До чего же прекрасны заснеженные земли Бругге! Уснувшая до весны под густым снежным покровом природа точно девка на выданье: свежа и прекрасна в своем притворном умиротворении…
   А что с народом в эту пору творится?! Воодушевленный неумолимо надвигающимися праздниками, снует суетливо по улочкам то тут, то там! Кто целуется, кто пьет, краснея щеками, а иногда и другими вываливающимися то и дело частями тела, а кто, насытившись заблаговременно всеми радостями предстоящей волшебной ночи, уже сладостно сопит, уткнувшись лицом в белоснежный сугроб…
   Жизнь на убранных ледяными узорами улицах бурлит, кипит и переливается праздничными украшениями. Тут даже мрачный Диллинген не станет исключением…
   Куда наше повествование и скакнет, читатель, зацепившись за шальной морозный ветерок, растрепавший снежную вуаль по дороге из Цинтры.
   Ворвавшись в замок, он стайкой снежинок скользнет через аккуратно плетеный венок омелы, лизнет позолоченные колокольчики на стареньких санях и, поднырнув под коротенькую юбку измученной усердной работой белошвейки, запутается, наконец, в аккуратно уложенных белокурых кудрях молодой девушки, стоящей аккурат напротив так своевременно возведенной… Виселицы.
   Уточка Циранка-с, собственой персоной. Пока мало кому известная юная менестрель отчего-то уж больно усердно хмурилась сейчас.
   Эшафот собирали на совесть, точно нет в этом строении ничего чудовищного и отвратительного…Но что интересно.
Люди, так разхорохоренные приходящим Йуле, точно не видели громоздкие балки! Игнорировали сам факт существования на их празднике жизни чего-то настолько… Не праздничного. А иные и вовсе с каким то животным воодушевлением высовывали языки и облизывали губы, когда взгляд ненароком цеплялся за чудовищное строение.
- Это что у вас, госпожа, лютенька? - тонкий детский голосок вывел Уточку из оцепенения и заставил отвести взгляд от эшафота. Укутанный с ног до головы в грязные тряпки ребенок с любопытством разглядывал сверток за спиной у бардессы.
- Какая ты наблюдательная, - Присцилла ласково улыбнулась, - Не уж-то знаешь, что это такое?
- А как же ж, - девочка важно надула свои красные от мороза щеки, мотнув головой в сторону от дороги  - Там вота таких с лютеньками целая толпень, правда все они какие-то... гнойные.
   Уточка весело рассмеялась, на секунду позабыв о страшном строении - так искренен и незамутнен был этот ребенок.
- Давай я тебе сыграю, - бардесса осмотрелась по сторонам, но не увидела и намека на трактир или другое какое увеселительное заведение, - Только отведи меня к этим… ну с лютеньками.
   Девочка, точно обрадовавшись такому вниманию, проворно схватила Циранку за руку и поволокла с дороги.
Громоздкий, выбивающийся из праздничного убранства Диллингена, эшафот быстро остался позади.

* * *

   Собравшийся контингент и правда… Попахивал. Умельцы нарисовались разные, но что примечательно, все как на подбор были бездарны. Достаточно было взглянуть на то как некоторые представители древней профессии обращались со своими инструментами...
   Время едва ли перевалило за полдень, а лицо трактирщика, уже измученного музыкальными изысканиями достопочтенных господ менестрелей, все больше напоминало ссохшуюся виноградную ягоду.
   Стряхнув с чехла  своей «лютеньки» снег, бардесса передала его и тоненькую накидку в крошечные ручки новоиспеченной подружки - той самой замотанной в грязные тряпки девчушки, попросив присмотреть за вещами, пока она будет выступать.
   Когда подошла очередь Уточки впечатлять хозяина увеселительного заведения своим талантом, он уже совсем сник и отчаялся. Если бы не миленькое лицо и пара грудей, навряд ли трактирщик уступил и согласился бы выслушать и ее. Как бы это не было горько… Пока ты баба, да еще и молодая, с любым трактирщиком можно договориться.
   Тебе даже не обязательно быть красивой.

- В древнем царстве подводном жил-был водяной,
       Но манила его земля:
       Он задумал сделать своей женой
       Лилофею, дочь короля.

    Уже с первых аккордов стало понятно, кто из собравшихся здесь сегодня получит работу, но то ли праздничный дух, то ли удивительный талант Цираночки своим голосом проникать даже в самое черствое сердце на какое то время погрузил трактир в литературно-музыкальную негу: даже самые скептично настроенные слушатели притихли и прислушались.

-  Он из красного золота выстроил мост
    И, невесте богатства суля,
    Вызывал на свиданье при блеске звезд
    Лилофею, дочь короля.

    Он коснулся белой ее руки,
    Красоту королевны хваля,
    И пошла за ним следом на дно реки
    Лилофея, дочь короля...

И было это было волшебство Йуле, не иначе.

Отредактировано Цираночка (2017-10-08 03:08:34)

Деллинген. 29 декабря 1265 года. Полдень.

Йол не слишком любил зиму. Причины на это у него были строго профессиональные. Холодно, сухие дрова поди отыщи, и снег. Много снега. Снег хрустит под ногами, по нему трудно передвигаться, на нем остаются следы, как их не заметай. А потому, в свою недавнюю бытность наемником, Йол не любил зиму. Лишь в далеком детстве, когда он, еще мальчишкой, бегал с другими ребятишками на коньках или лыжах вокруг родной деревни. Или катался на санках. Те времена давно минули, но Йол, вспоминая их, улыбался. Особенно ему нравилось вспоминать Йуле своего юношества, когда всей деревней готовили и варили пиво или мед, заготавливали подарки. Именно на Йуле, когда ему было лет шестнадцать, он впервые поцеловался с Сигрид. Как знать, если бы тогда они не попали в тот дьявольский шторм, он бы сейчас был женат и ждал бы внуков. Но увы, добраться до дома сразу не смог. Лишь спустя годы он сумел накопить денег на свой кораблик, который увез бы его домой. Да только Йол был уверен, что его мать умерла от горя, дед - от старости, а Сигрид нашла себе другого. А потому смысла возвращаться он уже не видел. Залитый зимним солнцем Деллинген наталкивал его на эти воспоминания, вызывая и радость, и грусть одновременно.

Йол сидел в "Рыжем Коте" у окна и смотрел на улицу. Настоящее стеклянное окно, на котором мороз вывел причудливые узоры. Головорез, закинув ноги на стол, неторопливо курил трубку. Рядом с ним сидели еще десяток человек. Все из его отряда. Командовал ими Эдвард Китч, которого Роше назначил командовать группой. Все парни были в гражданском. Никто не знал, что они из "Синих Полосок". Максимум, за кого их могли бы принять, - так это за группу наемников, которые ищут работу. Впрочем "ищут" - слово слишком громкое. Ребята сидели, дули пиво, резались в кости, негромко переговаривались и никуда не спешили. И Китч их не торопил, ибо спал, уперев голову в сложенные на столе руки. Группа прибыла сюда инкогнито, а потому, чтобы не вызывать лишних вопросов у местных солдат, прибывали в город поодиночке в течении трех дней. Йол прибыл вчера вечером, последним. Замерзший, злой, он едва отыскал остальных в этой корчме, после чего долго и жадно пил водку, чтобы согреться. И не он один. Поэтому неудивительно, что темерцы сегодня никуда не спешили, - слишком бурно отметили сбор. Так что не только Йол предавался "постпохмельной меланхолии". Китч, судя по всему, до сих пор не пришел в себя. С тех пор как он закрыл глаза в полночь, прошло полдня. И он их до сих пор не открыл. "Постпохмельная меланхолия" еще усугублялась тем, что в корчме собрались барды, которые мучили свои инструменты, а заодно и всех посетителей вместе с хозяином. Поэтому тупая боль в голове и хандра не проходили, хоть Йол уже и перепробовал все доступные средства: пил рассол, потом пиво, а потом, совсем уже отчаявшись, шкалик махакамского спирта.   

Когда на небольшую сцену вышла трубадурша, Йол закатил глаза. Опять. Однако, стоило ей запеть, как тупая боль в голове Йола (и большинства ребят, судя по всему) начала отступать. Парни неожиданно повеселели, начали шутить. Кто сидел спиной с сцене, стали оборачиваться. Нет, все-таки отличная вещь - музыка. По окончанию выступления, Йол, сунув трубку в зубы, громко похлопал. Остальные бойцы к нему присоединились. Лишь когда трубодурша покинула сцену, скеллигец снял ноги со стола, сунул трубку за пазуху и, ударив по столу своим кулачищем, гаркнул:
- Китч! Вставай! А вы херли расселись?! Собираемся! Пора дела делать.
- А? Что? Я не сплю! - встрепенулся десятник.
- Старина, мы же это... отдыхаем... - начал было Колль, но головорез, страшно выпучив на него глаза и скривив морду лица, снова хватанул кулаком по столу:
- Дома отдыхать будем. Здесь у нас есть работа, вот и пошли ее делать.
Бойцы "Полосок" неохотно оставили свои кружки и принялись убирать кости. Спорить с Йолом было бесполезно, - это знал каждый в отряде. Обычно все споры разрешались на тренировочной площадке. Какими бы опытными ни были темерцы, матерый скеллигец быстро разбирался со своими оппонентами. А потом показывал что, как и почему он так сделал. Иными словами, учил ребят ратному уму. Все снаряжение и поклажа лежали под стульями и лавками, которые занимали бойцы, а потому собрались быстро. На выходе, еще не до конца пришедший в себя Китч оставил корчмарю деньги, - собранные в складчину, - за еду и выпивку.

Мороз на улице окончательно выгнал хмель из горячих голов, а потому воины сноровисто седлали своих лошадей. Когда все были готовы, конная группа медленно направилась в замок, получить дальнейшие указания. Снег искрился, лежащий на земле и крышах домов, искрился на солнце, заставляя глаза слезиться. Поэтому Йол (да и большая часть ребят из отряда) натянули на головы худы и капюшоны. Кони с трудом пробивались через толчею, а потому десятка ехала очень медленно. Через какое-то время "Полоски" выехали на площадь, где плотность толпы оказалась больше, чем на улицах. Йол бросил взгляд на эшафот. За полгода службы в отряде скеллигец успел насмотреться на все это. Сказать по правде, этот эшафот был лучше тех, других. Он, хотя бы, выглядел не как старое дерево и не как придорожный столб. И все равно головорез не любил показательных казней. Мучительно умирать на глазах сотен человек, упивающихся твоим страданием было... мерзким. Так, по крайней мере, считал Йол. Все это показушничество роняло величие смерти. Но, с другой стороны, жизнь большинства этих людей была тяжела и Сударыня-Смерть то и дело ходила вокруг них. Если ты не воин, а простой сапожник или бондарь, или еще кто, то смерть тебя будет пугать. Лишь такие казни позволяли посмеяться над ней.

Перед замком бойцы достали свои значки специального отряда и прикрепили себе на грудь. Теперь их без проблем должны были впустить в замок, что, вскоре, и произошло. Йол видел лица солдат, открывающих им ворота. Видел их взгляды. Неприязненные и, в то же время, пугливые. Все знали, кто они такие и зачем пришли. Все знали, что их появление влечет за собой неприятности. Но отказать в чем-то "Синим Полоскам" - значит подписать себе смертный приговор, так или иначе. Во дворе замка солдаты спешились, привязали лошадей и пошли к начальнику гарнизона, получать разъяснения и задачи.

Отредактировано Йол Берагхейм (2017-10-09 12:40:39)

Диллинген. Неподалёку от замка. 29 декабря 1265 года. Полдень.

Пора возвращаться домой.
Всадник в изрядно потрепанных латах, на больше чёрном коне, больше похожем на покрытое боевыми шрамами чудовище, въехал в предместья Диллингена под приветливые взгляды местных. На его доспехи был накинут утеплённый меховой плащ, но даже в нём рыцарь подрагивал от холода. Это слишком явно выдавало в нём южанина. Он даже надел меховую шапку с ушами, пока местные щеголяли без головных уборов, распахивали полушубки или вовсе ещё не сняли осеннюю одёжку.
Кхайр давно понял почему Империя не смогла завоевать этих людей так быстро, но теперь получил последний решительный довод против новой кампании. Нордлинги никогда не жили цивилизованно - и это закалило их лучше чем муштра. В глазах нильфгаардца обитатели Диллингена и предместий становились всё более сложными противниками. И он боялся признаться себе в том, что порой они были куда честнее и лучше соотечественников.
Но эти мысли быстро выветрились у него из головы при виде шибеницы.
Казнь на Юге тоже была развлечением, но не таким как здесь. В военных городках вроде Диллингена люди алкают крови как коты - валерьянки. Местный администратор, пожалуй, был полным идиотом, если решил устроить разбор полётов прямо перед новым циклом. Но возможно, здесь лежал куда более глубокий замысел. Вождь готовил свой  народ к ещё большей крови.
А она непременно прольётся. Но неужели нельзя было повременить, не омрачать праздник? Даже память о службе в специальном отряде стражи отказывалась дать ответы на возникающие вопросы.
Стража, патрулировавшая улицы, совершенно не хотела вдаваться в чьи-либо дела. Один молодой, но ответственный ополченец косо поглядел на шапку рыцаря, но Кхайр догадался о мотивах и снял головной убор, продемонстрировав ровный овал ушей. Ополченец вежливо кивнул и даже улыбнулся.
Нет, этот город был таким же как и любой другой на Севере. Единственным настоящим правителем здесь был страх.
Вереница коней ускакала прочь от постоялого двора с рыжим котом на вывеске. Кхайр почувствовал характерный запах темерских наёмников, они пахли металлической стружкой и прелым сеном. Впрочем, здесь всё пахло ровно так же - это запах войны. Южанин обратил внимание на доносившийся из-за приоткрытой двери музыку, аромат свежей пищи. Чертовски хотелось есть. После того как удалось вылечить болезнь, аппетит стал нападать как дикий зверь. Аэп Лион заметил что стал куда менее выносливым, но это небольшая плата за возможность нормально жить. Нормально спать и не бояться очередного приступа.
-Конюх? - нильфгаардец кивнул полному пожилому мужчине у заполненных конюшен. Он нёс на плечах коромысло с вёдрами воды, от которой поднимался едва заметный пар.
-Извините милсдарь, все стойки уже заняты. Сейчас милсдари приедут и снова займут места для скакунов. - он на выдохе присел и поставил вёдра на заснеженную землю. Или это был плотно утоптанный песок, чтоб не поскользнуться. -Но давайте я вашего зверя расположу. Сегодня праздник как-никак.
Кхайр снял плотные кожаные перчатки и достал из потайного кармана кошель. Там было ещё достаточно денег для того чтоб оплатить две дороги на Север и обратно.
-Плачу серебром. Напоите его, скоро старик пойдёт на покой. - Кхайр погладил Луча по загривку. Конь не отреагировал. Он слишком устал. Всадник тихо слез на землю и отвёл животное под уздцы в стойло. Конюший приготовил воду и сено, Кхайр оставил на сохранение походный мешок. Расписался в бумагах под вымышленным именем Матиаса из Туссента. Этот день обещал быть чудесным, ведь уже скоро можно будет пересечь Ярру, схваченную льдом.
В Диллингене нильфгаардца ждало одно дело, которое не требовало отлагательств. Он поправил застёжки на плаще и плотный меховой воротник, стянул потуже перевязь ножен и идущий наискось от правого плеча к талии ремень, удерживавший щит поверх плаща. Выйдя из конюшен, попробовал снять шапку, но это оказалась слишком плохая идея - южанин буквально чувствовал как холодный ветерок задувает в левое ухо и выходит из правого, и, по правде, немного из-за этого комплексовал. Ему не было знакомо такое чувство, даже в Цинтре - всего-то за рекой, не было так холодно. Праздник Йуле обещал быть просто прекрасным.
Кхайр вышел за калитку конюшен, вдохнул морозный воздух полной грудью и с улыбкой начал собирать снежок из снега у ворот. Где-то неподалёку слышались весёлые детские крики. В корчме ругались и пели солдаты, которые когда-нибудь будут сражаться против нильфгаардцев, но пока наслаждались жизнью. Лейтенант чувствовал с ними глубокую солидарность.
Белизна снега делала этот скромный городок удивительно красивым. В иной обстановке Диллинген мог бы показаться обыкновенной грязной крепостицей, но праздник и ощутимая стратегическая важность заставили это место расцвести. Кое-где на домах висели совсем не приказные украшения. Южанин направился по улице, ничуть не боясь столкновения с кем-то. Кто полезет в праздничный день на дворянина при клинке? Кхайр попросту устал бояться. Нужно было отыскать Сариэль в условленном месте.
Он боялся что её не будет в таверне этим днём. Что она бросит его, так же как бросали раньше. Но разбойница оказалась куда честнее благородных девиц, циркачек и дочерей кметов.
-Sariel' Bail'tiarna. - улыбаясь, пропел аэп Лион на подходе к доске объявлений у таверны.
-Прошло три месяца.

Диллинген. Казармы. 29 декабря 1265 года. Полдень.

В тягучей разнузданности замковых казарм не было ничего праздничного. Яркость и мягкость улиц и людей понижали боевой дух, и солдат впитывал опасное чувство комфорта. Тогда как солдату нельзя было расслабляться в крепости. Для того чтоб стояла цитадель из камня и цемента – надобно изначально закалить тех, кто эти камни и цемент охраняет.
Никодим любил праздник Йуле и всё что с ним связано было. Но этой зимой его старые кости и разъедающие сердце воспоминания не давали ему покоя всё чаще. Вроде б, исполнил он свой долг – да не чувствовалась спокойная сила, что обретает по выполнении задачи. Чуял командир ответственность за тех, кого никогда бы не смог приручить. Зато мог приучить. Приучить никогда бдительность не терять.
-Копием удар по шее! – злые, вспотевшие даж на морозе наёмники Хога послушно исполнили приказ и резко ударили копьями в воздух. Они занимались уже битый час, исподволь намахавшись металлом. Многие уже скрежетали остатками зубов да бились об заклад – старик-то сбрендил. В предпраздничный день, да такую муштру устраивать. Никогда с каэдвенца не спрашивали по-больному его бойцы, но теперича больная нить их выдержки готова была разорваться.
-Вольно. – тихо скомандовал старик, глядя из-под покрывшихся изморозью бровей. От каменного плаца шёл жар разгорячённых тел, и каждый юнит вольного отряда начал расходиться по своим расположениям – койкам в казармах. Иные уже скинули с себя кольчугу да прочее, решив что уж после пяти десятков отжиманий да отрабатывания приёмов боевых тело уже ничего не воспримет. Ни холод, ни ветерок. Не понимали они мотива тренировки. Едва приехав в праздничный город с карамельно-еловыми запахами и приветливыми вдовами – сразу по казармам без разговоров, да в будто перед боем. Пошли толки: близ Ярры, наверное, Чёрных видели. И когда лёд совсем толстым станет, то пойдут на Диллинген кавалерия и орудия. Но то были толки, к ним цинтрийцы давно иммунны.  Они знавали нильфов слишком плотно и слишком близко. Большая часть так, что даже помнит как у них из нутра вскрытого пахло.
-Пятьдесят лет по крови и костям хожу, и своих не щажу. Ни костей, ни людей. – он остался на плацу один, а все ушли в каменные казармы. За столько лет службы Никодим уже думал что половину слов говорил зря, три четверти песен пел не к месту, а правильно команды иль приказа так ни разу и не отдал. Сплошные «не», и рана на ране. Изорванное полотно жизней, заштопанное кое-где детскими песнями. Никодим хотел сейчас быть не у казарм, и не чуять животом что Диллинген ждёт опасность по глупости его же обитателей. Хотелось пойти в храм и исповедаться или в приют детей войны. Сделать ещё раз доброе дело, пока руки опять не окунулись по локотки в кровавую ванну городского боя. Каэдвенец не был дураком – он чуял что эшафоты на площади вовсе не орудия казни. Это были рычаги. Рычаги, спускающие магическую автоматику резни, как некогда в аэдирнских обиталищах чародеев.
-Коротко мы живём. – бросил он в пустом, чуть заснеженном сером камне тренировочного плаца. Ему внимали мишени для стрельбы и соломенные, избитые чучела. –От начала недели до конца. От зимы до лета. От одного праздника Йуле до другого через весёлые прибаутки – к одру. А на одре только память и темнота. Я знаю как это будет.
Он не был болен, и травмы прошедших баталий не беспокоили острой, горячей болью. Ни один недуг не дал прикурить в эту холодную зиму, а ум всё ещё был острей чем у иных молодцов. И всё ж устал Никодим. Устал и изнежился, поддавших празднику. Не было больше желания гулять и воевать. Хандра одолевала солдата кисельными объятиями, а спасение от неё было лишь в лесу. У следопытов или в герилье снежной. В кровавой бане.
Или у дуба Блеобхериса, где его бы слушали дети и взрослые разных народов. У очага обездоленных и замёрзших, в юдоли бедности и горя - чтоб хоть кто-то согрелся доброй историей и лишним куском хлеба, заработанным кровавым потом на сыром поле боя.
Старик сам не заметил как начал горбиться и опустил глаза в грустных мыслях о судьбе этого города. Одно дело - война бранная, когда служивый на служивого. Копьё на копьё и грудь на грудь, и кровь льётся честно, а храбрым идут слава, кроны и земля с людишками. Такую войну Нико понимал и любил, как сварливую жену, которой у него не было от зари юности. Другое - когда народ сцепляется с народом от мало до велика, и чем меньше площадь сцепления тем страшнее, пакостнее кровопролитие. Каэдвенец ненавидел городские беспорядки всем своим сырым земляным духом, потому что в них невинные гибли чаще чем во строю. Оставалось лишь тихо запеть, пока никто не видит.

Зи́мушка зима
зима моро́злива
не морозь зима
до́бра мо́лодца

В зе́лен сад пошла
мужа́ повесила
повесила мужа́
на осинушку
на гибучую...

Никодим пошёл в казармы, иногда притопывая под мотив. Не заметил он в приступе хандры что местный контингент войск за ним наблюдает и дивится чудаку из далёких северных чащ, его бурой шапке, суровому сложению и меху одежды с кольчужными вставками. Нико выхватил старый меч ловким движением и снёс голову соломенному чучелу так, что на стене замка один из стражей громко охнул от нежданности. Старик-леший глянул на него звериным взглядом и голосно спросил:
-Следишь? Тебе в другую сторону смотреть, за стену. На посад. Дурень...
Диллинген был похож на тихую палату богатого купца, больного Катрионой. Тихий, уютный городок с крепкими серыми стенами, которые должны вместить гибель.

Отредактировано Никодим (2017-10-09 22:27:49)

[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/000b/1c/c0/117-1484320293.jpg[/AVA]Улицы города Диллинген. 29 декабря 1265 года. Полдень.

[indent=1,0]Вокруг царил праздничный дух. В преддверии праздника Йуле всё оживало, наполнялось новыми красками, новыми эмоциями. И только у Исенгрима, прозванного Железным Волком, эмоции были всё те же. Сидя в заброшенном старом доме, наблюдая через щель между досок, которыми были заколочены окна второго этажа, он видел как веселы красные от мороза лица людей, он слышал смех и радостные крики детишек, что бросали друг в друга и в прохожих комья снега. Он видел эшафот, там вдали, сколоченный на скорую руку, главный атрибут этого празднования. Его душа переполнялась ненавистью, злостью, презрением во много крат больше, чем обычно. Но он сидел, ждал, наблюдал, думая, что как поступить дальше.
[indent=1,0]Ещё утром этого дня Исенгрим проник в город вместе с двумя верными эльфами. Трое смогут растворится в толпе, трое не будут привлекать ненужного внимания. Поэтому остальной отряд засел в лесах недалеко от Диллингена. Известие о том, что пойман целый отряд братьев и сестёр по оружию всегда приносило лишь печаль, но редко когда командиры иных отрядов решались вызволять своих товарищей из лап смерти. Такие мероприятия хорошо охранялись и был очень велик риск не только не освободить пленных, но и самим составить им компанию. Но сейчас.... Сейчас всё было совсем иначе. Мерзкие d'hoine решились сделать казнь не просто публичной, но и надругаться над всеми seidhe, выставив пленных на посмешище. То, что схваченных эльфов собирались разодеть в шутовские костюмы на потеху толпе и прервать их жизни в самый разгар праздника, сообщалось с особой гордостью. Нельзя было этого допустить. D'hoine должны бояться, они должны дрожать в ужасе, слыша, что где-то неподалёку рыщут бригады Скоя'таэлей, а не смеяться над убитыми в пёстрых одеждах.
[indent=1,0]Дверь, ведущая в узкий переулочек, едва скрипнув, отворилась. Исенгрим ждал этого уже добрых два часа. Спустившись, он встретил двух эльфов, что пробрались в город вместе с ним. Высокая стройная эльфка отложила тряпичный свёрток, что держала в руках, сняла капюшон, расправляя длинные тёмные волосы и принялась растирать плечи и дышать на замёрзшие руки. Второй же эльф, такой же высокий и стройный, лучше воспринял холод, царивший снаружи. Или, по крайней мере, делал вид. Он без разговоров ступил к командиру и развернул свой свёрток. Внутри были мечи, луки, стрелы и кинжалы - всё, что пришлось оставить на совесть местного низушка-торговца, который любезно согласился пронести оружие эльфов в город и сохранить тайну их пребывания здесь. Если бы при попытки проникнуть в город троих эльфов остановила стража, было бы лучше, если бы они не нашли при них никакого оружия. Но, к счастью, всё прошло гладко, на этот раз.
[indent=1,0]- Ох! Ну и морозит сегодня! - задорно пожаловалась эльфка, которую, судя по её приподнятому настроению, зацепило, так называемое, праздничное настроение. - Отличная погода, чтобы отмечать Йуле.
[indent=1,0]- Или умереть... - буркнул второй эльф, вернув девушку с небес на землю. - Мы не сможем незаметно подобраться к пленникам, не говоря уже о том, чтобы вывести их. Слишком много d'hoine их охраняют. Слишком щепетильны они в этот раз.
[indent=1,0]Исенгрим взял свой меч, обнажив его, он пристально всматривался в сталь, отражающую луч солнца, что пробился через щель в заколоченном окне. Глядя на клинок, что пролил так много человеческой крови, он думал о том, как поступить теперь. Стоит ли забыть об осторожности и, если не вызволить пленных эльфов, то, хотя бы сорвать казнь, перестреляв солдат. Или же вернуться назад ни с чем. Меч снова вошёл в ножны, а Железный Волк ухватился теперь за свой кинжал, закрепляя его на поясе.
[indent=1,0]- Даэрин, ты остаёшься здесь, - скомандовал Исенгрим эльфу, отдавая ему свой меч. - Следи за обстановкой, попытайся узнать, когда сменяются караульные у эшафота, наблюдай за патрулирующими улицами. Мы должны знать, как часто они проходят здесь, как часто патрули меняются. Нам не нужны неожиданности.
[indent=1,0]Эльф согласно кивнул и поднялся на второй этаж, вместе со свёртком с оружием.
[indent=1,0]- А ты, Эланиэль... Оставь оружие, возьми только кинжал. Мы с тобой прогуляемся по городу, поищем пути решения нашей проблемы...
[indent=1,0]Не став дожидаться, пока эльфка отнесёт свои меч и лук на второй этаж, Исенгрим набросил на голову капюшон, прикрывая им лицо, и вышел на улицу. Мороз тут же ударил по щекам, сковал дыхание, начал кусаться, приободряя. Железный Волк плотнее запахнул плащ из шкур и не спеша вышел из переулка на главную улицу. Из-за угла выскочил мальчишка, который врезался в эльфа и упал в снег. Он уже хотел было встать и возмущаться, как, подняв голову, увидел лицо... Взгляд Исенгрима мог вселять страх, в нём таилась вся жестокость, что была свойственна командиру Скоя'таэлей, но шрам, пересекающий всё лицо, делал его неестественно пугающим. Мальчишка, крича, тут же сорвался с места, роняя на ходу шапку и небольшой мешочек. Страх его был так велик, что тот, похоже, и не заметил пропажи.
[indent=1,0]- Стоит только на минуту отвернуться, как уже слышны крики d'hoine, - с лёгкой улыбкой на лице, заметила Эланиэль, стоящая позади Исенгрима.
[indent=1,0]- Мы сюда не развлекаться пришли, - холодно заметил Фаоильтиарна, натягивая капюшон ещё ниже на лицо. - Идём.

Отредактировано Исенгрим Фаоильтиарна (2017-10-19 11:01:32)

29 декабря 1265 года, день. Улицы Диллингена

Она заметила его еще издалека, потому что искала его в каждом, кто приближался к воротам. Саре захотелось броситься ему на встречу, только узнав его лишь по походке, но её ноги предательски подкосились. Она не верила, что увидит его снова. Но это был он. Гвардии лейтенант Кхайр аэп Лион.
Сариэль Баильтиарна стояла возле доски с объявлениями как вкопанная. Изо рта её выходил пар. Холодный морозный ветер вместе с маленьким снежинками растрепал черные как смоль волосы, разбрасывая их по лицу. Эльфка не шевелилась, всё вокруг кружилось, словно она попала в самый центр урагана. На ресницах появились едва заметные росинки. Это от ветра, успокаивала себя воровка. Кхайр был настоящий и живой. Любимый нильфгаардец со стальными глазами. Она не знала, что ответить ему.
Сариэль вцепилась в его воротник, прижимая к себе, и не сомневалась, что через мгновение почувствует, как сильные руки лейтенанта сожмут её пояс крепче капкана. Сбивая с Кхайра забавную шапку, эльфка поцеловала нильфгаардца. И больше не хотела его отпускать - ни губами, ни руками, ни глазами, ни мыслями.

- Сколько всего произошло за эти три месяца, ты не представляешь! Мне нужно рассказать тебе так много, что нам потребуются еще три месяца. Но сперва я хочу убедиться, что ты не фантом. – Эльфка повела бровью, это выглядело многообещающе.
Сариэль схватила лейтенанта за руку и буквально потащила вперед, словно они опаздывали на уплывающий корабль. Но в Диллингене не было кораблей.
- Эта скучная таверна не самое лучшее место, мы пойдем туда, где будут петь и веселиться. Очень надеюсь, что там есть такие же красивые комнаты, как и в Каррерасе. Кстати, представляешь, сегодня меня обокрали. – Сара остановилась, чтобы вновь заглянуть в серые глаза лейтенанта. – Нет, со мной всё в порядке, но теперь у меня не осталось денег даже на ужин. А я страшно голодна, и уже подумывала отдаться кому-нибудь за сто оренов. – Сариэль с серьёзным видом посмотрела на Кхайра, еле сдерживаясь от смеха. – Шучу. Конечно, я шучу. Я бы сделала это как минимум за три сотни.
Высокий смех зазвенел, вторя позолоченным праздничным колокольчикам, развешанным на улице, и отражаясь от каждого ледяного узора на окнах. Сариэль чувствовала себя как никогда радостно и легко. А ведь когда-то она не верила старой мудрости, что счастье не в деньгах.

Кхайр и Сариэль приближались к «Рыжему коту». Поднимаясь по высокой и крутой лестнице на одной из улиц города, чуть не поскользнувшись на ледяных ступеньках, эльфка схватилась за локоть лейтенанта. Впрочем, даже если бы на улице было жаркое лето, она, несомненно, придумала бы причину, чтобы обязательно сделать это. Сариэль расхохоталась, словно беспечная девица. Это было не похоже на неё. Она не узнавала себя всё чаще.
Сариэль резко прекратила смеяться. Она застыла, крепко сжимая руку Кхайра. На их пути было сразу несколько вооруженных человек. Лицо одного из них показалось эльфке знакомым. Но эта встреча однозначно не сулила ничего хорошего. Они неудачно оказались между бойким краснолюдом и остальными. Скверный момент для скверной встречи со скверной компанией.

Отредактировано Сариэль (2017-10-29 23:39:38)

[NIC]Зигги Иден[/NIC][AVA]http://s0.uploads.ru/hNv5Z.jpg[/AVA][STA]маленький врач[/STA][SGN]Информация о персонаже[/SGN]
[indent=1,0]Коротышка?
[indent=1,0]Коротышка?!
[indent=1,0]Было очень обидно. Обидно так, что красный румянец, появившись от жгучего мороза, стал более насыщенных тонов. Как, собственно, и нос, что сопел, шмыгал и мучал бедного Зигги Идена. Треклятая простуда пристала с неделю назад, отчего, бывало, неожиданно улица оглашалась громким и своеобразным чихом.
[indent=1,0]Низушек! Маленький низушек среди толпы огромных людей! Скажи такими словами краснолюд, Зигги смущенно заулыбался бы, махнул ручкой и возможно даже ковырнул заснеженную землю мохнатой ножкой. Но нет, краснолюдская природа перечила вежливости и нормам приличия, оставаясь дерзкой, наглой, грубой, бессовестной и другими определениями, которые мысленно и чинно вспоминал низушек, глядя на раскрасневшегося бородатого оскорбителя.
[indent=1,0]Еще совсем недавно Зигги Иден, хирург с золотыми руками и мохнатыми ногами, любитель и любимец кокетливых дам, душа компании и обладатель обескураживающей улыбки, и подумать не мог, что судьба, даже Предназначение сведет его с наёмной разношерстной братией. Он мог попивать горячий чай с мёдом и закусывать пирогом с земляничным вареньем, смотреть в окно, где сыпет густой снег и, расслабившись в мягком кресле, курить трубку возле потрескивающего березовыми поленьями огня в камине. Тем не менее подобному не имело место быть. Бертрам Хог, глава наёмной братии, сделал интересное деловое предложение. Опасное, безусловно! Но интересное. Почувствовав прилив сил и нырнув в нахлынувшие воспоминания (не самые приятные, но будоражащие кровь) о прошлых событиях, когда низушек был военный врачом, Зигги, недолго думая, согласился. Сейчас тех самых сил не было.
[indent=1,0]Было холодно и обидно.
[indent=1,0]Хог заговорил. Спокойно, рассудительно, отвечая на оплевывание краснолюда. Зигги смотрел на него, огромного человека, снизу вверх и невольно восхищался. Он в отряде совсем недавно,– салага, так сказать, новобранец, которых обычно чмырят и унижают, проверяя на прочность, – а за него уже заступаются. Это не могло не радовать. И это многое говорило об отряде Бертрама Хога.
[indent=1,0]Низушек расслабился, заулыбался, стал храбрее, окруженный сильными и опытными воинами с оружием. 
[indent=1,0]– Ха! – вырвалось у него.
[indent=1,0]Он расправил плечи, выпятил грудь (правда, никто этого не заметил) и показал краснолюду самый неприличный жест, который знал.

Улицы города Диллинген

Краснолюд слушал Бертрама Хога в пол уха и нескромно исследовал недра своего красного от мороза носа, иногда скалясь совсем небезупречной улыбкой.
[indent=1,0]– Да все вы так, сука, сперва кажите, – нелюдь осмотрел находку взглядом профессионала, изучающего драгоценный камень, – а потом нет-нет, да и найдется кто из наших под забором или в канавке с горлышком перерезанным. Чего приперлись сюда, а? Деньга карман не тянет, да, сука? И… ах ты маленькая рожа!
[indent=1,0]Черные глазки краснолюда сузились и стали еще меньше обычного, когда низушек, стоящий в человеческом отряде, показал не самый приличный жест. Он сплюнул, весьма смачно и талантливо, и, закатав рукава, легкой трусцой направился к низушку дабы проучить маленького негодяя.
[indent=1,0]На дорогу выскочил какой-то старикашка. Раскланялся. Шапку снял. Да вот краснолюд его просто на просто грубо отпихнул в сторону. Не был он плохим, не был мерзавцем. Просто время нынче было неспокойное. Особенно в Диллингене. Особенно под Йуле.

Щуплый попрошайка в серых лохмотьях и с извечно торчащей из-за пазухи рукой для подати натолкнулся на русоволосого зеваку. С грустью заглянул в его серого цвета глаза, трагично улыбнулся его спутнице, похожей на эльфку, почти незаметно вытащил кошель и, извиняясь, прихрамывая, ретировался в сторону, где было шумно, горячо и опасно. Туда, где рвал глотку краснолюд, лыбился низушек и возвышались крепкие люди-наёмники.

В это же время на заснеженных улицах двигались три быстрые фигуры, не привлекая внимания жителей города. Никто не успевал осмотреть незнакомцев, заподозрить что-то неладное. Никто. Просто никому не было никакого дела до чужих проблем, до таинственных чужаков. Все занимались своими личными делами, наслаждаясь нынешними забавами и предвкушая приближающийся праздник.
[indent=1,0]Из-за угла высунулась худая женщина и встала перед тремя фигурами, преграждая им путь. Лицо её скрывал капюшон, но она быстро сняла его, словно знала кому открывается. Бледная, напуганная эльфка смотрела на Исенгрима Фаоильтиарну изумрудными большими глаза, в коих таились боль и страх. Белые от холода её губы были плотно сжаты и слегка дрожали. Тонкие, словно березовые веточки, схватили плащ высокого эльфа. Без слов она молила о помощи. Без слов. Лишь смотрела полным горести взглядом, но не плакала.
[indent=1,0]Эльфка утягивала их в сторону, в проулок, где никто не увидит и не услышит их.
[indent=1,0]– Помоги, – она не выдержала и упала в снег, не отпуская Исенгрима. – Их убьют… Убьют! Слышишь?! Помоги. Спаси нас.
[indent=1,0]Она была великодушным опытным гавенкаром и часто рисковала. Сейчас, веря слухам, эльфка опасалась за жизнь своих детей, друзей.
[indent=1,0]Говорят, – люди, нелюди говорят, – будет страшный бунт. Бунт, к которому власти уже готовы. Бунт, который могут подавить в любой момент, избавившись от возможных мятежников самыми простыми, но радикальными способами.

Замок

Бойцы спецотряда не сели, хотя приглашение было. Не сел ни Эдвард, ни Йол. Хотя Осто, - начальник гарнизона, - дал понять, что воины могут расположиться вольно, что, большая часть и сделала. Йол оперся спиной на один из многочисленных шкафов и, скрестив на груди руки, молча наблюдал за происходящим. Китч же подошел к начальнику гарнизона ближе.
- Мы сделаем все, что в наших силах, - сказал он. - Но сами понимаете, что город не маленький, а нас мало и задушить мятеж до того, как его пламя вспыхнет мы вряд ли сможем...
Эдвард бросил взгляд на скеллигца.
- Йол, ты же у нас тут самый опытный по поимке всяких смутьянов. Может, дашь совет, как нам поступить?
Медведь несколько секунд молчал, кидая взгляд то на десятника, то на командира стражи.
- Для начала нужно удвоить бдительность ваших бойцов на улицах, милсдарь кастелян, - заговорил, наконец, он. - При любых случаях споров, неповиновении людей или нелюдей, они должны сообщить сюда, а там уж мы все сделаем. Мы же патрулировать улицы не будем. Толку от нас будет мало, а внимание привлечем. Лучше всего будет, если половина из нас останется здесь, чтобы в случае чего быстро среагировать и прибыть на место происшествия. А другая половина, в штатском, пойдет по корчмам и переулкам, смотреть и слушать. Глядишь, случайно узнаем подробности мятежа. При ловле бандитов я, обычно, шел к их излюбленным местам, а дальше двигался по следам. Здесь же - другое. Здесь бунт может вспыхнуть в любом месте и в любое время, по чистой случайности или же по злому умыслу. Поэтому полагаться нам придется на везение и терпение.
Он помолчал, обводя взглядом соратников.
- Милсдарь кастелян, вот еще какой назрел вопрос... откуда стало известно о готовящемся бунте? Может, есть смысл найти этого информатора и пойти по следу? Глядишь, выйдем на заговорщиков и предотвратим бунт.

29 декабря 1265 года, день. Улицы Диллингена

[indent=1,0]Бертрам Хог никогда не был дипломатом. Когда дело касалось переговоров - его козырными картами были выдержка, логика и учтивость, иногда - ложь и хитрость, но никогда не вдохновенная речь, способная распалить самые холодные сердца и остудить самые горячие головы. Не хватало ему эмоциональности, некоего "внутреннего огня", столь необходимого для подобных речей. Даже его собственные люди лишь тогда поверили в своего командира, когда его дела показали то, в чем слова - слишком тусклые и спокойные - убедить не смогли. И именно на собственные дела всё больше полагался Бертрам в вопросах убеждения - будь то сохраненная против всех ожиданий лояльность, боевая эффективность, или же изрубленное в кровавые лоскуты тело подельника убеждаемого. Именно поэтому Хог был уверен, что будь дело во Флотзаме, где он пользовался хорошей репутацией у нелюдей - он бы смог решить проблему бунта, не пролив и капли крови. И именно поэтому он знал, что в Диллингене это не сработает.

[indent=1,0]Не сработали в данном случае и слова. Такие вот персоны, как этот краснолюд, для методов Бертрама были недосягаемы. Он не мог ни убедить, ни запугать того, кто глух к доводам разума, кто в действиях своих слишком скор, и осторожности не знает. Не спасло ситуацию и появление Никодима. Когда Хог увидел, как старый ветеран вынужден играть в дурачка, только чтоб умилостивить проклятого карла - когтистая лапа гнева с такой силой прихватила его душу, что он готов был заживо вынуть из краснолюда кишки только чтоб посмотреть, как боль и страх выдавят из него всякую спесь. Он очень хорошо знал - какие бы об этих бородачах не ходили стереотипы, сколь бы сами они не мнили о себе - от боли они орут ничуть не тише людей, и пощады просят не реже. Злоба такой силы озадачила даже самого наемника. Оскорбления в его собственный адрес никогда не могли его задеть, однако когда дело касалось кого-то из его людей - начиная от Никодима и заканчивая каким-нибудь последним Войцехом - капитан воспринимал это гораздо сильнее, чем хотел бы. Особенно когда дело явно того не стоило. Тем не менее, Бертрам Хог не был бы самим собой, если бы хоть на единое мгновение дал волю эмоциям. Единственное усилие воли погасило эту внезапную "жажду крови" столь же быстро, сколь она появилась.

[indent=1,0]А краснолюд никак не унимался. Бертрам начал думать, что у него случилось некое горе - не то его любимая краснолюдка ушла к эльфу, не то собеседники не отдали должного уважения его бороде, не то невосприимчивость к алкоголю вдруг выработалась - а на то, чтоб просто повеситься на вожжах в конюшне, у бедняги яиц не хватило. Потому как следующие его действия иначе объяснить было трудно.

[indent=1,0]Для каждого воинского братства, наемного или нет, могло быть трое людей, чьи жизнь и здоровье всякому солдату надлежало защищать не менее своих собственных - потому как от этих самых людей его жизнь и здоровье зависели самым прямым образом. То были знаменосец, музыкант и врач. Первый нес в своих руках символ отряда, и тем самым показывал, куда следует идти - если знаменосца убьют и знамя не подхватят, это могло буквально обезглавить подразделение в битве, и вывести его из боя. Второй, наигрывая нужный ритм на удобном ему инструменте, передавал приказы тем, до кого командир не докричался бы при всем желании. А третий был роскошью, о какой большинство армейских только лишь мечтали, и которой профессиональные наемники пытались обзавестись при первой оказии. Он спасал жизни. В компании Бертрама Хога первых двух людей не было - для столь малого отряда, ведущего бой несколькими еще меньшими группами, в них просто не было нужды. Зато был третий. И жизни он спасал столько раз, что наемная братия готова была пустить кровь при малейшей угрозе ему. И именно её, угрозу, краснолюд и создал.

[indent=1,0]- Копья, - сухо скомандовал Хог, хотя нужды в этом не было. Спустя какое-то мгновение вспыльчивый бородач мог обнаружить, пять стальных жал, смотрящих ему в грудь и лицо, и чтобы сделать еще хоть пару шагов в сторону Зигги - ему пришлось бы на них насадиться. Отто, по прозвищу Мясник, вскинул копье первым. Он исполнял обязанности полевого хирурга до того, как отряд встретил Идена, а после - стал помогать низушку в его ремесле, когда тому нужно было подать инструмент, перетащить раненного, перенести какие-то вещи, разбить палатку или отправить обидчика на тот свет. За это время здоровяк проникся к новому наставнику сильнейшими уважением и преданностью, и теперь практически испепелял бородача взглядом. - Гуго, Хареф - периметр, - не было нужды сосредотачивать внимание всего отряда на краснолюде. Двое человек, наблюдающие за тылами, были полезнее - на случай, если происходящее было какой-то западней. Сам капитан сделал только один шаг, занимая удобную позицию, из которой единственным движением можно было обрушить горизонтальный удар древком копья на черепушку краснолюда, реши он продолжить дурковать. Появление Никодима, да еще и одного, встревожило темерца. Просто так лейтенант не оставил бы свой пост - каждая группа наемников должна быть под присмотром офицера. Успокаивало только то, что в казарме оставался еще Хабрен - он мог бы организоват людей, в случае необходимости. Тем не менее, вопрос надлежало решить быстро - и выслушать, зачем пришел лейтенант.

[indent=1,0]- Ебаная ты скотина, - процедил Хог, оставив всякие попытки быть учтивым. - Ты хоть понимаешь своей безмозглой башкой, что сморозил уже достаточно, чтобы тебя уволокли в холодную? Осознаешь ты, блядь, или нет, что любой другой стражник тебя бы уже на копье поднял за этот цирк, и был бы в своем праве по всем законам? Ты еще жив только потому, что мы не хотим крови, и ты, грязная свинья, еще пытаешься вытереть об нас ноги. Убирайся прочь. И дважды, трижды подумай прежде, чем высрать еще хоть одно словцо, - на сей раз угроза - или, если быть точным, предупреждение - отчетливо слышалась в голосе наемника. Он специально дал немного воли своей агрессии - возможно, хоть так можно было достучаться до буяна. Потому что Бертрам все еще пытался, как умел, уладить дело миром. И кабы увидел это дело какой другой наемный капитан - счел бы он темерца необучаемым, некомпетентным дураком. И, похоже, был бы совершенно прав.

Отредактировано Бертрам Хог (2017-12-04 05:46:28)

[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/000b/1c/c0/117-1484320293.jpg[/AVA][indent=1,0]Исенгрим внимательно смотрел за тем, как меняется выражение лица эльфки, как наступает понимание того, что помощи ждать не от куда. Командир Скоя'таэлей много раз видел этот взгляд, осознание неизбежного, осознание беспомощности. Гавенкары много раз спасали "белок", предоставляя оружие, провизию и убежище, с этим Железный Волк не стал бы спорить, но это обоюдовыгодная сделка. Эльфы получают поддержку - гавенкары зарабатывают золото, которое предоставляет Нильфгаардская империя. Всё по совести. Но эта эльфка, видимо, была из тех, кто во вред себе подставлял шею, лишь бы только помочь сородичам из Синих Гор. Но ради чего? Исенгрим впервые задался этим вопросом. Неужели они, выросшие среди d'hoine, помогают лишь за тем, чтобы потом потребовать вернуть долг? Неужели он, его братья и сёстры по оружию, что проливают кровь, свою и чужую, за будущее всех seidhe, ещё чем-то обязаны? В этот момент Железный Волк был согласен с радикальными взглядами Иорвета по поводу "городских" эльфов. На лице Фаоильтиарны появилась тень презрения по отношению к эльфке, что стояла перед ним, но уродливый шрам мешал понять точно, что именно выражает невозмутимое лицо эльфского командира. Он молча накинул капюшон на лицо и последовал за гавенкаром.
[indent=1,0]Выйдя на оживлённую улицу, эльф осмотрелся, прежде чем ступить в поток людей. Он не переставал всматриваться в хрупкую фигуру идущей впереди эльфки, всё раздумывая над тем, стоит ли ей помочь или нет. Исенгрим никогда не обещал того, чего он не мог выполнить - он привык держать своё слово, а помощь этой девице может быть попросту невыполнима. Тем не менее, подобный ход может сильно подорвать желание таких же нелюдей-доброжелателей помогать Скоя'таэлям. Действительно, зачем им подставляться, если в ответ они не получат ничего... Именно такой образ мысли и воспитывает общество d'hoine, которые готовы вцепиться друг другу в глотки за кусок хлеба. Железный Волк выругался. Он не мог допустить, чтобы поддержка гавенкаров ослабла. Только не сейчас.
[indent=1,0]– Мелочи не найдется? - звучали мольбы, столь привычные для людских городов. Бродяг, подобных этому, даже люди обходили стороной, так почему же эльф должен обращать внимание? - Нелюди, да? Как вас много здесь. Хм, хм. И лица такие серьезные, важные. Никак замыслили что-то. Дело житейское, понимаю. Давайте деньги, милсдари эльфы. Не то позову стражу. Голос у меня звонкий аки соловей.
[indent=1,0]Первой остановилась эльфка. Оглянувшись на Исенгрима, она глазами показала всю свою обеспокоенность. Это дало понять эльфу, что угрозы бродяги не пустой звук. Железный Волк остановился напротив d'hoine, тянущего тощую грязную руку из-под старых лохмотьев. Исенгрим всматривался в омерзительное лицо, что криво и так нагло улыбалось. Заметив краем глаза, что эльфка уже нащупывала кошель, привлекая внимание алчных глаз грязного оборванца, Волк жестом остановил её.
[indent=1,0]- Не стоит, - хриплый голос заставил бродягу обратить внимание на высокого эльфа. - Я сам.
[indent=1,0]Исенгрим присел напротив человека, потянувшись рукой к своему поясу. Глаза бродяги заблестели. Фаоильтиарна нащупал пару медных монет и протянул их человеку, но тот скорчил такое лицо, словно ему нанесли глубочайшее оскорбление. Воистину, жадности людей нет предела.
[indent=1,0]— Хватайте его, он вор! - донеслось откуда-то сзади, совсем рядом. Мельком осмотревшись, Железный Волк увидел, что все взоры были обращены куда-то вдаль. Такую возможность он не стал терять.
[indent=1,0]- Грязный d'hoine... - прошипел Исенгрим, мгновенно выхватив кинжал и проткнув им самое сердце бродяги. Всё произошло так быстро, что тот не успел издать ни звука. Придерживая его, непонимающими глазами всматриваясь в изуродованное лицо своего убийцы, эльф аккуратно положил слабеющее тело на бок, а после как следует укрыл его же лохмотьями. Спрятав кинжал, он выпрямился, напоследок небрежно швырнув две медные монеты в чашу для подаяний.
[indent=1,0]Крепко схватив ошеломлённую эльфку за локоть, Исенгрим быстро повёл её подальше от места, что стало центром всеобщего внимания, даже не разбираясь, что именно наделало столько шума. Сейчас нужно было затеряться в толпе, на случай, если бродягу всё же обнаружат мёртвым.
[indent=1,0]- Прежде, чем ты отведёшь меня к своим, расскажи... - эльф тяжело вздохнул, прежде чем продолжить. - Кого ты хочешь спасти? Мне нужны все подробности, слышишь? Расскажи всё и, возможно, я смогу тебе помочь. Возможно... Не придумывай себе ничего. Если я сочту это невыполнимым или опасным, чересчур опасным, я откажу. Ну же,
не медли!
[indent=1,0]Исенгрим не хотел этого давать ложных надежд, но, как командир, он должен был сделать всё, чтобы минимизировать риски недостатка провизии и вооружения.

29 декабря 1265 года, день. Улицы Диллингена

Ещё минуту назад, чувствуя нежность объятий любимой, Кхайр и представить не мог что способен испытывать такую злобу.
Это чувство не было похоже на боевой раж, чистую и кроваво-красную ярость. Нильфгаардец дотронулся до пояса и, заглянув в глаза Сариэль, понял что готов без суда и следствия разделаться с мразью, которая совершила это.
Воришек-карманников в Городе Золотых Башен ждало наказание по всей строгости имперского закона. В некоторых провинциях им до сих пор отрубали руки, но Кхайр считал что даже три года в темнице - слишком долгий срок за такой проступок. Так было раньше. Сейчас аэп Лион хотел отрубить наглому ублюдку голову, а потом пнуть её в сторону Ярры.
— Хватайте его, он вор! - натужно заскрипела тетива. Нильфгаардец едва не схватился за рукоять меча, но не позволил себе такого дерзкого импульса. Тёплая шапка полетела на заснеженную землю, лейтенант распахнул тёплый плащ так, что стало видно латный панцирь. На перекошенном лице южанина появились красные пятна, стали видны выщерблины от давнего назаирского ожога. Он впился в калеку  взглядом и пошёл следом. Каждый шаг сопровождался лязганьем металла.
-Обернись, вшивая собака! - чудовищно не хватало словарного запаса. Соблазн разразиться тирадой на родном языке был так велик, что зубы едва не стирались друг о друга.  -Держите калеку!
Косолапый бродяга ускорил шаг, вслед за ним ускорил и лейтенант. Ему было не привыкать к погоням, а когда разгорячённая, свежая от долгожданной встречи кровь просила драки  - бег становился лёгким и приятным из-за острого желания настигнуть обидчика.
-Посторонись, народ! - быстрые и решительные шаги в сторону цинтрийцев вызвали в рядах наймитов неподдельное удивлением. Они могли узнать его  - столичного офицера, повязавшего Владислава из Ортагора, но сейчас было не до того. Встреть Кхайр себя тогдашнего, времён Цинтрийской кампании - не смог бы признать в этом бритом выпендрёжнике себя настоящего.
-Лови его, kurrrwa! - это странное северное ругательство всегда работало. Оно как будто заклинание - мобилизовало в людях силы и заставляло их слушать внимательно, действовать решительно и отбрасывать лишние мысли. Можно было даже забыть про акцент человека, который выматерился - ругательства не приемлют правил произношения и, тем более, орфографии.
Кхайр оттолкнул решительно настроенного краснолюда так, словно тот был дубовой чушкой, а не высеченным из гранита сыном Махакама. Для нильфгаардца больше не существовало препятствий.
Проклятый воришка не только лишил благородного рыцаря денег и оскорбил достоинство. Он ещё и разозлил прекрасную даму. Непростительная ошибка.

29 XII 1265
Мороз и солнце

Улицы города Диллинген

Несущегося на сумасшедшей скорости не менее сумасшедшего быка не остановит даже и пика, выставленная вперед с упором. Краснолюда она всё же остановила. Успев затормозить, бородатый борец за тихие улицы без наёмных морд удивленно смотрел на острия копий, а они смотрели на него. Он даже не слушал гневные тирады самого здорового, который, между прочим, не стеснялся в выражениях и поносил бедного краснолюда.
[indent=1,0]– Мм, – краснолюд причмокнул губами и аккуратно проверил пальцем насколько хорошо заботились наёмники об оружии. Быстрое исследование показало, что очень хорошо.
[indent=1,0]Облизнув проколотый палец, краснолюд расплылся самой широкой улыбкой, которой мог.
[indent=1,0]– Вижу, господа, что вы, оказывается, свои! Я то, – он постучал крупным кулаком по голове, которая тут же гулко отозвалась, – дурень не покумекал сразу. Подумал, вот же срань длинноногая бродит тут. Вы ж сами понимаете, господа, время-та не спокойное.
[indent=1,0]Бородач посмотрел в сторону, словно что-то или кого-то увидел, прищурился, нахмурил брови, схватился за нос и громко высморкался.
[indent=1,0]– Простуда, чтоб её туды в жопень, – выругался он, но быстро изменил ругательному настроению и вновь улыбнулся. – Бастер Криждаз, в вашим услугам.
[indent=1,0]Сделав низкий поклон и вновь приняв вертикальную стойку, краснолюд доброжелательно продолжил:
[indent=1,0]– Господа, в знак примирения приглашаю в таверну. Выпивка за мой счет. Не отказывайте глупому, старому краснолюду. За детишек волновался. У меня их, признаться, нет, но за кого ж еще тогда волноваться-та надо, а?
[indent=1,0]После этого краснолюда разразился удивительно заразительным хохотом. Низушек из отряда людей к своему изумлению тоже хихикнул.
[indent=1,0]– Вот же курва! – краснолюд неуклюже и забавно распластался на снегу, когда какой-то бессовестный тип в доспехах пронесся мимо и дерзко толкнул его. – Смотри куда прёшь, хер ослиный! Так мы идем?

***

Попрошайка скривил ничтожную рожу, когда ловкие пальцы сомкнулись на его оттопыренном ухе. Как зеваке хватило проворства ухватиться за скрытую мочку, вор не ведал да и некогда было. Пальцы больно крутили ухо.
[indent=1,0]– Ай-ай-ай! – вор в лохмотьях невзначай вспомнил детство, когда строгая мачеха также хватала озорника и крутила, ох как крутила уши. И каждый раз оглядывая себе в отражении, он дивился: без строгой мачехи его оттопыренная уши были такими же оттопыренными или всё же не такими.
[indent=1,0]– Чего ты, блядь, пристал, олень?! – умелец краж и вымогательства вывернулся, но не убежал. Более того, он продолжил говорить и даже несколько раз с укором посмотрел на спутницу сероглазого солдата:  – Может быть я и калека, да, но никакой не вор. Как вам не стыдно! Обвинять человека в том, чего он не делал. О, Святой Лебеда, спаситель мой! Да простишь ты этим… людям грехи их.
[indent=1,0]В это время за их спинами удирал мальчишка-оборванец, как ни в чем не бывало прижимая к груди незаметно, но вовремя переданный кошель, что некогда был собственностью сероглазого солдата с юга. Но никто об этом не догадывался. Почти никто.
[indent=1,0]Гуго, боец из отряда Бертрама Хога, стоял впереди, крепко сжимая древко копья, но до которого пойманный за ухо попрошайка так и не добежал, и смотрел как тому беспощадно крутят уши.

***

Нож скоя’таэля с изувеченным шрамами лицом с хрустом процарапал себе путь через ребра и вонзился в сердце, которое замерло от страха и больше никогда не билось. Тело мертвым грузом упало в снег, а сверху заботливо легли лохмотья, подобно одеялу. Так закончился шантаж Исенгрима Фаоильтиарны.
[indent=1,0]Эльфка-гавенкар с ужасом раскрыла большие, красивые глаза. Всё произошло слишком быстро. Крик комом застрял в её горле. Ей было сложно слышать и думать, особенно о том, что мгновение назад сказал Железный Волк, после того как убил вымогателя и вытер окровавленный нож об одежды мертвеца. Однако, собрав волю в маленький кулачок, она кивнула и сказала:
[indent=1,0]– Хочу спасти детей. Мужа. Брата. Друзей. Они, друзья, есть среди тех, кого собираются повесить толпе в увеселение, – она вздрогнула, услышав чей-то крик, напоминающий плачь провинившегося ребенка, которому крутят ухо. – Граф, он… Он стал каким-то злым. Это представление. Это, это… Как так можно? Почему люди так жестоки? Мы же не делаем им ничего, ничего… Прости меня, но почти ничего не знаю. Только, м, то, что эшафот не просто так возвели на центральной площади рядом с праздничной елью. Узников держат… Не знаю… Прости, прости меня! Я выясню! Я, я узнаю! Я дам тебе знать, где они. А пока встреться с моей семьей… У нас осталось немного еды. Может мои мальчишки что-то слышали… Пойдем, пойдем. Тут небезопасно.
[indent=1,0]Она поманила их прочь. Петляя проулками и не попадаясь никому на глаза, они добрались до низенького дома, похожего больше на склад. Там их встретили трое эльфских детей, худых и усталых.

(Исенгрим, можешь оставаться в доме гавенкара, расспрашивать её детей. Сама эльфка ушла выяснять о конкретном местоположении заложников).

Замок
Покои графа
Пружинно полуприсев на левую ногу, а правую вынеся назад, граф ухватил протянутую ручку Кейры Мец, что вышла из магического портала, и поцеловал её. Не поднимаясь, он заглянул в чудесные глаза чародейки и блаженно улыбнулся, сделав вид, что не заметил, как соскользнули богатые меха с её плеча, оголяя пикантное декольте. Этикет не позволял палиться на будоражащие кровь женские места. По крайней мере в начале встречи. 
[indent=1,0]– Как же я рад видеть тебя, милая Кейра. Прошу.
[indent=1,0]Он не сразу ответил на её вопрос, приглашая чародейку к небольшому круглому столу, на котором стояли два бокала с красной жидкостью, а между ними сияли несколько свечей на изящно выполненной подставке.
[indent=1,0]– Вина? – Граф с улыбкой протянул Кейре один из бокалов, а затем взял оставшийся.
[indent=1,0]– Разумно, – в конце концов ответил он, преждевременно выждав паузу и сделав кроткий глоток. – Этого хочет народ. Народ хочет веселья. А разве не убиение всеми ненавистными эльфов не принесет народу радость? Они будут в восторге. И я не про жителей, хе-хе. Касательно этих слухов о бунте… Скажем так, я об этом позаботился, моя дорогая. Тебе не очень волноваться. Как там Фольтест? Цветет и пахнет, я надеюсь?
[indent=1,0]Граф поставил бокал на край стола, приблизился к чародейке.
[indent=1,0]– Как же я соскучился, – он схватил её за талию и прижал к себе, вглядываясь своими светлыми глазами в её прелестное личико, а затем и в чудесное декольте.

Отредактировано Мастер Игры (2017-12-10 23:15:13)

29 декабря 1265 года, день. Улицы Диллингена

[indent=1,0]Есть такое мнение, что добрым словом и копьем можно добиться намного большего, чем просто добрым словом. Бертрам не раз и не два находил тому подтверждение в своей практике. Некоторые персоны иначе не понимают. До некоторых персон свою точку зрения возможно донести только лишь на стальном острие - иначе они её, видимо, разглядеть не могут. Буйный краснолюд, очевидно, был именно из такого племени. Иначе нельзя было объяснить этакие метаморфозы его речи, манер, взглядов на жизнь и отношения к одной конкретной наемной компании.

[indent=1,0]Стоило бородачу поумерить пыл - Бертрам вернул копье в вертикальное положение. От былой агрессии не осталось и следа, гнев, исполнивший свою роль, был загнан обратно на задворки наемничьей души, будто уродливый, злобный пес на стальной цепи. Теперь Хог был столь же спокоен и невозмутим, как до встречи с краснолюдом, и не испытывал ни малейшего желания продолжать конфликт. Впрочем, у некоторых из его ребят кулаки еще могли чесаться, но это не имело значения. Бертрам знал - без его слова они не нападут. Потому как отряд он держал в ежовых рукавицах, культивируя строжайшую дисциплину, а те, кого личный пример и доводы разума не вдохновляли, вдохновлялись дисциплинарными взысканиями и древком по горбу. Это могло бы здорово повредить его репутации, да только сам капитан жил по тем же правилам, что и всякий прочий солдат - лямку пехотную тянул наравне со всеми, брюха своего за спинами не прятал, и всяким своим решением ставил благо отряда превыше собственного. Это понимали. Это ценили. 

[indent=1,0]Приглашение проследовать в корчму звучало достаточно искренне. Будто и правда не копья, но убедительные слова заставили буяна изменить свое мнение. Все-таки, если б он испугался - сделал бы все, чтобы отделаться от наемников поскорее. Но, так или иначе, попойке в корчме не суждено было сбыться.
[indent=1,0]– Бастер Криждаз, к вашим услугам.
[indent=1,0]- Бертрам Хог из Флотзама - к твоим, - ответил капитан, стянул рукавицу и пожал краснолюду руку. Подобная демонстрация добрых намерений имела свою цель, несла в себе определенный символизм - не всякий человек в такое время снизойдет до обмена рукопожатиями с представителями Старших Народов. Только вот публике до того дела особо не было - большинство взглядов было крепко приковано к иному зрелищу. Странный рыцарь, что отчаянно ломился за уличным воришкой, неся хаос и разрушение на своем пути, настиг свою жертву. Только вот Хог был уверен - кошеля при нем уже не найти. Щипачи практически всегда скидывают добычу подельнику, это чуть ли не главное правило их профессии. Если бы бывший стражник не был отвлечен на другие проблемы - он бы наверняка увидел, кто именно в конечном итоге ушел с деньгами... Но все это не имело значения. Они были здесь не за тем, чтобы ловить карманников, и тратить на такие мелочи драгоценное время, и без того бывшее в отчаянном недостатке, не имело смысла.
[indent=1,0]- Спасибо за предложение, Бастер, но пить нам нельзя. При исполнении, - Бертрам пожал плечами - дескать, не обессудь, милсдарь, жизнь такая. - Но побеседовать нам с тобой надо бы. Только погоди немного. Милсдарь лейтенант, - Хог повернулся к Никодиму. Необходимо было узнать причину его появления. - Чем обязаны? Что-то случилось?

[indent=1,0]Как выяснилось, случился зевака, донесший в замок о возможном конфликте. Бертрам мог понять, почему каэдвенец явился на место происшествия один, но считал, что в таком случае следовало поднимать весь отряд - хотя бы для того, чтобы не оставлять большую его часть обезглавленной. Но отчитывать Никодима прямо здесь, перед бойцами, он не стал. О таких вещах следовало толковать с глазу на глаз, дабы не вредить незыблемому авторитету ветерана.
[indent=1,0]- В таком случае... - Хог на мгновение задумался. Ему в голову пришла мысль, как дать одному крайне перспективному бойцу себя проявить, да и задействовать его голову с большей пользой для дела, нежели просто патрульная служба. - В таком случае, возвращайся в замок, и прихвати с собой Гуго. Дай ему трех бойцов в сопровождение, и пускай метнется в ратушу, за списками. Он знает, о чем я. А ты, тем временем, держи людей в боевой готовности. Мы скоро подойдем.
[indent=1,0]Отдав распоряжения, капитан вернулся к диалогу с краснолюдом.
[indent=1,0]- Итак, Бастер. Давай-ка пройдемся, больно уж тут людно, - темерец неспешно двинулся в сторону замка. - Как ты сам сказал, время сейчас неспокойное. Расскажи-ка мне об этом неспокойствии. С чего оно началось? "Белок" ведь и до этого казнили, не один и не два раза. Но чтоб из-за этого оседлые брались за оружие? О таком не слышал. Может, и другие обстоятельства есть? Может, разжигает кто? Или и вовсе слухи эти - трепотня и провокация? - Хог хотел было замолкнуть и дать слово краснолюду, но потом добавил: - Только прежде, чем ответить, подумай вот о чем. Я ведь не потому у тебя это спрашиваю, что поскорей хочу какого-нибудь нелюдя на копье поддеть, и уж точно не потому, что боюсь доведенных до отчаяния бунтовщиков. Если они всё-таки решатся - это будет не бой. Бойня. А потом, когда всё уляжется, будут погромы - и громить станут тех, кто и участвовать в этом не собирался, потому как бунтовщиков живых просто не останется. Властям на это насрать, им проще дождаться восстания и вырезать всех несогласных разом. А вот мне - нет. Мне кровь гражданских на руках не нужна, мне с ней просто пиздец как неуютно жить будет. Так что если есть хоть малейшая возможность решить это дело миром, или хотя бы малой кровью - ты уж будь добр, подскажи.
[indent=1,0]Больше Бертраму было нечего сказать, да и подвердить свои слова нечем. Оставалось надеяться, что новый знакомый внемлет голосу разума, и расскажет хоть что-нибудь полезное. Особо надеяться на это не приходилось, но попытаться следовало.

Отредактировано Бертрам Хог (2017-12-29 14:10:05)