[NIC]Зигги Иден[/NIC][AVA]http://s0.uploads.ru/hNv5Z.jpg[/AVA][STA]маленький врач[/STA][SGN]Информация о персонаже[/SGN]

Бедлам и тарарам творился вокруг. Летели щепки поломанной мебели, блестели выбитые золотые зубы – предмет гордости многих и тяжелая утрата, а затем брызнула кровь. Тёмная, страшная, она окропила удивленное лицо низушка, совершенно не ожидавшего столь скверный исход времяпровождения в теплом и дружественном трактире. Безусловно, он знал, что присоединись к отряду уважаемого Б. Хога, такие слова, как тёплая кровать, безопасность, милая крыша над головой, домашняя выпечка и многие другие прелести оседлой жизни станут предметами роскоши и снов. Однако Зигги Иден и подумать не смел, что будет пачкаться кровью так часто. Руки, – руки квалифицированного хирурга, – это дело привычное. Но с головы до пят – то было нечто из ряда вон выходящее.
[indent=1,0]Быстро заморгав, словно это могло помочь избавиться от липкой чужой крови, Зигги Иден нырнул под стол. Однако обеденное убежище его вскоре оказалось бесцеремонно перевернуто. Низушек поспешил присоединиться к Хогу, чья исполинская фигура уже возвышалась над всеми и раздавала приказы громоподобным голосом. Сейчас начнется раздача хлестких воспитательных ударов, как выразился капитан, фальшионами с сопровождением глухих подлых пинков.
[indent=1,0]Через окно! Отыскать Никодима! Старого ворчуна-весельчака с богатой историей, полной драм и сказок.
[indent=1,0]Зигги кивнул и едва заметной тенью юркнул к ближайшей стене, в котором зиял спасительный выход – прикрытое окно.
[indent=1,0]Перепрыгнув через истекающее кровью, но всё еще живое тело бедолаги, Иден почти добрался до цели. Однако грубая рука вцепилась в ногу.
[indent=1,0]– П-помоги-и, – с мольбой в хилом голосе почти что мертвеца прошептало истекающее кровью тело мужчины.
[indent=1,0]В пожелтевших глазах читалась боль, невыносимая, как и страх. Страх перед неизбежным.
[indent=1,0]Идену хватило мгновения, чтобы оценить ситуацию, что ухватилась за него. Раненный был не жилец: правая часть шерстяной рубахи почернела от увечья, задеты органы, пробитые pulmo и hepar, также вероятно внутреннее кровотечение.
[indent=1,0]С сожалением помотав головой, Иден попытался высвободиться из крепкой хватки человека. Тот не пускал, сжимая всё сильнее и сильнее, словно мохнатая нога низушка могла вынести его с порога смерти. Зигги упал. Страх безумной волной накатил на него, столь небольшое, слабое создание, среди этого водоворота обезумевших здоровых смутьянов, неистово сражающихся за неизвестное.
[indent=1,0]– Пусти, – попросил низушек, поджимая ноющую от боли ногу к себе. – Отпусти!
[indent=1,0]Человек по природе своей упрям, глуп и бездушен, когда понимает, что конец близок. Слова низушка никак не действовали на умирающего.
[indent=1,0]Тогда страх уступил место ярости, ярости, что крепко спит в каждом до той самой поры, когда ею непременно следует воспользоваться. Зигги переменился. Вымазанный чужой кровью, он сделал жуткую гримасу. Свободной ногой принялся неистово бить человека в лицо. Чтобы спастись. Освободиться покуда его самого не затоптали насмерть.
[indent=1,0]Спустя несколько хрустящих ударов, хватка человека ослабла. Желтые глаза закатались, голова откинулась, тело обмякло.
[indent=1,0]Высвободившись, низушек Зигги Иден, полевой врач и дипломированный хирург, выскочил в спасительное окно, оставляя за спиной хаос и кровавую бойню.

Вымазанный в крови он метался по улицам, пугая и шокируя народ. До некоторых, к слову, уже долетел слух о творящемся беспорядке в трактире «Рыжий Кот». На улицах выстраивались стражники, готовые вот-вот ворваться в рассадник сечи. Только вот стражники медлили, ожидая приказ свыше.
[indent=1,0]Никодим и его приближенные люди, половину из которых низушек так и не успел узнать, стояли на левой стороне главной дороги. Рядом выделялась хрупкая женская фигура, дрожащая, словно осиновый лист на ветру.
[indent=1,0]Не успел Иден окликнуть каэдвенца, как женщина резво достала нож и стремительно вонзила его в Фила, славного парня с добрым сердцем.
[indent=1,0]От увиденного Зигги остановился, потеряв дар речи и полное понимание происходящего.
[indent=1,0]– Что за чертовщина здесь творится, – еле слышно прошептал низушек слова, которые почти в этот же момент произнес Гуго в другой части города.
[indent=1,0]Празднично украшенный город Бругге заливала кровь.

Сумятица, страх да кровавый вой взвились в городе неясной стихией, пронзающей сердца каждого на праздничных улицах Диллингена. Никодим видал на жизни всякое, но опыт так и не заставил его вспомнить важную вещь: никогда не отворачивайся от эльфки, когда на улице бедлам. Истина простая, но действенная. Отчаяние пропитывает городского эльфа от макушки до пяток, сообразно жизненному положению.
Нельзя было забывать, что она Другая. Старая. Мобыть, и старше каэдвенца. Первая кровь пролилась в городе, и то была не Старшая. Молодая и испытывающая надежды. Напрасные. Уже несбыточные.
-Ах... - ударился Фил оземь могучей спиной. Не было ответного проклятия на такой удар. Никодим дёрнулся, отвернув голову от всеобщего уличного гвалта и знакомого силуэта малыша с кучерявой головой. Бойцы вовремя подхватили эльфку за руки, а один вервией сумел связать руки. Они были смекалистей, чем казались. Никодим подпрыгнул на месте, увидев как из боку его солдата торчит клятая железяка. Невнятная, неожиданная, глупая железяка. Провороненная.
Рано разинул рот, старый. Заочно живущий.
-Что за чертовщина здесь творится... - прошептал едва слышимый голос сквозь высокие крики эльфки и больное порыкивание солдат, готовых распять подлую на кресте. Фила уважали в отряде. Все здесь были друг за друга горой, и больше всего на свете не терпели подлости и предательства. От такого и бежали на поле битвы. Глупо, по-мужицки.
В эти времена даже мордобой таит скрытую подлость. Час Презрения ещё не пробил - ему предшествует Час Обмана.
-Паскуда... - Нико заиграл желваками, глядя на кровавое последствие невнимательности. -Иден? - старик обернулся вновь смотреть на побледневшего, стонущего и кровоточащего парня. -Белка сотворилась, вестимо. Зараза.
Один из солдат дал эльфке звонкую оплеуху. Каэдвенец на возражал. Он не хотел ни видеть её голодных глаз, ни слушать голодные, гордые вопли. Такие доводилось слышать в Аэдирне. Глупые, яростные вопли юношей и девиц ста лет от роду, призывающие к кровавой бане. Людей - в море. Нико море не любил, и с таким планом согласиться никак не имел возможности.
Потому - отбивался.
-Осмотри раненого, милсдарь хирург. - Никодим снял шапку и заткнул за пояс. От былой мягкости во внушительной фигуре лейтенанта не осталось и малого следа. Голос разливался сильным горным потоком, от кольчужных рук веяло небывалой силой. Удар такой руки мог перебить коню хребет во времена, когда мир был молодым.
Нико не мог сосредоточиться, и потому стремился сохранить внутренний холод, чтоб не обрушиться с криками истерики на чертову молодчицу. За его спиной звучали разъярённые крики солдат, отчаянный визг террористки, с которой не могло быть переговора. Фил натужно кряхтел, обпёршись на бок в попытке встать. Из-под левой руки торчала смертельная рукоять.
На улице началась суматоха и хлопанье дверей. Лейтенант видел в Зигги Идене отсутствие жизненной силы, как будто он попал в первый ряд строя, вместо того чтоб латать в палатке. Он успел всё понять.
-Оттащить раненого под навес! Эльфку - вязать и бросить возле двери. Я - внутрь, со мной двое. Милсдарь Иден, штопайте его под навесом, я... Эхъ, разгуляй, сейчас кулаками орудовать буду!...
Возобновившейся сквозь месяцы злобе предстоящего боя нужно было дать вскипеть. Вымещать её на эльфке было нельзя.
Эта тварь должна была в живых остаться, чтоб неповадно. И Фил.
-Рядовой не имеет права подыхать. - мрачно подвёл итог лейтенант и двинулся вперёд.*

29 декабря 1265 года, Вечер. Таверна "Рыжий Кот"

В такие моменты принимать верные решения всегда нелегко. Не менее трудно оценить правильность решения уже после боя. Многих воинов мучили ночные кошмары за те или иные поступки, совершенные в пылу сражений. Сариэль не была из числа таких людей. Впрочем, Сариэль даже не была из числа воинов. Обычно она предпочитала бегство любому сражению. За более чем полувековую жизнь подобные стратегические предпочтения не раз спасали её от печальной кончины. Сегодня она не думала об этом. Эльфка успела выпустить две стрелы. Обе нашли свою цель среди царящего в заведении хаоса. Первая настигла врага, подступавшего к нильфгаардцу со спины. Воодушевленная успехом, Сариэль спешно достала вторую стрелу и, недолго целясь, выпустила её. Она слишком торопилась помочь. Слишком боялась не успеть.
- Чёрт!!! Чёрт… Какого дьявола?
Эльфка развернулась, прислоняясь спиной к одной из нешироких колонн, разделяющих перила с балясинами через некоторое расстояние всего второго яруса. Конечно же, лучницу уже успели заметить, и двое вооруженных мужчин яро спешили наказать её за оба попадания. Сариэль увидела их слишком поздно, когда топор уже был занесен с целью расколоть череп эльфки на две весьма неаккуратные половинки. Воровке повезло увернуться, успев взвизгнуть и интуитивно отклониться в сторону, она помогла продолжить движение тела обидчика по инерции вперед. Тяжелый топор потащил нападавшего за собой, а затем оставалось совсем немного, чтобы помочь бедолаге упасть вниз на один из немногих ещё не опрокинутых столов. Шустро подоспевший второй мужлан, уже учёл ошибки предыдущего противника эльфки, и ударил мошенницу топорищем. На этот раз эльфка отклониться не успела, удар был быстрым и хлёстким, но прошёл по касательной, разбивая рукояткой тонкие губы. Зубы чудом остались на месте, но лицо моментально обагрила кровь. Сариэль, пытаясь ухватиться за воздух, тут же пала рядом с атаковавшим. Мужчина с топором в руках видел в глазах эльфки жертвенный страх и мольбу о пощаде. В нём проснулся животный инстинкт, и вместо того, чтобы просто добить лучницу одним точным ударом топора, он накинулся на неё, прижимая топорищем худую шею. Он хотел смотреть, как её окровавленный рот ловит последние глотки воздуха, как неестественно выпученные светло-карие глаза замирают в последний раз. Эльфка хрипела и извивалась как придавленная змея, ведь выбраться из-под навалившегося сверху мужчины было невозможно. Но руки, до этого безуспешно пытающиеся бороться с напором рукояти топора, наконец, нащупали спасение. Кинжал вонзился в ухо неприятелю по самую гарду. Довольно сильное желание выжить.
Поначалу задыхаясь и беспомощно ползая по второму ярусу, чуть позже эльфка пришла в себя. Убрав кинжал на место, подхватив с пола лук и прижав его к груди, Сариэль переводила дыхание, чтобы вновь продолжить бороться. Она верила, что за время её борьбы, Кхайр аэп Лион вместе с отрядом Бертрама Хога с честью и достоинством умело сражали своих врагов. И как только воровка поднялась на ноги, чтобы вновь занять удачную позицию, в ушах резко зазвенело, колени подкосились, а голова закружилась. Эльфка вновь прислонилась спиной к колонне. Сначала Сара подумала, что это последствие удушения, но потом догадалась - это была магия. Магия безудержная, магия разрушающая и недобрая. Воровка с трудом выглянула из-за колонны, чтобы увидеть, что внизу творилось нечто ужасающее. Сариэль подумала, что если именитые барды, присутствующие в «Рыжем Коте», выживут, то когда-нибудь обязательно опишут в своих песнях происходящее здесь – для этого им достаточно будет порвать все струны на лютне и с леденящим кровь в жилах криком разбить инструмент об стену. Это была бы наиболее точно передающая суть событий баллада.
Разглядев в царящем хаосе своего возлюбленного, Сариэль обрадовалась, что нильфгаардец жив, и тут же вздрогнула, когда один из стульев с хрустом встретил спину Кхайра.
Тот, кто сотворил это, должен быть наказан - простая и правильная мысль, возникшая в головах, скорее всего, всех, кто находился под натиском безумной магической силы. Кроме одной. Той, что была автором самого безумного и жестокого поступка, совершенного когда-либо в «Рыжем Коте».
- Вот сука…
Раздумывать не пришлось. Сариэль Баильтиарна была, возможно, единственной, кто мог остановить это сумасшествие. И как только энергетическая волна утихла, эльфка со свистом пустила стрелу в цель.* Было очевидно, что Сариэль имела потрясающую возможность попасть женщине точно между глаз. От смерти чародейку, явно не способную совладать со своими эмоциями и способностями, могло спасти только одно – обессилившее после боя состояние Сариэль.
Эльфка понимала, что независимо от точности выстрела, её вычислят и поймают, если она останется здесь до конца. Спрятавшись за колонной, она успела лишь бросить взгляд на Кхайра и молнией ринулась в сторону комнаты на имя Эберна. Эльфка знала, что она открыта, и знала, что там есть окно.

Отредактировано Сариэль (2018-05-20 13:11:16)

29 декабря 1265 года, Вечер. Таверна "Рыжий Кот"

Произошедшее напомнило лейтенанту о геммерской буре, в которую он с отрядом попал ещё в юности, в звании сержанта.
С гор Тир Тохаир пришла песчаная буря, словно лежащая за кряжем пустыня Корат решила расширить владения за счёт скудных полей этой провинции. Для местной ганзы, привычной к таким условиям, пришедшее из-за гор бедствие было скорее подспорьем, чем помехой. Для отряда аэп Лиона - отнюдь.
Суматошный вихрь клинков, искажённые, торжествующие лица злодеев. Человеческая грязь, падальщики налетали на стражу снова и снова, скрываясь под зерриканской тканью, награбленной у вольных торговцев. В тот день Кхайр потерял двоих, а сам получил ранение в бедро в бою один на один с главарём шайки.
Сегодня он бился один против троих, но прервал их жизни двумя быстрыми росчерками привычно тяжёлого меча. Они зря надеялись на скорую расправу. Даже больной, измученный северными дорогами и погодой, нильфгаардец не превратился в добычу. Он всё ещё был аэп Лионом, а не закованной в тяжёлый панцирь черепахой, которую могут замучить ехидные гиены.
-Вон! - резкий выкрик должен был испугать всех, кто рискнул подойти слишком близко. Вид крови должен был усмирить разбушевавшуюся стаю нордлингов, но лишь раззадорил их. Рыцарь понял, что ему нужно уходить отсюда. В узкий проход, там где его не достанут - к лестнице на второй этаж, самое лучшее место для обороны.
Но этим планам не суждено было сбыться.
Зоркий глаз южанина заметил как Сара отпихивает от себя труп последнего негодяя и отправляет стрелу в сторону выхода, но остальное лейтенант увидеть не успел. Ему ударили в спину, подло и низко, как может только проклятая небесами и Солнцем чернь, виллан, злодей. Шею пронзила острая боль, а в бок внезапно ударила могучая сила, которой не мог обладать человек. Лейтенант прекрасно помнил какова магия на вкус, и тут же почувствовал её в разреженном воздухе, наполнившемся щепками разбившегося стула, взлетевшими столовыми приборами, утварью и прочим пёстрым хаосом. Кхайр успел понять что удар о стену будет как никогда болезненным.
-Шмяк. Броня защищает от ударов, но что делать если удар наносят тобой, и не по твоей воле, а используют как метательный снаряд?
Ударенный о деревянную стену бок заныл, как и голова. Кхайр почувствовал головокружение, а губ коснулся до боли знакомый вкус крови. Солёный и горький. Струйка стекала из виска, но ничего страшного. Гвардейцу доводится справляться и с более страшными вещами в строю.
-Хотите драться? - он отпрянул от вмятины в стене и вновь твёрдо встал на ноги, перехватив меч обоими руками. Нет времени снимать щит. -Где та мразь, которая это начала?
Он шатался, а по его лицу текла кровь. На панцире осталась вмятина от неизвестной тяжёлой вещи, которая прошлась по корпусу нильфгаардца в полёте. Если бы доктор сейчас осмотрел его ушибленный бок, то ужаснулся бы нараставшему отёку. К счастью, рёбра остались целы.
Но тот, кто всё это начал, уже лежал бездыханный где-то там, среди множества сваленных телекинетическим ударом в кучу тел, живых и мёртвых. Возглас благородного остался без ответа.
Но Кхайр успел увидеть нашивку в виде лилий и женщину, от которой исходила невероятная сила. Северная чародейка и специальный отряд. По его душу. По душу нильфгаардского подданного, который путешествовал не по тем дорогам и не с теми людьми, не смог сохранить incognito. Сара уже стреляла в их сторону.
Нужно было убираться.
Но отступать некуда. Как в Туссенте.
Но здесь точно не Туссент, а он - не тот нильфгаардец, что раньше. Слабее, но отчаяннее. Нет времени на трусость и слова.
Лейтенант стиснул зубы так, что кровь потекла из разбитых губ, и ринулся вперёд. К выходу.
Гвардейцы не зря тренируются так много, рассчитывая что однажды наступит момент, похожий на этот. Кхайр побежал не через развороченный зал пиршеств северян, а по стойке корчмаря, запрыгнув на неё в опасном манёвре.
Ведь если всё пойдёт по плану, то он запрыгнет в проход на второй этаж, и объединится с Сарой. Там их не достанут.
Там преимущество будет на его стороне.

[indent=1,0]Даже простая крыса, которую можно найти где угодно в этих грязных городах dh'oine, будучи загнанной в угол становится опасным противником. Но белки не крысы. Скоя'таэли, загнанные в тюрьму перед прогулкой на эшафот, гораздо опаснее. Они умеют убивать, хоть и почитают жизнь. Dh'oine сами создали себе врага, сильного и жестокого. Врага, которому кроме Идеи нечего терять. Врага, сражающегося до последнего.
[indent=1,0]Выпад не удался. Выбитый из руки ударом дубины факел улетел куда-то под ноги, где до этого и валялся. От резкого, но ожидаемого удара в живот дыхание сбилось. Хоть Ванадайн и попытался кое-как заблокировать его, приятного по-прежнему оставалось мало. Ушибленные мышцы ныли. Ныло всё тело. Но другие были не в лучших условиях, но всё равно сражались. Эльфу оставалось только выпрямиться и продолжить драку. Нельзя сдаваться, когда свобода так близка. Нельзя дать dh'oine наслаждаться видом побеждённых эльфов!
[indent=1,0]Тюремщик снова замахнулся дубиной, рассчитывая смять рёбра полусогнувшемуся эльфу. Наверху, в караулке, тоже наверное ещё идёт бой. Долго ли выстоят ослабленные, но не сломленные эльфы? Тюремщик решил поскорее расправиться с взбунтовавшимся узником. Теперь, когда есть убитые, на приказы можно наплевать. Ну вывесят вместо живых мёртвых, на потеху, так сказать. Всё равно эльфы. Ванадайн же ни при каком раскладе не желал такой судьбы. Он не мог читать мысли, но судьба и так была ясна. Эльф перехватил руку с дубиной за запястье и рванул на себя, выпрямляя. Резко вскинутое колено врезалось в локтевой сгиб dh'oine. Тошнотворный хруст слился с воем, и это было самым приятным звуком для эльфа. Дубина с глухим ударом выпала из раненой руки тюремщика. Обезумев от боли, тот попытался дотянуться здоровым кулаком до эльфа. Мгновенно прогнувшись в пояснице, Ванадайн увернулся от удара и ударил коленом в живот.
[indent=1,0]Потеряв равновесие тюремщик упал. Командир восставших скоя'таэлей неистово обрушил подобранную тяжёлую дубину на череп dh'oine. Одного удара хватило с лихвой, но Ванадайн не удержался и пнул того ещё раз. Мёртвое тело никак не ответило.
[indent=1,0]В висках стучала кровь. Ванадайн вновь поднимался в караулку, слегка придерживаясь за стену. Почему всё будто стихло и только собственное дыхание оглушительно? Этого эльф не понимал. Если бы эльфов разбили, сюда спустились бы dh'oine. Если бы эльфы победили, это стало бы тоже известно сразу. Ванадайн наконец преодолел мучительные ступени неопределённости и хрипло усмехнулся. Бой замер из-за того, что один из скоя'таэлей взял какого-то dh'oine в заложники. Судя по всему, именно этот уродец заправлял всем здесь, иначе почему его подчинённые замерли в нерешительности? С таким живым щитом можно и выходить... Это спасёт ровно до встречи с теми, кому жизнь какого-то там тюремщика, пусть даже самого главного, ничего не стоит. То есть до любого встречного. Незаменимых нет, так что тюремщиком больше, тюремщиком меньше.
[indent=1,0]- Сделайте что-нибудь, уроды! - голос заложника от испуга стал неожиданно высоким, шипящим.
[indent=1,0]Видя беспомощность человека, командир скоя'таэлей снова усмехнулся. Он вспомнил лицо мучителя. Конечно, всем было интересно посмотреть на не самого известного, но всё же предводителя нарушителей спокойствия. Но сейчас не время мстить. Не время тешить себя местью. Долгие годы жизни ясно вбили в память, что эмоции редко помогают в бою. Они только отупляют.
[indent=1,0]Ванадайн заметил свой гвихир в ножнах, небрежно висящий на спинке стула. Наверняка кто-то пожелал или прикарманить или продать его - хорошая проковка нужна всем и всегда. Только эльф решил как следует вооружиться, поскольку тяжёлая дубина была слишком непривычна, появилось новое действующее лицо, которое могло спутать все карты. Вошедший был вооружён, но кривой зерриканский нож наверняка был не больно-то и нужен ему - массивная фигура воина намекала, что и голые руки сами по себе могут быть оружием.
[indent=1,0]- Я надеялся, что наши пути больше никогда не пересекутся, Йол, - проговорил эльф, вспомнив старую встречу с этим dh'oine. Тогда Йол спас эльфов, которых предали гавенкары.
[indent=1,0]Ванадайну было интересно, вспомнит ли этот dh'oine того командира скоя'таэлей? Наверное нет. Прошедшие месяцы наложили свой отпечаток на эльфа, а события последних дней только усилили отличие. Теперешний гротескный образ взбунтовавшегося пленника, готового стоять до конца, кардинально отличался от прежнего. А в тот майский день Ванадайн был сыт, здоров, а на лице не была размазана кровь врагов.

29 декабря 1265 года, Вечер. Таверна "Рыжий Кот"

Гуго кивнул. Дал отмашку своим ребятам, они выстроились за ним и зашагали в сторону корчмы. Несмотря на то, что он не был даже десятником, люди, зачастую, по какому-то негласному уговору, принимали его за старшего. Он не протестовал, но и лишнего на себя никогда не брал.
Женщина в странных одеждах увязалась за ними. Гуго принял монету, удивленно поглядев на женщину, чьи манеры выглядели все более чудно́.
Они добрались до корчмы, ворвались вовнутрь, рассчитывая разобраться быстро и жестко. И в том была их ошибка. Толпа сковала их, закрутила, давка едва позволяла поднимать локти для ударов. Неистово ревели краснолюды, Молча, озлобленно, дрались люди. Сверкали ножи. Тех, у кого они были, Гуго и Тильберт валили вдвоем, скоро и надежно.
Удар лезвием фальшиона плашмя, удар рукоятью, коленом, вернуться в защитную стойку. Шаг, другой. Паренек с крысиными глазками и небольшим ножом, крепко сжатым в ладони, получил рукоятью в лоб. Тильберт прикрыл его от удара табуретом, пнул нападавшего в колено и добавил ударом плашмя по спине. Шаг, другой. Гуго вытянул голову, огляделся. Капитан со своими медленно, но верно шел от центра, силой зачищая пространство вокруг себя. Гуго и Тильберт начали прорываться к ним.
Грюм, которого Гуго оставил у входа следить за ситуацией, переминался с ноги на ногу. Нервничал. Силой, думал он, тут разбираться и дольше, и опаснее. Тут другое нужно. Он ухмыльнулся и что есть мочи рванул на задний двор. Туда, где стоял колодец и пара ведер. Сноровисто наполнил оба и в раскачку поспешил обратно. Туда, где заклятье чародейки уже начало свое чудовищное действие.
Гуго не успел ничего понять. Врезался плечом в стенку, сверху его придавило лавкой. Двузубая вилка с куском мяса на ней ударилась в то место, где мгновение назад была его голова. Цинтриец встал, держа лавку перед собой, как щит, и огляделся. Люди и нелюди вокруг лежали вповалку, кто как, было много раненых, некоторые и вовсе не шевелились, кармин окрасил одежды. Он поискал глазами своих.
-Ловите нильфа! – кричал кто-то.
Грюм опоздал. Увидел, как чародейка валится на землю, как лейтенант Никодим кидается к ней, закрывая щитом. Не сообразил, куда попала стрела, заглянул внутрь. Выругался. Увидел спину девушки, сжимающей в руке лук. Увидел, как рыцарь в черном поднимается и, распихивая любое препятствие, идет в сторону той лестницы, где скрылся стрелок. Заметил своих – все они были в самом центре корчмы, поднимающиеся на ноги, собранные и, кажется, целые. Момент был подходящий.
Он поставил одно ведро на землю, схватил другое и ополоснул им одну половину залы. Повторил то же со вторым.
- Именем темерской короны каждый вшивый пропойца в этой корчме щас лежит и зырит в потолок, я сказал! – рявкнул он. – Капитан, будем записывать дебоширов по одному или устроим погоню?
Он указал в ту сторону, где скрылась лучница и куда рванул нильфгаардец. Однако путь ему перегораживала стойка корчмаря.
Гуго отбросил лавку и подошел к своим.
«Окружить корчму, - думал он, - нужно срочно окружить корчму. Гнаться туда за ними – гиблое дело. Лучница и мечник в броне дорого отдадут свои жизни».
Он ожидал приказов.

Отредактировано Гуго из Цинтры (2018-07-08 01:11:53)

Вечер того же дня. Таверна "Рыжий кот"

[indent=1,0]Признаться, Лютик несколько опешил. Он никак не ожидал быть узнанным своими соседями, хоть и не предпринимал особых попыток скрыться за надвинутым на глаза капюшоном или хотя бы снять свою лиловую шапочку с пером цапли. Но раз уж его имя уже успело сотрясти воздух таверны, эхом перешептываний отрекошетив в противоположную сторону зала и вернувшись обратно, отнекиваться было глупо. Бард снял с себя плащ и поднялся со скамьи. Угадать, чего потребует от него собравшаяся публика было несложно. Также было несложно расчехлить свою лютню, пробежавшись по её струнам едва отогретыми с мороза пальцами.
[indent=1,0]Не такими пальцами высекать искусный узор мелодии, стараясь переплюнуть переливы чужой лютенки, в кои вплетался сладко звенящий и вместе с тем нежный девичий голосок, завораживая до мурашек. И все же отступать поэт не собирался. Не теперь, когда в светловолосой соловушке узнал он, и ведь узнал наверняка, ту самую спесивую девицу, ученицу оксенфуртской академии.
[indent=1,0]И пока публика не расшумелась вновь, пока интерес к происходящему на сцене увлекал её больше, чем содержимое тарелок и стаканов, Лютик снова ударил по струнам, выбрав довольно простенький и веселый – подстать слушателям - мотив.

Никогда я не забуду нашей самой первой встречи,
Как лишился я рассудка, а потом и дара речи,
Как затем мне было тяжко пережить момент разлуки.
Кто же знал, что обрекаю сам себя на эти муки.

[indent=1,0]На такие мотивы довольно легко ложились экспромты, один из которых как-то сам собой случился в голове трубадура при виде знакомого личика.

Как же клялся и божился, что тебя я позабуду,
Что при нашей новой встрече рук к тебе тянуть не буду.
Что ничем не выдам жажды по хмельному поцелую,
По которому, признаться, все сильнее я тоскую.

[indent=1,0]Как ни странно, но Лютик не стремился впечатлить собравшуюся публику. Весь его интерес сосредоточился непосредственно на бардессе, для которой он пел, играл и одновременно разыгрывал небольшой спектакль.

Я не знаю, как так вышло. Как такое приключилось.
Но ни клятв, ни обещаний мне сдержать не получилось -

[indent=1,0]Он наигранно вздохнул, в очередной раз взглянув на Цираночку и, ловко крутанувшись на каблуках, обращаясь уже к публике, весело окончил куплет:

Снова ты предо мною, снова я все забываю,
Без оглядки на похмелье пинту пива выпиваю!
...
Каждый раз мне очень тяжко пережить момент разлуки...
Но все чаще обрекаю сам себя на эти муки.
Снова ты предо мною! Снова я, все забывая,
Без оглядки на похмелье пью до дна тебя, родная!
***

[indent=1,0]Тело, перелетев через прилавок, рухнуло на пол и затихло. Но затихло ненадолго, через пару мгновений неистово ни то захрипев, ни то зарычав. Лютик, все это время прятавшийся тут же, под прилавком, еще сильнее вжался в его стенку, стараясь как можно дальше отодвинуться от свалившегося мужика. Тот, пролежав еще какое-то время мордой в пол, наконец-то отлип от досок и дико завращал налившимися кровью глазами, пока заплывший взгляд его не остановился на поэте. «В тесноте да не в обиде» или «я тебя не трогаю и ты меня не трогай» тут явно не работало. Мохнатая ручища со сбитыми костяшками потянулась в сторону трубадура, норовя не то ухватить поэта за ногу, не то дотянуться до лютни. Мужик снова зарычал, добавляя сил для рывка, как короткий глухой «тюк» оборвал рев, заставив бедолагу вновь уткнуться моськой в доски.
- Оу, - удивленно констатировал поэт, продолжая сжимать в руке бутылку Махакамской медовухи, коя, к его немалому удовольствию, осталась цела и невредима в отличие от уснувшего мужика.
- Отличные бутыли. Толстое стекло, укреплённое донышко. Племянник из самого Бругге возит, - совсем рядом раздался чей-то голос. Лютик опасливо повернул голову. В паре метрах от него, также под прилавком ютился сам трактирщик. Мужик был до нельзя огорчён и даже испуган, и всё же не растерял дружелюбной болтливости, которая в своё время сыграла не последнюю роль в становлении «Рыжего кота».

***

[indent=1,0]Не имея обыкновения преувеличивать свои возможности, когда дело касалось кулачных, да и драк в принципе, Лютик еще вначале мордобития поспешил скрыться со сцены. Не забыл он прихватить и Цираночку, дернув её за тонкую ручку в сторону кухни, как к ближайшему пути отступления. Как водится, там всегда имелся выход на задний двор, куда и планировал улизнуть поэт, осознанно лишая себя всякого веселья пьяных потасовок. Распахнув дверь, они уже перескочили порожек, но тут за девичий плащ ухватился редкой настойчивости почитатель её таланта. Ухватился, явно намереваясь оставить Цираночку при себе.
- Да чтоб тебя! – праведно возмутился поэт, оставив в собственных мыслях все последующие обличительные речи.
Такой конкуренции Лютик терпеть не собирался и, кинувшись обратно, поспешил с чувством выказать своё негодование, отдавив каблуком новеньких сапог сначала правую, а потом и левую ноги наглецу. Тот разразился матершиной, но добычу-таки выпустил. Циранка проворной пташкой метнулась к выходу, минуя дверь, и та с грохотом закрылась.
[indent=1,0]Отчасти тому поспособствовал Лютик, чья персона успела заинтересовать обиженного за отдавленные ноги детину. Отчасти – подоспевшие на крики кухарки, что позже спохватились закрыть дверь на засов, чтобы разошедшиеся молодцы, учинившие погром в зале, не переместились и на кухню. Как бы там ни было, путь был закрыт, а разъярённый молодец уже вовсю напыжился, замахиваясь на трубадура в надежде отмщения. К счастью, в этот момент кто-то довольно метко опустил стул, что пришёлся аккурат на буйну головушку. Детина качнулся, опустился на колени, а потом прилёг на дощатый пол, сократив количество разошедшихся драчунов ровно на одну штуку.
[indent=1,0]Не став дожидаться иных приглашений до выяснения «кто на свете всех сильнее», Лютик решил укрыться за прилавком, где и затаился. От греха и тумаков подальше.

Отредактировано Лютик (2018-07-23 22:50:01)

Вечер, 29 XII 1265. "Рыжий кот"

Стрела пронеслась соловьиной трелью мимо, вонзившись в плечо чародейки. Не успел старик прикрыть благородные плечи её дубовым щитом, что сносит любой урон и надругательство. Дерево ведь всегда молчит, как по нему ни руби-коли.
И не мечет молнии, когда свистящий металл начинает петь в плоти кровавую песнь, разрывая сухожилия да мышцы. Ненавидел Никодим стрелы, пожалуй, больше всего на свете за их назойливый комариный удар. Нельзя было дать чародейке натворить дел в порыве ярости, внося в хрустящий костьми кавардак трактира ещё большую степень хаоса.
И потому, охнув, Никодим не стал раздумывать о движении копья Бертрама и бегущем нильфе в нелепой броне. Старик исполнил то, что от него требовалось, как от лейтенанта. Вестимо, предпринял попытку внести порядок.
-А НУ ВСЕМ СТОЯТЬ! - громогласный мужицкий голос, коий поворачивал вспять конные разъезды южан, раздался под деревянным потолком, сотрясая душевные основы. -Помогите чародейке, чай сама знала что делала. - старик заслонил северянку собой, чуя родственную душу, и погрозил мечом балкону, держа щит наготове. -Переставай, шельма! Шоб все щас же перестали и позвали цирюльника, етти его, голодранцы паршивые, сколопендры бессовестные! Токмо оставишь вас в одной банке - мигом друг друга сожрёте, а хто останется - сам от яду начнёт дохнуть, курвины ж вы паразиты! Тьфу на вас! - Нико побагровел от идущей из-под самого духа тирады, разогрел двигательную силу возмущения нравами, на коей живёт старшее поколение. В его нескладной жизни то была не первая кабацкая поножовщина, но ещё ни разу в такой не валялся его собственный капитан. И оттого каэдвенцу становилось страшно. Страшно за деньги и перспективу накопления капитала, но всё ж не только.
За Бертрама и Гуго тоже было страшно.
-Темерцы! Капитан, отстаньте от этой бестолочи, пущай бежит! Мы что, стража, чтоб выяснять который тут виноватый? - Нико по-старчески затрясся, но в этом телодвижении не было обычной немощи преклонных лет, а больше весомого, старого гнева. -У на контракт не на энтих, а на нелюдей. Оцепляем кабак, ищем этих и остроухую. Уходим напрочь, неча с пьянью языки чесать. Сами, небось, разберутся какой стороной ложку держать, а все здешней аудитории мы не указ. И за чародейку решать не будем, потому как монету нам за это нихто не платил, а линчевать мы не линчуем. Сами разбирайтесь, милсдари голопупые, бестолочи. Краснолюдов токмо не трожьте, имейте, блять, совесть.
С выхода всё так же скверно тянуло холодом, северным духом подкрепляя тяжёлые слова ветерана. Под онучами Нико расплескалась кровавая лужица от чьего-то разбитого подбородка, а где-то слышались беготня и треск дорогого разбитого стекла - такой звук старик уже слыхал в молодости, и теперь не мог ни с чем перепутать, ассоциируя с разбоем в богатом доме. Гримаса недовольства и злобы не слезала с морщинистого лица, придавая звериные черты и без того внушительному каэдвенцу. В его поступи слышался удар молота о латы, в голосе - звонкая палица, врезавшаяся в стальной шлем. Никодим из Каэдвена олицетворял порядок и дисциплину.
И он уводил её с собой, оставляя заведение на самосуд, а людей - наедине с их гулящей совестью.
-Выходим, капитан. Нас на площади ждут. - Нико показал трактиру спину, бесцеремонно потеснив чародейку. Ему было наплевать на последствия, ведь то было не первая чародейка на закате его века, и ещё одно заклятие или проклятие его старое мясо и кости точно бы выдержали. Отряд Бертрама Хога выходил из корчмы, прихрамывая. Только для того, чтоб оцепить очаг зачинающегося пожара и отправить своего командира на серьёзное дело, оставив разбираться с этим рядовых.
-Уж простите, командир. - буркнул лейтенант своему капитану на свежем, морозном воздухе. -Летел как мог. Не ходите в такие корчмы больше, именем Мелитэле вас заклинаю.
Но сегодня звук имени божества ничего не значил, потому что в Йуле правят иные силы.

Отредактировано Никодим (2018-09-01 23:19:20)

Cтрах перед гибелью от удара в спину едва не вынудил нильфгаардца развернуться и ответить на дерзкий укол в пяту. Лейтенант возненавидел себя из-за того что вновь убегает. Вновь на глазах Сары, раненый и избитый. Падаль, а не рыцарь.
Он ненавидел отступать, и развернулся бы для того чтоб принять неравный бой, но... Он был с Сарой.
Кхайр споткнулся, оттолкнул налетевшего пьянчугу и головой вперёд ворвался на лестничный пролёт. Со лба катил пот, под доспехом было жарко и до паскудного липко. Аэп Лион ненавидел эту страну и этот город. Этих чёртовых нордлингов!
-А ну стой... - просипели сзади.
-А НУ ВСЕМ СТОЯТЬ! - задрожали половицы и ступени, но нильфгаардец не остановился и продолжил бежать по лестнице вверх, к любимой. Потому что иного выхода у него просто не было.
Чёрт побери, его вечно спасали женщины.
-Sariel'! - выпалил лейтенант, наконец взобравшись. Внизу громыхал приказной голос какого-то бородача, не суливший ничего хорошего ни обитателям корчмы, ни беглецу. От такого хотелось бежать без оглядки, и уже не оставалось вопросов чести в бегстве от безумия. -Уходим, скорее! - он не знал как, но уйти нужно было. Лейтенант в панике помотал головой, ища хоть какую-то лазейку. И нашёл её.
-Стекло! - осколки драгоценного валялись на дощатом балконе, поблескивая острыми гранями. Словно осколки льда, просыпавшиеся с холодной зимней улицы колдовским градом. Аэп Лион услышал ржание изнемождённого Луча и почувствовал надежду. -Скорее, конюшни!
Ему было плевать как оказалось разбито окно и как Сара вывела из строя лежащих у её ног мужланов. Он сосредоточился на бегстве, как и должно парии. Деньги уже не были важны. Речь шла о жизнях.
Рыцарь локтем выбил торчащие осколки и вышел на крутой карниз, выводящий к стойлам. Запахло мокрым сеном и скотиной, но эта вонь радовала лейтенанта как ничто другое. В его сердце теплилась надежда на то, что он уйдёт. Уйдёт вместе с ней по уже замёрзшей переправе напротив Диллингена, где он однажды принял бой с цинтрийскими партизанами и встретил вар Лорехейда.
Он всё ещё должен вар Лорехейду.
Стоило жить только ради Сариэль и этого старого долга.
-Пошли! - он позвал её за собой. Ветер дул с юга, поднимая в блеклом свете убогого городишки насквозь промокшие от пота русые кудри. Нильфгаардец протянул руку.

29 декабря 1265 года, Вечер. Темница.

Скеллигец на мгновение замер в проходе. Взгляд его быстро скользил по участникам назревшего конфликта, а голова просчитывала возможные варианты действия. Впрочем, оценка ситуации заняла у него не больше пары секунд, после чего, скорее машинально, он гаркнул:
- "Синие Полоски", никому не двигаться!
От чего, и без того впавшие в ступор тюремщики, похоже, окончательно растеряли остатки ума, тупо уставившись на Йола. Впрочем, и взбунтовавшиеся эльфы тоже на мгновение отвлеклись.
- Чё замерли, недоумки?! У вас заключенные сбежали! Бегом бить тревогу! Бегом! - проорал головорез в лицо ближайшему из тюремщиков и для пущего эффекта ткнул его локтем в бок. На миг, в глазах у "доблестного" стража сортира блеснула искра разума и тот, каким-то чудом просочился вдоль стены мимо Йола, несмотря на отнюдь не маленькое брюхо. Остальные бойцы, на миг замешкавшись, потянулись за ним. Конечно, в этом не было никакой необходимости, но этим тупым и ленивым боровам было определенно не по нутру испытывать страх за свою жизнь и нести какую-либо ответственность. Особенно когда появился человек более компетентный в этом вопросе. Их можно было понять. И даже их командир не мог ничего сказать, так как стоял во власти беглецов с клинком у горла и изо всех сил старался не обмочиться.
— Я надеялся, что наши пути больше никогда не пересекутся, Йол, - услышал спецназовец из уст одного эльфа. Он выглядел как типичный заключенный, если не считать огня в глазах. Хотя скеллигец был знаком с небольшим количеством эльфов, и даже среди них почти не было тех, в чьих глазах горел такой огонь. И он вспомнил того командира скоя’таэлей, который так и не удосужился ему представиться. Вспомнил тот бой с бандитами, хотя подобных боев у Йола было множество. Впрочем, «подобные» не значит «такие же».
- Я тебя помню, - пробасил Медведь. – Ты командир бригады «белок», который попал в засаду гавенкара.
Он на секунду замолчал, прислушиваясь к эху шагов удаляющихся стражников, а затем продолжил:
- У вас есть три пути. Первый: вы отпускаете тюремщика и расходитесь по камерам, и все сделают вид, что ничего не произошло. Второй: убиваете тюремщика и пытаетесь прорваться с боем. Ты видел меня в деле и понимаешь, что этом случае, ты не только потеряешь пару бойцов, но и время. Пока вы будете расправляться со мной, сюда прибежит куча стражников, которые порубят вас на куски. И есть третий путь: вы отпускаете тюремщика и со всех ног бежите на свободу. Покидаете этот город и продолжаете воевать в лесах. В обмен, я хочу знать о затевающемся бунте. Я хочу его предотвратить или обойтись малой кровью. Иначе, мой отряд утопит этот город в крови и все друзья и родственники твоих сокамерников умрут. Решай, эльф.
Правая нога солдата слегка передвинулась вперед. И хотя внешне его поза была расслаблена, сам он был как взведенная пружина, готовый в любой момент начать убивать. Он понимал, что погибнет, что у него нет пространства для маневра. Но и эльфы понимали, что им придется нанести не одну дюжину ударов, чтобы убить такого здоровяка. А этот здоровяк наверняка убьет или покалечит с десяток ослабленных эльфов, прежде чем упадет сам.

29 декабря 1265 года, Вечер. Таверна "Рыжий Кот"

«Полоски» оказались не готовы. Они привыкли подавлять бунты нелюдей огнем и мечом. Они не привыкли подавлять бунты людей. И за это поплатились. Удары ножей и кипяток проредил их ряды. Впрочем, не сильно. Они – профессиональные солдаты. И ожоги их только разозлили. Однако едва они успели оттащить раненых и достать мечи, как магический удар поставил их на колени, выбив из колеи окончательно. Однако они довольно быстро пришли в себя. Уж Китч постарался поднять всех, кто мог подняться.
- Йохан, помоги Триггу встать и отведи в казармы. Остальные – выходим. Разбиваемся на двойки. Эй, наемники! Мы займем позиции по углам здания. Если кто попытается сбежать – мы его поймаем. А вы смотрите за дверьми и окнами. Давайте-давайте, шевелитесь! Потом мордой в снег упадете.

Все кричали. Особенно надрывался старик благородных помыслов, что в попытках защитить всё же пострадавшую от стрелы чародейку едва ли не выбил ей зубы. И сделай он так, то последний час возможно был бы отбит намного раньше положенного. Ему не нравилась ситуация. Как, собственно, и большинству. В особенности начальнику гарнизона Осто.
[indent=1,0]Тот стоял и смотрел как его верные солдаты, ежедневно тренирующиеся и крепко ругающиеся молодцы, мнутся, как невинные девицы, боясь на шаг подступить возмущенной вердиктом чародейке. Её угрозы сработали: никто не смел подойти, и взгляд каждого неловко прыгал то на командира, то на огромную фигуру островитянки.
[indent=1,0]Осто закусил губу. Рисковать людьми более ему не хотелось. Чародейка со Скеллиге показывала совершенное отсутствие здравого смысла, а также страха. Мощь и магия в её руках бессознательно возвышали над всеми прочими. Прочими, кто не выделялся никакими удивительными способностями, а поэтому априори являлся недостойным и жалким сбродом. Высокомерие чародеек не знало предела. Поэтому Осто их не жаловал и не любил.
[indent=1,0]Тем временем нильфгаардцу и его остроухой спутнице удалось скрыться с вражеских глаз. Успешно выскочив на крышу, что давно жаждала ремонта и любви, двое ринулись в сторону конюшен, где их встретил хмурого вида мужчина с копьем в руках.
Враг не враг, но он аккуратно сбил с ног подоспевшего наёмника, а следующему попал прямиком в грудь тупым концом древка, отчего тот осел на землю, жадно хватая холодный воздух ртом.
[indent=1,0]- Хотите жить – следуйте за мной, - пролаял он и, не дожидаясь ответа, припустился в ближайшую подворотню.
[indent=1,0]Из таверны, крутя подобно совам головы, высыпалась очередная порция наймитов. У нильфгаардца и эльфки был не большой выбор.
[indent=1,0]Осто шагнул вперед. В руке сжимались двемеритовые оковы. Его холодный взгляд встретился с безумством серых глаз чародейки. Время, казалось, замерло. Остановились и все.
[indent=1,0]- Стража, - в конце концов тихо выдохнул Осто. – Повязать нелюдей. Живо.
[indent=1,0]Несмотря на негромкий приказ, его услышали все. И люди, и нелюди.
[indent=1,0]Вопиющая несправедливость была последней каплей. Капля, что с хрустом переломила каменный мост терпения.
[indent=1,0]Краснолюды, что несколько мгновений назад бились плечом к плечу с людьми, взбесились. В руках вновь зазвенела сталь. Топоры и молоты поднялись в защиту. Так легко они не сдадутся.
[indent=1,0]Солдаты вновь переглянулись. Арестовывать вооруженных краснолюдов было не менее опасной затеей, которая могла грустно кончиться для всех. Однако бородатые меньшинства не стали дожиться действий закона. Наступление – лучшее защита. Они атаковали.
[indent=1,0]Легкий топорик, умело брошенный мастерской рукой, с яблочным хрустом вошел в грудь одному из стражников. Бросок был так могуч, что повалил беднягу на пол.
[indent=1,0]- За Бастера! – воскликнул краснолюд, подняв правую руку с молотом. – За жизнь!
[indent=1,0]Бойня в трактире «Рыжий кот» была не продолжительной. Краснолюды, коренастые мастера защиты и ближнего боя, пробили себе дорогу на свежий воздух. Внутри себя маленький отряд заботливо нёс бездыханное тельце Бастера Криждаза.
[indent=1,0]Они кричали и роптали, но не сбавляли шаг и защищались как могли.
[indent=1,0]Бунт! Долой dh’oine! Час настал! Братья! Сёстры! Хватай оружие! Бунт! Кровь за кровь! Хватит! Братья! Война пришла! Пора восстать! Долой диктатуру графского ублюдка! И прочие весьма неделикатные выражения, от которых многие дамы города лишались сознания.
[indent=1,0]К удивлению дежурящих стражников эльфы и краснолюды стали появляться из ниоткуда. Вооружённые, свирепые, голодные до людской крови.
[indent=1,0]Чудесный праздник Йуле наступил.

Отредактировано Мастер Игры (2018-09-20 14:17:50)

29 декабря 1265 года, Вечер. Темница.

Солдат слушал. Слушал очень внимательно. Причин верить Ванадайну у него не было. Как, впрочем, и не было особых причин ему не верить. Местные власти знали о надвигающемся мятеже, однако они не знали, - или не захотели говорить, - когда и где конкретно он начнется. Странная осведомленность вкупе со странным незнанием говорили о правдивости слов эльфа. Но только что он, Йол, мог сделать? Пойти убить графа и всех, кто встретиться у него на пути? Может быть. Но это было бессмысленно. Человек, сражающийся за свободу эльфов. Все это походило на бред сумасшедшего. Секунду Йол раздумывал, как быть. Секунду, но не более.
— Вот тебе весь бунт, Йол. У меня нет бригады, все разбиты далеко отсюда. Но есть они, те, кто пошёл за мной, решившись не гнить в ожидании своей смерти. Если я уйду, то кто выведет их? Не только восставших, но и мирных ремесленников?
- Ты и выведешь, - ответил скеллигец. - Вы все, кто обрел свободу, уйдете. Но те, кто остался - умрут, к сожалению. Ты не сможешь их спасти, потому что тревога уже поднята и с минуты на минуту во дворе окажется несколько десятков хорошо вооруженных людей. Ты не спасешь всех заключенных. И не спасешь тех эльфов, низушков и краснолюдов, которые сейчас в городе, потому что выбравшись отсюда, за вами будет погоня. И даже если ты пойдешь в город и попытаешься кого-нибудь спасти там, - ты приведешь погоню к ним. И тогда погибнут все. Так то, эльф, или ты спасаешь горстку своих сокамерников и уходишь, или вас всех убивают. И лучше бы тебе принять решение немедленно, потому как, если мы и дальше с тобой будем трындеть, - гарнизон придет сюда.
Медведь на миг замолчал, прислушиваясь к блуждающему по коридорам эху собственных слов.
- Итак?
Йол понимал что делает. Понимал, что если он не погибнет здесь, его повесят свои же. Если узнают, конечно. Но даже если дело дойдет до этого, он будет болтаться в петле с чистой совестью, зная, что он сделал все от него зависящее. Он понимал метания эльфа. Он мог бы помочь ему вывести всех, кого можно, из города. Мог бы. Но он этого делать не станет, ибо знает, что благодарностью ему будет перерезанное горло. Вот и весь выбор: смерть в вонючем подземелье с заточкой в боку, смерть на виселице или смерть в лесу от вскрытой глотки.

29 декабря 1265 года, Вечер. Темница.

Скоя'таэли ушли. Практически все. Остались трое, решивших остаться здесь, чтобы умереть в сражении. Освобожденный тюремщик вонял. Сам он, очевидно, уже не чувствовал исходящий от него запах. Радость, от осознания того, что остался жив, довела его практически до безумия. Он истерически заржал. Весело, ликующе, безостановочно. Но Йол его радость не разделял. Он смотрел на троих нелюдей.  Смотрел устало и с какой-то смутной тоской. Свое оружие он убрал, но чувствовал, что скоро достанет его вновь. Смех тюремщика эхом гулял по коридорам. Совершенно безумный. Он раздражал. Судя по всему, тюремщик что-то хотел сказать Йолу. Может поблагодарить, может обругать. Но он не мог. Он смеялся. Из-за этого смеха он не заметил, как засапожный нож оказался в руках солдата. Он заметил его только когда Медведь резко и сильно взмахнул рукой. Даже не столько заметил, сколько ощутил. Смех прекратился. Раздалось хриплое бульканье. Тюремщик медленно оседал, хватаясь руками за перерезанное горло, с удивлением глядя на головореза. С такой гримасой он и умер.
Боец не спускал взгляда с эльфов и краснолюда, которые наблюдали за произошедшим с не меньшим удивлением. Йол перекинул нож в левую руку и опустил ее.
- Мне жаль, - тихо сказал он. - Но у каждого из нас свой долг.
В следующее мгновение его левая рука быстро согнулась в локте и выпущенный нож оказался в животе у одного из эльфов. Он схватился за рукоять и плюхнулся задом на пол - ноги подкосились. Оставшиеся эльф и краснолюд кинулись в атаку. Медведь, к тому моменту, уже выхватил один из своих топоров и был готов. Ударом ноги он остановил эльфа, а в следующий миг вогнал топор в голову краснолюда. Бок обожгла боль. Но Йол не обратил на это внимание. Он шагнул навстречу эльфу, который возобновил атаку. Поворотом корпуса уйдя от удара, он поймал эльфа за руку, а затем, второй рукой, дал ему в лицо локтем. Голова скоя'таэля дернулась, однако он по-прежнему крепко держал оружие. Тогда Йол дернул его на себя и добавил коленом поддых. Эльф захрипел, выпустил оружие. Головорез резким движением заломал ему руку, заставил встать к себе спиной, но только для того, чтобы второй рукой сломать эльфу шею. Раздался противный хруст. Эльф обмяк. Йол выпустил его из захвата отшатнулся к стене и тяжело привалился, только теперь позволив себе взглянуть на рану. Она была чуть выше той, которую он получил в Вызиме. Солдат зажал ее рукой, пошатываясь, подошел к трупу краснолюда и с трудом вытащил топор, который сунул в петлю на поясе. Опираясь рукой о стену, он побрел к выходу. Надо было предупредить своих.
Йуле все больше и больше походил на поножовщину. Чему скеллигец не сильно удивлялся. Когда-то давно, когда он был маленьким, будучи дома, он неоднократно видел как во время празднования Йуле родственники мутузили родственников, прощаясь, таким образом, с накопившимися обидами. Вот и нынче люди, эльфы, краснолюды, низушки и многие другие решили выместить друг на друге старые обиды, чтобы в следующем году все стало по-новому.

Отредактировано Йол Берагхейм (2018-09-29 20:14:45)

9 декабря 1265 года, Вечер. Таверна "Рыжий Кот"

Блеф удался - ни один стражник и с места не сдвинулся...
Клеан на это лишь криво улыбнулась, смешав в этой улыбке боль и сарказм. Хотя, стоп! - Осто оказался похрабрее своих людей и даже шагнул в перёд с невесть-откуда взявшимися двимеритовыми наручниками.
Началась игра в гляделки и пока она продолжалась - чародейка подумал, что неплохо бы навести справки - откуда у заштатного городишки  его не менее заштатного населения столько двимерита?
Это ведь не сталь и даже не серебро.
Впрочем, конкретно сейчас речь была не об этом, а о том - рискнёт ли комендант-таки защёлкнуть наручники на руках Клеан?
Нет, не рискнул, но финал игры в гляделки всё равно оказался неожиданным - Осто приказал повязать всех нелюдей.
Ведь это проще, чем искать виноватых...
Правда, могут быть проблемы. Точнее, проблемы появились сразу же - это было заметно по враз заполнившему помещение агрессивному гомону со стороны краснолюдов и Клеан, не став дожидаться, пока обиженные в лучших чувствах нелюди перейдут от слов к делу - быстро выскользнула наружу, расталкивая по пути солдат и скрипя зубами от боли при каждом движении.
Нужно было вынуть стрелу и чародейка только собиралась этим заняться, как бойня в трактире возобновилась с новой силой и, судя по звукам - не в пользу местной стражи и её командира-расиста.
Так что пришлось резко свернуть за угол трактира, чтобы не угодить под молох разъярённой толпы краснолюдов, а уж потом, применив немного магии - вынуть стрелу из плеча и с помощью неё же - хоть как-то подлатать рану.
Вышло не очень - кровь перестала идти, рана стянулась, но розовый рубец при каждом движении всё равно ужасно ныл, а пострадавшая рука с трудом поднималась.
Теперь чародейке нужно было только забрать своих людей и груз на снеккаре и можно отчаливать, оставив этот городишко и его коменданта мариноваться в собственном соку в том "рассоле", что он, вероятно, сам для себя приготовил...

Как ни морщил Лютик носа, как ни воротил он физиономии от виселиц на главной площади, задирая ворот повыше, кутаясь и отгораживаясь не столько от холода, сколько от гнетущего и неприятного ощущения. Желая обойти стороной уготованное там насилие. Осознанно ли, но залить его горечь хмелем, спрятавшись под пологом веселых и беззаботных песен... не удалось. Оно настигло врасплох и совершенно не там, где его ожидали. Ловко вывернувшись из толпы далеко не белкой и даже не краснолюдом, перебравшим спиртного, а самым настоящим нильфом, не пойми откуда взявшимся среди снегов и морозов севера. И вроде бы вот он, общий недруг, перед тобой - лови, хватай, вымещай накопившееся зло всяк желающий… но и тут мимо. И тут не обошлось от вездесущих эльфов, так набивших оскомину здешнему люду. Какие там чёрные. Когда недовольство и неприязнь, взращённые на благодатной почве слухов и редкой жестокости поступках, их породивших, все глубже укоренялись в сердцах людей. Готовых, ищущих только повод, чтоб вспороть кому-то глотки, выплеснуть так давно копившуюся ненависть на того, кто хоть чем-то от них отличен. 
Повод нашелся. И с каждым новым взмахом меча, их становилось всё больше. Магия. Куда без неё? С чего всё началось уже никто не помнил, да и было уже не важно. Резня в таверне даже отдаленно не напоминала тех веселых пьяных кулачных драк, после которых зачинщики, обессилевшие и довольные собой, крепко обнявшись, заверяют друг друга в вековой дружбе. Где погодя если и моют, оттирая полы, то не от крови и содержимого вспоротых кишок, а от пива пролитого, не выпитого или выпитого слишком много.
Тут было совсем по-другому. И от этого нельзя было отгородиться, спрятавшись за прилавком, запив махакамской медовухой, чтобы забыть на следующий день, как дурной сон или пьяный бред.

Наверное, в этом и заключалась самая главная задача искусства. Не дать забыть того, что было. Сохранить воспоминания или их отголоски. Напоминать не только о хорошем, слагая баллады о первой любви, о незабываемых моментах молодости, о подвигах во имя и вопреки. Но и хранить память об ошибках. О страшных ошибках, которые стоили кому-то жизни. Чтобы не совершать их вновь, наступая на старые грабли вражды.

Потом Лютик обязательно напишет об этом. Но это потом, а сейчас ему только предстоит выбраться наружу, переступая через пятна крови, обходя перевёрнутые столы и стулья и стараясь как можно меньше смотреть по сторонам, где так и остались лежать куда менее удачливые вояки.

Отредактировано Лютик (2018-10-31 12:49:59)