За окном светло-грустно плясали огоньки волшебных фонарей. Внутри корчмы молодцы и девушки отдыхали душою и рассказывали друг дружке истории, кои надо всегда сказывать под вечор. Студиозусы, бакалавры и магистр, изощрённые в грамоте - не чурались они доброй корчмы "Алхимия" и обитателей его. В углу своём, в меру просторном, собирались и ухали мужики с разных концов Реданского государства, да и не только реданского. Корчмарь, полный человек с цепким, ярким взором, вовремя приметил мужика каэдвенского, пришедшего сюда при щите да мече.
Где же это слыхано, чтоб с оружием в питейное заведение входить? Да не на дороге, в центре города - славного Оксенфурта. Но, видать, мужика мало заботил его внешний вид и манеры.
Кмет. - подумал корчмарь. -Служивший кмет.
И правду подумал. Никодим из Каэдвена, путешественник, кметом был до костного мозга, а мож и глубже. Но не значило это, что  пожилой человек неприветлив был и зол, как многим показаться могло. Подошёл Нико к корчмарю через уханье и притопы в комнате кулачных бойцов, через сплетение столов, кружек и разговоров. Нравилось ему тут.
-Милсдарь хозяин. - обратился вежливо, низким и добрым голосом каэдвенец. -Оставить на сохранение можно ли? На денёчек. Вещи свои сменные, утварь всякую в рюкзаке и орудия. -старик похлопал по ножнам на правом боку. -По дорогам я хожу, решил на зиму поближе к городам перебраться.
Хозяин не знал как ответить. Подозрительным ему казался мужик, не внушающим доверия.
-...буянить не будешь? -корчмарь вытер глиняную тарелку и поставил её на прилавок.
-А зачем? Я вон - кулачки разомну с молодцами. Возьму сидра выпить да останусь на ночлег у печки. Не против вы? - поглядел Нико на корчмаря исподлобья, чуть брови приподняв. Очень мужичку не понравился этот взгляд, не захотел он пускать путника на ночлег.
-Оставить вещи - оставь, только деньги вперёд. А ночлег мы не предоставляем. У нас питейное заведение, а комнаты наверху тебе не по карману. - закинул владелец полотенышко на плечо и посмотрел вызывающе на Нико. Тот и глазом не моргнул, сообразив в чём дело.
-Я не пью и не буяню, милсдарь. Тихо полежу, согреюсь. Вы подумайте... - незлобиво пророкотал он, достав серебряную монету. - А я пока вещи положу и на бои погляжу. - с этими словами снял Никодим большой щит со спины, расстегнув ремни на груди, и поставил его подле стойки.  Рюкзак положил на стойку, меч лёг рядом. Посетители многие смотрели на это со смехом откровенным, а Нико плохо понимал: чего они смеются?
Не знал он городских обычаев от слова совсем. Да и, пожалуй, поздновато учиться им было. Корчмарь поглядел на всё это с досадой великой, цыкнул, но вещи убрал. Как и монету в карман.
-Спасибо, хозяин. - отошёл Никодим от стойки, вдохнул завитый клубами, густой дух, вгляделся в молодые, пьяные лица - и обрадовался. Теперь можно было идти драться.
-Ставки на новичка какие? - спросил он у главного, самого здорового бойца. Агромадный бритый парень взглянул в глаза старику, сплюнул кровью в тарелку и сказал:
-Жвадцать пять крон. - во взгляде его читался испуг. Не каждому хотелось с каэдвенцем в бою встречаться.
-Много... - задумчиво выдохнул Нико. -Но деньги есть. Ставлю сорок что не побьёшь. Лады? - старик протянул руку и кивнул близстоящему бойцу чтоб тот разбил договор.
-Лады. - ответил бритый. Уж больно не хотелось ему оставлять человека без драки, ведь видно было что остальные не согласились бы. Договор разбили, каждый внёс в банк - сейфик ржавый, маленький - свои сорок крон. Бойцы собрались полукругом да начали улюлюкать, ухать, прихлопывать-притопывать. Бой зачинался.
Снял с себя наёмник кметскую рубаху, обнажил раны старые - бойцы некоторые ахнули.
-А тебе точно надо это, дед? - просипел бритый.
-Надо, внучек. Иль боишься что тебе старик наваляет?
На том и порешили. Молодец атаковал быстро, тычками по флангам, всё слабое место искал, рану какую. Нико закрывался, ждал пока в нём кровь закипит от укусов комариных.
-Арргх. Что ты бьёшь как баба? - молодой ударил сильнее, в рёбро нижнее, правое. Старик взвыл, стиснул зубы и взглянул на бойца как на верного врага.
-Раздавлю. - сильный удар правой рукой пришёл по воздуху. Молодой быстрее был, могу увернуться. А если б не увернулся - быть беде. Нико нанёс второй удар, левой - попал по предплечью неловко, но услышал как молодой зашипел от сильного толчка. Пошатнулся бриты, пошёл в противоположную сторону от удара - и попал под удар лёгкий правой рукой. Но даже того хватило чтоб подскользнуться и упасть. Победил Никодим благодаря силе толчка своего, а не хорошего удара. Свалил молодца попросту, боясь сломать что-нибудь.
-Ну как?
Бритый закрыл глаза, ещё лёжа.
-Деньги забери, старый козёл...
Рассмеялся от души каэдвенец, и вторили этому смеху бойцы. Словно в армии себя почувствовал Никодим, слово в молодости.
-Спасибо, братец. - протянул он руку для помощи. -Спасибо что уважил.
Забрал старик деньги, оделся. В корчме на него смотрели с опаской, подозрением. Думал старик как упросить корчмаря оставить его на ночлег. Сел за стол, испросил у девушки-разносчицы сидра яблочного и пирогов. Сидел и смотрел. В основном смотрел как смотрят на него, да только молодёжь под взглядом старика отворачивалась споро.
Не, пожилым тут не место. Точно не место. И даже спеть некому, все лютню слушают и песню благородную, бардовскую.
Никому нет дела до сказки.

Сидр медовой рекой стекал по каштановой бороде да капал на стол. В горле становилось прохладно да хорошо. Пироги в тарелке манили духом мясным, дышали жаром, похрустывали золотистой коркой. Аппетит проснулся во старике неимоверный, будто молодая кровь полилась по жилам. Сухая рука с кожей прозрачной, грубой, на пергамент похожей, потянулась за лакомством желанным. Вот только не удалось вкусить пирожка сразу же - прервали трапезу на полпути.
- Здравствуй, добрый человек.
"Добрый человеком" только на севере Каэдвена и могут назвать незнакомца, и ещё совсем в диких местах где-нибудь. Так уж сложилось, что чем безлюднее местность, тем с большим радушием встречают друг друга работяги. Однако ж не был похож молодой мужчина на каэдвенца, и уж тем более - на рабочего человека. Никодим приценился взглядом, нахмурился. Приподнял бровь вопрошающе.
-...Не возразишь, если я за твой стол присяду?
Улыбнулся каэдвенец лучистой улыбкой, прорезавшей как заря на угрюмом, ночном лице. Понял он: перед ним вольный наёмник, благородной профессии человек. Темерских кровей, судя по выправке - уважал Нико людей Лилии даже после войны. Не был он ни, как говорилось, ксенофобом, ни расистом. Знал: ежели человек хороший, то это сразу почуешь. Не могли шрамы боевые и взгляд холодный обмануть старого вояку.
-Ой, небось пирогов захотел? Аль по делу? Ну да неважно, я ж тебя в любом случае угощу. Садись и кушай, молодец. Пирожки с мясом, говядина. - откусил Нико половину пирога да зажмурился. Таяла выпечка во рту прямо как мамкина стряпня. Видать, с любовью повариха пекла пирожки.
Оно и понятно - ведь готовила-то жена корчмаря.
-Славно-то как. Ты только не спеши, я вижу что ты деловой. Представлюся: зовусь Никодимом из Каэдвена. Служил с семнадцати до пятидесяти и пяти лет. Бурая Хоругвь. А ты, видать, темерец вольнонаёмный. Знач не зря подсел - я теперь точно так же на вольных хлебах. Списали меня, негодным признали. А я, как видишь, ещё о-го-го! Так что вот. Если за историей пришёл - милости прошу, я пою и рассказы различные храню в памяти, талант у меня такой. Многие меня на трактах знают. А ежели ты... по делу, то давай. Зачинай рассказ сам. - отпил путешественник ещё сидра большими глотками. Утёр бороду рукавом, закинул вторую часть пирожка в пасть. Перемолол его там.
Приготовился слушать.
-Ну-с? Имя, цель, звание, какого полка?

Многие бросали глаза в сторону странных вояк, незнамо зачем припершихся в "Алхимию". Корчма привечала всех, особенно людей хороших и платёжеспособных - но не все жаки хотели терпеть общество наёмников и бродяг во вшивых шапках.
Однако после продемонстрированного стариком умения драться никто не решался подойти к столику в тёмном углу и прямо высказать всё грязному оборванцу в лицо.
-Ой. А надо ли тебе такое слушать, молодец? Прекрасно вижу что ты боец знатный, и не надобно тебе рассказывать как на фронте бывает плохо. Я бы тебе, конечно, спел песню старую о смерти - было бы правдивее, да без прикрас. Но, как здешние говорят, факт в том, что на войне людям всё равно жить нравится. Сталбыть, надо тебе напомнить почему, раз хощешь услышать историю от меня.
Никодим наклонился чуть вперёд, ближе к слушателю. В серых глазах ветерана отражались не то огоньки свечей, не то искры далёкого боя, кипевшего пламенем заклинаний. Он смотрел на наёмника серьёзно и с умом, не стараясь казаться напыщенным на манер менестреля - Никодим сказывал, а в сказе всё должно быть правдивым, без преувеличений и лишней поэтики.
-Моя хоругвь столкнулась с нильфгаардским государством в тысяча двести сороковом году. И первый бой с чёрным мы проиграли. Каэдвенские призывники - зело скверные вояки, в общем-то как и любые другие призывники. Оторвали парня от орала и дали копьё - как будто из этого нечто хорошее выйти может. Мой десяток в тот день держался лучше других. Мы держались плечом к плечу - стар и млад, копьё да щит, меч да лук - и конники о нас разбивались как волна о камень. Суть нашего военного искусства - "побеждает тот, кто стоит, защищаясь". И скверная эта... концепция, вестимо. Потому как вместо того чтоб упереться в землю и стоять супротив конницы - нужно расступиться. Выстроиться в фигуру о четырёх сторонах*, неуязвимую для окружения. Я о том сообразил сразу же, как увидел нильфгаардский обход фланговый. Дело было так: нашу хоругвь послали на помощь силам аэдирнцев, словно бы и не было между нами вражды всё это время. Солнце зачинало свой путь, светило нам прямо в глаза. Мы стояли на леса ровным строем, а перед нами было холмистое васильковое поле. Дикое, невспаханное. Мы даже баррикад соорудить не успели. Нам сказали: "Держите  этот участок до тех пор, пока не придёт подмога". Ну, мы и держали, лишних вопросов никто не хотел задавать. Вот только мне тогда казалось что пентюх в аэдирнских цветах, отдавший нам приказ, просто на убой нас оставил. - сказитель отхлебнул чуть сидра и поглядел куда-то вверх, набираясь вдохновения. -На нас накатилась чёрная волна так, что это было даже красиво. Стремительно и звонко, бесцветно и бесшумно. Лошади их не ржали, когда направлялись в атаку. Рыцари не издали боевого клича. Не с простыми мы латниками столкнулись - с гвардией. И уверен я, была это какая-то знаменитейшая бригада. Как сейчас помню дивного рака с жалом на хвосте, вившегося на штандарте. Наши ряды шатались, кто-тот побежал. И уже не славы в этом не могло быть, ничего вообще - разбили первым же ударом, бестолочей. Но оставшиеся отступали героически. В тот день Бурая хоругвь особенную ненависть к нильфам заимела - прикрывали мы бежавших щитами, копьями, грудью своей, и немногие ушли целыми. Спас отряд только лес и квадратное построение. Мой прежний щит тогда разбился от булавы вражеской. - Никодим вздохнул и допил кружку сидра до конца. Он не находил в себе сил распеться под взглядами жаков, среди шума корчмы. Песня предназначалась для узкого круга сослуживцев и друзей, была средством увеселения души, а не простым развлечением. -Я тебе не спою о том позоре ничего хорошего. Да и месть дело нехорошее, давно я устал от таких мыслей. Знаю что и без меня Бурая задаст жару, ух! - дубовый кулак стукнул по не менее дубовому столу. -Но так и быть. Спою.
Посетители теперь явно проявляли интерес. Прежде недоверчивые студиозусы захотели услышать песни дикого старика, который неведомо зачем пришёл в одно из самых модных заведений Оксенфурта. Из уголка кулачных бойцов тоже выглянули любопытные синие рожи. Никодим набрал в горло воздуха, укрепил дух и потрещал костьми, расправляя грудь. В воздухе стояло напряженье как перед битвой. Кто-то жаждал провокации, кто-то шутки, но больше глядели из любопытства. В любом случае, вырвавшиеся из гортани старика звуки заставили удивиться всех.

**Закаталось солнце чёрное
что за тёмные леса

Свово сына всё ждала
не дождавшись мужа со похода
ложилася спать одна...

Неожиданное, странное пение из глубины лёгких, странно красивое в своей неуклюжести. Прежде настороженные посетители разгладили морщины на лбах и начали внимать. Да недолго. Кто-то толкал по бок Бертрама Хога, стараясь предупредить о чём-то.

-Милсдарь, угомоните деда. Его потом кинут с дисциплинарным взысканием за распевание без лицензии, да ещё и в неположенном месте.

* Нико имеет в виду каре.
** Русск. народ.

Отредактировано Никодим (2016-09-11 02:37:17)

Как человеку пришлому, бритому да боевому объяснить жизни своей цель и смысл? Как от удивления в то же время оправиться, которое вызывало заявление бакалавра за соседним столиком? Трудно было старику собраться с мыслями и чувствами в поднявшемся после песни галдеже.
Внезапно все взоры в корчме обратились на него, словно он был какой диковинкой, зверем в передвижном цирке. Кто-то тыкал пальцем, кто-то спешно скрипел пером по пергаменту, по памяти воспроизводя услышанную песнь, украдывая её тайком. Один из таких писарчуков подскочил ко столу и с видом восторженным заголосил:
-Прекрасный образец народной песни, милсдарь! Разрешите... - потянулся он за какой-то бумагой в суме на поясе, но Никодим не утерпел - остановил его сильной рукою, сдавив до боли.
-Обожди. Не видишь - я же с человеком говорю. - у бакалавра лицо покраснело от медвежьей хватки, но смолчал. Не поднял голосу, всё поняв прекрасно. Солдат отпустил хилую руку с грустным видом и обратил взгляд на наёмника, что так пришёлся ему по душе.
-Выйдем пойдём. Привлекли мы к себе внимание. Я это... вещи здесь оставлю, на сохранение. А там, на улице - всё тебе расскажу покойнее.
Кто-то кричал тосты на погибель Чёрным, кто-то просто махал старику рукой. Оживление внезапное овладело теми, кто ещё мгновение назад был грустен и напряжён песнею о солдатской участи. Не знавшие баталии юнцы и люди почтенные, учёные и торговцы - все до единого будто бы приободрились светлою грустью и осознанием чувства в сердцах простых кметов. Кто-то вспоминал что приехал учить или учиться когда-то из деревни, кто-то разговаривался о древних кметских корнях своей семьи. Корчмарь довольно наливал из бочонков новые и новые кружки браги, одобрительным взором провожая двух путешественников, выходящих из корчмы на воздух свежий.
Дверь открывшаяся впустила в пространство воздух плотного, древнего города. Нико захотелось вдохнуть прохлады ночной - но вместо неё он встретил лишь странный дым из кожевенных мастерских неподалёку и запах разбитых стеклянных бутылей - дорогих притом. Пришлось остановиться подле входа, чуть поодаль - лишь бы другим не мешаться.
-Ну... Это... - старик почесал затылок. -я вышел-то чтоб других словами не волновать по большему-то счёту. Я ж понимаю зачем ты ко мне подсел. И наводящих вопросов ты мне боле не задавай - не такой я тёмный. Меня армия такому выучила, чему они - солдат кивнул на дверь -до конца жизненных сил своих не научатся. И людей я тоже насквозь вижу - возраст у меня такой. Ты щас выслушай меня снова и посуди сам гожусь ли я тебе...
Ночь наступала на Оксенфурт, принакрывая его строения чёрным одеялом. Стоны, охи и крики начинали оглашать улицы то там, то тут. В корчме становилось всё громче и люднее - все спасались от морозного воздуха, обжигающего лёгкие. Кроме Никодима.
-Я же не такой старый, в самом-то деле. Пятьдесят пять лет - не так уж и много, мой батька в осемьдесят погиб. Мы долгожители. И уклад жизненный в моей деревне всегда был таков, что нужно жить по, так сказать, этой... традиции, во. Но я уже чую что мы долго не продержимся. Знаешь, ну, грады растут. Из нас всё больше крови сосут, подбираются просеками. Когда-то мы с этого имели долю, но теперь - нет. Изничтожат наш уклад как кедры трёхсотлетние наша бригада на лесоповале. А потом корни выкорчёвывать примутся. Потому я решил... - старик замялся и нахмурился, боясь говорить. Открыл рот, закрыл. Не мог дать слову вырваться наружу. Словно в груди его жило что-то древлее и невыразимое, как запах соснового бора, как песнь соловья в роще, как тепло печки в студёный зимний вечер на Йуле. Но всё ж решился.
-...ежели наше семя уничтожат, то я запечатлею его таким, каким должно запомнить. Все наши песни и сказки. Хоть как-нибудь передам в этом городе, но не простому виршеплёту - талантливому. Не смогут люди жить без сказки. Нынешние - переиначенные эльфские все сплошь и поголовно, но не мои. Мои - не. Мои - человечьи до последнего слога. В этом городе я их оставлю, сделаю что должно - и будь что будет. Всю жизнь я хотел в настоящее путешествие пуститься. Пользу принести кому-то на старости лет. И удалось. Если зазовёшь меня к себе в ханзе - пойду с радостью. У тебя глаза умные.
Холодно было на тёмных улицах, и Никодим это приметил по своему собеседнику. Хоть и не сразу. Исправить это нужно было, зайти обратно в корчму. Да вот только за дверью теперь уже слышался звон разбитых бутылок и кружек, злобный ор и грохот стульев. Словно в знаменитой "Алхимии" затеяли драку всамделишнюю.
-Шо там, не из-за моего ли рассказа-то, ёлки-палки...

Впоследствии никто не мог вспомнить из-за чего началась драка - неосторожного слова беглого цинтрийца в адрес ковирского купца или нильфгаардских корней одного из бакалавров, который имел неосторожность плохо отозваться о реданской армии и тёмных кметах. В любом случае, результат был катастрофический. "Алхимия" давно не знала таких добрых драк.
Никодим, зайдя в корчму, увидал лишь сплетение людей в один борющийся комок тарелок и кружек битых, а ещё - испуганную рожу корчмаря, выглядывавшую из-за стойки. Резона лезть во всё это у старика, конечно же, не было. Но на то солдат-ветеран и солдат, что во всём ценит порядок и дисциплину.
-Стой поодаль, темерец. Я щас... - обнажил он локти, закатав рукава, сжал кулаки и посмотрел грозным взглядом на дерущихся. Так командир смотрит на провинившихся солдат, которым палки в скором времени сулят.
-Смииирна! - разлился приказ подобно кличу боевому. Кто-то застыл, кто-то упал, но почти все устремили взоры на звука источник. И глядели старому десятнику прямо в рот.
Правда, драка оттого не прекратилась, и при виде Никодима некоторые лишь озлобленнее махать кулаками стали. Усугубило ситуацию и то, что на старика ещё удумали и лезть несколько молодых в чёрных коттах, размахивая дубинками складными. Не сказать что это особо удивило Нико. Скорее раззадорило.
-Ну, раз так... По-старому разберёмся.
Всего в тесной корчме дубасили друг дружку двадцать четыре человека по причинам различнейшим. И почему песня стала поводом - тоже ни для кого не было понятно опосля. Но все вспоминали что сначала-то, мол, старик спел. А уж потом препирания начались.
Первый удар дубинки должон был приитись прямо в темя каэдвенцу. Но тот с ловкостью невероятной для своего возраста руку-то перехватил и заломал, словно не с молодцем дрался, а с ребёнком ещё совсем малым. От боли да ломоты в конечности взвыл парень и зазвал всех богов. Да вот только остальные двое не мешкали - их удары Нико уже поймать не мог, посему пропустил. Одна дубинка прошлась по старым рёбрам, а второй зарядили по шее, заставив кожу на оной взбухнуть быстрейшим образом. От ударов следующих пришлось закрываться заломанным парнем - да малоуспешно.  Помощь ветерану была нужна срочная.
-Ну, чего стоишь? Помогай, коль кадр нужен! - нога в лосином сапоге больно лягнула одного из сорванцов в бедро, и тот ощутимо заболел им. Ловкие удары мог наносить старик, и точные - но навредить сегодня кому-то он хотел совсем мало.

Молвят, даже загнанная в угол крыса может отпор серьёзнейший дать. Ну, Никодим на крысу совсем не походил - не было в нём никаких мелочных черт, дух умаляющих. Скорее наоборот - и то было следствием службы долгой, тяжёлой и сильного убеждения в том, что жизнь такая быть и должна.
И ежели тебя уже на пороге дома бивать начинают - значит поделом будет этому дому и его обитателям.
-Ах, курва, расступись! - Нико могучим ударом руки отнёс жаков подальше, отчего один сознание потерял, лёжа на столе. Удары палок многочисленные разбудили в ветеран многих битв то состояние, что на островах Скеллиге называют яростью берсерка - давно об том узнал Никодим, и теперь каждый раз, обозлившись на супротивника, чуял себя оборотцем-медведём.
-Щас успокою! - старик взял один из стулов перевёрнутых за ножку да начал им размахивать из стороны в сторону, рассеивая дерущихся тарану подобно. По корчме тихо стало, и лишь тихое лепетанье доносилось до ушей тех, кто ещё в разумном положении был. А Никодим стоял посреди рассеявшихся и дышал тяжко.
-Хто драку начал? - сильная, синими жилами покрытая рука отпустила тяжёлый стул с громыханием. -Пошто?
Жаки, хряки да прочие посидельцы смотрели друг на друга с одним и тем же вопросом в глаза, не понимая решительно зачем дрались. Корчмарь наконец выглянул из-за прилавка и высказал мнение общие:
-Да хрен его знает, нечаянно как-то...
Многие закивали с душевным согласием.
Никодим оглядел беспорядок, не дошедший до кондиции разрухи, вздохнул да обернулся к наёмнику.
-Прибраться надобно. Да только кто наследил - тот пусть и убирать. Корчмарь. Мы у тебя вещи-то заберём. И пойдём отседова подобру-поздорову, больше я тебе петь и проблемы творить не буду. - старик подошёл к прилавку, забрал мешок с вещами да вооружение неловко, чуть сумняшеся. -Ну, и это. Бывай.
Никодим махнул рукою наёмнику, чтобы тот сворачивался. Выходить было пора, пока стража не подоспела.
Пахнущий дурно морозный воздух обжёг лёгкие в самую новь, как будто до того старик не выходил наружу. И фигуры какие-то странные, вооружённые, красные, спешили к стороне корчмы.
-Стоять! Это вы устроили дебош в корчме? - закона стражи в количестве четырёх человек с мечами полуторными спешили для упорядочивания положения. Да только припоздали.
-Ой. Нет. Там уж успокоилось. Вы людей опросите, а мы пойдём... У меня крестец болит, старый я - пора к цирюльнику. Вон, мне мой внучек дойти до няго поможет. - Никодим обпёрся рукой о спину Бертрама, надеясь что несильно его внутренние силы отягощает весом своим. -Покусали меня, собаки-сволочи...
Командир стражников был парень молодой, добрый да доверчивый. И поверил, конечно же.
-Идите, дедушка. А мы с ними разберёмся. - cтражник отпер дверь за спиами удаляющихся наёмников - а дальше за дверь были окрики да слова дурные сплошь.
Никодим смеялся от души на промозглой улице, словно презабавнейшее только что пережил.
-Э-хе-хе... Ну как, командир? Впечатлён? А я и не такое могу с вот этим вот щитом. - Никодим постучал по крепчайшему дереву. -Ты мне скажи где искать тебя - я ведь буду точно. Приглянулось мне твоё стремление, а для меня это возможность последние деньки с толком провести. Уж поверь, мне лучше в походе, чем в покое.