизни среди людей, но и то, и другое осталось в прошлом. Ныне вампирша не стремилась остаться, но стремилась вернуться к своему уединению. «Может быть, когда-нибудь я еще загляну в Марибор. Вероятно, тогда здесь уже не будет ни этого усатого трактирщика, ни его заведения. Время… Время меняет все, но не для таких, как я. Мне суждено остаться лишь тенью, скользящей между живыми…» От подобных заключений становилось тоскливо, но наследница Сопряжения Сфер уже свыклась и с этим ощущением. Если бы она хотела, она могла бы пойти по пути убийств и жить куда более полноценно, но женщина желала оставить этот мир его детям, их войнам, распрям, их интригам и предательствам. Все, что у нее было – это бесконечная дорога, ночь и полная луна, освещающая землю.
«Прощай, ведьмак», - в последний раз бестия оглянулась, склонила голову к плечу и потеребила кончик носа, - «Это была странная встреча, равно как странным было и все остальное, что произошло со мной в Мариборе. Пожалуй, я и сама получила ценный урок. Моя жизнь уже ничего для меня не значит, а это еще один повод исчезнуть с людских глаз».
Адорэбель выдохнула, слабо дернула губами и пошла к городским воротам. Больше она не оборачивалась и не останавливалась, пропуская мимо ушей улюлюканье и недовольные оклики кметов. Богатые дома сменились небольшими приземистыми домиками бедняцких кварталов. Где-то за невысоким забором трусливо заскулил дворовый пес. Его вой подхватили соседские собаки, и спустя мгновение улочка наполнилась многоголосицей. Недобрым показался этот знак местным жителям, виновница же просто прошла мимо, оставляя мир людей за спиной. Впереди уже показались городские ворота. «Вот и все», - Сельда поправила капюшон, перевернула сумку, но у самого выхода из города замерла, принявшись всматриваться и вслушиваться.
Интересное действо разворачивалось перед ее глазами: двое стражников отваживали от ворот какого-то босяка, что настойчиво пытался пробраться в Марибор. Вампирша не слышала начала разговора, но поняла, что стражники требуют с бедолаги плату за вход, которой у него, естественно, не было. «Жестоко», - вот и все, что подумала рыжеволосая, подходя ближе.
- Откройте ворота, - обратилась женщина к стражникам, - Я хочу покинуть город. Пропустите меня.
Однако не тут-то было. Мужчины даже и не подумали реагировать на слова незнакомки, лишь отмахнулись от нее, как от назойливой мухи. Их сейчас куда больше волновал босяк. Парнишка путался под ногами и, как показалось бестии, пытался стянуть у бравых воинов кошелек. «Кажется, я здесь застряла», - поразмыслила наследница Сопряжения Сфер, сузив глаза.
- Эй! Вы оглохли?! Откройте ворота! – снова позвала Адорэбель.
Один из стражников крутанулся на каблуках, подошел вплотную к Сельде и, выставив гнилые зубы на обозрение, осклабился.
- Послушай, детка, у нас тут преступник. Давай, ты смирненько тут постоишь. Мы с ним закончим, и займемся тобой, - грязная рука бесцеремонно легла на щеку вампирши, заставив последнюю смерить собеседника взглядом, полным презрения.
- Убери от меня руки, - процедила женщина и скинула с себя мужскую ладонь, - Я хочу отсюда выйти, и лучше тебе не испытывать мое терпение.
Позабыв о том, что клинок остался валяться где-то на улицах города, рыжеволосая распахнула плащ, демонстрируя широкие бедра, обтянутые штанами. «Мать твою!» - выругалась бестия, когда осознала, что спровоцировала стражников на дальнейший разговор.
- Смотри-ка, - обладатель гнилых зубов присвистнул, подозвал товарища, плюнув на парнишку, - у нас тут девка с норовом! А хороша, да!
Гыкнув и снова осклабившись, мужчина толкнул плечо напарника и двинулся на жертву.
- Не советую… - Адорэбель сделала шаг назад. Напрасно. Грязные мужицкие лапы уже обхватили ее стан, а губищи потянулись к шее.
Сельда и сама не поняла, как это вышло, но ее пальцы сомкнулись на запястье стражника, а когти распороли плоть. Глаза налились кровью, губы растянулись в широкой улыбке, обнажив длинные клыки. Мужик было рванулся, но вампирша держала его крепко. Спустя мгновение зубы бестии впились в желанную артерию. Однако свою игрушку наследница Сопряжения Сфер бросила довольно скоро. Ее заинтересовала другая «мышка», та, что кинулась бежать прочь от ворот. Жизнь человека оборвалась скоро, оставшись лишь каплями крови на зубах рыжеволосой, да куском мяса на дороге, ведущей к городским воротам.

Кровь была уже повсюду: на траве, на земле, на одежде Адорэбель, на ее руках и лице. Тонкая струйка крови вытекала изо рта, стекала по подбородку и каплями падала на грудь вампирши. Сельда пировала, повинуясь собственным инстинктам и животным порывам. Это был сладостный миг, которым хотелось упиваться и наслаждаться. Бестия широко улыбнулась, слизнула живительную влагу с пальцев и уставилась на обескровленное тело, распростершееся у ее ног. «Прекрасно», - наследница Сопряжения Сфер довольно прикрыла глаза, втянула воздух и… замерла. Чувствительное обоняние уловило посторонний хорошо знакомый запах – запах оборотня. Рыжеволосая не принадлежала к тем вампирам, что были готовы наброситься на волколака, едва завидев его, но, как и всякий другой хищник полагала, что никто не имеет права претендовать на ее охотничьи угодья. Городские ворота Марибора и их окрестности принадлежали ей, Адорэбель, а теперь сюда посмел заявиться кто-то еще и, судя по всему, вовсе не собирался убираться восвояси. «Слишком уверен в себе?» - на мгновение задумалась Сельда, - «Или запах крови отбил тебе нюх?» Вампирша напряглась и насторожилась. Неожиданно пришедшая в голову догадка подсказала, что встреча с оборотнем может и не закончиться миром. Наследница Сопряжения Сфер не боялась, более того, исход возможной битвы выглядел для нее слишком очевидно, но женщина не желала устраивать бойню на глазах у зевак и давать им лишний повод обращаться к ведьмакам и прочим охотникам на нечисть.
Чужой запах все приближался. Бестия поймала себя на том, что уже готова встать в боевую стойку и встретить врага точным ударом клыков и когтей, но одернула себя. «Если оборотень не предстанет передо мной дикой тварью, то и я не стану опускаться до животной сущности. Слишком уж это недостойно – уподобляться зверям», - заключив так, Адорэбель медленно обернулась, по-прежнему сжимая в руках почти полностью обескровленное тело. Недалеко от нее стояла молодая девушка, с длинными черными волосами и невероятно голубыми глазами. Взгляд ее застыл на покойнике. Вампирша недобро ухмыльнулась, перехватила свою добычу поудобнее и с силой швырнула ее под ноги волколачке.
- Бери, если хочешь. Мне он уже без надобности, - Сельда тряхнула волосами, облизнула губы и сложила руки на груди, принявшись наблюдать за поведением оборотня. Неожиданно бестии стало любопытно, как поведет себя именно это страховидло. Они были разными: кто-то терял голову от вида крови, кто-то не мог побороть желания растерзать человеческое тело, и лишь немногие могли пойти наперекор инстинктам и сохранить человеческое восприятие. Наследница Сопряжения Сфер склонила голову к плечу, выжидая. Уходить она не спешила. Сейчас, стоя недалеко от городских ворот, женщина вспомнила наивного ведьмака, и ей захотелось доказать ему, что он был совершенно не прав. «Пусть посмотрит на эти тела. Уверена, он догадается. Это будет хороший, полезный урок», - Адорэбель задумчиво потерла подбородок и сделала пару шагов в сторону незнакомки.
- Он еще теплый, - вампирша процедила с долей цинизма в голосе, - Или ты, быть может, брезгуешь падалью? Что тебе интереснее: охота или ее результат?
Рыжая подошла еще ближе к собеседнице, снова улыбнулась, на сей раз широко и с долей вызова. В этот самый момент наследница Сопряжения Сфер была совершенно не похожа на человека, коим старалась казаться, она была бестией, жестокой и кровожадной, именно такой, какой появилась на этот свет и какой оставалась всегда где-то в глубине сердца. Воспитанные за годы жизни сострадание и человеколюбие мирно дремали в душе Сельды, вытесненные ее старыми, как мир, инстинктами и истинной натурой.

Какой бы кровожадный зверь не прятался внутри волколачки, он, по-видимому, находился под сильным контролем разума, потому как девушка не только не притронулась к телу, но и осталась стоять на месте. «Не боишься…» - мысленно протянула вампирша, обходя свою возможную противницу по дуге, одновременно сокращая расстояние между ними, - «Достаточно осторожна и умна. Не делаешь глупостей и не опускаешься до главенства животной натуры. Это похвально». Адорэбель полагала, что за сдержанность, как минимум, стоит уважать, хотя бы потому, что сама она большой силой воли не отличалась и с завидным постоянством срывалась на кровавые расправы, такие, как сейчас.
- Твое дело, - протянула Сельда, все еще оставаясь за спиной оборотня, - Мне было интересно, как ты себя поведешь. Твоя реакция меня удовлетворила. Что будет с телом – мне безразлично, хотя… Я рада, что мне не приходится лицезреть то, как ты пожираешь труп, - наследница Сопряжения Сфер растянулась в широкой улыбке и материализовалась прямо перед глазами собеседницы, остановившись в нескольких шагах от девушки, - это очень некрасивая картина. Впрочем, не хуже той, что узрела ты.
Рыжеволосая равнодушно пожала плечами, вскинула брови и усмехнулась. Речи страховидлы ее позабавили. Она рассуждала не так, как обычно рассуждают бестии и иже с ними, скорее, как избалованная аристократка, привыкшая к хорошей жизни, уюту и избавленная от всевозможных жизненных тягот.
- Твои страдания и сожаления абсолютно ничтожны. Лес, коряга, отсутствие еды – сущая ерунда. К твоей радости, сейчас лето. Воздух теплый, земля не успела остыть, а пропитание бродит по лесам сытое, разморенное и многочисленное. Все, что может испортить такие дни – это дождь, но волчья шкура защитит тебя и от влаги. Не понимаю, на что здесь жаловаться, однако, можешь продолжать, хотя разумнее всего просто пережить неприятный для тебя период.
Вампирша нахмурилась, потерла подбородок, закусила губу и глянула на волколачку исподлобья. Женщина действительно не разделяла страданий своей собеседницы, но не имела ни малейшего желания решать за нее ее сложности, хотя кошель, набитый монетами, мог легко избавить оборотня от мучений, а Сельду от пустых разговоров. Однако Адорэбель в настоящий момент была весьма далека от альтруизма.
- Мм… У меня есть предложение. Давай-ка убираться отсюда, пока город не проснулся, и не вылезло проклятое солнце. Довольно скоро оно покажется и осветит мой «завтрак». Начнется паника. Здесь объявится десяток-другой кметов и стражников. Я не имею желания участвовать в новой расправе и не думаю, что такое желание есть у тебя. Раз уж твой путь лежит в леса, туда и направимся, хотя бы потому, что мне тоже куда-то туда. Не думай, что я набиваюсь в спутницы.
Закончив фразу, бестия повернулась и пошла прочь от городских стен. Жажда, бурлящая в крови, постепенно отходила на второй план, уступая место здравомыслию и человечности. Одновременно с этим начали пробуждаться сожаление и раскаяние. Дабы не предаваться им, рыжеволосая предпочла просто пойти вперед и убраться подальше с места побоища. «Отыщу реку, выстираю свои тряпки, смою кровь и решу, куда мне пойти. Может быть, я покину это королевство, может быть, засяду где-нибудь на окраине. В любом случае, чем дальше от людей, тем лучше», - с такими мыслями наследница Сопряжения Сфер ступила под тень деревьев и скрылась от людских глаз. Об оборотнице она не очень-то заботилась, полагая, что та сама предпочтет ее общество, раз уж жизнь в дали от города кажется ей тяжелой и неприятной.

В лесу было тихо. Полумрак, образуемый широкими кронами, приятно окутывал вампиршу, позволяя ей мягко ступать по травяному ковру, не опасаясь преследования. Она уходила. Как всегда, прочь, как всегда в одиночестве. Сделав несколько шагов, Сельда поняла, что недавняя знакомая за ней не следует. «Пусть так…» - вампирша не считала нужным помнить о случайной встрече, тем более, у нее были все шансы не увидеть оборотницу больше ни разу в жизни, но тем не менее, невольно задумалась о том, почему эта изнеженная особа избрала другой путь, - «Компания не по тебе?» Адорэбель помнила, что многие волколаки не переносят вампиров на дух, но считала подобное поведение глупостью. Саму ее звериная суть оборотней не трогала уже давно, равно как не заботили ее и многие другие мелочи, на которые обращали внимание смертные. Зато рыжеволосую тревожила сущность собственная. Вот и теперь, рассуждая о причинах ухода другой страховидлы, Сельда пришла к самобичеванию и осознанию, что предстала перед незнакомкой в самом неприглядном образе и показала себя именно с той стороны, которую обычно старалась подавлять и прятать. С новой силой накатило на нее сожаление и раскаяние. Вампирша даже остановилась, оперлась спиной об ствол и сползла по нему на землю. «Как мерзко… Всего пара слов, неосторожный жест, глупая выходка. Все это стоило знатной оплеухи, а в итоге, люди погибли, а я исчезла. С другой стороны, их было всего двое. Двое подонков, которые не пощадили бы свою жертву, окажись перед ними не наследница Сопряжения Сфер, а обычная кметка. Они жалки, ничтожны. Их стоит презирать, а не жалеть. Мир не заметит потери». Все это было верно, но Адорэбель, ступившая на путь борьбы со своим естеством, запретила себе мыслить подобным образом. «Оправдать себя просто. Остановиться – сложно. Позволю себе не считаться с этими жизнями, однажды перестану делать разницу между достойными и подонками», - рыжеволосая почесала голову, потерла нос и поднялась на ноги. Путь ее лежал через леса, в самую глушь, и отступать от своей привычки бестия не собиралась.
Так она и шла, удаляясь от города все дальше и дальше, погруженная в собственные мысли и, одновременно, свободная от них. Наследница Сопряжения Сфер вновь ощущала себя лишней, всего лишь потерявшейся гостьей, которая вынуждена существовать там, где ей нет места. Переживать по этому поводу женщина перестала уже давно, сейчас она испытывала лишь холодное равнодушие и чувство отстраненности. Так прошел час, другой, может быть, больше. Сельда не считала нужным следить за ходом времени, потому, когда до ее ушей донесся странный звук, вампирша даже вздрогнула от неожиданности. Бестии казалось, что в эту чащу не станет забредать ни одна живая душа, тем более та, что пахнет свежей кровью и голосит на всю округу. «Какую еще полоумную сюда притащило?» - Недолго думая и не отдавая себе отчета, зачем это делает, Адорэбель легкой невесомой тенью заскользила между деревьями, направляясь на звук и аромат. Довольно скоро перед глазами ее возникла удивительная отвратительная по своей сути картина. На травяном ковре лежала женщина, истекающая кровью и сжимающая в руках новорожденного сморщенного младенца. Над ними возвышалась огромная черная туша, в коей бестия без труда опознала свою недавнюю знакомую. «Кажется, теперь твоя очередь трапезничать». Стоящий в воздухе аромат снова сыграл свою роль. Сельда нутром почувствовала, как просыпается в ней еще не остывшая жажда и было поспешила убраться, не желая приносить смерть невинным, однако, что-то иное, отдаленно похожее на отсутствовавший у бестии материнский инстинкт, заставило женщину не только остаться на месте, но и вмешаться в происходящее. Обратившись в нетопытря, наследница Сопряжения Сфер пронеслась над несчастной, схватила в лапы младенца и, оказавшись на почтительном расстоянии от волколачки, вернула себе прежний облик и прижала малыша к груди.
- Твоя охота моей не чище, - бросила с нескрываемым презрением, однако, тут же поспешила добавить, - впрочем, вырывать из пасти недотруп не стану. Утоляй голод, наслаждайся теплой мягкой плотью. Я… - Сельда скосила глаза на орущий комок, - То есть, мы, подождем, когда ты закончишь и сочтешь себя удовлетворенной.
Закончив свой монолог, вампирша уселась на ствол поваленного дерева и уставилась на оборотницу. Нападения рыжеволосая не ждала, однако, бдительность предпочла не терять.

Адорэбель терпеливо ожидала того момента, когда волколачка, наконец, насытится и станет способной вести беседы более членораздельные, нежели упреждающее рычание. Вампирша все также сидела на стволе и внимательно наблюдала за каждым движением оборотня, за тем, как шевелятся ее мышцы, а сильные челюсти сжимаются и разжимаются, отрывая куски плоти, ломая кости и выворачивая их из суставов. Зрелище было жутковатое, однако, Сельда видела и куда более неприятные сцены, потому была к подобному привычна и реагировала довольно ровно – никак. Голову женщины занимали совершенно иные мысли. Созерцая трапезу другой страховидлы, наследница Сопряжения Сфер думала о том, как земля вообще носит тварей, подобных им двоим. «Мы отвратительны. Чудовищны. Омерзительны. Мы купаемся в крови и разрываем невинных на части только потому, что нами движет животный голод и постыдное желание удовлетворить его. Мы не имеем права существовать и, тем более, мы не имеем права оправдывать свои поступки мнимым благородством». Женщина могла рассуждать бесконечно долго, равно как была более чем способна рассматривать окровавленные останки до тех пор, пока плоть не начнет разлагаться, вот только на сей раз ей пришлось оторваться от своего излюбленного занятия и обратить внимание на маленький живой комок, который орал так, будто его убивали. Адорэбель уставилась на спасенного несколько недоуменно. Не смотря на то, что прожила на свете без малого триста лет, вампирша не имела ни малейшего представления о том, что делать с новорожденным младенцем, потому не нашла ничего лучше, чем покачивать его. Впрочем, это не помогло. «Действительно, зачем я тебя спасла?» - Сельда приблизила к младенцу лицо, а после перевела взгляд на новую знакомую, наконец, покончившую с обедом.
- Я не собираюсь его убивать, - отозвалась женщина несколько запоздало и как-то отстраненно, - И не собираюсь им пользоваться. Я хочу отнести его в какую-нибудь деревушку и оставить там. Его мать мертва, а он должен остаться. В этом будет что-то правильное. Людские матери часто жертвуют собой ради потомства.
Слова рыжеволосой были лишь наблюдением, сама она находила такое отношение глупым, хотя бы потому, что женщина, в случае смерти ребенка, сможет родить еще, а вот беспомощное дитя станет только обузой для тех, кому придется о нем заботиться. Впрочем, восприятие собственное наследница Сопряжения Сфер задвинула подальше, все же она училась жить по людским законам, а не подстраивать их под себя.
Еще раз глянув на младенца, вампирша обратилась к волколачке.
- Ты знаешь, как его унять? – бестия задумчиво почесала кончик носа, устроила малыша поудобнее и снова принялась качать, - Кажется, он хочет есть. Я думаю так. Но я могу и ошибаться. Может, ему просто холодно или еще что.
Адорэбель принялась рассуждать. Она не спрашивала, хочет ли оборотень участвовать в уходе за ребенком. Женщина полагала, что это будет честно. В конце концов, должны же они сделать хоть что-то хорошее, после того, что учинили. Негодная, конечно, была расплата, но иной рыжеволосая не желала.
- Что бы не думала ты, я хочу дать ему шанс выжить и вырасти. Раз мы считаем себя вправе решать, кому стоит умереть, то почему бы нам не подумать и о том, кому стоит жить, – Сельда, скорее, говорила сама с собой, отвечая на мысли собственные, нежели на слова собеседницы, однако, после слегка сменила тему, - Я не думаю, что у них был шанс, но это не меняет всей мерзости твоей охоты, точно также, как поганое нутро убитых мной не меняет мерзости охоты моей. Сколько угодно можно говорить о милосердии, но обе мы знаем, что движет нами совершенно другое – инстинкт, остальное – попытка оправдаться в собственных глазах. Я давно уже оставила эту ложь и смотрю на происходящее трезво. Взгляни, - вампирша указала рукой на останки, - ты сожрала тело потому, что хотела мяса. Так поступает зверь. Не приходило в голову подавить его?
Рыжеволосая не знала, зачем она спрашивает и почему вообще завела этот разговор, но отчего-то ей захотелось понять, как мыслит волколачка и узнать, осталось ли в ней что-то человеческое, кроме красивой оболочки.

На слова волколачки вампирша ответила спокойным взглядом и легкой ухмылкой. «Неужели, ты пытаешься меня задеть? Или, напротив, хочешь остановить и образумить? Может быть, тебе кажется, что я смешна и нелепа? Все это одновременно?» Как бы то ни было, речи оборотня Адорэбель не трогали вовсе. Женщина уже давно вышла из того возраста, когда хочется спорить и отстаивать собственные взгляды с пеной у рта. Взрослая особь мыслила иначе и предпочитала лишь обозначать свою позицию. Именно так Сельда поступила и в этот раз.
- Будем считать, что самый простой путь мне не интересен. Я уже сказала тебе, что хочу сохранить ему жизнь. Для того, чтобы добиться цели, я сделаю то, что будет в моих силах, - вампирша равнодушно пожала плечами и перевела взгляд с собеседницы на ребенка, которого все еще прижимала к груди, в надежде, что младенец, наконец, замолкнет, - Можешь считать мой поступок глупым, жестоким или еще каким – мне безразлично. Я и сама осознаю то, что вырастить дитя будет сложно, потому я и сказала, что хочу донести его до города и подкинуть на чей-нибудь порог. Дальнейшую его судьбу решат люди. Может случиться, что все мои потуги окажутся напрасными, однако, мысль о том, что я сделала то, что считала нужным сделать, будет меня успокаивать.
Рыжеволосая чуть прикусила губу, задумчиво потерла кончик носа, прикидывая, есть смысл пускаться в рассуждения или же стоит оставить собеседницу в неведении и позволить заблуждаться. Наследница Сопряжения Сфер склонила голову к плечу, вперила взгляд в зверицу.
- Я объяснила бы тебе кое-что, что ты так старательно упускаешь из виду, однако, думаю, ты права, и младенец замерзнет здесь, если я не найду способа его согреть. Ты права и в том, что он может умереть от голода раньше, чем я отыщу для него пропитание. Даже если я справлюсь, он всегда может успеть подхватить какую-нибудь заразу, которая его добьет. О! Я знаю, что человечьи дети беспомощны и совершенно слабы. Но почему бы не попытаться? Во всяком случае, подобный поступок куда более подходит взрослой твари, нежели трусливое бегство от проблем и следование животным порывам. Легко быть страховидлой, убивать, уничтожать, превращать деревни и села в кровавое застолье, но невероятно сложно и неприятно взять на себя ответственность за чужую жизнь, верно?
Договаривать вампирша не стала, хотя бы потому, что не желала провоцировать свою новую знакомую на агрессию и порывы. Адорэбель не могла точно сказать, какова бестия перед ней, потому всерьез опасалась, что женщина может сделать какую-нибудь глупость. «Хватит слов…» - заключила Сельда, поднялась с насиженного места, подошла к волколачке и устроила сверток возле ее мягкого и теплого бока.
- Я отправлюсь в город и достану все, что может пригодиться младенцу, - на мгновение женщина призадумалась, глянула на все еще орущего ребенка, присела на корточки, стащила собственный плащ и аккуратно закутала малыша в тряпку.
«Тепла будет мало, но это все же лучше, чем вообще ничего», - поразмыслив так и находя свой долг исполненным, рыжеволосая хотела было удалиться, однако, сделав пару шагов, была вынуждена обернуться и вновь обратиться к оборотню.
- Мне потребуются твои вещи. Если я заявлюсь в город в таком виде, меня погонят оттуда вилами и топорами, и уж точно, ни одна женщина не станет делиться со мной молоком. Я же хочу решить этот вопрос мирным путем.
Наследница Сопряжения Сфер замерла и сложила руки на груди. Тот факт, что она оставляет малыша со страховидлой, ее ничуть не беспокоил. Отчего-то вампирше казалось, что волколачка не падет так низко, тем более, тварь была сыта и выглядела вполне умиротворенной. Зато Адорэбель тревожил собственный внешний вид. Если лицо и руки еще можно было отмыть, то залитую кровью рубаху оставалось только выбросить. «Даже хорошо, что мне придется вернуться: куплю себе новые тряпки, а заодно, послушаю, что говорят в городе о растерзанных несчастных. Надеюсь только, что давешний знакомый мне не попадется…» - размышляя подобным образом, Сельда ожидала рассказа о том, куда волколачка подевала собственный наряд, а в том, что она его сохранила, вампирша не сомневалась. В конце концов, постоянно путешествующая бестия знала, что страховидлы, как правило, не разбрасываются шмотками.

Отредактировано Адорэбель Сельда (2015-01-22 22:37:34)

Сельда ожидала. Как всегда, терпеливо. Сейчас вампирша походила на оплот здравомыслия, сдержанности и спокойствия. Она не пыталась как-то повлиять на выбор волколачки, но принялась мысленно прикидывать, как поведет себя, если собеседница откажет ей в той малости, о которой женщина просила. «Предлагаешь мне воспользоваться способностями? В городе? Серьезно?» - Не то, чтобы Адорэбель опасалась быть схваченной или застигнутой на месте преступления. Она просто не желала действовать грубо и кустарно; не для этого женщина долгие годы училась жить среди людей и прикидываться одной из них.
Впрочем, какими бы ни были рассуждения рыжеволосой, к заключению наследница Сопряжения Сфер прийти не успела. Волколачка отозвалась, вот только она, конечно же, не могла сказать, где именно оставила одежду. «Глупо было надеяться на развернутый ответ», - свой промах Сельда поняла быстро, потому предпочла более не тратить время на пустые разговоры.
- Ты права, - проговорила вампирша, улыбнулась, едва дернув губами, обратилась в нетопыря и полетела к окраине леса, ловко маневрируя между стволами и ветвями деревьев.
Адорэбель искала водоем. Мышиные глазки плохо ориентировались при свете дня, но вот обоняние не подводило, тем более, выглянувшее из-за горизонта солнце, отражалось от водной глади и бликовало. Женщина долетела до самой водной кромки, стянула свои шмотки, смочила их водой и принялась обтирать лицо и тело, после спешно пополоскала волосы и, вновь обратившись в животное, направилась на поиски пня и волколачьей одежки. Этот нехитрый маневр отнял у бестии не больше десяти минут, однако, за это краткое время в голову Сельды успела прийти чудовищная по своей сути мысль: «А не оставить ли все, как есть? Было бы очень легко исчезнуть, оставить младенца на произвол судьбы и пойти своей дорогой. Не рано ли я записала себя в благодетели? Может быть, стоит взглянуть на мир глазами зверя?» За подобные рассуждения наследница Сопряжения Сфер тут же себя укорила, однако, так и не смогла до конца от них отделаться.
С подобными мыслями в голове, рыжеволосая добралась до города и просочилась за городские стены. На том месте, где на рассвете пировала вампирша, теперь собралась толпа зевак. Люди обсуждали трагедию, шумели, голосили, размахивали руками. Виновница бедствия же не стала даже останавливаться, воспользовавшись общим замешательством. «Молоко, пеленки, одежда». Начать Адорэбель решила с тряпок, хотя бы потому, что точно знала, где их добыть. С едой же оказалось сложнее. Наследнице Сопряжения Сфер пришлось пометаться по городу в поисках роженицы. Время шло. В какой-то момент рыжеволосая подумала, что стоит ей промедлить, и придет она к хладному трупу. «И что тогда? Все это будет напрасно?» - подобного стечения обстоятельств женщина себе позволить не могла, потому первую же отыскавшуюся кметку с налитыми грудями она просто взяла под контроль, завела в подворотню, получила молоко и была такова.
Уходила бестия тихо и незаметно, также двигалась она и в лесу, покуда не достигла той самой поляны, на которой оставила оборотницу и человеческого детеныша. Оба были на месте. Оба живы. Рыжеволосая расслабленно выдохнула, стряхнула с себя напряжение и предстала перед знакомой в облике человеческом. Возле лап страховидлы упал мешок с тряпками и фляга с молоком.
- Вот, - обозначила вампирша свое возвращение, - Смотрю, ты все-таки сохранила ему жизнь. Это хорошо, значит, я не ошиблась на твой счет.
Сельда бесцеремонно стянула с себя волколачьи вещи и скинула их на землю. Теперь у нее был собственный наряд, пользоваться и дальше одеждой, пропахшей волчьим запахом, наследница Сопряжения Сфер не желала. Только после того, как привела себя в порядок, Адорэбель перевела взгляд на младенца. Он лежал на страховидле, прикрытый ее хвостом, и мило сопел. Крошечные ручки сжимали шерсть, глазки были закрыты, а коротенькие реснички слабо подрагивали. Это было очаровательное зрелище, вот только бестия не испытала, ровным счетом, ничего.
- Думаю, будить его не стоит, - произнесла женщина, усаживаясь на тот самый ствол, где сидела раньше, - Пусть спит. Меньше шуму. Заодно мы поразмыслим, как с ним поступить. В городе сейчас шумно, до ночи я туда не соберусь, так что у нас достаточно времени.
Вампирша прислонилась спиной к дереву, устроилась поудобнее и прикрыла глаза. Покуда, младенец спал, Сельда собиралась заняться тем же.

Уснуть Сельде не удалось. Едва она прикрыла глаза и приготовилась отправиться в царство грез, как утробный голос волколачки выдернул ее из сладостной неги и вернул в реальность. Вампирша лениво открыла один глаз, затем второй, смерила собеседницу недовольным взглядом, зевнула и, резко соскочив с насиженного места, встряхнулась.
- До его пробуждения у нас еще было время. Я бы успела вздремнуть, а после заняться младенцем. Но раз ты настаиваешь, пусть так, с меня не убудет, если я потрачу час-другой на бодрствование, - Адорэбель прошлась по поляне, царапнула ногтями ствол какого-то дерева, сощурившись, глянула на выползшее солнце и переместилась под раскидистый высокий кустарник, своими ветвями создающий прекрасную тень, - День будет до безобразия жарким… - протянула рыжеволосая, думая о том, что ей было бы куда приятнее оказаться в лесной глуши. Впрочем, неудобство это было незначительным.
Вопрос оборотницы наследница Сопряжения Сфер прекрасно слышала, разумеется, дошел до нее и смысл слов, но вот с ответом женщина спешить не стала. Во-первых, торопиться им обеим было некуда, а во-вторых, бестия не испытывала острой тяги к общению и философствованию – день делал свое дело, превращая ночную хищницу в тварь ленивую и пассивную. Тем не менее, отмалчиваться было невежливо, потому Сельда все же подала голос.
- Зачем ты спрашиваешь? – вампирша улеглась на спину, вытянула ноги и положила руки под голову, - Тобой движет праздное любопытство, скука или действительное желание понять мою мотивацию? Впрочем, как бы то ни было, я не вижу ни одной причины не давать тебе ответ. Все банально и просто – я нахожу убийство младенца делом совершенно бессмысленным. Стражники расплатились за свою попытку надо мной надругаться, сотни до них – за мою неуемную жажду крови, неумение и, порой, нежелание справляться с ней. Теперь же я сыта и нахожу себя достаточно удовлетворенной для того, чтобы подумать о чем-то большем, чем веселая трапеза и дикая охота.
Адорэбель прервалась, потеребила кончик носа и, задумавшись, приложила палец к губам. «Стоит ли продолжать? Стоишь ли ты того, чтобы пытаться что-то тебе доказать? На твой вопрос я уже ответила и теперь имею полное право затихнуть, однако, почему бы не посвятить беседе свободное время. Если ты не юна, а таковой ты не кажешься, разговор может стать весьма и весьма занятным», - рыжеволосая перекатилась на живот, уперла локти в землю и устроила голову на руках. Взгляд бестии сделался более внимательным и серьезным.
- Глупо тратить жизнь лишь на убийства, расправы и наслаждение. Какое-то время подобные развлечения действительно приносят исключительное удовольствие, за которое не жалко продать и душу. Но время идет, и однажды ты останавливаешься, оглядываешься и понимаешь, что у тебя нет ничего, кроме бесконечной череды кровавых провалов. Вот тогда-то ты и начинаешь задумываться, задумываться о том, хочешь ли ты продолжать жить так или же предпочтешь остановиться и попробовать что-то новое, - наследница Сопряжения Сфер снова зевнула и продолжила, - Тебе может показаться, что выбор очевиден и прост. Я не знаю тебя, чтобы иметь возможность утверждать, но кое-что я, пожалуй, озвучу. Наш выбор всегда состоит в ответе на вопрос: «Кем я хочу быть: чудовищем или личностью?» Путь чудовища мил и прост, однако, он не ведет ни к чему, кроме полного саморазрушения. В конечном итоге, выбрав его, не обретешь ничего, а вот утратишь все, что считаешь самой собой. Быть личностью, пытаться что-то сохранить куда сложнее. Каждый раз ты будешь находить десяток причин для послаблений и десяток оправданий для срывов, но, как я уже сказала, следование голым инстинктам – путь в никуда. Я прожила чудовищем две сотни лет и не скажу, что перестала быть им сейчас. Однако я вижу черту, которую пересекать не стоит. Убийство младенца как раз за ее пределами. Не потому, что мне жалко кроху, не потому, что в моей душе царят милосердие и сострадание, но потому, что смерть младенца не принесет мне, ровным счетом, ничего. К тому же, я полагаю, что мы, решающие кому пора умереть, вполне годны и для того, чтобы решить, кому жить. Не большая сложность провести день с новорожденным, - Сельда еще раз зевнула и окончательно замолчала.

Вампирша затихла, и говорить начала волколачка. Сельда же заняла позицию наблюдателя и внимательного слушателя. От рыжеволосой не укрылся тот факт, что собеседница воспринимает большую часть ее слов как красивый пафосный бред, лишенный какого-либо смысла и являющийся пустым звуком, однако, такое отношение ничуть не задело и не оскорбило наследницу Сопряжения Сфер. В конце концов, Адорэбель не ставила себе цели убедить бестию в чем-либо, склонить ее к своему пути или доказать ей, что именно такой расклад единственно верный. Женщине было практически все равно. Она жила так, как считала нужным жить: что-то обретала, что-то теряла, но продолжала жить, хотя, скорее, влачить свое жалкое существование, оправдывая его благородством и милосердием.
- Правда в том, - Сельда лениво перекатилась на бок, потерла глаза и продолжила, - что жить вечно надо уметь. Чтобы уметь, нужно найти для себя что-то такое, что увлечет тебя без остатка лет хотя бы на двадцать-тридцать. Лучше, конечно, дольше, но это уже редкость. После нужно сменить свое опостылевшее увлечение на новое, его – на еще одно, и так до бесконечности, - Вампирша прервалась, зевнула, перевернулась на спину и уставилась на сочный зеленый лист, который, казалось, завлекал ее куда сильнее, нежели беседа о смысле жизни, правильном подходе и понимании своей сущности. Впрочем, ощущение это было обманчивым – обнаружившая в себе склонность к философствованию Адорэбель была совершенно не прочь поделиться своим опытом и обсудить его, - Отвечая на твой вопрос, скажу вот что: я обрела себя, а вместе с этим, список вопросов без ответа, внутреннюю пустоту и одиночество. Ты все приметила верно, не стану спорить с этим и это отрицать, но суть в другом – я не жалею о том, что все это получила. Ты говоришь о том, что потеряла многое, разрушила собственную хорошую жизнь, но я даже не пытаюсь устраивать себе жизнь комфортную, удобную и человеческую. Я высший вампир и не создана для того, чтобы жить с людьми, не создана для того, чтобы любить их, и притворяться одной из них, пожалуй, не стоит. Истины ради скажу, что однажды я попыталась сыграть роль человеческой женщины. Закончилась история быстро, закончилась тем, что моя сущность победила. Это было естественно, просто и, вместе с тем, совершенно нелепо. Я повторюсь, у меня нет ни чувства долга, ни милосердия – по сути нет совершенно ничего. В отличие от тебя, возможно, еще помнящей жизнь прошлую, я никогда не была никем иным, кроме бестии. Я родилась с жаждой крови и жила так, как меня научили: охота, попойки, гулянки. Я не умела ничего, кроме как развлекаться, и не искала иных возможностей.
Сельда вновь прервалась, потерла переносицу, стараясь припомнить что-то важное, что-то такое, что могло бы показаться убедительным, однако, пришла к выводу иному – она все еще была дурным образцом, подражать которому не следовало совершенно никому.
- На пути крови счастья ты не сыщешь, - продолжила наследница Сопряжения Сфер слегка сменив тему, - Все, что он может тебе дать – это забытье. Возможно, это именно то, что нужно лично тебе: ничего не помнить, ничего не знать, постепенно убивать себя и погружаться в кровавый омут все глубже и глубже. Это возвращает нас к моей фразе. «Кем ты хочешь быть: личностью или чудовищем?» Я выбрала возможность стать личностью, стать той, кто может рассуждать, думать и делать определенные выводы. Да, у меня ничего нет: нет дома, нет семьи, нет чувств к окружающему меня миру, но я хотя бы могу это понять и оценить. Будучи чудовищем я не думала ни о чем, кроме очередной расправы. Не стану говорить, что с моих глаз слетела повязка, что я вдруг ощутила небывалый подъем, нет, ничего такого не было, но мне нравится быть кем-то большим, чем кровожадная бестия.
Адорэбель сладко потянулась, дернула ветку, заставив ее колебаться, а после обратила свой взор на собеседницу.
- Как видишь, все просто, - вампирша вновь зевнула, почесала переносицу и вернулась к тому, с чего начала, - Как ни крути – мы не можем стать кем-то иным, потому как в этом мире ненормально жить слишком долго. Даже если одному из нас удастся устроиться среди людей и жить среди них, прикидываясь одним из них, он не обретет ничего, кроме боли. Люди смертны, и век их короток. Даже долгожители сейдхе, в конечном итоге, тоже смертны. Всякое смертное существо стремится обрести свою вечность, но только тот, кто имеет ее в запасе понимает, что это не дар, а проклятие. Наше проклятие, оборотень. Рано или поздно жизнь любого из нас становится пустой и бессмысленной. Пройдет еще пара веков и все, совершенно все перестанет быть интересным. Ты будешь понимать суть процессов и явлений, у тебя будет уйма ответов, но не останется ни одного вопроса. И вот тогда ты поймешь, что спасти от этого тебя могут только смертные живые существа, потому как только они и способны удивлять.
Договорив, Сельда вновь замолчала. Как ей казалось, она сказала все, что следовало сказать и даже больше. Как и раньше, вампирша не ожидала понимания, она лишь пыталась объяснить свою позицию и рассказать о том, что осознала лишь на третьей сотне.

Как Сельда и ожидала, ей ни в чем, совершенно ни в чем не удалось убедить волколачку. Зверица по-прежнему взирала на нее с долей скептицизма, сомнения и чего-то такого, чему Адрэбель не могла подобрать названия. На мгновение вампирше показалось, что ее речи затронули что-то, что таилось в душе собеседницы, пробудили интерес хищницы, заставили задуматься. Так казалось, впрочем, наследница Сопряжения Сфер не была уверена в своих догадках и выводах. Рыжеволосая вздохнула, потерла кончик носа, снова тронула ветку и, повернувшись лицом к новой знакомой, заговорила.
- Я повторюсь, смысл в том, что нет никакого смысла. У нашего с тобой существования этого самого смысла нет и не может быть. Я не пытаюсь что-то тебе доказать, не пытаюсь убедить тебя в моей правоте и не претендую на истину, однако, мне все еще есть, что тебе возразить. Я сказала, что каждый из нас не живет, а существует. Каждый, за исключением разве что тех, кто слишком юн, чтобы что-то осознавать. О какой полноценной жизни ты говоришь? Что такого ты хотела бы в нее привнести, чтобы почувствовать себя живой и настоящей? И сразу второй вопрос: уверена ли ты в том, что ты есть нечто большее, чем пустая оболочка, влачащая себя по пыльным дорогам, непроходимым дебрям, человеческим городам и поселениям? Скажу тебе вот что. Не знаю, как ты, а я поняла, что меня, по сути, нет. Есть имя. Есть оболочка. Есть мои мысли, но за ними нет ничего. Обо мне некому помнить, некому думать. Меня никто нигде не ждет и никто, совершенно никто не опечалится, если я просто исчезну. В чем ценность, спрашиваешь ты. Я отвечу тебе и на этот вопрос, - Сельда прервалась, чтобы проследить за метаморфозами волколачки и принять из ее рук младенца, о котором, к слову, уже успела позабыть. С удобствами вампирше пришлось попрощаться. С тоской глянув на притягательную тень, образованную сплетением ветвей, женщина выскользнула из своего убежища и вновь разместилась на поваленном стволе, прислонившись спиной к другому дереву. Новорожденный мирно сопел, чмокал собственный палец и просыпаться, кажется, не собирался, потому Адорэбель решила продолжить беседу и вернуться к начатой теме.
- Так вот, ценность, - проговорила она, смерив оборотня внимательным взглядом, - Ценность в том, что мои вопросы и моя пустота, позволяют мне ощущать себя собой, именно личностью, а не одуревшим от крови существом. Для меня это важно, куда важнее, чем стремление к недостижимому. Я уже говорила тебе. Чтобы жить, именно жить, нам следует отыскать что-то такое, что увлечет нас, займет, хотя бы разум. Мы не способны обрести смысл жизни, но можем придумать его. Зачем? Чтобы делать вид, что мы живем. Может быть, спустя пару лет, нам даже начнет казаться, что мы уже не притворяемся, а действительно нашли себя и свое место в этом мире. Дело вот в чем: я никогда не жила полноценной жизнью. Что полноценного в расправах, жажде и удовольствии? Это такое же подобие жизни. Один нюанс, ты при этом ничего не помнишь, ничего не чувствуешь и ни о чем не задумываешься. О! – бестия высвободила одну руку, подняла указательный палец и коротко хмыкнула, - Кажется, я поняла, что ты пытаешься до меня донести. Если осмысленная жизнь не может принести удовлетворения и успокоения душе, то она равноценна череде кровавых провалов, и, если разум также бессилен, как и чувства, то нет никакого прока в том, чтобы хвататься за него, верно?
Наследница Сопряжения Сфер задумалась, потеребила подбородок, слегка нахмурилась, но тут же вернула лицу прежнее спокойное выражение.
- Возможно, ты и права. Для меня же подобное суждение означает лишь одно: зачем устраивать кровавые феерии, когда они не несут ничего? Ты ведь сама сказала, что не получаешь от охоты удовольствия. Стало быть, убийства никак не заполняют твою пустоту. Это возвращает нас к тому, с чего я начала: смерть младенца совершенно бессмысленна. Именно бессмысленна. Лишнее, ничего не значащее убийство.
Адорэбель замолчала. В голове у нее было еще много различных мыслей, однако, озвучивать их бестия не спешила. Их с волколачкой беседа тянулась медленно и неспешно, и Сельда не имела ни малейшего желания как-то ускорять ее.

Солнце поднялось выше. Желтый раскаленный диск осветил поляну, где разместились страховидлы, его лучи коснулись светлой кожи вампирши, заставив ту скривиться и вернуться обратно в заросли. На сей раз, улечься Адорэбель не могла, но зато удачно разместилась в позе сидя, скрестила ноги и, переложив младенца, склонила голову к плечу, принявшись внимательно слушать. Чем больше говорила волколачка, тем сильнее рыжеволосая осознавала, что в своих рассуждениях ушла совершенно не туда. «Впрочем, почему бы и нет? Если ни ты ни я не очень-то спешим понять друг друга, не все ли равно, о чем мы говорим и что имеем в виду?» Сельда зевнула, почесала шею, облизнула губы и, выдержав паузу заговорила.
- Когда ты полностью себя не контролируешь, ты не способна испытать ничего. Все, что от тебя остается – Зверь, ведомый инстинктами. Животное, терзающее живых и насыщающее себя их плотью. Животное не знает удовольствия, оно ведает только удовлетворение своих потребностей. Оно знает голод и сытость, страх и спокойствие, желание и расслабленность, однако, за шкурой хищника ничего нет. Ты даже не сможешь сказать, что ты счастлива или чувствуешь себя живой. Задумайся, ты говоришь об этом сейчас именно потому, что у тебя есть разум. Стоит отпустить звериную натуру на свободу, позволить ей взять верх над человеческой частью твоего существа, как все эти вопросы перестанут для тебя что-то значить, - женщина замолчала, прошлась взглядом по чертам лица собеседницы, вздохнула и, наконец, задала тот вопрос, который крутился в ее голове, - Если все будет так, зачем жить? Ты хотела бы прожить ту жизнь, какую живут самые обычные волки? Сдается мне, что все-таки нет.
Вампирша снова зевнула, на мгновение прикрыла глаза и втянула воздух, все еще насыщенный ароматом крови и сырого мяса.
- Я никогда не говорила с оборотнями о таких вещах, - после паузы наследница Сопряжения Сфер несколько сменила тему, решив не только высказать мнение собственное, но и попытаться понять, что же хочет донести до нее оборотень, - Но я думаю, что в то время, про которое ты говоришь, разумность все же была при тебе. Полная неразумность выглядит отвратительно. Полагаю, со временем, ты пришла бы к ней, постепенно утратив возможность возвращаться к человеческому облику, возможность говорить и саму способность мыслить, как человек. Эти навыки станут тебе просто не нужны. Зверь победит, и себя ты потеряешь. Однако, - Адорэбель коротко равнодушно хмыкнула, - выбор всегда останется за тобой: хочешь ли ты оставаться человеком и мучиться от осознания своей неполноценности, как это делаю я, или же пойдешь по простому пути, как поступили десятки и сотни до тебя.
Договорив, рыжеволосая окончательно замолчала. Было видно, что сейчас она сказала все, что хотела сказать, впрочем, так же заметно оставалось и то, что она все еще расположена продолжать беседу и помогать волколачке разобраться в себе.
- Меня зовут Адорэбель Сельда, - добавила женщина некоторое время спустя, - Можешь называть меня Сельдой, а можешь не называть никак.
Вампирша пожала плечами, сорвала с ветки зеленый клейковатый листок и принялась неспешно пожевывать его кончик. «Странная встреча», - думала она, - «Две бестии, но сколько разницы… И обе мы, в конечном итоге, стоим на перепутье. Вот только ты пытаешься выбрать путь конечный, а я уже выбрала тот, что не ведет никуда. А имена… Наши пустые ничего не значащие имена. Всего лишь несколько букв, всего лишь звуки, оброненные нами. Но тебе, все же проще и сложнее одновременно. Когда-то ты была кем-то, кем-то другим, кем никогда не быть мне, как бы я не старалась…»

Волколачка заговорила, и вампирша заслушалась и задумалась. Теперь, когда она изложила собственную позицию чуть более, чем полностью, женщина желала, наконец, постичь ту истину, которую видела Вириенна. Не потому, что рыжеволосая так уж нуждалась в понимании и осознании, не потому, что пыталась проявить вежливость и показаться хорошей собеседницей, но оттого, что нуждалась хотя бы в каком-то увлечении, тем более, вопросы о смысле жизни и сути бытия всегда были ее излюбленными темами.
- Почему же не думала? - заговорила Сельда, когда волколачка прервалась, - Я четко осознаю, что практически любая живая тварь имеет собственную точку зрения и, вероятно, в ней права. Мне не довелось встречать чудовищ, которые хотели бы быть чудовищами, но я убеждена, что такие есть. Люди разные, и не каждому дано пережить перерождение. Кто-то, вполне вероятно, отпускает себя, из одной боязни не совладать со зверем, кто-то из отвращения, а кто-то потому, что получает удовольствие от кровавых расправ. Но мы сейчас говорим не о них, а о тебе, и первое, что я хочу сказать – это то, что в твоей жизни слишком много «Я». Мир не состоит из одной лишь тебя, и многое в нем стоит куда большего внимания, нежели собственное я. Другое дело, каждая бестия обречена, в конечном итоге, зациклиться на себе, хотя бы потому, что жизнь, идущая за спиной, со временем перестает что-то значить. В этом, я полагаю, мы солидарны.
Адорэбель смолкла, скомкала листок, который крутила в пальцах, бросила его на землю и перевела взгляд на спящего малыша, пытаясь в нем найти ответ на те вопросы, что новая знакомая задала ей. «Зачем жить? Зачем?» - Ответа у наследницы Сопряжения Сфер не было, а все ее существование сводилось к одному – к поиску этих самых ответов. Что станет делать, если однажды получит их, вампирша предпочитала не задумываться, - «Возможно, будь я тобой, мыслила бы точно также, но мы разнимся в одном – ты человек, а я всего лишь реликт, коему в жизни места нет, да и не может быть». Сельда нахмурилась, вздохнула и, сузив глаза, продолжила беседу.
- Зато пути выхода мы видим разные. Мне кажется, лучше не быть, нежели быть чудовищем, ты же полагаешь, что лучше быть Зверем, но живым, - рыжеволосая поводила губами из стороны в сторону, - Для меня становление животным – деградация. Волков и безумных страховидл в лесах хватает и так, быть одной из них, лично я не испытываю никакого желания. Впрочем, я могу и ошибаться. Может быть, тебе понравится играть с людьми, уничтожать их сущности и принципы, коверкать жизни и доказывать, что любовь, дружба, забота, нежность не стоят ничего и совершенно бессильны перед Чудовищем. Я знавала одного такого. Он, правда, был вампиром, а не оборотнем, и было это давно, очень давно, но подобные стремления мне знакомы. Однако эта игра, точно также, как жизнь Зверем, точно также, как сохранение человечности, не несет в себе никакого смысла. Рано или поздно, наскучит все, абсолютно все. Вопрос лишь в том, на какой сотне. Мне наскучило на третьей, - женщина запустила свободную руку в волосы, перебрала несколько прядей, облизнула губы и, подобрав нужные слова, вновь подала голос, - Полагаю, на этой же сотне я и оставила попытки отыскать смысл жизни и смысл сохранения своего «Я». Когда-то я была, но постепенно перестала быть. Я часто размышляю над этим, об этом думала и теперь. Просто посмотри. Люди живут, создают семьи, заводят потомство, растят его; люди обустраивают свой быт и стремятся стать богаче и влиятельнее, люди постоянно к чему-то стремятся. У них есть враги и есть друзья, есть эмоции, есть чувства. А теперь… Взгляни на нас. У нас есть только имена и воспоминания. Вот только имена эти нам некому называть, а в воспоминаниях едва ли отыщется хотя бы подобие утешения и смысла. Мы могли бы попытаться жить как люди, однако, даже эта попытка не изменит нашей участи – всегда оставаться в одиночестве. Все уходит, а вот мы, мы остаемся. Зачем?.. Только затем, что так суждено. Впрочем, ты ведь спрашивала меня не о том… Я отвечу. Также, как и ты, я хочу узнать, кто я на самом деле. Я ищу того, кто сможет ответить мне, какими мы были до того, как нас забросило в ваш мир, чем мы занимались, к чему стремились. Хочу знать, были ли мы чудовищами, или же потеряли себя, когда пересекали грань миров. Может быть, мы просто переродились. Для меня мое прошлое, которое моим никогда и не было, куда важнее настоящего. К тому же, я верю, что знания дадут мне необходимое понимание и, вероятно, позволят почувствовать себя не заплутавшим гостем, а кем-то большим.
Договорив, Адорэбель откинулась на спину и, сощурившись, уставилась в небо. Бестия снова принялась воображать то, чего не знала, но что стремилась познать. Мысли о своей сути увлекли вампиршу куда сильнее, чем все остальное; замечание же Вириенны про котолака лишь погрузило Сельду еще глубже в состояние задумчивости.

Впрочем, состояние задумчивости, как и все остальное, происходившее в жизни, оборвалось и сменилось состоянием полной прострации, в которое Адорэбель погружалась всякий раз, когда разговор касался ее прошлого, будущего и самых потаенных мыслей. Сельда лениво повернула голову в сторону волколачки, переложила младенца и заговорила. Заговорила тихо и бесцветно, будто читала чужую историю, записанную на страницах случайно попавшей к ней книги.
- Все именно так… Вечная жизнь и есть вечное богатство, доставшееся мне по праву рождения, а тебе подаренное кем-то другим. Так было, так есть и так будет. Вечно. Знаешь ли ты, что такое вечно? – этот вопрос не требовал ответа; едва глянув на собеседницу, вампирша поняла, что затронула ту тему, что тревожит зверицу, еще не подошедшую к ней вплотную, но ожидающую ее приближения, - Вечность – это не бесконечная череда дней. Наступит момент, когда ты перестанешь считать их, позднее – перестанешь считать недели, перестанешь замечать месяцы и года. Все это обратится в одно только слово – жизнь, в котором останется лишь три категории: прошлое, настоящее, будущее. Сколько бы ты не жила, куда бы не шла, только это у тебя и останется, и со временем, понимание это сведет тебя с ума, если ты не отыщешь что-то, что сможет разбавить бесконечное давящее однообразие. Возможно, это только моя теория, но я полагаю, что оборотни рано или поздно, все, как один, утрачивают свою суть. Человеческий разум и человеческая природа не могут бесконечно справляться с тем, что под силу лишь естественно бессмертному. Теперь я плавно подошла к ответу на твой вопрос.
Наследница Сопряжения Сфер почесала переносицу, потерла глаза, уставшие от яркого света, и продолжила.
- Я вампир. Природа наградила меня определенными особенностями, одна из которых – нрав. Я не умею привязываться, не способна испытать материнский инстинкт, в принципе, не способна на глубокие чувства. Может быть, это уродство именно моей натуры, но общение с подобными мне убеждает меня в обратном. Мои родители, как я помню, воспринимали меня как игрушку, которую можно было одевать, чему-то учить. Они играли со мной и забавлялись. Они играли в жизнь и играли в семью. Они никогда не испытывали любви к друг другу и, тем более, ко мне. Отца я помню плохо. Он рано исчез из моей жизни, а вот мать. Сейчас мне кажется, что она была вечным ребенком, непостоянным, подвижным и увлеченным кровавыми расправами и игрой в кошки-мышки. Она оставила меня с моими ровесниками и просто ушла однажды, - Сельда прервалась, подняла указательный палец, призывая к вниманию и упреждая неверное понимание, - это не слезливая история. Это мое прошлое. Всего лишь прошлое, по поводу которого я совершенно ничего не испытываю. Долгое время я ничем не отличалась от моей матери, однако, мне случилось повстречать одного человека, который сумел затронуть в моей душе такие глубокие струны, о существовании которых я даже не подозревала. Наши отношения длились месяц и закончились его смертью. Я позволила натуре одержать верх. Я сожалею, но ничего не могу изменить в прошлом. Зато могу не повторять тех же ошибок в будущем. Этот ребенок, - Адорэбель приподняла спящего младенца, а после снова устроила у себя на груди, - Не стоит, ровным счетом, ничего, и жизнь его имеет для меня лишь самый малый смысл. Я решила побыть хорошим вампиром, потому что плохой слишком похож на животное, вернее, на что-то жуткое и совершенно пустое. Я стараюсь быть именно такой и поступать человечно. Но я снова увлеклась… Моя жизнь тебя не интересует, как я вижу. Тебе хочется понять, как быть тебе и что тебе делать с твоей вечностью.
Вампирша приняла вертикальное положение, уложила ребенка в переплетение корней и прошлась, разминая руки и ноги.
- Возможно, ребенок для тебя – выход. Во всяком случае, он может стать твоим смыслом на несколько сотен лет. Может быть, его существование даже спасет тебя от черного безумия. Материнский инстинкт, также как и любой другой, должен быть очень силен в тебе, - рыжеволосая подошла ближе, - Что до меня… Как я уже сказала, у меня нет этого инстинкта. Я не испытываю ничего, что должна испытывать мать. Я знаю наверняка, что могу произвести на свет лишь еще одну бестию, которая либо останется чудовищем, либо будет такой же потерянной как и я. Не стану желать кому-либо подобной участи. От одиночества меня не спасет никто, только я сама, если смогу. Все остальное будет лишь проявлением слабости и инфантильности. Я же достаточно благоразумна, чтобы не принимать поспешных решений и руководствоваться порывами.
Рыжеволосая снова замолчала, на сей раз, надолго. На мгновение ей показалось, что на этой ноте разговор подойдет к концу, впрочем, она не была убеждена, что случится именно так. «Возможно, волколачка еще найдет, что сказать», - подумала вампирша возвращаясь на свое место. В этот самый момент человеческий младенец, оставшийся без тепла и внимания, проснулся и заорал.

На жалобный крик, скорее похожий на визг, Адорэбель отреагировала не сразу. Сейчас, когда разговор двух страховидл затронул вопрос смысла жизни, вечности, природы и продолжения рода, Сельде внезапно стала совершенно не важна жизнь одного маленького человеческого детеныша. Пожалуй, именно теперь вампирша более всего была похожа на себя настоящую. Когда-то давно Наследница Сопряжения Сфер умерла, вероятно, она умерла вместе с тем светловолосым чудом, которого ценила куда сильнее, нежели саму себя. Не стало эмоций, не стало чувств, не стало внутренней теплоты – все, что осталось – это опаляющее равнодушие: равнодушие к жизни, к миру, к окружающим и к самой себе. Сколько бы бестия не говорила, к чему бы не призывала, лишь к концу разговора она нашла в себе силы признаться: признаться волколачке и лично себе.
- Вероятно, ты права, Вириенна. Наши друзья, наши враги, наше потомство. Если попробовать – смысл жизни вполне возможно отыскать. Например, свое существование можно посвятить исправлению прошлых ошибок, - рыжеволосая задумчиво почесала ухо, стараясь подобрать нужные слова, - Однако, мы с тобой расходимся в самом главном: ты все еще хочешь жить, все еще пытаешься сохранить что-то внутри себя, цепляешься за то, за что еще можешь ухватиться. Я же не испытываю ничего, кроме равнодушия. Мне все равно, что случится со мной завтра, послезавтра или через год. Самым верным будет сказать, что мое время замерло и более не движется. На этом, прощай.
Если бы Адорэбель только захотела, она, вероятно, смогла бы отыскать сотню причин, способных удержать оборотня от несвоевременного ухода, нашла бы десяток интересных тем, но женщина, как и всегда, предпочла точке многоточие. Сельда снова осталась одна, не получив от беседы ничего, кроме ощущения всеобъемлющей горечи и гнетущей черной пустоты. Волколачка не дала ей ответов, лишь породила новые сомнения и новые вопросы, казавшиеся упырице единственно важными. «Какая странная вышла встреча», - мысленно протянула Наследница Сопряжения Сфер, глядя на удаляющуюся спину Вириенны, - «Две потерянных страховиды. Казалось бы, кто еще сможет понять нас, если не мы сами, но увы, ты осталась с тем, с чем пришла, равно как и я лишний раз убедилась в своей чуждости и в нелепости своего существования. Возможно, когда-нибудь, мои мысли отзовутся отголоском в твоей душе, возможно, ты вспомнишь мои слова, возможно, однажды они сыграют свою роль. Теперь же мы можем лишь осмысливать сказанное. У каждой из нас свой путь, и каждый из них тернист и извилист. Вероятно, когда-нибудь они пересекутся вновь, и мы тогда уже будем другими…»
На этом рыжеволосая прервала свои рассуждения, сонно потянулась, сощурилась и подошла к ребенку, - младенец все еще требовал ее внимания и нуждался в заботе. «Как же мне с тобой поступить? До заката еще несколько часов, тащить же тебя днем я не имею ни малейшего желания. Слишком жарко, слишком приметно. А впрочем… Если подумать, никому нет дела до младенца и родившей его женщины. Возможно, так оно будет и проще…» Вампирша недовольно поморщилась, подняла сверток и принялась баюкать его. Позднее, поняв, что новорожденный не унимается, Сельда таки сумела накормить малыша и сменить сырую пеленку. «Если все дети ведут себя именно так, растить их я не готова. Нда, пара дней в обществе младенца – и я сбегу, поручив заботу о нем кому-нибудь другому. Еще одно уродство моей натуры – неспособность нести ответственность и нежелание думать о ком-то, кроме самой себя. Проще избегать трудностей, нежели преодолевать их…»
Закончив мысль, Адорэбель поднялась, подхватила человеческого ребенка на руки и понесла его в сторону города, однако, в Марибор рыжеволосая решила не заходить, она свернула в сторону кметских селений. Женщина знала, что люди в деревнях, как правило, куда заботливее и отзывчивее. Осталось всего ничего – пронестись над землей огромной черной мышью, оставить сверток на чужом крыльце и скрыться в лесной чаще. Страховидло просто исчезло, как исчезало всякий раз, а чудом выживший ребенок начал свою жизнь. Бестия не могла знать, как та сложится, но надеялась, что нынешний младенец, обретший спасителя в ее лице, попадет в хорошую семью и вырастет достойным человеком.