Третогор.
1 июня, Раннее утро.

Ночь над Третогором постепенно перетекала в предрассветные сумерки.
Брат и сестра… они оставались жить. Оставался жить и город. И в нем покинутый Вириенной друг.
Сборы вещей не заняли у нее много времени, ведь, по сути, с ней было только то, что помещалось в седельных сумках, которые тащила на себе ее лошадь. Там было не найти лекарств, не найти толковой еды, зато было несколько увесистых больших книг, немного специй, хлеба, бутыль сладкого белого вина, несколько склянок с пахнущей мятой и ментолом мазью (одной Вириенне ведомо какого состава, но очень похожая на ту, что готовила ее мать), еще какие-то пузырьки, сменная одежда в количестве трех вариантов, и притороченные к седлу лук и колчан с необычными стрелами с серебряными наконечниками.
Где-то минут через двадцать, когда она расплатилась с трактирщиком и забрала свою верную кобылу с постоя, снарядив ту сумками, женщина появилась у ворот, верхом на серой в яблоко кобыле, что сонно и недовольно махала хвостом.
На улицах все еще было безлюдно. Единственные живые души - сонные стражники, которые нехотя что-то ворчали, что мол де не спится людям в такую рань. Поворчали – поворчали и открыли ворота за брошенную всадницей серебрушку. Знамо дело вечером пропьют. Или пропьют с утра на опохмел.
Глаза ее нашли среди собравшихся у ворот тел и знакомое, то, которое она искала.
«Брат…» - Как непривычно это было ей.
- Ну что, едем? – Вместо «готов ли ты».
Женщина, облаченная уже в короткую черную куртку не с плеча Гидарта, а своего собственного, что шло ей куда больше, протянула брату руку, вынув ноги из стремян, дабы оборотню было проще взобраться на спину кобылы с его-то раненной ногой.
Впереди их ждал новый день. Новый Рассвет и много несказанных слов, которые следовало сказать.
Вириенна не спала день, бегая со знакомым ведьмаком по подвалам. Не сомкнула глаз и ночью, узнав в местном чудовище, что терроризировало город, собственного брата. И, все же, все еще сомневалась в своих глазах, ушах и памяти. Все было слишком похоже на вымысел, а Вириенна привыкла полагаться на разум. И разум требовал… требовал объяснений.
Все будет. Стоит им только уехать отсюда туда, где они смогут быть честны, не боясь чужих взглядов.

Гилдарт, не долго думая, все же воспользовался ее помощью и быстро оказался в седле позади нее.
Так просто и так необычно... Вириенна всегда была эгоисткой, да еще и терпеть неудобство ради какого-то мужчины не считала нужным никогда. Тем необычнее и чудовищнее казалась ей вся эта ситуация: одно седло, где они помещались с трудом, вынужденные прижиматься и пускать друг друга в личное пространство. Впрочем... впрочем, если этот оборотень во истину был ее братом, то им уже это было не впервой.
Да, вопреки тому, что она собиралась сказать Гилдарту, Вириенна действительно устала. Ее вымотал этот день и истощил не столько физически, - ведь, как ни крути, а оборотни достаточно выносливые существа, - сколько выжал душевно. Она подозревала брата, она оставила друга, она не понимала как все это возможно и, в довершение, внезапно расколовшееся кричащее настоящие не спешило ровно укладываться в ее голове, давая объяснения. Ко всему прочему прибавлялась и тяжесть грядущего разговора. Голова Волчицы раскалывалась от этих мыслей, пожиравших ее мозг, будто стайка плотоядных и многочисленных рыб, крутящихся в сознании. Душа, если она вообще бывает у таких, как она, разрывалась на две противоборствующие части: одна хотела вывести мужчину на чистую воду и получить ожидаемое подтверждение своих подозрений, - ведь это неразрывная часть мира, в котором чудеса срываются лишь с рук весьма циничных чародеев, - а другая, наверное, более человечная и открытая, хотела просто жить и вновь обрести утерянное, радоваться ему и расслабиться, поверив в то, что все будет хорошо. Эти стороны боролись в ней, каждая имела аргументы и Вириенна не могла выбрать что-то одно.
"В омут с головой, милая. Именно туда ты и бросаешься, зная и понимая, что, наверняка делаешь величайшую глупость на свете..."
- Может, и возьмешь... - Хмыкула она, вопреки внутренним раздорам с собой, выглядя крайне самоуверенно.
Вириенне, пожалуй, стоило отдать должное в одном: в ситуации, где надо было что-то делать, она всегда принимала решения быстро, не важно глупые они были или нет. Чаще это были решения неожиданные и эксцентричные. А еще она ловко умела вплетать в свои планы новые обстоятельства, разворачивая их как-то так, что те обретали для нее выгоду. Она никогда не училась этому, такова была ее природа. Плачь, боготвори или ненавидь... она не изменится.
Бестия ухмыльнулась, не закончив мысль и собираясь ее продолжать, но перед этим Гилдарт ощутил на грудной клетке вес, а в ноздри ему ударил лекий аромат сладких и сочных яблок, заглушающий собой специфический запашок алхимической лаборатории. Сестра открыто облокотилась на широкую мужскую грудь и протянула поводья.
- А ты уверен, что сможешь управлять этой норовистой и упертой дамой?
Как двусмысленны и дальновидны были эти слова...
Впрочем, говорила она, несомненно, о кобылице. Ведь, о планах брата на себя так и не подозревала.
И даже слегка старалась поддеть его, пробуя на зуб.

А вот и никакой грязи. Ее мысли были чисты и просты, когда она подавалась назад… Тогда отчего же дыхание сбилось? Чье? Ее или его? Или показалось? Ох, Вириенна…
Девушка без стеснения расположилась на братской груди, кожей через одежду ощущая биение сердца, не то, что каждое его движение, обретавшее двусмысленность, стоило только приправить их воспоминаниями о событиях юности. Гил то ли поудобнее уселся, то ли прижался ближе к ней… Куда уж ближе-то… Руки перехватили поводья, коснувшись ее талии, а голос отвечал так насмешливо и возникнув у самого уха, что невольно спровоцировал исключительно неверное толкование всего, о чем говорил. Она внезапно ощутила это, словно Гилдарт специально ее дразнил.
- Неужели ты так соскучилась по мне, м?
Какой невинный вопрос.
- Много лет прошло. Я не ожидала. – Ее голос говорил о принятии этой словесной игры подтекстов.
Такой невинный ответ…
А в мыслях она уже сожалела о том, что они сейчас глупо стоят посреди дороги на выезде из города и до какой-либо остановки им еще неумолимо ехать вперед. Она поймала себя на мысли что хотела, действительно хотела бы поддаться этому внезапному порыву, возникшему ни с того, ни с сего между ними. На мгновение прикрыв глаза, она будто ощутила, как сильные руки прижимают ее к мужчине, а настойчивые губы тянутся к шее, уколов щетиной чувствительную кожу и сорвав волну волнующих мурашек на теле. В следующее мгновение ей захотелось слезть с кобылы, отправив ту на обочину и совершенно некуртуазным образом найти любую подходящую плоскость, будь то могучий широкий ствол дерева или кусты с мягкой лесной подстилкой, пахнущей плесенью и сыростью, для того, чтобы освежить в памяти события юности, ощутив его и его уверенные толчки в себе. И к черту любопытных стражников, что скорее всего увидят все это бесстыдство. Тем любопытнее… Это ощущение неправильности всегда подстегивало интерес, будоража кровь. Даже сейчас непонятно было что же в ней спровоцировало желание… Было ли то увиденное в обыденном поддразнивание или именно запретность желаемого с единокровным братом, особенно когда оно буквально на чужих глазах.
Еще мгновение…
И все развеялось в ту же секунду, когда ничего из нафантазированного не произошло, а серая кобыла была послана рысцой дальше по вьющейся вперед дороге в сторону следующего города.
- Н-новиград? – Переспросила она, не помня говорила ли о конечной точке Гилдарту и уточняя, а, так же, вспоминая, собственно… действительно, зачем ей понадобился Новиград, до которого не один день пути?
Ощущая досадную тщетность и несправедливость, Вириенна лишь плотнее прижалась к брату нижней частью своего тела, совершенно не преднамеренно. Лошадь, ведь, пошла… А с учетом необходимого движения всадников в седле это могло бы доставить некоторые неудобства тому, кто оставался сзади. Или даже могло быть приятным… как посмотреть.
- А, да. В том городе у меня дела. Там, вроде как, живет один чародей, который сможет мне помочь с возникшими у меня проблемами. Может, посмотрит и тебя.
Сейчас Вириенна понимала, что лучшим выходом, наверное, было бы сесть боком, закинув ногу на луку седла, и попробовать как-то расположиться так, занимая поменьше пространства, но что сделано, то сделано. Оставалось терпеть. И ему, и ей.
- Я надеюсь, дней через пять будем там. Может больше, может меньше. Как твоя нога себя поведет и смотря сколько времени оставим себе на отдых.
Вириенна подумывала о том, что их следующее взгромождение на лошадь закончится тем, что кто-то из них побежит пешком через лес.
- Кстати, верно. Отъедем от города и где-нибудь отдохнем. Если деревушки не подвернется на пути – просто в лесу. Тебе было бы неплохо промыть и осмотреть рану, да и я сама больше суток не спала. Отдых не повредит никому из нас сейчас, тем более, подальше от серебряного меча ведьмака.
Оборотень не считала зазорным посвящать спутника в свой план, даже будучи неуверенной в нем. Зато она понимала, что поговорить лучше в спокойной обстановке. Быть может, даже, выпив вина и съев чего-нибудь существенного. Конечно, лучше бы им попалась ближайшая деревня, где можно закупить еще и продуктов, но и лес вполне подойдет… там точно не будет чужих ушей, так мешающих откровениям. Особенно откровениям страховидл.

Вириенна снова затеряла слова в улыбке, так и не ответив Гилдарту. Это было не нужно, по крайней мере  ей. К чему слова, когда все вокруг, казалось, заполнили заполнили ощущения. Тело брата отзывалось на их навязчиво ненавязивые  соприкосновения, провоцируя очередной поток срывающихся мыслей и чреду ощущений, пробежавших по нервам девушки мурашками. Оборотень прикусила губу, легко зацепив ту остренькими клыками, вздохнула и, не говоря более ни слова, выпрямилась, занимая более удобную позицию для предстоящей совместной скачки.
Вместе в рассвет. Было у Волчицы какое-то волнующее ощущение, совсем не связанное с потскими утехами и удовольствиями, которое горячило дикую кровь чудовища. Внутренний зверь в ней взял след этого чувства, словно охотниччий пес, но еще не ясно было человеческому разуму что за зверя преследует волк. Азарт этого неопределенного ощущения вызывал интерес, а эмоции и чувства, которые Вириенна еще могла испытывать, их обладательницу доводили до экстаза, проникая в каждую клеточку нервной системы и заставляя желать продолжения игры, оставаясь ближе к их источнику. Но то сокрытое и неосознанное, как желания  мотыльков, влекомых светом и летящих прямо в открытое пламя.

Неподалеку от Третогора.
На съезде с тракта, у ручья
1 июня. Позднее

Человек полагает, а случай располагает. Так совпало, оба они, - брат и сестра, - лелеяли мысль о том, что люди в их замыслах и разговорах будут лишними. Оба они не хотели ненужных глаз и ушей. Каждый по своей причине. Редко так бывает, чтобы совпадали и случай и желание человеческое, а потому все было решено еще до того, как было сказано на словах.
Они съехали с тракта, приметив выбегающий из лесного оврага небольшой ручей, что разрезал полевую равнину, вонзаясь в почву точно глубокая рана, сочащаяся кровью-водой. Берег ручейка был крутым, а солнце поднималось к полудню, начиная припекать и нагревать воздух. Тут и там из высокой травы появлялись и сновали пронырливые мошки, исчезая и гудя. Серую кобылу вели в поводу - бездорожье коварная и опасная штука, не ровен час споткнется. Они шли по краешку обрыва, в гору, поднимаясь против течения. Внизу виднелись малюсенькие домишки деревеньки до которой путники не дошли, казавшиеся такими с их точки обзора. Ренна казалась совершенно обычной девушкой, позволившей себе улыбку и беззаботность. Ей нравилось то, что они с Гилом одни. Воля, свобода, исчезающая ниточка дороги позади и прохладный, пахнущий сыростью и грибами полог леса впереди, куда вел их ручей. Вскоре они пересекли пределы жары и скрылись за сосновыми ветками, оказавшись укрытыми от жары в приятной тени деревьев.
Вириенна приостановилась, оглядывая опушку, похлопала свою кобылу по шее, ободряя ее, а затем облокотилась деловито о конскую шею и залихвацки ухмыльнулась.
- Мне кажется, здесь можно сделать привал. - Она, похоже, все решила. - Осмотреть рану и промыть ее по крайней мере. Да и поговорить, небоясь сболтнуть лишнего.
Женщина принялась расседлывать лошадь, освобождая последнюю от неудобств. Пусть отдохнет.
Сумки опустились на землю чуть позднее. Нужно ли Вириенне было на самом деле мнение брата?

Не теряя времени после ее слов, Гилдарт бодро направился к ручью, бросив ей пару слов, подтверждающих оные намерения. Сестра пронаблюдала за братом «краем глаза», занимаясь совершенно обыденными делами – устраивая их непродолжительную стоянку. Промелькнула в ее голове и шальная мысль предложить помощи оборотню, ведь склон к воде хоть и был здесь менее крутым, но все же был… достаточным, чтобы служить предлогом, а, может, и прощупать на собственных шкурах местные коварные лесные ямки. Поймав сию дразнящую мысль за хвост волчица ухмыльнулась сама себе, но не более, а ее руки продолжади заниматься раскладыванием поклажи, расстиланием для просушки конской упряжи, да просмотром содержимого сумок с провизией. И дело было не в том, что она чего-то остерегалась, и даже не в том, что ее так занимали те дела, которыми она занималась. На самом деле, дела вполне могли подождать, если бы ей уж очень припекло и невыносимо захотелось поддаться возникшему порыву. Истина была и не в том, что страстные совокупления между братом и сестрой в лесу были аморальны и порицаемы. На самом деле Вириенна просто намеренно упустила этот удачно подвернувшийся момент, придавая возникшему в очередной раз напряжению элемент игры, ведь получить сразу и все не так интересно, как могло бы быть.
Пока Гилдарт промывал рану они переглядывались пару раз, но очень коротко, мимолетно.
Признаться, волчица даже упустила момент когда ее брат оголялся, потому как занята была вещами более насущными и требующими ее внимания. Она откупоривала вино, убирала обратно в сумку книги и… задумалась, наткнувшись на скляночку с пахнущей мятой мазью. Ренна подумала о том, что содержимое находки могло бы облегчить ее брату жизнь, сняв неприятные ощущения и уняв боль от воспаления. Вириенна повела бровью. Сначала задумчиво, затем совершенно коварно ее ухмылка тронула уголки губ. Похоже было на то, что какие-то темные мыслишки снова забегали в ее голове. А потом выражение лица изменилось, стерев с него налет возникшего мимолетно коварства.
Сжав в руке прохладное стекло оборотень уверенно развернулась лицом к ручью.
И что же она там увидела?
В общем-то ничего особенного. Всего лишь полуобнаженное влажное тело. Право слово, в ее возрасте уже чего только не виделось на ее жизненном пути. Это означало, что мыслила она вполне трезво, но, все же, оценивающе пробежалась взглядом по открывшемуся провидению и прикусила непроизвольно подтянутый к губам ноготок большого пальца свободной руки. Она задумалась намеренно он это или нет. Дальнейший взгляд Гилдарта, обращенный к ней и это, казавшееся совершенно паскудным, предложение освежиться в ее адрес, заставили застыть ее мысли где-то между терзавшими разум вопросами. Одно волчица поняла совершенно точно: как бы оно ни было на самом деле, все складывается как нельзя кстати, а потому в ответ на вопрос брата она лишь открыто и доброжелательно улыбнулась, не раскрывая в улыбке роящихся в голове мыслей, и направилась к нему.
Шаг, другой… внутри себя, под личиной невинной улыбки, она становилась все более коварна с каждым шагом, следуя возникшей в ее голове незримой игре. Она не спешила, дошла до краешка оврага, встав там, прямо напротив своего брата. Обрыв был почти во весь его рост и в этом месте возвышался холмиком, поскольку его держали сильные корни дерева, которое Ренна тронула ладонью, посматривая сверху вниз.
- Помоги мне. – Сказала она с непрозрачным намеком на спуск вовсе не своими ногами. Ласково, но почти повелительно.
И конечно же она специально выбрала именно этот холмик, что не вызывало никаких сомнений, ибо как шагах в десяти от него был вполне удобный и пологий естественный спуск, который она начисто проигнорировала.
- Глянь, что я нашла. – Воодушевленно продолжила она, вертя в руках небольшую баночку с содержимым светлого цвета и кусочками листочков каких-то трав. – Это поможет тебе от боли…
Ну что ж, почти можно было поверить в эту невинность намерений по врачеванию, если бы не совсем легкое изменение интонации голоса в конце, оставлявший некую двусмысленность.

Она, смотря в глаза, пронырливой юркой лаской оказалась в его руках. Такая приятная и мягкая наощупь. Гил мог об этом и не говорить, приглашая ее в объятия, ведь под всей этой мягкостью она, скорее, сама заявляла права на пространство и свое местонахождение. Быть может, виной тому были ее воспоминания. Сестра помнила брата податливым и всегда старалась вести. Много воды утекло с тех пор, но воспоминания в ней были все еще живехоньки.
И тогда губы настойчиво коснулись губ, не оставляя никаких путей к отступлению и смело стирая последние остатки двусмысленности. Руки мягко легли на плечи, потом зацепились за шею, а бедра, тем временем, плотно прижались к другим, подтянувшись и обхватив их. О, эта вожделенная близость живого теплого тела, пусть даже еще покрытого лишними тряпками… Она сводила с ума! Или так заводили сомнения?... Этакий привкус опасности и запрета. Именно он был между Гилдартом и Вириенной всегда, и теперь оборотень ощущала его снова.
- К черту рубаху, - упоенно промурлыкала она, отрываясь от губ, а затем продолжила начатое, покрывая шею брата поцелуями, - к черту пояс. - Внутри у нее желание разгорелось еще жарче от этих поцелуев. - И нас… тоже к черту.
Где-то в стороне уже была баночка с мазью. Найдут потом.
Сейчас ее мысли уже были не о том, как сделать эту игру интереснее, а метались между тем, где же и как же будет удобнее. Добравшись и игриво куснув братца за мочку уха Вириенна так же внезапно, как забралась, слезла с него, разрывая касания тел и увлекая за руку в сторону от сырости и грязи на примеченное местечко повыше, покрытое мягким, словно перышки, лесным хвощем и кислицей. Всего несколько шагов и Вириенна, наконец, сняла с себя стеснявшую движения налипшую голубую ткань, которая теперь там ни к чему. Не повторяя никаких «Иди сюда», это и без того читалось в ее взгляде, волчица снова притянула брата, просто закинув за его шею рубашку и потянув на себя. Обрыв здесь был пониже, постепенно сходя на нет, а потому она просто уселась на край. Губы ее снова жаждали прикосновений, дыхание трепетало, только она так и не позволила себе этот желанный поцелуй, освобождая шею Гила от «рубашковых пут».

Улыбка подернула ее губы, когда волчица поняла, что Гил смотрел за ней, ловя глазами каждое движение. Он желал ее, но и мучил при этом тем, что медлил, да отвлекался на игры. Но не все сразу. Вириенна не сопротивлялась, позволила приблизиться и одаривала лаской, поглаживая его руки, а затем спину, целуя плечи и губы, языком недвусмысленно касаясь языка, довольно прямо заявляя о своих желаниях, а так же возможных приятных ощущениях, что могла подарить его мужественности, окажись она на месте языка. Увлекшись, волчица и не заметила, как оказалась спиной на траве, лишь ощутила мягкость ее и своих волос, но мысли ее были полностью увлечены братом, скользящим прикосновениями по ее телу и все больше заставляющим желать его. Когда его губы коснулись груди – ее руки затерялись в его волосах. Вириенна прикрыла глаза и откинула голову назад, задрав подбородок и оголяя шею, такую уязвимую и незащищенную сейчас… Знай она о том, что задумал Гилдарт – никогда бы не сделала подобного. Однако, пытка сладкой прелюдией продолжалась. Кровь кипела и стучала в висках. Укусы поражали чувствительные места, заставляя кровь бесноваться внутри еще сильнее.
Да, она желала его тело. Желала, чтобы он вжался в нее бедрами и стал с ней единым целым, позволил испытать волнующую судорогу наслаждения… Но он медлил. Поцелуи плавно перетекли к животу, заставляя ее выгнуть спину от удовольствия, а затем и для того, чтобы лишиться последних одежд. Поначалу ей казалось, что прерванная цепочка касаний губ продолжится, опускаясь ниже и ниже, однако, этого не произошло.
«Ну, чего же ты ждешь?» - Задавалась она вопросом уже не первый раз.
Ответа ей, естественно, не было. Гилдарт молчал и слова были лишними.
Дыхание, по крайней мере ее, которое на мгновение удалось перевести, было частым-частым. Она с желанием смотрела в его, такие похожие на ее, глаза, когда Гил снова склонился к ней, плотно прижимаясь, зарываясь носом в ее волосы, согревая горячей кожей и дыханием. Она буквально ощущала его внутренний жар всем телом, отчего крепко объяла брата бедрами, не борясь со страстями и пороками.
Вириенна одними ощущениями уловила движение рук, а слуха достигло короткое шуршание тканей. Лишь для того, чтобы избавиться от последнего, что им мешало, она ненадолго расслабила бедра, позволяя штанам брата опуститься ниже и дать ей ощутить напряженное желание брата в полной мере.
Еще один вздох…
Он ее укусил. В этот момент она ощутила, что душу готова была продать за взорвавший ее изнутри эмоциональный трепет. А ощущения не прерывались. Брат, продолжая прикусывать кожу и властно держа свою сестру в руках, неумолимо продолжал жесткие и сильные толчки, бывшие настойчивыми и уверенными. Почти сразу она глухо простонала и напряглась, так же властно сжимая своего любовника в руках. Она не помнила брата таким, что-то неуловимо изменилось в Гилдарте и их игре, - пропахшей травами и сеном, темнотой и сыростью погреба, тайными ночными соитиями в глубине одеял и влажными от любви ладонями, сдерживающими вздохи и стоны, когда за стеной спали родители, - которая оставалась в памяти с детства. Сбился сердечный ритм, грозясь вырваться из груди, сорвалось ровное дыхание. Вириенна больше не чувствовала в своем брате жертву. Они наслаждались друг другом, как два хищника. Брали каждый свое. Поцелуи были редкими и отрывистыми, - а были ли они теперь вообще, или просто казалось, - им оба предавали гораздо меньше значения, чем собственным ощущениям, которые взаимно удовлетворяли посредством друг друга. В их отношениях никогда не было хрупкой нежной любви, - ни тогда, ни сейчас, - только животное удовольствие, только низменные жаркие ощущения, больше похожие на грячку. Это каждый раз влекло их друг к другу снова и снова… порывисто и по-быстрому, возможно не один раз, не всегда обнажаясь полностью. Но между ними всегда было сумасшедшее напряжение. Когда-то Гилдарт пытался разорвать эту порочную связь, но вот он снова был здесь, сжимал ее в объятиях, лихорадочно сходил с ума от вожделения и удовольствия, порожденного своими внутренними противоречиями, несмотря на то, что не любил и ненавидел Вириенну до такой степени, что желал этой самой сестре под собой, которой жадно овладел, смерти. Даже не смотря на смерть жены, которую любил. Безумная смесь ощущений. А действительно ли Гилдарт был здесь победителем? Действительно ли у нее не было никакой власти над ним? Не смотря ни на что, он вожделел ее. Как желал он ее на брачном ложе перед церемонией венчания и после, пока жена не видела всей этой порочной низости. Так и желал он ее теперь, несмотря на ненависть и боль, несмотря на желание задушить собственными руками.

Наслаждение и боль. Наслаждение болью, которую ощущало это чертовски слабое и хрупкое тело. Боль, которая обостряла чувства и растворялась в ощущениях, как прекрасная специя. О, они были близки... Несмотря на все их проблемы, ненависть и боль, душевную и физическую, они были близки, обладали друг другом неистово и властно, не считая минут. Единый порыв страсти. Она не осталась в долгу и, ощутив, прочувствовав на себе все, так же делилась болью в ответ: кровью за кровь, стоном за стон, порезом за порез. Заживет... Не лишать же брата этого чувства?! О нет. Но все прекрасное зыбко и недолговечно. Особенно тепло влажных тел и это неописуемое чувство от близости и соприкосновения горячей кожи, обладания чем-то знакомым и близким, но давно утерянным.
- Ги-ил. - Выдержав паузу и пытаясь отдышаться после перенесенного оргазма вдруг вымолвила она. - Гил, и где же ты был все это время?
Она целовала его плечи и грудь. "Мне тебя не хватало" - Думала Вириенна, но лишь потом только поняла насколько это был уместный вопрос, открывающий чреду других. Хотя... Хотя она не знала чего хочет больше сейчас: ответов или ухода от них и новой кавалькады ощущений внизу живота. Ей не хотелось отпускать вновь обретенного брата далеко, отрываться от него хоть на мгновение, ведь эти ощущения, что она испытала с ним были новыми и волнующими. Она не помнила брата таким, но с того времени столько воды утекло, все менялось. Она не знала брат ли это или... Да нет, брат. Она ведь еще жива, а на преследователя, воспользовавшегося личиной из ее воспоминаний он не был похож. "И какие только откровения не приходят в голову после страстных половых подвигов..." Снова сарказм наедине с собой. А нечего думать гормонами! Но память о спонтанной близости с возможным незнакомцем тоже волновала ее чувства. Но никакими магическими мороками от Гила и не пахло, а все произошедшее между ними давало точное представление о его оборотневой сущности, что исключало, насколько она понимала, любое отношение к магии. Но как же было возможно, что он здесь, живой? Вириенне хотелось понять как такое возможно. И почему они встретились, не кроется ли за этим что-то еще. Ее страх, что маги все-таки узнали кто был сообщником ренегата Ильгарда, на которого недавно им удалось выйти, и как-то хотели добраться до нее, не оставлял волчицу в покое, провоцируя острый приступ параной. Однако, появление брата было весьма и весьма странным.

И, все же, насколько противоположные эмоции они испытывали. Пожалуй, в отличие от своего брата, Вириенна была счастлива. Впервые за последние несколько месяцев она чувствовала, что все налаживается. Она встретила брата, который совершенно удивительным образом оказался жив, когда она думала о том, что он мертв уже сорок лет как. Это было поразительно. Гилдарт, конечно, изменился за это время, но она видела знакомые черты в этом оборотне, слышала знакомый голос и многие жесты были ей очень знакомы. Это ощущение было прекрасным. Но о, как оно было обманчиво, ведь Ренна ничего не знала. Она только начала задавать вопросы, а ответы уже не давали нужных знаний, потому что их тщательно замалчивали. Наверное, это немыслимо, потому что она должна была знать все эти приемы, и что-то должно было бы показаться ей подозрительным, но волчица была слишком счастлива в этот момент. Это ощущение было ей остро необходимо, потому как недавно она испытывала лишь горькие чувства, порожденные необходимостью довести до конца свой план по умерщвлению чародея, к которому она успела привязаться и который на долгое время стал частью ее жизни. Вира была готова закрыть глаза на многое, усыпить чувство бдительности, что сделать было не сложно на фоне разыгравшейся паранойи с которой пора было заканчивать.
Повинуясь требованию рук волчица прижалась и довольно проворчала что-то, не отрываясь от груди брата, которую покрывала дорожкой поцелуев, слушая его ответ. Такая обманчиво податливая, она согревала его своим телом, прижавшимся теперь еще ближе и обхватила поплотнее бедрами, отвечая тем самым сжавшим ее ягодицы рукам. Но отвечать приходилось не только телом, которое слегка затрепетало новой волной мурашек, но и словом. Гилдарт спрашивал про Геральта. Про ведьмака.
Нужно было отвечать, а отвечать словом не хотелось.
- Ведьмак… скажем так: ничего серьезного меня с ним не связывает. Мы познакомились с ним давно в прескверных обстоятельствах, когда ему надлежало меня убить. Но он этого не сделал. А недавно мы оказались с ним в одной деревеньке, неподалеку от Третогора, где вылезла на свет божий какая-то мертвецкая ересь во главе с то ли капелланом, то ли ведьмой какой-то. Страховидл ведьмак порубил, а Третогора с ним нам было по пути. Собственно, и весь сказ. Но могу остановиться на нем подробнее, если так заинтересовал.
Вдаваться в подробности своих интимных приключений она не сочла нужным, да и не спрашивал ее о том Гилдарт. И ежу было понятно, что Вириенна оставила Геральта, выбрав брата, пусть до последнего старалась решить конфликт интересов наименее радикальным способом.
- А о жизни моей я могу рассказать многое. Мне встречались и те люди, которые за головой охотились, и те, которых обезглавливала я, - Она довольно потянулась, улыбаясь как вылизавший крынку сметаны кот, и посмотрела ему в глаза, - были и те, кто пытался засунуть меня в клетку и изучать как диковиного зверя, были такие, кто любил больше жизни и чью жизнь я разрушала, знакома была с чародеями и ведьмаками, другими нелюдями, образование получила в Оксенфурте, с кровожадностью боролась, пыталась сосуществовать с людьми, ребенка нажила и потеряла... У меня за плечами множество историй, мне все знакомо из того, о чем ты упоминал. Не знаю, что из этого тебе хотелось бы узнать… Ты сам делиться подобным не спешишь. Я понимаю, что это долгий разговор, но предложила бы его продолжит и начать с того, как ты спасся, выжил и как возможно вообще, что я сейчас вижу тебя перед собой.
Она задавала вполне резонные вопросы, разве нет? Искала ответы, чтобы что-нибудь понять в происходящем.

Вириенна была рада само собой закрывшейся теме про Геральта. Находясь наедине с Гилдартом, разговаривать с ним про ведьмака не хотелось, ведь куда важнее для Вириенны был собственный брат, родная кровь и весомая часть ее прошлого. И теперь, она полагала, настоящего.
Когда Гилдарт снова оказался сверху, а она все еще чувствовала приятное напряжение между их телами, Вириенна уже мысленно представляла себе, как губы брата касаются ее и вовлекают в новые и новые поцелуи, в конце концов, переходящие в жаркое слияние тел, которые просили об этом.
- Плевать на ведьмака. Мне сейчас гораздо важнее ты. – Шепнула она, уже желая самостоятельно потянуться к братовым губам, но именно в этот момент она перестала ощущать его тепло и вес над собой.
Тела, того, о чем просили, так и не получили.
Вириенна в мыслях чертыхнулась, не имея возможности ничего поделать с обстоятельствами, но, вместе с этой легкой волной раздражения и досады, она одновременно испытала и заставивший ее улыбнуться интерес. Словно бы Гилдарт ее поддел своими действиями и ненавязчиво начал старую игру в «кто кого», что даже разожгло тлеющие угольки азарта. Оборотень следила за каждым движением мужчины, осматривала широкую спину, расслабленно откинувшись в своем временном поражении на траву, бедра, зад… и была весьма довольна видом, который лицезрела, вскоре превратив улыбку на лице в ухмылку.  Гилдарт что-то искал, но вскоре нашел это у ручья. Как неудобно… про мазь-то Вириенна успела и забыть. Потом заметила не себе острый голубой взгляд. «Арргх, братец… Не играй со мной. …Или играй… Ты, ведь, знаешь чем оно заканчивается и, курва, вероятно ждешь того». От осознания того Вириенна ухмыльнулась еще более паскудно и уколола взглядом в ответ, явно собираясь в нужный момент стребовать с брата сатисфакции за переживаемые, прошу прощения за тавтологию, переживания. В любом случае, она понимала, что ощущала совершенно спонтанно возникший новый интерес к Гилдарту. Ах, эти старые привычки… Для ощущения полной ностальгии не хватало только осужающих взглядов сестрицы или опасности быть застуканными вместе родителями.
Гилдарт подошел и улегся рядом, вместо поцелуев и слов цинично вручив сестре ту самую мазь. Вириенне не оставалось ничего, кроме как принять ее в руки, хлопнув ресницами и принимая и это новое обстоятельство.
«Ну ладно…» - Хмыкнула она, приподнимая тело и вскрывая запечатанную крышку. На постоялом дворе, где они потом остановятся на ночлег, отдыхать ему придется не долго.
Вириенна подцепила пахучее содержимое баночки пальцами и потянулась к ране, размазывая его по ней. Мазь пахла мятой, травами и юностью, и навевала воспоминания о матери, которая похожим составим обрабатывала ссадины своим детям. И эффект от состава был похожий: Гилдарт почти сразу почувствовал холодок на коже в том месте и легкое онемение, снимающее боль.
- Ну вот, так будет лучше. – Невпопад тихо произнесла Ренна, слушающая брата и его ответ на свой вопрос. Склянка была снова закрыта и отложена неподалеку. Затем сестра снова подняла глаза к его лицу, освободившимися руками поглаживая торс и бедра, пока тот говорил. Ответы Гилдарта навеяли Вириенне воспоминания о той роковой ночи, уже далеко от их родного дома, где девушка испытала первое несчастье, потеряв Гила и чуть не лишившись своей жизни в лапах чудовища, такого же, каким она стала потом сама. Лес, тракт, долгая скачка в темноте по следу… Вириенна научилась различать следы, постигая охотничье ремесло, да и одинокими они были в такую пору на заснеженной дороге. Старая родительская лошаденка вдруг будто бы взбесилась, а впереди на дороге лежало что-то окроваленное и непонятное. Лишь спрыгнув с коня Ренна поняла, что это была растерзанная лошадь ее брата. …От воспоминаний Вириенна слегка вздрогнула. Тогда она решила, что брат погиб. На нее сразу набросилось огромное чудовище, не дававшее в этом усомниться. Женщина плохо помнила, что было дальше, но хорошо помнила стойкие ощущения панки и страха, боль в разорванной ноге, куда вцепился Зверь и где и до сих пор на бедре можно было заметить еле заметные следы от когтей, напоминавшие обо всем. Ее воспоминания были очень похожи на то, о чем говорил Гилдарт. У нее не было причин не верить ему. Вириенна продолжала ласкать тело своего брата, пока тот не встал и не потянул ее за собой, снова жадно приникнув к ее губам и говоря о ее соблазнительности. О, это ощущение, пробиравшее до костей! Что-то екнуло внутри нее, разрываясь между желанием отомстить Гилу за его недавнюю выходку и, наоборот, приступить к немедленному взысканию с него накомившихся долгов. Мечась между противополжными желаниями, в большинстве своем склонявшиеся, все-таки, к удовлетворению страстного порыва, Вириенна властно притянула брата к себе, пррскребя ноготками по лопаткам на широкой спине, скользя подушечками пальцев ниже и сжав в ладонях те самые соблазнительные ягодицы. Она ощутила в себе яркий прилив желания, вызванный близостью тел. Проскользнув по мужским бедрам, ее руки добрались до плоти куда более чувствительной и обещали волколаку удовольствие, вторя сбившемуся дыханию и мягкости губ. Вириенна действительно снова почувствовала острое желание. И не только свое. Она сделала еще несколько приятных поступательных движений, продолжая поцелуй. Но ответом желанию плоти был резкий укус одной из губ. Женщина, до того согревающая Гилдарта своим телом, отстранилась и прервала дарованные собой ласки, выскальзывая из рук. Подло, цинично, уколов напоследок взглядом.
- О, я надеюсь, что такой же. Вернее, я вижу. - Она наклонилась и подняла с травы свои штаны и рубаху. - Нам пора в путь. Поедим и отдохнем в ближайшем селе. Идем.
Одевая на свой стан одежды и направляясь обратно к месту привала, где оставила лошадь, Вириенна рассказала брату свою историю, потому что видела и чувствовала, будто Гил остро переживает, теребя душу старыми воспоминаниями. Кроме того, Гилдарт спрашивал ее об этом прямо и она не могла не ответить ему. Их истории были похожи. Отчего-то Зверь оставил попытки ее преследования, и она смогла добежать до людей.
- …А потом, когда снова взошла полная луна… Я плохо помню как это происходило, но по-моему там не выжил никто. За одну ночь я погубила столько жизней в ослепляющей ярости и жажде крови…

Лошадь была быстро собрана для продолжения пути, осталось только затянуть подпругу и взобраться флегматичной кобыле на спину. Гилдарт помог своей сестре сделать и то и другое – он подсадил ее. Оказавшись на спине лошадки, Вириенна принялась затягивать ремень, фиксируя седло, а потом ловко протянула руку Гилу, чтобы тому, в его очередь, удобнее было взбираться лошади на спину. И снова они чувствовали тепло друг друга, даже через одежду, когда их тела соприкоснулись в узком для двоих седле.
- Ты себе там ничего не отобьешь, братец? – Она поерзала на месте, повернула голову через плечо, кидая из-под копны волос дерзкий взгляд и одновременно разбирая в руках поводья. – Если станет очень неудобно – я не против пробежаться. Давно не бегала и не разминала кости.
На столь ядовитую заботу брат ответил весьма не изящным, но уверенным посылом. Лошадь тронулась вперед, как только брат дал ей шенкелей. Таким образом при движении кобылы незадачливую хозяйку животного инерцией прижало к телу мужчины, слегка встряхнув и заставив посильнее обхватить бедрами конские бока. Вириенна прекратила язвить и повернулась обратно, занявшись управлением кобылой, дабы сдержать ее бег. Путь предстоял через поле, а подвернутая лошадиная нога, случись какая-нибудь неприятная рытвина, никому из участников этого прелестного трио была не нужна.
Таким образом, лошадь была отправлена шагом, вывозя брата и сестру из леса. Только тогда, когда Флегма спокойненько пошла по неровному грунту, Вириенна вернулась к разговору с братом. Говорить друг с другом им ничего не мешало, кобыла плавно пересекала пространство, мерно покачивая своих седоков, пока под копытами не случался какой-нибудь камешек или ямка, но преодолеть и эти досадные мелочи не составляло труда.
- Я многое из того периода своей жизни, когда я только-только стала чудовищем, помню плохо. Но только не эту жажду и даже какое-то упоение силой. Но сначала был страх. Я не знаю как его описать… Это оставило очень сильный отпечаток, который я помню до сих пор. Я ничего не понимала, мне некуда было идти, не к кому было обратиться за помощью, а тех, кто пытался  - разрывало рано или поздно чудовище, которое алчно жаждало крови. И страшнее всего было то, что я не могла справиться с ним. Именно это осознание своего бессилия перед собою же и неминуемости кровавых провалов пугало меня больше всего.
Вириенна действительно вспоминала. Она ни с кем никогда не говорила на эту тему. Просто не хотела говорить.  Но брат… Брат был такой же, как и она, он мог понять, он сталкивался с такими же проблемами и не был «чужим». С ним было так просто делиться искренними нелицеприятными слабостями, чувствами, чем-то настоящим и истинным, что недоступно было другим.
- Хотя, не скрою, даже понимая это, я тогда тянулась к людям и хотела с ними быть. Такое эгоистичное желание… Я не вернулась домой, потому что знала, что это сосуществование невозможно и сестрице, и матери, и отцу оно будет лишь обузой, а то и поводом для ненависти ото всех вокруг. Но других людей я не жалела никоим образом. Нет. Я понимала, чем все это кончится, но все равно меняла села и городки, одно за другим, надеясь, что однажды все убийства прекратятся, а я смогу где-то остаться. Все это у меня получалось с переменным успехом. В какой-то момент мне показалось, что я начала справляться, прятать трупы так, чтобы никто не замечал, не вызывать подозрения у окружающих. Я ответила человеку на любовь, испытывая странную смесь чувств, но больше всего мне хотелось попробовать эту нормальную жизнь. До поры все было хорошо, пока мы не нажили ребенка. Никто из нас не был готов к последствиям. Маленький мальчик тоже не был виноват в том, что не мог держать в руках свои особенности и очень скоро мой человек испугался, внезапно осознав все. Я же потеряла смысл быть рядом, потому как об обычной жизни, к которой я тогда стремилась, можно было забыть с этого момента. Предупреждая твой осуждающий взгляд, я скажу, что нет, не любила. И не думала о сыне. Впрочем, потом жизнь преподнесла мне свой жестокий урок, отобрав его. Ребенка своего я пережила.
Ветер развевал лошадиные гриву и хвост, колыхал взросшие на поле зеленные травы, словно волны на море, мягко шелестя стебельками и крохотными листочками. Кобыла выбралась на дорогу, пока Вириенна рассказывала брату о своей жизни, всколыхнув в памяти неприятные воспоминания. По ровному утоптанному грунту копыта зацокали резвее. Вириенна закончила свой рассказ.
- А теперь держись крепче.
Пятки тронули серую в яблоках лошадку по бокам, побуждая скакать быстрее, пока та не перешла в галоп. Погода обещала быть солнечной, на небе не были ни облачка, а шальной теплый ветерок трепал волосы, в которых еще оставались редкие не вытряхнутые трава и соринки. Ничто не предвещало беды, и казалось, что так должно быть, словно в ее истории открывалась новая глава, где все обязательно будет хорошо. Верила в это волчица или нет – другой вопрос. С горки было только бежать и бежать, лошадь сама охотно пошла в бег, унося всадников все дальше и дальше от злополучного Третогора, где остался ведьмак и ультиматум более туда не возвращаться.

Дорога через неизвестный лес
1 июня. Вторая половина дня, ближе к вечеру

Ливень действительно хлынул с небес на землю. Это была целая гроза с громом и молниями, заставшая всадников в пути на пустом пространстве, буквально в центре пустого перепаханного поля, не прошло и двух часов с момента последней стоянки. Все потемнело и засверкало, воздух засочился влагой, орошая жаждущую землю сначала мелкими моросящими каплями, а потом постепенно превратившись в стену дождя. Вириенну спасала вовремя накинутая кожаная куртка, хотя промокшие насквозь штаны, прилипшие к бедрам, неприятно холодили кожу. Разметавшиеся и липкие от влаги волосы тоже только мешали. Все на пути становилось раздражающе неприятным. Все, кроме согревающего спину тепла брата.
- …Не стоило тебе поминать про дождь. – Заключила невзначай сестра. – Глядишь и успели бы добраться поближе к какой-то крыше.
Намочивший шкуру дождь подгонял Флегму скакать быстрее без всяких понуканий и уговоров со стороны хозяйки. Лошади эта погода тоже совершенно понятным образом не нравилась. Таким образом, они достаточно быстро миновали открытое пространство, снова скрываясь в небольшом перелеске, куда уводила собой дорога. А там уж показалось, что дождь стал потише. Потише пошла и лошадь.
Но, пока существенных улучшений ситуации вокруг них не предвиделось, оставалось лишь развлекать себя разговорами. Чем, собственно, оборотень и занялась, отпустив повод лошади, расслабленно облокотившись спиной на Гилдарта и чувствуя его тепло, да положив игриво руки ему на бедра. Его предупреждения не играть с ним, лишь подначивали сделать все наоборот. Она погладила его.
- Расскажи, а с тобой что приключалось? Какими были твои первые годы, после того, как ты стал... собой теперешним?
Волчица запрокинула голову и поймала глазами взгляд брата, отвлекаясь от дороги. О том, что коняга пойдет куда-нибудь не туда Ренна не думала, чай не дурнее телеги и что-то да соображает в своей лошадиной голове.
- Что ты чувствовал и что чувствуешь теперь? Хочешь вернуться к прежней жизни или нет?
Это было ей действительно интересно. Врядли еще когда-нибудь у нее будет возможность так откровенно поговорить с каким-либо из похожих на нее существ, кроме брата.

Вириенна слушала Гилдарта, пропуская через себя все его слова, видя в них свое отражение, ощущая все то, что было за этими словами и не было озвучено. Она, как никто, знала то, о чем говорит оборотень, являвшийся ей братом, потому как сама проживала все это.
- Мой страх был лишь поначалу. Его сменило другое ощущение, когда я с головой опустилась во всю ту кровь, которой жаждал Зверь. Я перестала нуждаться в объяснениях и получала удовольствие. – Объятия брата были как нельзя кстати, они согревали ее, а еще казалось, что все это погружение в воспоминания о прошлом, о котором не хотелось помнить, но невозможно было забыть, было более легким, потому что она была сейчас не одна. Вириенна без опасения делилась чувствами и мыслями, которые терзали ее на протяжении жизни. Глупая, глупая девочка… она доверилась тому, кого не видела больше сорока лет. Ей хотелось верить ему. Ей было важно все то, хорошее, что она чувствовала сейчас. Никто больше не мог ее настольо понять. – Но это случилось уже после того, как я потеряла сына. Если первые годы свое бытности Зверем я старалась держаться за человечность и сосуществовать с людьми, то тяжесть потери, причастность к ней человека и общая людская слабость, умноженная на мерзость многих из них, стали для меня причиной убивать. Их кровь притупляла боль, как притупляет ее пьянство, как уничтожает мысли фисштех… Если люди тянутся к бутылке, чтобы забыться, то я тянулась к крови, которая уничтожала мою человечность, я чувствовала эйфорию от того превосходства, что дарила мне безнаказанная вседозволенность. И более того, я ненавидела людей и разрывать их на куски было удивительно приятно.
Все мысли о том, чтобы поиграть с братом сошли на нет. Она была откровенна и теперь переживала в себе иное, однако  продолжала поглаживать его мокрую от дождя спину, потянувшись руками назад и переместив их с бедер выше, к пояснице, объяв ее.
- Но скажу, что недолго мне суждено было пребывать неуловимым мстителем и потрошителем рода человеческого. Я не могу сказать, что мне повезло меньше твоего, хоть я и попалась в сети ловцов, точно знающих на кого они их расставили. Тогда, конечно, это было трагедией, но сейчас, спустя много лет, я понимаю, что все было к лучшему, и мне, вопреки первоначальным выводам, все-таки повезло больше твоего. Тот человек, к которому я попала в итоге и который заплатил за меня наемникам, был ученым. Ему необходимо было изучать свойства моего организма. У него в планах не стояло убивать меня, он искал в моей природе средство, чтобы помочь близкому человеку, а так как этот процесс поиска был длительным, то мы довольно много времени провели вместе. Я все это время не имела возможности потакать своим хищным внутренним желаниям, и мой разум освободился от них. Я снова обрела себя, проведя много времени наедине с собой и не имея возможности убежать от этого. Наверное, именно тогда я и смирилась со своей природой, найдя какое-то свое равновесие. Сначала я не желала того, но оценила позже все, что смогла получить. Это была жизнь, где ты всевластен над собой.
Вириенна не говорила вслух, но, рассказывая поверхностно брату о важном, вспоминала о старом учителе, друге и любовнике со смесью теплых чувств и разочарования. Все его деяния в ее отношении были продиктованы необходимостью достичь определенной цели: спасти жизнь неизлечимо больной дочери. Да, Вириенна прониклась к нему чувствами и увидела в нем много положительных черт тогда. И сейчас она не могла сказать, что Ротгар был плохим человеком. Скорее, она позволила себе забыться и считать себя важнее всего остального, а потому, в конце концов, все кончилось чувством разочарования... В нем, в человеческих отношениях в принципе. Вириенна дала себе слово, что не позволит подобному повториться, и до сих пор она держалась этого решения, ни разу не пожалев и не желая ему противоречить. Да, ее желание отыграться на других давно прошло, Вириенна даже чувствовала благодарность Ротгару за то многое, что получила от алхимика за десятилетие общения, а затем пришла к выводу что люди стареют и умирают быстрее, и что все все равно бы закончилось так или иначе. Но, кроме этого всего, оборотень понимала и то, что без привязанностей ей жилось проще и приятнее. Вириенна из этих ошибок и общения извлекла ценный опыт и получила знания, которые в последствии стали ее хлебом. Знания эти позволили ей развиваться дальше и столкнули в будущем с не менее значимым человеком, которого, сквозь бегущие мимо года, Вириенна ненавидела и не могла отпустить от себя желание отомстить ему за мертвого сына. Пока еще она не говорила с братом об этом человеке. Она не была готова и не считала это важным, хотя кое-что удивляло сестру в Гилдарте: он слышал о племяннике и не задавал никаких вопросов, точно его ничто не тронуло. Вириенна, впрочем, нашла этому много надуманных объяснений и даже благодарна была за то, что брат не лезет к ней с вопросами, по ее мнению понимая ее чувства, однажды пережив уже подобную потерю. Все мы готовы искать и находить объяснения, если этого хотим, а потом не верить в то, что реальные вещи оказываются иными.
- Хочу ли я что-то менять? Считаю ли ту ночь роковым несчастьем? Нет. Я большую часть жизни не являюсь человеком, и нечеловеком, по-моему, я являюсь лучшим, чем была человеком. Я уже давным-давно не страдаю от неопределенности, я нашла необходимую гармонию с самой собой и разрешила все свои внутренние противоречия. Более того, я оставила прошлое в прошлом. Я уже далека от девочки, которую ты знал. Она умерла, когда на свет появилось что-то новое...с ее воспоминаниями, лицом и телом, ошибками, но неизменно новое. Я бы поправила какие-то вещи в ее человеческом прошлом, но не в настоящем. Впрочем… это невозможно и это совсем не то, о чем ты спрашивал меня.
Вириенна замолчала на несколько мгновений и опустила взгляд, наблюдая как конские копыта переступают по земле. А, может, он наоборот спрашивал об этом? Может быть, Гилдарт хотел услышать о ее раскаянии и чувствах, и, таким образом, подводил ее к ответу? Может, это было ему очень важно? Оборотень сейчас испытывала бурлящую смесь ощущений, которая разъедала ее изнутри, словно кислота. Внезапно все ее помыслы стали тяжелыми и, словно камень на шее, тянули ее к земле, на самое дно толщи воды, поливавшей землю плотной стеной и словно смыкавшейся где-то над головой, в серых грозовых небесах.
- Гилдарт? – Борясь с призраками прошлого и осознанием того, что брат должен был чувствовать в ее отношении, негромко позвала она, вновь обращая на себя внимание. - Черт… - Она посмотрела вверх на грозовые тучи, пробивающиеся сквозь ветви деревьев, подбирая слова. Оборотень пробежала взглядом по веткам, вскользь пересчитала листочки. Хотелось укусить себя, да укусить побольнее! - Я знаю, что слова бессмысленны, Гил… - Хотелось смеяться сейчас над своей беспомощностью. Она просто не могла связать мысли, а слова с трудом срывались с губ. - Я знаю, что мое крайнее себялюбие не должно было стоить двух жизней из прошлого. - Извинения? Да кому нужны были эти ее извинения сейчас?! Вириенна знала, но все равно заговорила с братом об этом, все равно хотела, чтобы он понимал, что она помнит о своих поступках и не бежит от них, патетично заявляя что все ее прошлое осталось позади, а она сбрасывает с себя этот груз, говоря, что стала другим существом. Вовсе нет. Она хотела, чтобы Гилдарт знал, что она сожалеет о том, каким путем решила пойти полвека назад и о том, какой была. Прошло много времени, его сестра уже не ребенок, легко сминающий жизни, под звуки собственного смеха, потому что так хочет, из собственного эгоизма. Возможно, ей был необходим этот разговор. Это было важно. В огромном смысле дальнейшего ее бытия это было крайне важно. – Не могу подобрать правильных слов, да и понимаю, что они не нужны теперь. Я не буду просить у тебя прощения. Не буду не потому, что не считаю себя виноватой, но потому что подобное невозможно простить и я принимаю это. Я не думала тогда о последствиях, не понимала, каково это. Для меня твоя разбитая жизнь и потеря были лишь возможностью одержать верх над тобой, над обстоятельствами, над тем фактом, что ты перестал быть моим, принадлежать мне… и наказать тебя тем самым за такое отношение. Во мне неоспоримо не хватало чего-то важного. Души, сердца, ума…  Не знаю, поймешь ли ты то, о чем я пытаюсь тем самым сказать.
И вот, она все-таки произнесла эти важные для себя слова. Не важно было, какой отклик они получат в сердце брата и о чем он подумает, услышав их, но важно было то, что она их донесла. К несчастью, лишь как могла. Оборотень замолкла, перевела дух. В голове ее вертелось еще много мыслей, еще много несказанных слов, которые стоило произнести, но закончила Вириенна иным:
- Мы виноваты оба во всем, к чему пришли, пусть и вина наша различна. Я не имею понятия, что творится в твоей душе сейчас, нашел ли ты силы простить себя или меня, но я хотела бы думать, что ты в этом превзошел меня.
Вириенна была на редкость откровенна и честна, опасаясь лишь ответа, который может получить от своего брата. Но в любом случае, переживать по этому поводу было бессмысленно. Слова уже были сказаны.
«Подобное разрушительное чувство оставляет после себя только дымное смрадное и пустое пепелище, на котором нет ничего, кроме костей… - Продолжила она уже в мыслях. - …Я была бы счастлива просто понимать, что подобная участь обошла тебя и ты не скормил ненависти себя. Я хочу верить, что есть иной путь».
Дождь все продолжал лить. Лесок от него совершенно не спасал.

- Тогда, возможно, тебе лучше было вообще меня не встречать. – Положила конец разговору Ренна. Это было ответом сразу ко всему: и к сожалению о том, что Гилдарт сорок лет не вспоминал, а она явилась причиной для того, чтобы нарушить это сложившееся течение вещей, и к тому что груз этот слишком тяжел оказался для него, и к тому самому молчаню, которым брат наградил Вириенну после своих слов.
«Отчего-то когда-то очень давно мне казалось, что ты серьезнее воспринимал произошедшее. Неужели время лечит настолько? Неужели оно так чудовищно выкорчевывает с корнем то, что когда-то было важно? Гилдарт, у меня такое ощущение, что меня моя вина и поступки съедали всю жизнь больше, чем тебя. Когда же ты забыл свою Элию?»
Вириенна поначалу даже хотела ударить брата по голове чем-то тяжелым – столько досады она испытывала от услышанного из его уст. У нее в голове бился лишь один вопрос: «Как? Как тебе удалось это сделать? Я всю жизнь не могла простить убийство моего сына Ильгарду, даже когда мне очень хотелось это сделать, оставив прошлое и начав другую жизнь, приняв ее полностью и найдя, как мне казалось, наконец, свое место в ней…» Потом Вириенна старалась понять его и строила предположения отчего братом были сказаны именно эти слова. Возможно, она не видела дальше носа и ему было слишком больно? Но тогда почему он не ищет утешения у единственного человека, который может его понять, который близок ему и понимает его ни как все? Возможно, Вириенна была последней, кому брату хотелось открывать душу? И теперь уже ей было нечего сказать. Это можно было только принять, потому что у любого действия в жизни есть последствия и убежать от расплаты редко случается. Брат даже спешился… не оттого ли, что ему было неприятно находиться с ней рядом теперь?
Путь дальше они провели в молчании. Каждый думал о своем.

На подъезде к одинокой деревеньке "Малые Синюжки"
1 июня. Вечер

Деревья расступились нескоро, но расступившись позволили забрезжить надежде: впереди вдалеке зачернели крыши домишек. Стоило лишь выехать из леса дальше по размытой глинистой дороге, да обогнуть по краешку поле. Но чем ближе приближались они к селению в несколько домов, тем больше оно Вириеннее не нравилось, несмотря на усталость и неприятное мокрого ощущение холода. Она была мокрой до нитки, одежда сковывала движения, да и голод брал свое, но… что-то не нравилось оборотню в этих домах. Какое-то необъяснимое чувство.
Она взглянула на брата, пронаблюдала за поведением кобылы… Еще раз вгляделась в приближающиеся хаты. Вглядывалась несколько мгновений, прищурила колкие ледяные глаза и молвила:
- Нет. Поворачивай. – Чутье вещь необъяснимая. Она не могла сказать почему ей не нравилось это место, но что-то здесь было не так. И тем острее она это понимала, чем ближе они были к домам.
Ренна перехватила повод и остановила кобылу. Лошадь вела себя достаточно тихо, но как-то напряженно. Поймет ли ее брат? Что он чувствует?
Ей тоже хотелось под крышу, но что-то внутри нее было не согласно остаться здесь. Этот голос, это предчувствие возможно было подавить, но оно было.
- Мне не нравится это место, Гил.
Возможно, все это было слишком глупо, но Вириенна развернула кобылу. В своих чувствах она не разобралась, отчего ощущала себя еще глупее.
- Найдем другое, я тебе обещаю. Согреемся вином, переночуем в лесу. Придумаем что-нибудь. Деревня ведь не одна, так?