Шум, обрывки фраз, шорох невероятных платьев, от которых захватывало дух, бархатное шуршание самых модных зауженных дублетов. Плеск туссентского в серебряных кубках и хрустальных фужерах. Звонкий девичий смех и низкий хохот юношей с ломающимися голосами. Постукивание каблучков элегантных туфелек и скрип новой кожи высоких сапог. Завораживающая игра музыкантов на галерке.
Огромная зала была освещена множеством свеч. Блестящий пол, по которому фланировали парочки и целые компании. Скатерти, заляпанные свечным воском. Кувшины, графины, тарелки, вилки, ложки, ножи, разодетые пажи-разносчики с подносами. Драгоценности, приковывающие внимание к смелым разрезам.
Мешанина запахов, будоражащих воображение. Духи, вино, перезрелые плоды, свечной нагар.
Цвет нильфгаардской молодежи развлекался. Цвет нильфгаардской молодежи пробовал молодость на вкус.
Меет был в компании друзей-кадетов. И там, где были они, был центр этого приема, организованного сыном графа д’Арви, желавшего потешить свое самолюбие и показать достаток.
Его бежевый дублет был расшит черными нитями, а на ногах были надеты высокие кавалерийские ботфорты с золочеными шпорами. Волосы в беспорядке падали на лицо. Нет, в тот день свое самолюбие тешил вовсе не отпрыск дома д’Арви.
Компания медленно двигалась вдоль стен, украшенных картинами и гобеленами, огибая мраморные статуи, изображавшие древних героев и их любовниц. Потолок был украшен фресками, которыми никто не интересовался. Вокруг них кружили юные дамы и те, кому сегодня выпала участь оставаться в тени. Они смеялись над их шутками, жадно ловили каждое слово из их уст, копировали их движения.
Меет прилично выпил за сегодняшний вечер, но вино лишь приятно горячило кровь. За его плечами был большой опыт: на собраниях куда более закрытого характера они с приятелями не раз упивались северным варварским спиртным, но и оно не могло свалить с ног де Ротц-Васбринка.
Он здоровался со знакомыми, налево и направо раздавал комплименты. Со сверстниками они проходились по политике и по самым свежим столичным сплетням. Девушки несли какую-то чепуху, на которую он отвечал тем же.
— Знаете, я видел здесь одного из аэп Лионов, — начал он, чуть повысив голос: шутка обещала выйти крайне острой и не менее успешной. — Как вы думаете, через сколько поколений они начнут отдавать сыновей не рядовыми в армию, а пастухами и землепашцами в деревни и на хутора?
Прихлебатели неискренне засмеялись. Юные дамы, прикрываясь веерами, тоненько захихикали.
— Я слышал, что он стражник. В резервной армии. — Он обвел собравшихся глазами, подразумевая, что эти слова сами по себе — неплохая шутка, и добавлять тут нечего. Ответом ему послужила странная тишина. Меет повел головой и с нажимом продолжил. — Я считаю, что во время войны он будет убирать улицы Города, потому что даже сборщики мусора уйдут на фронт.
Молчание начало выводить его из себя. Одна дворяночка умоляюще смотрела на него, одними глазами указывая куда-то в сторону. Ее платье с разрезом, начинавшемся так высоко, что просто не верилось, приковывало взгляд. Он с ленцой повернулся.
Кхайр аэп Лион стоял в проеме за его спиной. Меетывер искренне расхохотался. Какая великолепная шутка судьбы!

Они привлекали внимание. Вокруг них начала собираться толпа, ведь светские сплетники не могли позволить себе пропустить такое событие. Товарищи-кадеты подбадривали его, требуя крови: «Вызывай этого олуха! Убей его!» Они были известны своей необузданностью и любовью к поединкам.
Меетвер повел бычьей шеей.  Злоба разливалась по телу, точно волшебное зелье. Он, не мигая, смотрел в глаза аэп Лиону. Его тонкие губы кривились в презрительной ухмылке.
За те два года, что Меетывер проучился в Академии, он несколько раз был вызван на поединки и несколько раз бросал вызов сам. Поединки были разные: до первой крови, до тяжелого ранения, драться же на смерть ему пришлось только однажды — он убил мелкопоместного дворянина с воспаленным чувством собственного достоинства, и до сих пор ни разу не ощутил укоров совести.
Среди собравшихся пробежал возмущенный и удивленный шепоток, когда аэп Лион, набрав в легкие побольше воздуха, прошелся по порокам не только оппонента, но и большинства собравшихся. Многих уязвили его слова, и молодой человек быстро стал местным антигероем. Дамы морщили тонкие носики, кавалеры закатывали глаза и качали головой, точно от речей умалишенного. Только та девушка, что взглядом предупредила Меетывера, вдруг прониклась симпатией к храбрецу и подмигнула Кхайру.
Меет тяжело выдохнул.
— Надеюсь, ты закончил? — было заметно, что кадет с трудом сдерживается. — Знаешь, ты настолько некуртуазен, что я вынужден признать свою ошибку. Патрулировать улицы — это действительно твое призвание. Я знаю вашу семейку. В прошлом году в пешем поединке проиграл твой брат, Франциск. В этом году пришел твой черед.
Он вырвал из рук у одного из своих товарищей фужер и залпом осушил его.
— Но как бы ты ни кичился своим умом, аэп Лион, здесь ты допустил ошибку. Ты не вызвал меня! — почти выкрикнул он. — Поэтому я сам вызываю тебя. Я пришлю к тебе человека с информацией о месте, времени и оружии, которое выберу я.
Он достал из-за пояса светлую перчатку мягкой кожи и небрежно швырнул ее Кхайру под ноги. Потом он обратился к собравшимся:
— Господа, прошу меня простить, но я вынужден покинуть прием. Засвидетельствуйте мое почтение виконту д’Арви.
Он развернулся на каблуках и вышел прочь.
Вечерний воздух освежал голову. На улице, которую простолюдины называли улицей Богачей, было тихо. Дневная суматоха стихла. Альбу пересекала одинокая лодка. Чайки патрулировали мощеную набережную.
Меетывер откинул волосы со лба и, немного постояв, окликнул своего слугу, Эзодура. Тот привел его коня: могучее, благородное животное. Мускулы перекатывались под его блестящей, словно шелк, шкурой, горбатый нос раздувался, точно парус, копыта размером с тарелку для мяса высоко взлетали над землей, а бахрома над ними придавала изящности его необъятному крупу. 
Меет ласково потрепал коня, уверенно вскочил в седло, почувствовав, насколько точно Эзодур отрегулировал длину стремян, исправив оплошность, допущенную им прежде. Он расслабился и задумался над вызовом, который он бросил младшему аэп Лиону. Что ему было про него известно? Знатный, крепкий род, которому было, чем гордиться. Он был знаком с его братом, Франциском, с которым он дрался в трех боях, победил в двух и выбил его из турнира. Тот показался ему отличным бойцом и приятным человеком, но сплетни, которые ходили вокруг Кхайра, вызывали только чувство брезгливости и легкого презрения. Он поморщился, вспомнив рассказы про Кхайра и дворяночку из семьи вар Хылярд. Говорили, что он тот еще любитель подраться. Говорили, что в жизни он еще более некуртуазен, чем в историях о нем. Говорили, что он не любит поединки, потому что предпочитает разбираться прямо на месте. Де Ротц-Васбринк вздрогнул, представив, как этот нахал убивает его прямо посреди залы — позор, самый настоящий позор.
Не отличавшийся умением держать язык за зубами Меетывер только сейчас понял, чем плоха была его шутка: поторопившись, он высмеял не только самого стражника, но и его род, а это могло обернуться серьезными неприятностями.
Над местом и временем он долго не думал. Пустырь Поединков — традиционное место, где решались вопросы чести в городе Золотых Башен; два часа пополудни в одиночку или при слуге. Относительно оружия он никак не мог решить: с одной стороны, в полном доспехе и с полэксом в руках он уничтожил бы этого аэп Лиона, но с другой, его бы просто засмеяли за то, что он не дал тому шансов. В конце концов он остановился на следующем:
«…седельный меч, допускающий хват как одной, так и двумя руками; из доспеха только кожаный колет или вовсе гражданское платье; поединок будет продолжаться до смерти одного из нас…».
Алкоголь плохо сочетался с умственной деятельностью, и от мыслей у него разболелась голова. Он несколько раз ни за что обругал Эзодура, бегущего за его конем, обвинив его в «медлительности улитки».
По ночному городу он добрался до своих съемных апартаментов, разделся с помощью слуги, наказав тому отыскать «проклятого стражника аэп Лиона» и передать ему записку с условиями поединка, и завалился спать так, как спят молодые, здоровые и богатые — сном младенца.

Меетывер проснулся в дурном расположении духа. Еще засыпая, он корил себя из-за дурацких, показушных условий предстоящего поединка, и утро началось с тех же тяжелых мыслей. Он дважды обругал Эзодура: сначала за нерасторопность, а потом за то, что тот предложил ему завтрак перед дуэлью.
Он потребовал вина и пил его торопливыми судорожными глотками.
— Как этот аэп Лион принял мои условия?
— Мне показалось, что его… удивила такая резкость, милорд. Но страха я не почувствовал. О, милорд, я даже слышал его смех.
— Проклятый безумец. Мне нужно будет убить его сразу же, я слишком дорожу своей жизнью.
— Как вам будет угодно, милорд.
— И зачем я вообще добавил это строчку про «до смерти одного из нас»? Идиот. А ведь ты даже глазом не моргнул, когда твой хозяин, возможно, пошел на смерть! И не коси глазом, хитрая улитка. Я плачу тебе больше, чем платит любой герцог, не для того, чтобы ты хмыкал в свои усища.
— Прошу прощения, милорд, но платит ваш отец.
Меет зарычал и замахнулся на слугу, но сдержался, отдернув руку.
— Будь ты проклят, старый висельник. Я прикажу тебя выпороть.
— Как вам будет угодно, милорд, — Эзодур низко поклонился, сохраняя при этом каменное спокойствие и чувство собственного достоинства.
Меетывер быстро остыл и пожалел о том, что нагрубил слуге, который возился с ним с самого детства. Правда, и это чувство не задержалось в его легкомысленной голове надолго — он отвлекся на городские новости.
— Какие новости в Городе? — обратился он к Эзодуру примирительным тоном.
— На приеме д’Арви, кроме вашего, было еще три вызова на поединки. Один из них прошел прямо напротив дома виконта, и, кажется, закончился легким испугом для обоих сражавшихся, — голос слуги ничуть не поменялся, точно ничего не произошло. — Из императорского дворца сбежал карп. На уши подняли даже «Имперу». Рыбу так и не нашли, зато несколько человек лишились должностей. И, поговаривают, голов.
Меет расхохотался и добродушно похлопал Эзодура по плечу.
— Ну, что же, думаю, смерть одного не из нас не станет каким-то громким событиям на фоне императорских карпов, — горько усмехнулся он.
— Как вам будет угодно, милорд.
Де-Ротц Васбринк мощно потянулся, похлопав себя по груди.
— Ладно, пора браться за дело, а то я немного раскис, тебе не кажется, Эзодур?
— Мне кажется, что вы готовы упиться со страха.
— Я?! Со страха?!
Следующие нечленораздельные звуки понять было невозможно, но в итоге все свелось к тому, что Меет, ругаясь и отплевываясь, отправил Эзодура по делам: пошевелить конюха, чтобы тот подготовил Бурака, поднять на уши прислугу, чтобы грела ванну и разбиралась с одеждой.
Все приготовления были закончены. Вымытый, расчесанный, облаченный в темно-серый колет, узкие черные штаны поверх чулок и начищенные, до блеска натертые свиным салом сапоги средней длины Меетывер отдавал последние распоряжения. Эзодур аккуратно поинтересовался, что сказать батюшке в случае неудачного исхода, но ответом ему послужили только новые ругательства.
— Я убью этого аэп Лиона только из-за того, что ты пожужжал мне все уши, подлец!
Около двух часов после полудня Меетывер, верхом на своем могучем скакуне, отправился к Пустырю Поединков. В городе царило привычное оживление. Солнечны летний день привлек любителей прогуляться в густой тени зеленых рощ или по обсаженной тополями алее. Люди смеялись, вели оживленные беседы, прохаживаясь под изгородями фруктовых садов.
Он ехал мимо рабов, таскающих тюки с покупками своих хозяев; мимо женщин, торгующихся с продавцами-лоточниками; мимо компаний задиристых дворян, гнусно ухмыляющихся и похлопывающих себя по поясам с мечами; мимо важно прохаживающихся стражников, которые заслужили честь охранять покой одного из самых благополучных районов Города. 
К Пустырю Поединков он подъехал, убеждая себя в том, что младший аэп Лион должен умереть и что этой смерти он вполне заслуживает. В конце концов, Меетвер привык скрещивать клинки на ристалище, а не в реальном бою, и такое резкое повышение ставок не укладывалось у него в голове.
Он спешился, оставив коня на попечение Эзодура, открепил ножны с мечом, притороченные к седлу, и пошел к пустырю.
Это место оправдывало свое название. Неухоженная земля, о которой ходила дурная слава, голая, лишенная растительности, она только и могла пригодиться для разного рода разборок. С одной стороны пустырь был отгорожен недостроенным павильоном. Повсюду громоздились груды строительных материалов, но рабочих нигде не было видно. С другой стороны тянулась длинная крытая галерея, отданная торговцам средней руки для сбыта товаров. Там всегда было шумно и людно, и на пустырь, расположенный на заднем дворе, никто не обращал внимания.
Меет пошаркал сапогами по твердой земле, перемещаясь из позиции в позицию. Кожаный колет приятно поскрипывал. Меч точно влился в руку, став ее продолжением. Боевой азарт захлестнул его с головой.
Солнце медленно ползло по небу. Стукнуло два часа.

Отредактировано Меетывер де Ротц-Васбринк (2018-01-04 02:03:08)

Меетывер не ответил. Отошел на десяток шагов назад, встал в стойку, выставив вперед правую согнутую ногу и опираясь на левую, держа меч над правым плечом. На другом конце пустыря Кхайр аэп Лион встал в зеркальную позицию.
В закутке стало тихо. Эзодур стоял рядом с Бураком, сжимая поводья потеющей рукой. Слезящимися глазами он всматривался в прямоугольное пространство пустыря, всем сердцем желая, чтобы две медленно сближающиеся фигуры никогда не встретились.
Солнце припекало. Меет чувствовал тепло от нагревшейся на спине и плечах кожи колета. Яркие лучи метили в глаза Кхайру.
Меетывер двинулся на противника неожиданно легко и пружинисто для такого здоровяка. Он сделал несколько самых простых ложных атак, действуя врагу на нервы. Кхайр не выдержал, начал атаку. Меет заблокировал, но в последний момент стражник, мастерски работая ногами, сместился, довернул корпус и оказался немного сбоку от него. Мечи соприкоснулись, и инерции удара Кхайра хватило для того, чтобы оттеснить лезвие меча Меета в сторону. Молодой дворянин лишь благодаря своей силе избежал отметины на лице. Он сделал шаг назад, контратаковал, снова сближаясь, Кхайр поставил блок, но Меет, работая мечом, как рычагом, продолжил натиск и ударил еще раз. Стражник от неожиданности заблокировал неумело, отскочил назад, не дав бою закончиться слишком быстро. Меет продолжил натиск, прыгнул, коротко ткнул. Кхайр ушел в сторону, размашисто ударил снизу. Меетывер плавно парировал уступающей защитой, стражник ударил снова, снова снизу. Кадет повторил защиту, перешел в атаку. Кхайр ждал этого, мгновенно отскочил, сделал финт, потом быстро ударил. Меетывер парировал инстинктивно, почти вслепую, зная, что иначе не успеет.
Он разозлился, чувствуя свое преимущество, но взбешенный тем, что не может им воспользоваться. Он то ли зарычал, то ли захрипел и ринулся в атаку, рубя мечом накрест. Кхайр отступал, выжидая. Наконец, почувствовав момент, рубанул сверху, меня в голову. Меет парировал легко, подняв руки, сжимающие меч, ни на мгновение не задержался, продолжил напирать, прижимая бритоголового к обшарпанной, побитой стенке. Кхайр мог только парировать и отступать. Парировать и отступать - рост и скорость противника не оставляли ему ничего больше.
Неизвестно, чем закончился бы этот яростный поединок, если бы не отряд людей, вооруженных самострелами. Они окружили пустырь, держа оружие наготове. Сражающиеся были так захвачены боем, что не обратили на стрелков внимания - Меет все так же теснил Кхайра к стене, Кхайр все так же парировал и отступал, теряя инициативу. Сражение прервал лишь резкий девичий окрик:
- Немедленно прекратите! - вперед вышла девушка в дорожном костюме. - Кхайр аэп Лион, мне поручено взять вас под стражу. Вы обвиняетесь в краже императорского карпа. А вы, Меетывер, знайте, что причинение вреда обвиняемому наказуемо! Опустите ваш чертов меч!
Меетывер от удивления раскрыл рот, но меч опустил. В этой невысокой девушке он без труда узнал ту, вырезом платья которой любовался на прошедшем приеме. Образ дворяночки в дерзком платье резко контрастировал с властным голосом, строгим костюмчиком, собранными в хвост волосами и орионом, который она крутила между пальцев. Кадет почесал шею тыльной стороной ладони в перчатке. Происходящее не укладывалось в голове.
— Сдавайся, аэп Лион. Тебе будет позволено сохранить при себе меч, а содержать тебя будут не в темнице.
— Да что здесь происходит?! — возмутился Меетывер. - Кто вы такие?
Ответ на этот вопрос он знал заранее.
— Не вмешивайся, Меет, — девушка хмыкнула, назвав его так, как его называли друзья и любовницы. — Завтра начинаются занятия в Академии, и лучше бы тебе задуматься о них, а не о приемах и дуэлях.
Дворянин выругался. Отходя от пыла боя, он почувствовал, как вспотевшая рубаха начала остывать и липнуть к телу. Он стянул перчатки, распахнул колет. Подошел Эзодур и взял лишние вещи.
— Нам позволено уйти, госпожа? — чинно спросил слуга.
— Да. И получше следите за своим подопечным.
— Будет сделано, госпожа.
Меетывер угрюмо глянул на аэп Лиона, покачал головой и пошел к Бураку, испытывая смесь злобы, горечи и странного чувства: точно прерванный поединок каким-то образом бросал тень на его собственную честь.
После душного, пыльного пустыря он был рад выбраться на свежий воздух. Пот собирался на лбу и стекал по спине струйками, щекочущими, точно паразиты. Боевой задор, так резко оборванный, оставил после себя только гнетущее разочарование.
— Расскажи мне еще раз про этого проклятого карпа, Эзодур.

Отредактировано Меетывер де Ротц-Васбринк (2018-01-22 04:29:05)

Улицы Нильфгаарда были залиты солнечным светом. Город, не в пример северным, был построен широко и с размахом: на многих его улицах свободно могли разъехаться двое всадников. Древняя столица разрасталась с расцветом могущества империи и сейчас представляла собой практически отдельное государство: со своими законами и своей, отделенной от остальных частей империи, жизнью. Город Золотых Башен на дух не переносил приезжих и инакомыслящих, потому что даже самые жуткие преступления здесь совершались по неписанным тысячелетним правилам.
Сидя верхом на Бураке, Меетывер ощущал себя если не императором, то маршалом, въезжающим в столицу со своим личным триумфом. Коню не требовались удила, он реагировал на любое прикосновение. Меет отвечал ему тем же: взаимопонимание коня и всадника было полным.
Вот и сейчас Бурак, невероятно выносливый, сильный и грациозный, держал голову высоко, едва ли не величественно, точно любая поездка его хозяина была задумана лично им.
Меетывер нежно погладил скакуна по шкуре цвета до блеска натертой золотой монеты. Эзодур что-то говорил, но де Ротц-Васбринк слушал его в пол уха, как и всегда. Возвышаясь над людьми внизу, Меет медленным шагом вел коня к своим апартаментам, по пути размышляя о произошедшем. 
Конечно, он знал о нильфгаардской разведке. Слышал истории о таинственном министерстве, занимающемся убийствами и похищениями неугодных людей, о фамилии де Ридо и о самом Ваттье - скрытном и загадочном шефе этого управления. Он и видел-то его всего один раз, хотя случаев, казалось бы, предоставлялось немало.
В первый год обучения в военной академии один его сокурсник неожиданно пропал. Сначала никто не обратил на это внимания, но потом Меетывер решил навести справки. К его удивлению, он не обнаружил ничего. Вообще ничего. Эмран аэп Веехор перестал существовать, точно его никогда и не было, ровно как и самой его фамилии. Это стало шоком для юного наследника маркизского титула. Неограниченные полномочия одного министерства, позволяющие ему распоряжаться судьбами целых семейств, казались чем-то нереальным, вроде многочисленных городских легенд, о которых ему поведали товарищи, выросшие в столице.
И теперь в их руках оказался один из аэп Лионов. О том, что это были люди разведки, Эзодур прожужжал ему все уши. В конце концов, в таких вещах он разбирался гораздо лучше него.
- Милорд, это дело напрямую затрагивает вашу честь, - в очередной раз затянул Эзодур. - Несмотря на вашу дуэль, вы и этот аэп Лион представляете собой молодое дворянское братство, и отказывать друг другу в помощи, тем более в противостоянии с ненавистными вам, молодым, полицейскими органами - это сущее преступление.
Старик выпрямился, задрал голову и поглядел Меетыверу в глаза. Непозволительная дерзость.
- Замолчи, старик! Не смей разговаривать со мной таким тоном, иначе… - де-Ротц Васбринк с трудом сдержал вспышку гнева. - - Знаешь, Эзодур, по-хорошему я должен выпороть тебя, заклеймить и отправить в эббингские рудники за такую дерзость. Но ты, стервец, знаешь, что я этого не сделаю, и пользуешься этим.
Эзодур нахмурился, опустил взгляд, но вида, преисполненного достоинства, не утратил. Профессиональный слуга с темным прошлым, для отца Меетывера он был гарантом того, что горячий и взбалмошный парень не сгинет в столице и не навредит чести древнего рода. Старший де Ротц-Васбринк невероятно ценил этого хмурого, язвительного старика, да и сам Меетывер, хоть и показывал норов, но больше для виду: слуга был едва ли не единственным человеком, к словам которого он прислушивался.
В молчании они двигались по кварталам богачей и знати. Стоящие на приличном расстоянии друг от друга дома самых разнообразных стилей на два, а то и три этажа возвышались по обе стороны улицы. Они пересекли площадь, повернули налево и оказались совсем близко от двухэтажного дома с большими окнами - апартаментов Меетывера.
- И что ты мне предлагаешь делать, Эзодур? - наконец, не выдержал Меет, который вообще не мог долго сердиться (на самом деле всю дорогу он мучительно соображал). - Наведаться в замок-тюрьму и поинтересоваться здоровьем задержанного аэп Лиона, которого я едва не убил на запрещенной законом дуэли? Которого задержала, как ты говоришь, разведка? Подумай свой старческой головой, что произойдет быстрее: я стану посмешищем для всей столицы, меня исключат из академии или тоже, как этого проклятого стражника, упекут за решетку?
- Милорд, вам достаточно навестить Эскобара вар Меехта, чиновника при императорской богадельне, с которым знаком ваш отец. Пока у вас нет выгодных знакомств при дворе, это лучший вариант, чтобы выяснить, что произошло в ту ночь.
- Ты действительно считаешь, что я должен лезть в это дело?
- Это будет благородный поступок, милорд, - ответил Эзодур и поклонился.
- Ладно, черт тебя побери.

***

Несколько часов спустя.
Он не сразу заметил следы произошедшей беды. Удивился, когда не увидел слуг. Насторожился, когда ворота на хорошо смазанных петлях бесшумно распахнулись перед ним. На террасе перед домом царил беспорядок: перевернутые плетеные стулья и аккуратные столики, ободранные декоративные кусты, разбитые глиняные амфоры. Он оставил коня у изгороди - привязывать его не было надобности. Подул ветер, и Меет ощутил запах гари, доносившийся откуда-то с заднего двора. Он медленно обошел дом, держась за рукоять меча.
Первый труп лежал, уткнувшись лицом в землю. Он подцепил его носком сапога за бок и с нескольких попыток перевернул. От увиденного он едва не опустошил набитый за обедом желудок. К горлу подступил ком. Покойник был обнажен, а его живот вспорот крест-накрест. Внутренности мужчины клубком лежали рядом. Розовые кольца кишок, блестевшие прожилками желтого жира, медленно сокращались.
Запах гари стал невыносимо сильным. Меету был незнаком запах горелой человеческой плоти, от которого рот наполнялся слюной, а к горлу подступала тошнота отвращения.
Впереди валялось еще двое убитых. Одному перерезали горло от уха до уха, а другому отрубили обе руки выше локтя - они валялись рядом, в зеленой траве - и воткнули кинжал за ключицу. Удар в это место, где кожа натянута, как барабан, а прямо под ней - крупные сосуды, отходящие вверх от сердца, поворот клинка, и человек мгновенно умирает. Меетывер знал это. И испугался. Люди, сотворившие это, не были обычными грабителями.
Он обошел беседку из камня и обнаружил за ней источник омерзительной вони. Мужчина лежал ничком, руки и ноги его были связаны. Судя по всему, это и был хозяин дома, Эскобар вар Меехт. Он был сожжен на костре из книг, папок и множества пергаментных свитков. Его тело обуглилось только на половину, кожа почернела, вздулась и потрескалась, а струйки расплавленного, не успевшего еще застыть жира с шипением лились на тлеющую бумагу.
- Проклятье, - выдохнул Меетывер.
Арбалетный болт пролетел в нескольких дюймах от него и с шумом упал в кипу обгоревших документов, подняв сноп искр. Меет обернулся, увидел хмыря в стеганой куртке, который спешно перезаряжал самострел. Он побежал, на ходу обнажая меч. Руки стрелка не тряслись, он закусил губу, встал на дугу и уже натягивал тетиву. Меет подскочил, рубанул с максимальной дистанции. Кисть арбалетчика полетела в траву. Он ударил еще раз, сверху-вниз, располосовав тому грудь. Пинком он отшвырнул арбалет в сторону, прижался спиной к стене, огляделся. Сердце бешено колотилось. Врагов больше не было видно.
«Оставили наблюдать за домом?» - подумал Меет. - Где же остальные?»
Стрелок был мертв. Де Ротц-Васбринк пожалел, что ударил слишком сильно - сдали нервы. Мертвец сохранил свои тайны.
Он вытер меч об одежду убитого, вложил его в ножны и быстро, сдерживаясь, чтоб не перейти на бег, зашагал к воротам.
«Только бы никто не увидел меня здесь».
Он озирался через плечо, ожидая новых врагов или отряда стражи, задерживающего его и обвиняющего в убийстве, но вокруг стояла тишина. До ворот оставалось несколько шагов. Бурак топтался на месте, перебирал копытами и недовольно фыркал.

Отредактировано Меетывер де Ротц-Васбринк (2018-02-01 03:37:59)

Вечерний зной вошел в ту пору, когда небо на западе окрашивается в багрянец, точно на него пролили бутылку туссентского, а фасады домов становятся такими теплыми, что ладонь, прислоненную к ним, не хочется убирать.
Меетывер увидел, как кто-то стоял и смотрел на него, прислонив ладонь ко лбу, чтобы не слепили лучи яркого закатного солнца. Он вздрогнул от неожиданности: сколько он стоял там? сколько видел? Незнакомец сам ответил на эти вопросы.
В голове Меетывера будто грохнула сапогами бригада «Импера» в полном составе. Проклятый стражник стоял и указывал ему, отпрыску знатнейшего семейства, да еще и с такой рожей, точно обращался к бродяге на рыночной площади. Меет сам не заметил, как вспыхнул.
— Ты? Чертов стражник, тебя же схватила разведка, как ты?.. Ты думаешь, что я… это?.. — он обвел рукой пространств двора.
От злобы у него перехватывало дыхание и кружилась голова.
«Тут явно плетется какая-то интрига, — подумал он, пытаясь найти какую-то точку опоры, которая удержала бы его от падения в пучину гнева. — Но кем и с какой целью? Чьим средством является аэп Лион? Отец говорил, что у нашего рода много врагов…»
Он положил руку на рукоять меча, на четверть вытащив его из ножен. Он мог убить его, теперь он знал это точно. Но тогда он станет преступником, убившим стража закона, и уже ни статус отпрыска одного из влиятельнейших семейств империи, ни деньги, ничто не поможет ему защитить себя.
«Может, обратиться к Совету академии? — он смотрел стражнику в глаза. — Эти старики, скорее, выгонят меня с позором, чтобы я не имел отношения к академии».
Он подавил инстинкт, побуждавший его расправиться со аэп Лионом. Меч с хлопком вернулся в ножны.
Главное, чтобы он не исчез бесследно. Эзодур должен поднять на уши всю родню.
— Проклятье, — выдохнул Меетывер; на скулах у него ходили желваки. — Я пришел сюда, чтобы узнать у вар Мехта о том, что произошло вчера во дворце. Как видишь, я опоздал. Эскобар там, на заднем дворе, зажаренный в кипе своих чиновничьих свитков. Большую часть из них я не могу даже прочесть — я не клерк.
Бурак недовольно заржал из-за того, что хозяину перегородили дорогу к нему. Меет ласково помахал ему рукой.
— Черт подери, это какое-то безумие! Что, думаешь, я вернулся с дуэли и принял решение перебить целый дом, а хозяина зажарить, как свинью? Сущая глупость! Я сдамся только если мне, как дворянину, будет позволено сохранить оружие, и ты пообещаешь мне передать моему слуге, Эзодуру, что я схвачен и помещен под стражу. Разобраться в этом деле ты уже пообещал, и все, что я могу, это надеяться на то, что у стражников в империи есть понятие чести.
На улице по-прежнему было тихо — редкое явление для этого квартала. Что же соседи? Их либо подкупили, либо запугали. Меетыверу страшно хотелось разобраться в этом запутанном деле, а не прозябать в заточении, да еще и будучи обязанным этому аэп Лиону, но придумать что-то лучшее у него не выходило.

***

Янтен вернулась на квартиру, предоставленную Управлением. Скинула сапожки и прошла в тесную комнатушку, заменяющую ей рабочий кабинет, спальню и столовую одновременно. Разделась. Села в обшарпанное кресло со следами кошачьих когтей на обивке. Ее кошка умерла два года назад, и с тех пор мысль о новом питомце была неприемлема для Янтен. Она задумалась, откинувшись на спинку.
Вар Мехт, очевидно, как-то раз, позарившись на деньги, работал на северян. Он слишком труслив, чтобы делать это из иных соображений. С тех пор он крепко встрял и, оглупев от страха, делал все, что ему говорили. Если не взять его под стражу в ближайшее время, то его убьют. Янтен видела это так ясно, точно сама была его убийцами. Интересно, как критична была ее ошибка, когда она самолично решила задержать аэп Лиона? Возможно, что она провалила операцию — самый худший сценарий. Возможно, что это сошло ей с рук. Правда, как обычно, была где-то между этими предельными точками. Но было еще и предчувствие, которое говорило ей о том, что незримая для обывателей паучья шпионская сеть, обратила на нее свое внимание. Паук, сидящий в центре, был знатокам своего дела, и почувствовал, когда она едва-едва задела одну из его паутинок. Не мог не почувствовать.
Янтен вздрогнула: она чертовски продрогла. Кожа покрылась мурашками. Она решительно встала, оделась, взяла лист пергамента и перо. Написала несколько строчек, положила послание в металлический сундучок, а тот — в незаметное отверстие в полу, служащее как раз для таких целей.
Она еще раз оглядела свое жилище. Потом развернулась и пошла к выходу.
Там ее ждали двое. Первый ударил ее в лицо. Куда ударил второй, она уже не почувствовала.

Высоко-высоко в небе качнулось заходящее солнце.
Меетывер хотел огрызнуться на слова аэп Лиона, но промолчал, хотя так и сотрясался от ярости. Он протянул руки. Звякнули кандалы. Бурак обеспокоенно фыркнул. Меет выдохнул и ласково посмотрел на коня. Умное животное ткнулось мордой в хозяина.
Его лихорадило. Гнев накатывал волнами и мешал сосредоточиться.
Они шли через город, медленно погружающийся в сумерки. Им встречались отряды встревоженной стражи. Жуткое убийство в районе богачей скоро станет самой насущной новостью столицы. В Академии поднимется шум. У противников его родственников появятся ниточки, за которые они, он был уверен, не преминут потянуть. Это был серьезнейший удар по фамильной чести. Особенно сейчас, когда в воздухе витает запах надвигающейся войны, и гранды империи грызутся за посты, должности и влияние. Его дядя — секретарь по иностранным делам, а брат дяди — распорядитель двора: чин, конечно, формальный, но исключительно почетный. Многие другие члены ветвистого рода де Ротц-Васбринков служили при дворе. Теперь же этот скандал мог серьезно пошатнуть их позиции. Меетывер заскрежетал зубами, но голову не опустил. Он заставил себя поверить в то, что ему плевать на любопытные взгляды.
— Я понятия не имею, о чем речь, аэп Лион, — процедил он. — После того, как тебя забрали, я отправился к вар Меехту. Он знавал моего отца когда-то, и я надеялся узнать, что случилось во дворце сегодняшней ночью. Как видишь, у меня не получилось.
Передел влияния при дворе. Недовольство в отдаленных территориях. Шпионская история. Нильфгаард лихорадило.
Они добрались до помещений стражи. Вошли во двор. Их окружили стены зданий —  старых и новых. Конические башни с крытыми сланцем крышами возвышались на каждом углу. Выгладили они мрачно и неприветливо, точно убежища колдунов из детских сказок. Двор был заполнен вооруженной стражей.
Лейтенант повел его к башне на западном участке. Меетывер прищурился, чтобы лучи заходящего солнца не слепили глаза, и поглядел на знамя со знаками стражи Нильфгаарда, установленное на вершине башни.
Впереди ждала неизвестность.
Они оказались внутри, и их обступили стражники. Меетывер скривился. Простолюдины разглядывали его. Видимо, знали по истории с дуэлью. Его происхождение и конфликт с аэп Лионом делали его объектом их ненависти, он был уверен в этом. И отвечал им тем же.
Его провели в отгороженное помещение, служащее, видимо, для предварительных расспросов. Кандалы не сняли. Он выразительно посмотрел на аэп Лиона перед тем, как дверь камеры закрылась. Без помощи семьи ему не выкарабкаться, и сержант должен был ввести их в курс дела.
В помещении стоял полумрак. Меетывер споткнулся о грубо обтесанный табурет и чуть не перевернул таз с водой. Он ополоснул лицо, поднял табурет и сел, обхватив голову руками. Струйки пота бежали под одеждой. Он не хотел признаваться с тебе в том, что ему страшно.
Накал страстей при дворе был близок к своему пику. Меет мало общался с дядей, который недолюбливал его за избрание пути, нехарактерного для фамилии де Ротц-Васбринков, однако что-то он все-таки слышал. Что дело дошло до взаимных обвинений в измене. Что многие стали собирать вокруг себя вооруженный люд то ли для собственной безопасности, то ли для борьбы с противниками. Что все смешалось, и определить, кто к какой партии принадлежит, стало практически невозможно.
В отдаленных провинциях нарастало недовольство из-за поборов со стороны центра. В Метинне, Эббинге и Назаире дороги вновь заполонил лихой, иногда — мятежный — люд. Купцы жаждали экспансии и поблажек. Рыцарство, которому вечно мало места и вечно нечем заняться, требовало войны.
Шпионские ячейки, тайные союзы и предатели множились, точно гнус. По крайней мере, так всем казалось. Разведка сбивалась с ног в попытках удержать ситуацию под контролем. Эшафоты и виселицы уже давно не знали отдыха.
Меетывер со вздохом поднялся. Голова трещала. Он знал слишком мало.
Снаружи послышались голоса. Меет напрягся и прислушался, однако вошедший говорил слишком тихо.
Застучали сапоги. Скрипнул замок. Дверь открылась, и Меетывер вновь увидел помещение стражи. Неприметный человек в сером, лицо которого было так бедно на выразительные черты, что Меетывер не смог бы описать его уже через пару минут через встречи, протянул ему пергамент в футляре. Безликость этого человека обескураживала и внушала страх. И не только ему. Стражники замерли и встали по струнке. Говорил он, точно читал без выражения какую-то жутко неинтересную вещь. Тон его голоса не менялся, всегда оставаясь чуть тише, чем требовали правила приличия, так, чтобы к нему приходилось прислушиваться.
Меетывер вышел во двор, не чувствуя под собой ног. Казалось, что-то происходило, но он не мог уловить, что. Он стоял и задумчиво катал камушек подошвой сапога. Он не знал, что делать. Про папку в руках он, казалось, совсем позабыл.
Меет почувствовал взгляд аэп Лиона. Вскрыл папку.

«Дорогой Меетывер, прости, что сомневалась в тебе. Сейчас у меня есть все основания, чтобы заявить, что все подозрения Ведомства относительно тебя были беспочвенными. Мы сами стали жертвой дворцовых интриг, направленных против тебя. Весьма искусно направленных, прошу заметить. Остерегайся своих врагов. Надеюсь, что мы еще встретимся. Янтен».

Следующая строчка начиналась с имени «Кхайр», но потом пергамент был грубо оборван. Меетывер достал другие документы из футляра. Списки, сложные формулировки, отчеты. Он протер глаза свободной рукой и сунул документы обратно в папку.
Тощий мужчина в форме вышел во двор и встал, заложив руки за спину.
— Меатыш аэп Гольди, — представился он. — Наслышан о ваших турнирных успехах.
Человек усмехнулся. Меетывер затаил дыхание. Что-что, а интерес таких людей вызывать не хотелось даже наследнику маркиза де Ротц-Васбринка.
— Не думал, что глупые забавы дворянского отпрыска могут вызвать интерес у вашего ведомства.
Меатыш пристально поглядел на него. Пожевал бледную сухую губу.
— Вы говорите как человек, далекий от дворцовых интриг. Что же, это играет в вашу пользу. Хотя воспитаннику Академии стоило ответить иначе.
Меет пожал плечами.
— В городе, — ни с того ни с сего продолжил аэп Гольди, — около двухсот членов шпионских ячеек. Они занимают самые разные ступени иерархической лестницы, они просочились во многие органы власти, они готовят хлеб, черкают пером и заседают в Сенате. Ячейки выстроены настолько грамотно, что могут функционировать абсолютно автономно. Ваттье де Ридо не спал уже четверо суток. Я — лишь половину от этого числа. Как вам такое?
Он внимательно посмотрел на Меетывера.
— Какую цель они преследуют? Северяне не имеют возможности начать войну.
— Вы так думаете? Вы так думаете, зная новости о волнениях в дальних провинциях? Что же, я, кажется, переоценил вас.
— Вы разговариваете с турнирным бойцом, а не с моим дядей или его братом.
— С ними бы я и не подумал говорить о таких вещах. От них за версту несет интригами. Они слишком тертые калачи и смогли бы воспользоваться этим разговором для своей выгоды. Вы — нет.
— Так убейте их всех, этих шпионов. Вы говорите, как человек, у которого имеется список на руках. Пусть палачи поработают так, как работали после возвращения императора.
— Не думаю, что это принесет пользу. Северяне почувствуют границы наших возможностей, а те, кому удастся избежать арестов, залягут на дно. И все начнется сначала. Империя должна очиститься, и у нас нет лишних пяти или семи лет.
Меетывер покосился на аэп Лиона, который слышал все.
— Тогда не делайте ничего. Точнее, делайте вид, что сбиваетесь с ног, и вообще вот-вот потеряете контроль. А сами подшивайте свой список.
Меатыш удивленно хмыкнул.
— Что же, я так нарушил принцип необходимого знания, — он моргнул воспаленными глазами, кашлянул и повернулся к аэп Лиону. — Сержант, мне удалось достаточно убедительно сыграть разгневанного фискала? Мне кажется, ваши люди и все лишние уши услышали именно то, что я и хотел.
Мужчина расправил худые плечи, зевнул. Они стояли в опустившихся на город сумерках. В стороне топали стражники. Фонари светили неровным магическим светом, и оттого тьма вокруг них была еще насыщеннее.
— Янтен стала жертвой некоторых семейных обстоятельств. Однако сейчас она в безопасности. Мы перехватили похитителей на выезде из города. О ваших делах она осведомилась в первую очередь, господа.
Меетывер покраснел. Порадовался тому, что его смущение скрыла темнота.
— На этом я должен попрощаться с вами. Меетывер, приступайте к занятиям точно ничего не было. Прилежно учитесь и продолжайте побеждать на турнирах. Величие империи держится на силе и умении ее воинов. Кхайр, работа с нашим ведомством может быть обременительна, однако империя платит свои долги. Проверьте ваш счет и… купите себе наряд для званых приемов. Он вам еще пригодится.
Мужчина хлопнул костлявой рукой по плечу лейтенанта и медленно пошел прочь маленькими шажками.
— А папку, — сказал Меатыш, обернувшись, — оставьте лейтенанту. Ему будет что почитать перед сном.
Скоро он исчез за полосой света магического фонаря и только тихое пошаркивание подошв его сапог выдавало, что мгновение назад он стоял рядом с ними.
Меетывер размял затекшую шею.
— Пожалуй, — словно нехотя начал он, — вопрос чести можно считать решенным. Что скажешь, аэп Лион?
И протянул ему папку.

Отредактировано Меетывер де Ротц-Васбринк (2018-03-30 03:18:18)