[indent=1,0]Чем дольше Бертрам шел меж домов деревни Любцы, тем менее комфортно он себя чувствовал. Нет, дело было не во взглядах, напуганных и ненавидящих, не в перешептываниях за спиной, не в лестных эпитетах вроде "убийца" и "душегуб", не в кметах, что старались скорей упрятать малых детей и юных дочерей... Дело было в том, что ничего этого не было. Любцы были пусты. Не оставлены жителями - предметы быта и скот никуда не делись, на разорены бандитами - в деревне не было ни единого трупа, ни одной сожженной хаты. Просто пусты. Будто всех людей в одночасье выкосил мор. Это было странно, это было подозрительно.
[indent=1,0]Наемник пару раз слышал об этой деревне, что неожиданно славилась ремеслами, и знал, что в ней точно была корчма. А стало быть - еда, ночлег не под открытым небом... И теперь - ответы на вопросы. По какой-то странной причине - или, как минимум, из любопытства - Хог очень захотел узнать, что же тут произошло. И что-то подсказывало ему, что именно там, в корчме, узнает.

[indent=1,0]Догадка начала подтверждаться по мере приближения к дверям питейного заведения. Голоса - много, много голосов, сливающихся в общий гам, доносилось со стороны корчмы. Когда Бертрам прошел в заведение - он понял, куда делись люди из деревни. Они были здесь. Все до единого. И единственное лицо в этой толпе было ему знакомо. Лицо человека, на которого смотрели все.
[indent=1,0]"Матеуш. Ты всё-таки добрался до дома. Отрадно знать."
[indent=1,0]Бертрам помнил его по недавней войне с Нильфгаардом. Он был хороший человек, честный и храбрый, и неплохой солдат. Война давалась ему тяжело. Ни перспектива наживы, ни кровопролитие не привлекали его, в отличие от многих других добровольцев. Для него война была долгом - неприятным, тяжелым, но тем, который надлежало исполнить. И ни разу за всю кампанию Хог не услышал от него ни единой жалобы.

[indent=1,0]"И что могло заставить их тут собраться?"
[indent=1,0]Впрочем, ответ на этот вопрос он знал. Беда. Но какая именно?
[indent=1,0]Люди не заметили, как наемник прошел в залу. Он не стал привлекать внимания, и просто присел на ближайшую ко входу лавку, уложив на неё же, рядом с собою, пыльную дорожную торбу со своими пожитками. Наемник терпеливо ждал и слушал, но понять смог только одну вещь. Он опоздал. О чем бы ни говорили местные жители - суть вопроса они, очевидно, уже уяснили, и теперь услышать можно было только короткие, обрывочные фразы, крики да ругань. Народ уже не пытался обсуждать. Народ давал выход страху и напряжению.
[indent=1,0]А потом один из них обернулся, и увидел гостя. Вскоре его примеру последовали остальные. На какое-то мгновение воцарилась тишина.
[indent=1,0]- Душегуб пожаловал... - прошептал кто-то.
[indent=1,0]- Разбойник, небось, - вторил еще один голос.
[indent=1,0]"О, комплименты пошли."
[indent=1,0]- Такой то, быть может, и смог бы голову оторвать... - задумчиво протянул некий старичок, почесывая бороду.
[indent=1,0]Бертрам не отвечал им. В том не было нужды, а в худшем случае его слова могли звучать как попытка оправдать себя. И вот, вперед вышел староста деревни.
[indent=1,0]- Ты кто такой будешь? - сердито произнес он. - И чего тебе здесь надо?
[indent=1,0]Хог встал с лавки.
[indent=1,0]- Бертрам Хог. Путник. Ищу еды и ночлега, за всё - уплачу, - тихо произнес наемник, и тут же перевел взгляд на старого знакомца. Именно он сейчас мог здорово сэкономить время. - Здравствуй, Матеуш. Не мог бы ты нас представить?

[indent=1,0]Бертрам внимательно слушал Матеуша. Слушал, и не переставал удивляться поразительной стойкости простого человека. Хогу казалось, что его товарищ чуть не сломался, там, на войне, и теперь он вернулся домой только чтоб узнать, что потерял почти всё, ради чего стоило жить. И ведь это была не единичная история! Такие вот люди, они ведь регулярно сталкивались с испытаниями, которые самого Бертрама - он в том не сомневался ни на йоту - переломили бы пополам, и продолжали жить. Их родных и близких убивали бандиты, болезни и дикие звери, их дети редко доживали до взрослых лет, самое их существование целиком зависело от благоприятной погоды и благосклонности барина... Бертрам не знал таких бед. Его собственная жизнь целиком и полностью состояла из крови, убийства и риска для жизни, но он точно знал: все эти "тяготы" ни в какое сравнение не шли с полным трагедий и борьбы существованием простого деревенского кмета. Потому темерский наемник искренне любил свою жизнь, и другой никогда не желал.
[indent=1,0]"Я... Сожалею о твоей потере, Матеуш."
[indent=1,0]Но вслух он ничего не сказал. Не видел в таких словах проку, знал, что от них легче не станет. Только душу товарищу рвать понапрасну.

[indent=1,0]А ещё этот разговор вызывал воспоминания, а те, в свою очередь, чувство... Сожаления и скорби.
[indent=1,0]И Содден не имел к ним отношения. Бертрам хорошо помнил волнение и страх в ночь перед боем. Помнил, как он стоял в строю, ждал начала... И предельно четко осознал одну вещь. Грядущее побоище было столь грандиозным, столь великим и масштабным в своей чудовищности, что не было никакой надежды как-то повлиять на его исход. И с надеждой ушел страх. Все многочисленные "если" и "как", что роились в голове и разрывали самый разум на куски, были упрощены до элементарного: либо выживешь, либо нет. В следующие часы Хог был один сплошной солдатский фатализм. Он вверил свое существование в руки судьбы, и всем, что его занимало, стал небольшой пятачок земли прямо перед ним и человек, что стоит на нём. И вся кровавая трагедия многих тысяч смертей того дня разумом Бертрама свелась в сухую, безжизненную статистику.
[indent=1,0]Возможно, именно это позволило ему сохранить рассудок. Ему не снились кошмары о том дне, его не тревожили лица убитых, и даже собственные земляки, оставшиеся в том поле, не вызывали совершенно никаких эмоций. Когда всё закончилось... Он был просто рад тому, что вернулся домой. Вот и всё.
[indent=1,0]Но были и другие воспоминания. О людях, которым он позволил умереть. О людях, что погибли под его командованием в страже... И о тех, кто ждал от него помощи, которой он дать не мог. Когда риск был слишком высок. Когда рассудок твердил, что им ничем не помочь. Что в этот раз нужно пройти мимо, просто чтоб иметь возможность помочь кому-то еще, сразиться с врагом, который будет по силам.
[indent=1,0]И это были те воспоминания, из-за которых жестокий, безжалостный, рациональный до мозга костей наемник по имени Бертрам Хог старался никогда не оставаться наедине со своими мыслями, с почти фанатичным рвением уходя в свою работу. Воспоминания, из-за которых в спокойные ночи было слишком тяжело заснуть.

[indent=1,0]И сейчас он снова встал перед таким выбором. Народ Любцев не мог справиться с бедой самостоятельно, и теперь этот народ, в лице Матеуша, просил его, Бертрама, помощи. И вновь враг был неизвестен. И вновь Бертрам чувствовал: то, с чем ему предстоит столкнуться, было если не выше его возможностей, то уж точно на пределе. И вновь разум говорил ему, что надо уходить. И именно благодаря тому, что слушал доводы разума, Хог дожил до своих лет.
[indent=1,0]- Матеуш, я... - тихо начал наемник, склонив голову.
[indent=1,0]"Нет. Не в этот раз."
[indent=1,0]- Я постараюсь вам помочь. Чем только смогу.
[indent=1,0]И с этим ответом удивительным образом стало легче. Стало... Правильней.

Отредактировано Бертрам Хог (2018-05-03 03:26:57)

[indent=1,0]Бертрам слушал вполуха. Он ел, он размышлял. Едва решение помочь местным было принято, едва выбор был сделан - всё стало гораздо проще. Сомнения, сожаления, какие-то посторонние мысли - всё это испарилось. Теперь всем, что имело значение, стали три вещи: жители Любцев, чье благополучие по какой-то неведомой причине стало чрезвычайно важным для одного отдельно взятого наемника, неведомая угроза, что нависла над сим населенным пунктом, и роль, которую он, Бертрам  Хог, мог сыграть во всем этом деле. И сперва надо было прикинуть, что это вообще могло быть.
[indent=1,0]На самом деле, темерец знал способ оторвать человеку голову. Но для этого нужна была, во-первых, весьма длинная веревка, во-вторых, достаточно тяжелый человек, и в-третьих - достаточная высота, чтоб такого человека на такой веревке правильным образом повесить. Но Бертрам не имел понятия, возможно ли такое провернуть без эшафота, в условиях леса, и зачем кому-то такие сложности. Других вариантов он навскидку назвать не мог.
[indent=1,0]Если бы это были звери - голова, вероятно, была бы обглодана. Если бы какая-то банда хотела запугать жителей - голову бы подбросили на куда более видное место. Если бы Мыцлава похитили и убили недруги - так зачем голову-то рвать?
[indent=1,0]Хог не торопился валить это дело на чародеев, чудовищ и прочие злые силы, но пока это было наиболее вероятным вариантом. Он уже сталкивался с такими врагами, он смог их пережить. Но тогда на его стороне были либо союзники, не уступавшие по силе, либо удачное стечение обстоятельств. Сейчас же... Бертрам не оценивал свои шансы высоко. Возможно, помочь он действительно не мог. Но должен был хотя бы попытаться.

[indent=1,0]Вопрос Матеуша застал наемника отрешенно задумчиво глядящим на дно пустой деревянной миски из-под щей. Тем не менее, Хог, к своей радости, понял, что помнит, о чем говорил его боевой товарищ. Стало быть, невежливой ситуации не случилось. Он отодвинул миску, поблагодарил за угощение, и начал свой рассказ.
[indent=1,0]- Ем. Сплю. Бандитов бью. С наград и их пожитков живу. - Бертрам пожал плечами. Он говорил медленно, тихо и очень спокойно. - Из Флотзамской стражи меня попросили. В начале прошлого года там случился погром нелюдей, нам сказали не вмешиваться. Я... - Хог вздохнул. - Вмешался. Результат - один погибший человек, да несколько заколотых свиней из числа погромщиков. Не простили. С тех пор наемничаю. Дома нет, жены - тоже... И не предвидится. Нет времени. Слишком много еще надо сделать.
[indent=1,0]Бертрам смолк на мгновение. Потом, почесав заросшую щетиной щеку, продолжил.
[indent=1,0]- Я ведь сейчас людей собираю. С этой осени вернусь на королевскую службу по наемной грамоте, буду командовать отрядом, - Хог вдруг внимательно посмотрел на Матеуша. - И это не просто так. Грядет вторая война, Матеуш. Её ждут, к ней готовятся - и мы, и они. Я тебя сейчас об одной вещи попрошу... - Бертрам сделал паузу, думая, что сказать. - Не иди. Есть, кому воевать. Будут забирать - откупись, и пусть твое место займет наемник, которому терять нечего. Дочь не бросай. Такова моя просьба. Если денег не хватит - скажи, я оставлю, сколько надо. Серебра у меня хватает.
[indent=1,0]Он и сам не понял, с чего вдруг решил это сказать. Всегда считал, что выбор другого человека - не его дело. И всё-таки... Слишком много испытаний выпало на долю его товарища. Слишком много боли и потерь. И он, и его дочь от войны настрадались достаточно. И больше она, война, не должна была их потревожить. Пусть остается наемникам, которым нечего терять. Для которых опасность, смерть и лишения были не бедствием, но образом жизни, избранным добровольно. Таким, как сам Бертрам.

Отредактировано Бертрам Хог (2018-05-05 04:05:27)

[indent=1,0]Герой - понятие сложное, относительное. Слово, значение которого сильно зависит от мировоззрения говорящего. Как правило, подается с эмоциональным окрасом.
[indent=1,0]Бертрам старался избегать подобных характеристик даже в собственных мыслях, не говоря уже о словах. Это позволяло сохранять хотя бы приблизительную объективность. Но разве ребенку, что спрашивает про собственного отца, нужны все эти рассуждения?
[indent=1,0]- Разумеется, врут, - мягко ответил наемник, поднимаясь с лавки и надевая шлем. - Твой отец воевал. Не меньше, чем прочие. Лучше, чем некоторые. - Он говорил правду. Однако же не в этом был героизм Матеуша, а в том, что он прошел войну и вернулся домой добрым, порядочным человеком. Но об этом Ясе пока рано было говорить - не поймет. Темерец потянулся к стоящему у стены копью. - А ребята из деревни... Скорее всего, просто завидуют.
[indent=1,0]"Или повторяют слова, что услышали от родителей."
[indent=1,0]Эта мысль отнюдь не успокаивала, но Хог не произнес её вслух. Он молча вытянул сулицу из мешка, и направился к двери.
[indent=1,0]- Подожди, пожалуйста, здесь.

[indent=1,0]В Любцах нынче было опасно. Опасно настолько, что вся деревня была на некоем подобии военного положения. А военное положение подразумевает военные законы, по которым даже до ветру ходить не следовало в одиночестве.
[indent=1,0]"Ушел поссать и не вернулся". Эти слова для военного становились тем менее похожи на шутку, чем ближе была линия фронта. Для наемника линия фронта - края большака, границы лесов, болот, горных массивов и бедных, опасных районов больших городов, круг света у ночного костра и ворота постоялого двора у дороги, за которым, в темноте, ждать могло что и кто угодно. И у многих представителей профессии был товарищ, сгинувший подобным образом.
[indent=1,0]Бертрам не хотел испытывать судьбу. Лучше перестраховаться и выглядеть глупо, чем потерять товарища и оставить его дочь сиротой.
[indent=1,0]И вот, с копьем в левой руке и сулицей на изготовку, Хог шагнул за порог, оставив дверь открытой. Просто чтобы слышать, что там происходит.
[indent=1,0]- Матеуш? Живой?

Отредактировано Бертрам Хог (2018-07-14 17:48:38)

[indent=1,0]Бертрам не прогадал. Этой ночью на двор Матеуша действительно явился нежеланный гость - но, по счастью, совершенно не опасный. А вот инвентарь, что он с собой принес, выглядел весьма и весьма интересно...
[indent=1,0]"Таким клинком отсечь - что оторвать. Пятна крови не смыты, мешок не сожжен... Полагаю, намеренно."
[indent=1,0]Хог, прислонив копье к стене овина и туда же пристроив сулицу, потер подбородок.
[indent=1,0]- Не спеши с выводами, Матеуш, - тихо, задумчиво произнёс наемник, пуще обыкновенного нахмурив брови и глядя на деревенского голову. - Если я хоть немного понимаю в насекомых - этот опарыш и курице голову не снимет без потуг. Но он, мне думается, хотел всё это добро тебе подбросить. - Бертрам перевел взгляд на товарища. - Подставить.
[indent=1,0]"По своей воле, или по чужой?"
[indent=1,0]- Он точно что-то знает. Сдадим местным - рассказать уже не сможет. - Хог вздохнул, помолчал. - Давай-ка мы сделаем вот что...

[indent=1,0]Придя в себя, деревенский голова мог обнаружить себя в весьма интересном положении. Он мог попробовать двинуться, и обнаружить себя накрепко связанным той самой бечевой. Мог попытаться что-то сказать, но препятствием в этом мог стать некий сверток ткани во рту. Не мог видеть, но мог догадаться, что оный свёрток есть ничто иное, как тот самый кровавый мешок. Мог он осмотреться, только чтобы увидеть массивную, мрачную, недружелюбную фигуру с тем самым фальшионом в руках, тонко, практически невесомо намекавшую, что сохранять спокойствие и не пытаться делать резких движений есть наилучшая стратегия поведения в сложившейся ситуации. И, наконец, деревенский голова мог пустить по штанине теплую струю. И в том не встретить не малейшей преграды.
[indent=1,0]- Добрый вечер, - спокойно, вежливо произнес Бертрам, кивнув старику. - Занимательный факт: чтобы убить оружием столь отвратительного качества, достаточно одного разреза. Не шибко глубокого. Рваная рана, ржавчина... Кровь. Это будет смерть долгая и мучительная, агония может длиться больше недели... Но не беспокойся, старче. Проверять это на тебе я не буду.
[indent=1,0]Хог дружелюбно улыбнулся, медленно подходя ближе.
[indent=1,0]- Если ты солжешь мне, если поднимешь крик, если будешь дергаться и юлить, если сделаешь хоть что-то, что мне не понравится - я тебя просто на куски порублю. Не очень большие. Не сильно торопясь. Но всё же это будет быстрее.
[indent=1,0]Бертрам замолк, и отошел от пленника. Надо было дать мысли усвоиться, позволить голове деревенского головы самой додумать наиболее нежелательный вариант развития событий в наиболее кровавых подробностях. План был в том, чтобы напугать бедолагу до усрачки, до такой степени, чтобы никакая ложь не лезла на язык.
[indent=1,0]"Главное - не затянуть слишком долго. А то успокоится, и придумает новую."
[indent=1,0]- Но делать этого я не хочу. Давай так: я вытяну кляп, и ты начнешь говорить. Тихо, спокойно и честно. О том, зачем хотел подставить Матеуша. Кто тебя послал, и послал ли. Что ты знаешь об убийстве Мыцлава... Тогда мы поладим. Договорились?
[indent=1,0]Наемник дождался робкого, но все же утвердительного кивка. Затем - вытянул кляп, готовый пробить старосте во второе ухо, если того вдруг потянет на глупости.

[indent=1,0]Матеушу же было велено стоять за дверью. Так, чтобы всё слышать, но чтобы его видно не было. И чтобы видеть свой дом, на случай, если ночной визитер был не последним.

Отредактировано Бертрам Хог (2018-07-17 01:27:01)

[indent=1,0]К счастью, староста оказался человеком разговорчивым. Не то, чтобы у него был особый выбор, но такое охотное сотрудничество не могло не радовать. Казалось, будто он даже не лгал. Казалось, что человека убить этот старик и правда был не в состоянии. Бертрам снова потер подбородок, и заговорил. Устало, и намного мягче, чем раньше.
[indent=1,0]- Верю. И приношу извинения, - сказал он, наконец, и обошел старосту, чтобы разрезать веревки. - Скажи мне, старче... - задумчиво протянул он, прежде, чем перерезать бечеву. - Как ты считаешь, мог ли Матеуш действительно это сделать?
[indent=1,0]Получить ответ он не успел. Освободить старика - тоже.

[indent=1,0]Слова товарища - жестокие, пропитанные ненавистью - ранили. Больнее, чем могло бы острое лезвие ножа. Растление ребенка? Ладно. Хога обвиняли и в худшем. Привык. Но...
[indent=1,0]Бертрам вышел из хаты, самое большее, через полминуты после ухода Матеуша. Хог не был склонен к пустому бахвальству, но в том, что репутация "самого быстрого копья флотзамского гарнизона" носила сугубо буквальный, относящийся лишь к боевым качествам характер был готов поклясться.
[indent=1,0]"О, Матеуш. Как можешь ты думать обо мне настолько плохо?"

[indent=1,0]Но не было времени лечить эту душевную рану. Был Матеуш, вооруженный и опасный. В обычных условиях то был бы несложный бой. Старый товарищ Хога был не худшим бойцом, но разве мог он тягаться с человеком, всю свою жизнь посвятившим одной лишь войне и убийству, вооруженным и всегда готовым драться насмерть? Но сложность, как обычно, крылась в нюансах.
[indent=1,0]Один из них был разъярен, другой - спокоен. Ярость притупляла осторожность, но она же всерьез придавала сил. Один был готов и желал убивать - другой был полон решимости не допустить убийства. С каждым таким нюансом чаша весов все больше склонялась в сторону Матеуша. К счастью, хотя бы копье у стены он проигнорировал.

[indent=1,0]Пока охотник медленно приближался, Бертрам не шелохнулся. Ни слова не сказал. Только провернул рукоять фальшиона в ладони, чтоб если бить - бить плашмя. Но едва Матеуш рванулся вперед - то же самое сделал и Бертрам.
[indent=1,0]Хог блокировал руку с ножом в предплечье, перехватил и заломил. Так, что еще немного - и кость бы хрустнула. Обрушил рукоять фальшиона на голову Матеуша - но, увы, слишком осторожно. Слишком слабо. А вот Матеуш осторожностью пренебрег.
[indent=1,0]Наемник заметил левый кулак охотника только тогда, когда в глазах его потемнело от удара. Что-то врезалось ему в грудь, и в следующий миг воздух из легких вышиб удар об земляной пол овина. Матеуш каким-то чудом повалил Хога, и теперь заносил нож для нового удара. И тогда темерец перестал себя сдерживать.
[indent=1,0]"Прости, но нет."

[indent=1,0]Дальше всё происходило слишком быстро, чтобы рассмотреть. Когда всё закончилось, Бертрам мог вспомнить только какие-то отрывки. Борьба, попытки обезоружить, лезвие ножа, вспоровшее стеганый подшлемник и едва не раскрывшее горло, страшные удары, каждого из которых хватило бы, чтобы посадить на пол среднего мужика. Помнил, как с большой удачей и такой-то матерью вывернул нож из пальцев охотника, как бил его головой о стену овина, как пальцы Матеуша сомкнулись на его шее и едва не продавили горло, как он все же смог отбросить товарища - возможно, бывшего - вскочить на ноги и дотянуться до копья... Только последний момент отпечатался в его памяти очень хорошо.
[indent=1,0]Матеуш поднялся на ноги, нащупал нож, и снова бросился вперед. Свист древка, рассекающего воздух, глухой удар - и охотник, будто мешок пшеницы, осел наземь.

[indent=1,0]Бертрам молчал, переводя дыхание. Подошел к товарищу, приложил два пальца к его шее, и облегченно выдохнул, почувствовав пульс.
[indent=1,0]- Жив, - констатировал он, и снова подошел к старосте, на сей раз успешно его освободив. - Старче, будь любезен, помоги мне его до хаты дотащить.
[indent=1,0]"Не в овине же ему отлеживаться, в конце концов. Да и башку перематывать лучше при свете."
[indent=1,0]- А пока идём... Повторю свой вопрос. Как думаешь, мог Матеуш Мыцлава зарезать? Был ли у него мотив?
[indent=1,0]В эту версию Бертрам не верил. Матеуш никогда не пошел бы на такое без крайней нужды. Матеуш никогда не стал бы тащить веревку и мешок в собственный овин. Матеуш никогда не довел бы свое оружие до такого плачевного состояния. И всё же, жизнь научила наемника одной вещи.
[indent=1,0]Никогда ничего не принимать на веру. Даже друзей.
[indent=1,0]Особенно друзей.

[indent=1,0]Бертрам не осуждал старосту. Немногие из тех, кто был под Содденом и успел обагрить оружие кровью, немногие из людей, что слишком хорошо знали, как пахнет смрадное дыхание Костлявой осудили бы. Сам Хог мог похвастать тем, что не сталкивался с подобным, но только лишь по двум причинам: он не имел обыкновения жрать и пить перед боем, и был весьма привычен к близости смерти. Староста от таких материй был далёк, питался исправно — так чего осуждать? Обычное дело.

[indent=1,0]Он даже сказал старику, чтоб не извинялся, но тот будто не слушал. Вещал себе всякое разное про Матеуша, а Бертрам только наматывал сведения на отсутствующий, метафорический ус. Шальной взгляд, тяжелое дыхание... Бывший десятник флотзамского гарнизона уж было предположил, что его старый фронтовой товарищ начал исправно долбить фисштех в свободное время, да вот что-то тут не вязалось. Не может наркоман быть примерным отцом, на которого родная дочь смотрит с таким обожанием. Не может он говорить так чисто и складно, как говорил Матеуш. Нет, что-то тут было не то. И едва на пороге появилась "дочка" Матеуша, Хог предельно ясно понял, что.

[indent=1,0]— Беги, — странным, совершенно не своим голосом прохрипел Хог. Может, это и не было логично. Может, самым разумным было бы броситься наутёк, оставив и старика, и Матеуша, и всё остальное село на съедение твари.

[indent=1,0]Может быть, Бертрам был отнюдь не так рационален, как привык считать.

[indent=1,0]И он совершенно точно был напуган. Нет, страх был отнюдь не чужд Хогу. Он, как и почти всякий солдат, к страху был привычен. Знал, как он чувствуется. Умел из слабости превратить его в оружие, в верного и полезного союзника. Страх очищал мысли, направляя их на единственную цель — выживание. Страх позволял двигаться быстрее и бить сильнее, чем возможно в спокойном состоянии. И причиной, по которой Бертрам пережил подавляющее большинство своих врагов, был страх перед ними. Так было всегда — но не сейчас. Сейчас дикий, животный страх сковал тело и разум наёмника, мешая двинуться с места, мешая думать, мешая выживать.

[indent=1,0]Потому что сейчас опасность была совершенно иной. Хог, бывало, говорил о том, что ему приходилось убивать чудовищ — и это было чистой правдой. Но чудовища эти были двуногими. Теми, что от человека отличались лишь извращенной, злобной душой. Он убивал превосходных бойцов, навязывая им бой на своих условиях. Истреблял многочисленные банды, вырезая их участников небольшими группами. Находил и убивал коварных, скрытных преступных главарей, противостояние с которыми больше напоминало партию в шахматы, где у тебя одни пешки, а у противника — полный набор фигур. Но сейчас...

[indent=1,0]Сейчас он противостоял чистому, первозданному злу. Коварной твари, что с человеком не имела, возможно, даже общей анатомии. Это была работа для ведьмака, но не для простого охотника за головами. Человеческими. И всё же...

[indent=1,0]"Спешите видеть, мерзкий душегуб отдаёт свою жизнь ради простых кметов. Звучит, как сюжет для второсортной баллады. Что ж, тварь... По крайней мере, меня ты запомнишь".

[indent=1,0]Но о таких, как Бертрам Хог, баллад не слагают. И таким, как Бертрам Хог, было на это начхать. Наёмник покрепче сжал копьё в руках... Но вот боя не последовало.

[indent=1,0]Вместо этого его разум мало-помалу переставал ему принадлежать, его собственные воспоминания подменялись какими-то другими... Нет, не чужими. Искусственными. И эти самые воспоминания он начал принимать, как свои.

[indent=1,0]Вот он, Бертрам Хог, хладнокровный убийца, за которым тянулся след крови, куда бы он ни пошел.

[indent=1,0]Вот он, Бертрам Хог, любящий отец Яси Хог, чья мать умерла при родах двенадцать лет тому назад, в Мариборе... Нет, в Вызиме... Нет, во Флотзаме. Он отправил свою подросшую дочь в Любцы, к Матеушу, своему боевому товарищу, потому что... Потому что...

[indent=1,0]Сверхъестественные способности чудовща вступили в ожесточенную борьбу сразу с несколькими силами. С подозрительностью и опытом Бертрама. С его самодисциплиной. С силой воли человека, что всю свою жизнь учился бороться со своими желаниями и искушениями, и привыкал к лишениям, считая добровольный аскетизм одной из высших добродетелей. Кроме того, сама сущность наёмника противилась этим новым, непонятным воспоминаниям.

[indent=1,0]В конце концов, Бертрам Хог опустил копьё.

[indent=1,0]— Конечно, доченька. Перекусим, и отправимся в путь, — устало произнёс он, а потом добавил: — Иди ко мне, Яся. Я очень по тебе скучал.

Отредактировано Бертрам Хог (2018-11-10 21:09:53)

[indent=1,0]Нет ничего проще обмана, когда в твою ложь очень хотят верить. Стоит только сказать то, что услышать желают, пообещать то, что более всего хотят получить - и даже самый подозрительный разум начнет поддаваться. А кто не хочет знать, что у него есть родное, любимое дитя? Кто не желает понять вдруг, что совсем не один в этом мире, что ему всё-таки есть, к кому возвращаться и ради кого жить, что может быть - может быть! - имеет место и иной путь, помимо бесконечного круговорота крови и смерти, кроме насилия, что порождало насилие, которое, в свою очередь, приводило к насилию? Разве не стоит это того, чтобы верить?

[indent=1,0]Для Бертрама - не стоило. Сама эта мысль казалась ему чуждой и противоестественной едва ли не больше, чем чудовище, что её внушало, и потому он смог воспротивиться влиянию. Думал, что смог. Думал, что сможет обмануть тварь, показав ей то, во что она хотела поверить - свою покорность. Заставить приблизиться. Потерять бдительность. Хороший был план - в теории.

[indent=1,0]На практике, как водится, оказалось гораздо сложнее.

[indent=1,0]С каждым шагом маленьких, детских ног его "дочь" всё больше становилась его дочерью, а Бертрам Хог - переставал быть самим собой. С каждым футом, что она проходила, менялись не просто воспоминания, но и их восприятие, само мировоззрение наемника подвергалось стремительным и беспощадным изменениям. К тому моменту, как тварь оказалась на расстоянии удара, последним барьером защиты Хога оставалась единственная мысль, единственное слово, которое он упорно повторял самому себе.

[indent=1,0]"Убей".

[indent=1,0]Темерец, казалось, уже не помнил, зачем и почему. Знал только, что это необходимо сделать, но не мало ли было одного этого знания, чтобы решиться на столь страшный поступок? Не хватало лишь самой малости.

[indent=1,0]И этой малостью стал легкий, едва заметный удар камня в плечо, и едва различимый крик. Большего не потребовалось. Бертрам сорвался с места.

[indent=1,0]По счастью, в бою думать некогда. Перед и после - да, во время же всё решают рефлексы и отточенные до автоматизма навыки. Поэтому наемник действовал прежде, чем успевал думать, прежде, чем мог усомниться или пожалеть. а разум... Разум лишь отстраненно фиксировал события, чтобы потом сплести из них воспоминания.

[indent=1,0]Удар копья, пронзивший сердце дочери Хога и пригвоздивший маленькое тельце к земле. Сабля, будто сама собой очутившаяся в руке. Мощный удар, начисто отнявший детскую ручонку - или когтистую лапу чудовища? - до середины предплечья, и тут же ещё один, сверху вниз, надвое разделивший столь родное лицо, то и дело казавшееся уродливой мордой неестественной твари, вместе с головой...

[indent=1,0]Бертрам не сомневался - только руки отчего-то начали предательски трястись. Не чувствовал сожалений, нанося удар за ударом - но зубы стиснул так крепко, что казалось, будто эмаль на них вот-вот пойдет трещинами. Ни единой эмоции, только хладнокровие. Только ком, подступивший к горлу, только глаза, что вдруг сами по себе начали слезиться - от ветра, не иначе. И когда бездыханное тельце окончательно замерло на земле, единственным желанием наемника было попросту упасть на колени. Это не имело ничего общего с чудовищной душевной болью человека, только что зарубившего собственную дочь.

[indent=1,0]Он просто устал. Вот и всё.

[indent=1,0]Бертрам слушал деревенского голову вполуха. Тот говорил что-то о наградах, возможно - что-то о благодарности. Даже предлагал остаться в деревне, на правах этакого ополчения из одного человека. Эти слова едва не вызвали грустную усмешку у наёмника, тем более, что старый Кестор не первый делал ему такое предложение.

[indent=1,0]Хог никогда не соглашался. Слишком хорошо знал, что впечатлительный кмет даже не представляет, кого приглашал стать своим односельчанином. О, деревенские начали бы шарахаться от своего "защитника", как только он разделает, как умеет, первую же банду. Ни один кмет с ним даже в праздник выпить не согласится, ни одна достойная женщина и близко не подойдет к этакому кровавому животному, от которого болью и смертью за добрую лигу несет.

[indent=1,0]Но не этот исход был самым худшим. Не боязнь людской ненависти, страха и непонимания заставляли наемника снова и снова сниматься с места, и продолжать свой путь. Он опасался, что всё может всё-таки получиться. Хорошая жизнь, вне сомнений - но не его жизнь. Выслеживание и погоня, пытки и убийства, гордость от проделанной работы и радость, когда чей-то самый страшный кошмар, сгубивший и сломавший не одну и не две жизни, теперь лежит у тебя в ногах, захлебываясь кровью, и уже никогда никому не причинит вреда. Вот это была его жизнь, которую Бертрам добровольно выбрал для себя. И другой никогда не желал.

[indent=1,0]Вопрос, заданный деревенским головой, вывел его из задумчивости. Теперь от ответа Хога, похоже, зависела судьба его товарища. К счастью, тут не нужно было ни убеждения, ни лжи. Единственная вина Матеуша была в том, что он был хороший, добрый человек, мечтавший о простом и незамысловатом счастье. И именно его надежды и мечты проклятая тварь использовала против него.

[indent=1,0]- Верно, старче. Не виноват, - тихо ответил Бертрам. - Это чудовище могло бы сломать любого.

[indent=1,0]"Даже меня".

[indent=1,0]Осознание этого вызывало у наемника стыд. Яся - вернее, то, что называло себя так - выявила его слабость. Слабость воли, которой он так гордился, слабость разума, что был его самым страшным и эффективным оружием. Как будущий командир, он не имел права на слабости. Из этого случая определенно надлежало извлечь урок, только Бертрам никак не мог понять, какой.

[indent=1,0]- Что до награды... - сухо и невозмутимо продолжил Хог, выпрямив спину. - Я - профессионал, старче, и договариваюсь о наградах заранее. Таким образом, ваша деревня ничего мне не должна - но, если есть такая возможность, я бы не отказался от бани. - Это, Бертрам полагал, было вполне закономерное желание человека, с ног до головы вымазанного в крови. Он в такой ситуации был уже не в первый раз, и всерьез начал задумываться о покупке фартука.

[indent=1,0]А ещё организация бани давала Кестору повод исчезнуть из хаты. Хог предполагал, что когда Матеуш придет в себя - им надо будет серьезно поговорить. Лучше - с глазу на глаз.

[indent=1,0]В мире, не смотря на всю его жестокость и мерзость, было мало вещей, которые Бертрам Хог поистине ненавидел. Среди таких была безнаказанность за особо тяжкие преступления, порожденная коррупцией, хитростью или положением преступника в обществе, собственная слабость, не позволявшая выступить против того или иного ублюдка, глупость и ненависть, ведущие к бессмысленному кровопролитию  с благими намерениями... И роль гонца, приносящего плохие вести.

[indent=1,0]В тот самый момент, когда Матеуш пришел в сознание, Бертрам тут же пожалел, что отослал деревенского голову. Наемник готовился к этому моменту всё это время, собирался с мыслями, думал, что скажет... И когда пришла пора говорить - понял, что сказать-то и нечего. Как можно сказать своему старому товарищу, с которым прошел войну, что тот всё потерял, ничего дурного не сделав? Как можно сообщить, что единственная, быть может, причина, по которой тот ещё дышал, была ложной? Была наваждением, мороком проклятой твари, что так гнусно использовала несчастного солдата, который мечтал только лишь о спокойной жизни и благе для собственной дочери, что дочерью никогда не была?

[indent=1,0]Хог не раз и не два приносил дурные вести семьям добрых людей, верных бойцов флотзамского гарнизона, погибших под его командованием. Но этот случай... Он был совершенно иным. Так тяжело не было никогда.

[indent=1,0]- Слушай Матеуш. Слушай, и не перебивай, - сказал он, выдохнув. - Яси... Давно уж нет. Чудовище заняло её место. А твои кошмары - вовсе не кошмары.

[indent=1,0]И он рассказал. Всё, что видел, всё, до последней подробности. Рассказал, как охотник напал на него, пересказал в точности каждое слово чудовища, встретившего их на выходе из овина. Рассказал, как чудовище едва не подчинило его, и как это всё... Закончилось. Бертрам не добавил ничего от себя - слишком мало он знал, и пересказывать домыслы не видел смысла. Подробности же ещё предстояло выяснить.

[indent=1,0]Когда он закончил - его рука легла на рукоять сабли. Левая, не боевая. Не чтобы пролить кровь, но чтобы уберечь друга от... Неосторожных решений. Хог немного знал людей. И знал, что многие на месте Матеуша попытались бы дотянуться до первого же острого предмета, чтобы положить конец невыносимой боли.

[indent=1,0]Шло время. В старой хате на окраине Любцев сидели двое, и плакала свеча.

[indent=1,0]Бертрам молчал. Он слушал, не перебивая, давал старому товарищу былых лет выговориться - и подвергал каждое его слово анализу, чтобы ясно представлять, с чем имеет дело.

[indent=1,0]Следовало отдать Матеушу должное - он не начал горевать об утрате мнимой дочки, не стал пытаться отрицать очевидное, в надежде укрыться под пеленой новых иллюзий, не стал искать виноватых, и хотя бы за то Бертрам мог его уважать. Нет, Матеуш сразу принял груз ответственности на себя, признав вину.

[indent=1,0]Вину, которой не было, и быть не могло.

[indent=1,0]- В смерти Мыцлава с тем же успехом можно винить фальшион, что был в твоих руках, - произнес Бертрам, спокойно и сухо, будто констатировал факт. Будто был беспристрастным судьёй, выносившим решение по делу, и не более того. Роль, которую ему приходилось брать на себя очень часто в последние полтора года жизни - и, в меньшей степени, даже до того. - Ты был оружием, Матеуш. Не убийцей. В ином случае я бы прикончил тебя в тот самый момент, когда ты явился в овин с ножом в руках. На твоём месте мог оказаться любой. Мог оказаться я, если бы... - наемник вдруг отвёл взгляд, переведя его на печь, в которой мирно и уютно потрескивали горящие поленья. - Если бы мне не хватило жестокости, чтобы убить собственную дочь.

[indent=1,0]На какое-то мгновение он замолчал. Отголоски тех чувств, фальшивых, но слишком правдоподобных, всплыли в памяти наемника. Это было... Больно. Больнее, чем любое из многочисленных предыдущих убийств, что вызвать могли лишь легкую, едва ощутимую горечь, и то в исключительных случаях. Но - лишь на мгновение.

[indent=1,0]- Ты спрашиваешь меня, как жить дальше... Давай посмотрим. - Бертрам, восстановивший самообладание, задумчиво потер заросший щетиной подобродок. - У тебя есть жизнь, в которой тебе терять больше нечего. У тебя есть деревня, которой, сколь я понял, нужна защита. У тебя есть навыки, которые помогут эту защиту обеспечить, навыки, хотя бы часть из которых ты можешь передать местным. Может быть, это поможет спасти больше жизней, чем отняло чудовище. Может быть... - Бертрам, наконец, поднял взгляд, осмелившись посмотреть Матеушу в глаза. - Больше твоих односельчан, с твоей помощью, переживут грядущую войну.

[indent=1,0]Он никогда не был силён в утешении. Не умел произнести слова, что облегчат страдания. Но мог, по крайней мере, показать другой путь, помимо самобичевания, заливания собственного горя водкой или - упасите боги! - банального самоубийства. Дать старому товарищу возможность принести пользу. Возможность найти новое призвание, новый смысл в своей опустевшей жизни. Смысл, который Бертрам многие годы назад нашел сам для себя, и за который продолжал держаться до сих пор - служение другим. Тем, кто сам себя защитить не в состоянии.

[indent=1,0]И для него, мерзкого и кровожадного наёмника с большой дороги, судьи и палача в одном лице, это выглядело более, чем достойной целью.

[indent=1,0]Бертрам мог бы рассказать кое-что про непонимание. Мог поведать о том, каково это - быть чужим в месте, где вырос, в месте, что долгие годы жизни называл домом. Он, приказавший вырезать полторы дюжины людей, каждого из которых так или иначе знал с самого детства - своего или их - самым непосредственным образом столкнулся с непониманием земляков. Разве что в его случае самосуд был бы неизбежен, не исчезни он из фактории как можно скорее.

[indent=1,0]Но был один момент. Один маленький нюанс, бездонной пропастью разделявший Матеуша и Хога. Первый сожалел о своих убийствах, хотя и не был за них в ответе. Второй - наоборот. Бертрам прирезал бы каждого из зачинщиков погрома снова. Лично. И это убийство было бы медленнее, больнее и гораздо ужаснее того, что случилась на самом деле.

[indent=1,0]Было нетрудно представить отвращение и страх, что проступили бы на лице Матеуша, если бы он мог хоть на секунду увидеть обнаженную душу человека, которого считал другом - душу чёрную, злую и беспощадную. Почти как у тех, на кого этот самый человек охотился, будто на бешеное зверьё. Почти.

[indent=1,0]- Да. - ответил Бертрам, повернувшись к двери. Но прежде, чем сдвинуться с места, он добавил: - Пока мы идём - вот о чём подумай. Твоя смерть ничего не изменит. Мыцлав... Из мёртвых не восстанет. Не станет мир лучше без тебя - ему, миру, всё одно будет. Но с тобой... Он может. Есть сотни деревень по всему Северу, которым нужна защита. Не заканчивается мир за пределами Любцев, и драконы за вывеской не живут.

[indent=1,0]Дверь опустевшей хаты осталась за их спинами. Ни слова более не было сказано - прошло время слов. Не было ни уговоров, ни утешения - Бертрам не был силён ни в том, ни в другом. Он мог бы вступиться за Матеуша, коль скоро дурным кметам могла взбрести в голову мысль его судить. Мог бы остудить пару-тройку горячих голов холодной сталью, хлестким ударом копейного древка по башке или увесистым кулаком, впечатанным в челюсть. Мог бы помочь своему товарищу сбежать от "правосудия" селюков. Но если все кметы Любцев единодушно решат прикончить своего односельчанина - один Хог ничего не сможет сделать против такой толпы, вынужденный - снова! - отойти в сторону, и позволить порождённому невежеством злу свершиться. И если Матеуш добровольно решит расстаться с головой... Таково было его право. Право на смерть, которое Бертрам признавал за каждым взрослым человеком, вне зависимости от своего собственного мнения. Может быть, она не могла ничего исправить. Но может быть, только её холодные объятья могли принести покой измученной, сломленной душе. И если так...

[indent=1,0]Может быть, это действительно было к лучшему.

[indent=1,0]"Мне не отвечай, Матеуш. Себе ответь."

Отредактировано Бертрам Хог (2018-12-18 02:52:16)

[indent=1,0]Он слушал старосту, так и застыв с кувшином кваса в руках, будто позабыв о своей жажде. Бертрам не знал, чего ждать от старого Кестора, когда он отойдет от пережитого страха. Не был уверен, что понимание, которое тот показал в хате Матеуша, не было элементарной ложью. Не мог утверждать, что старик не захочет отомстить за своё "пленение" и пережитое унижение - хоть никто из свидетелей этого и не спешил его осуждать.

[indent=1,0]Тем сильнее было удивление. Сначала этот человек не убоялся чудовища, оставшись и попытавшись помочь в таких условиях, в каких сам Бертрам, по собственному предположению, уже добежал бы до противоположного края деревни. Теперь... Это.

[indent=1,0]Ни упрёка, ни осуждения не сорвалось с уст деревенского головы. Только логичное и строгое рассуждение, едва ли не повторявшее слова самого Хога. И это была ещё одна удивительная черта кметов.

[indent=1,0]Бертрам видел много народа, которые не могли похвастать такой рассудительностью. Видел сытых, лоснящихся горожан, защищённых крепкими городскими стенами и бдительной стражей, доносящих друг на друга по выдуманным причинам и только и ждущих повода обвинить кого-то, требуя "справедливого" суда. Видел дворян - лучших представителей рода человеческого - готовых вцепиться друг другу в горло за кусок спорной земли, плетущих бесконечные интриги за спинами друг друга, не останавливающихся ни перед предательством, ни перед братоубийством ради очередного кусочка драгоценной власти. Видел разоряющих друг друга купцов, бандитов, что резали собственных товарищей на части... Даже военных командиров, не брезгующих вероломством на поле боя, продиктованном завистью и внутренними дрязгами.

[indent=1,0]Среди кметов, населявших бесконечные селения Северных Королевств, тоже встречалась гниль и грязь. И всё же...

[indent=1,0]Всё же было в достатке таких деревень, как Любцы. Таких людей, как староста Кестор. А значит, было в мире место если не жалости, доброте и милосердию, то хотя бы здравому смыслу.

[indent=1,0]Иногда Хог об этом забывал. Но старый деревенский голова, сам того не ведая, напомнил наёмнику всё, что нужно было. Заставил в очередной раз предельно ясно понять, кого именно он собирается защищать от войск Нильфгаарда, "белок", бандитов и прочей кровожадной мрази. Напомнил, ради чего Бертрам вообще взялся за оружие.

[indent=1,0]- Да, старче. Баня будет очень к месту, - вежливо ответил Хог, и приложился, наконец, к кувшину с квасом. Только сейчас наёмник осознал, насколько в действительности хочет пить.