“Наверное, это место она нашла по запаху…”, - думала Кассия, пряча нос в шаль из шерсти. Та ещё хранила слабый запах фиалкового масла, который спасал от витавшего в метели душка. Лошадь чуть нетерпеливо перебрала копытами, на пышных бабках которых повисли комья слежавшегося грязного снега. Ей было всё равно, что от четырёх хибарок несло нечистотами и кислым запахом застоявшегося жилья, что взгляды людей, опиравшихся на околицу, были недоверчивыми и подозрительными. Там было тепло, сухо, возможно был овёс - так, наверное, думала лошадь. Зачем стоять в тени морока в пронизывающую холодную метель.
“Ну же, посмотри”, - говорили глаза лошади и она тихоньчко протяжно заржала, - “ Мы с тобой две мокрые, застывшие под ледяным дождём, а после под пургой женщины,одни на тракте. Твои пальцы уже еле шевелятся на заклинания, чародейка, а провизии в сумке не хватят до города. Тебе же тоже хочется под крышу, увидеть уверенный язычок пламени, пусть и в закопчёном очаге?”.
Хотелось… а ещё хотелось перины, или хоть нового соломенного тюфяка, лишь бы без жуков, горячей бадьи с водой и тёплой каши с орехами. Всё то, что в городе можно было получить одной монетой, тут не получишь и за сто, потому что 4 сбившихся в чаще дома не рады гостям. Они на них просто не рассчитаны. Но ехать по ночи и далее рассчитывая только на магию было самонадеянно. А природа уже сказала чародейке, что её гордыня повинна в том, что она тут. Что её упрямство завело её в чащу, а не страшный волк или разбойник. Касс была умной женщиной, или хотела так о себе думать. она вздохнула и похлопала соловую шею своей верной подруги, снимая морок и медленно выезжая к порогу самого крупного и самого вонючего дома.
- Милсдарь, эй милсдарь, есть тут где на постой остановиться?...

Лучше бы не было. стоило женщине, одетой не по здешним местам хорошо, зайти в душный зал то ли питейной, то ли чужой огромной гостиной, как смесь кислых и затхлых запахов заставила её закашляться. здесь был полумрак и кривые тени от сгорбленных вокруг очага людей навевали мысли о разбое и времянке лесных бандитов. Неужто ей довелось попасть в такое место? Натянув на тонкий нос свою шаль она прошла до крепкого мужчины за прилавкой, молча положив серебряную монету на стол своими обветренными холодными пальцами.
- Вы кем будете? - не очень дружелюбно глянул он на низкую и хрупкую женщину, что тут была одна и была не к добру. Одинокие женщины на тракте к добру не бывают.
- Человеком, который платит. Сейчас. Завтра - призраком на дороге. По крайней мере, не беспокоящим других призраком, - Новак не знала, как у сельских с намёками. наверное было плохо, они ведь часто не учили даже школы, но говорить что-то хамское не позволяла натура, а что-то вежливое - приветствие. Голос женщины охрип и порой даже казалось ,что единственным желанным в эту непогоду может быть стакан горячей воды.
Мужик подозревающе прищурился, что-то буркнул и поставил на стол грязный стакан, заполняя его вонючей, пахнущей спиртом жижей. Женщина поморщилась под прикрытием платка. Откуда устоявшееся мнение, что согреваться можно только так?
- Мест спать нет. Только если на полу. Вот. И могу к огню растолкать, чтобы пустили. Раз платишь.
Кассия обернулась на очаг. Его мерное пламя обещало не только тепло, но и манящую магическую силу, но вокруг сидела слишком пёстра публика. Разношёрстная. И взгляды на неё они бросали разные.
- Нет, милсдарь… погрей мне только кипятка, а я вон… на лавке рядом девушкой присяду, - Кассия отошла к двум “отщепенцам” от общей очаговой компании - молодой девушке и её спутнике, которые негромко говорили в тени. Они единственные тут, кто не вызывал желания поставить магический щит одним своим видом.
- Можно к вам? - мягко спросила женщина приопуская шаль и открывая приятное лицо.

Подали похлебку. Ну как подали… Через толпу разношерстную, грязную да полупьяную пропихнулся пузатый человек, бывший не то вышибалой, не то сынком корчмаря, плюхнул на стол глиняную миску с варевом, едва не расплескав содержимое, ломоть хлеба рядом положил. Громко так, всем видом недовольство показывая. Ивона на то только губами дернула да мысленно всех неблаг пожелала. Погруженная в размышления свои, открывшимся с толку сбитая ведьма доброжелательности уже не выказывала. Все, кто был здесь, теперь только мешали ей, а смерть окаянная, тем временем, все ближе подбиралась. Некогда медлить было, а колдовать – руки связаны. Хоть волком вой, хоть огнем постояльцев выкуривай. Фыркнула девица раздраженно, губы поджала да принялась задумчиво косу теребить. И ведь почти уже мысль поймала, как так оберег сплести, чтоб не видел никто, да не тут-то было. Будто из неоткуда возникла в их углу женщина рыжеволосая, статная, на лицо приятная. Кожа у нее была белая, ухоженная, волосок к волоску лежал. Наряд роскошный от езды дорожной слегка попортился, но вида не потерял, да и сшит-то был явно не из парусины какой. Украшений так сходу кметка, глаза от миски поднявшая, не приметила, но и без них смекнула, что за краля на постой явилась. Можно было, конечно, предположить, что рыжая аристократка какая, но те себя иначе вели. Ходили бы сейчас, фыркали, носы пренебрежительно зажимая и едва ли не падали бы в обморок от крепких слов да стойкого запаха дерьма, пота, мочи и гнили. Незнакомка же выдержкой отличалась, мужиков не боялась, не иначе как управу на них знала. «Чародейка», - так Ивона заключила, а как сообразила, так и сплюнула в сердцах. Образно, конечно. Хотя, будь она в другое время да в другом месте, может, и весьма натурально бы харкнула. От неприязни уже. А здесь, среди лесорубов только губу досадливо поджала и отвернулась, как девице полагается. Кто она такая, чтоб решать? При мужике – пусть он и выбирает, пускать чародейку за стол или нет.
Несчастный же, незнакомку завидев, приосанился, улыбнулся светло лицу милому да и подвинулся, женщину пропуская.
- Конечно можно. Отчего же нельзя?
Он бы и еще чего сказал, да решил, что комплиментами в таком месте рассыпаться не стоит, тем более, когда рядом сидит та, что помощь обещала, и тоже девушка, между прочим, чего доброго, обидится еще, разгневается и получит он пупырчатую жабу в штаны вместо оберега на шею.
Ведьма, решение попутчика своего услышав, вздохнула сокрушенно и про себя выругалась грязно. Ей в корме этой и так-то не сладко было, а при чародейке так и вовсе не поколдуешь, почует силу, и все – проблем не оберешься. Присмотрелась девица к рыжеволосой повнимательнее, думая, чего от нее ожидать, да и отвернулась, потому как в тихом и неприметном уголке их возникла еще одна фигура. Мужская, на сей раз, зато с таким вопросом, что захотелось Ивоне свою похлебку ему на голову вылить, хлеб в рот затолкать да и спровадить куда подальше. «Вот же…» - хмуро девица заметила, выдыхая тяжело, - «Правду говорят, беда никогда одна не приходит. Если уж пошло все наперекосяк, то так оно и будет. Мазано вам тут что ли? Одна прилетела, и второй уже рядом жужжит. У вас свои беды, а мне человека спасать. Да разве вам скажешь?!» Кметка выдохнула, нос потерла, поняв, что ничего уже не исправить, глянула на подошедшего, вида странного, да и отозвалась.
- Может так, а может и не так. Надо-то тебе чего? – и уже произнося вслух слова свои, не самые приветливые да не самые лестные, сообразила ведьма, что в том и шанс ее, коли проявит себя, как знахарка да травница, коли поможет парочке-троечке постояльцев, так они к ней и относиться иначе будут, а там, глядишь, можно будет и увести кого за ширму какую, а там уж и оберег сплести. Не долго оно.
Рассудив так, улыбнулась Ивона, плану радуясь, головой кивнула, да уже сама к человеку подошедшему обратилась:
- Так какого рода помощь-то тебе требуется?
Попутчик же ее все это время глаз с чародейки не сводил, интереса к подошедшему не выказывая. Впрочем, может его, интереса, и вовсе не было. Того уж Ивона знать не могла, как не видела и проклятого огнепоклонника. Приметь она его, точно бы разговор иначе повела, чтоб внимание к себе не привлекать ненужное.

Общее недовольство в таверне, коли можно так назвать этот закуток на 20 ещё живых душ, было буквально осязаемым. Подошедший милсдарь то ли незадолго до их встречи лимончика отведал, то ли уже в процессе что-то раскусил, но более вероятно просто имел переизбыток желчи в крови от местной вонючей браги и охотно выливал её на окружающих. Кассия поморщилась, глянув на незнакомца с укором: ну кто ж так делает то? Прямо с порога и язвить. По крайней мере, пока не убедишься, что ничего существенного тебе человек не сделает, язык то распускать и не стоит. Но что чародейка мимо ушей не пропустила, так это словечки, что звучали в местном антураже также уместно, как и в погребе с картошкой. Новак покачала головой, когда мужчина откашлялся и, вроде. даже перестал сотрясаться.
- Ну что же вы так, милсдарь, вроде бы словца, будто корку вы уже получили, а используете их, как маленькая девочка мамину помаду.
Незнакомец же, в компании не самой дружелюбной из травниц удалился, и Кассия снова ощутила давящую тишину местной недоброжелательности.
- Так откуда вы здесь? Кем будете? И давайте я вам воды принесу, а то мало ли, - чародейка снова отошла от мужчины до стойки. Корчмарь опять одарил её полным недоверия взглядом, ищя в ней какого-то ревизора его паршивенькой еды.
- Нам бы воды, дорого господин.
- Что вы воду всё хлещите? Водой сыты что ли будете? Вон идите за околицу да снега черпаните! в нашей то духоте мигом растает.
Новак свела зубы, призывая гневу не рваться наружу проклятьем морских свинок и процедила с прищуром.
- Я вам, мил человек, за первый стакан водицы вашей заплатила как за полную кружку вашей браги дряной, и раз уж вы себе из-за околицы натаскали, давайте и ещё один мне сверх, а то у вас тут будет что вспомнить.
Корчмарь на неё снова глянул, как на ревизора, но воды налил.
Странный он какой. Обычно владельцы таверн как состоятельного в своей глухомани видят, так едва ли не языки вывесев за ним гоняются. а этот будто вовсе не рад, что может здесь получить лишний серебряный. Скрывает что ли, что-то?
- Вот, возьмите, с водой всё легче, чем без воды.

Мужичонка засуетился, затараторил. То про местных заведет, то про дорогу дальнюю, то про лошадь, а то и про помощь саму. Нахмурилась Ивона, губы недовольно поджала. Не любила она, когда кто-то мешал ей в делах, да под руку говорил, а потому, решив болезного унять да отвадить от овчарни подальше, подошла вплотную к нему, руки на плечи положив и в глаза заглянув.
- Успокойся, - отчетливо так произнесла, будто в действительности не утешала, а волю свою изъявляла, - С кобылой твоей все хорошо будет. Слово даю. Оставь меня здесь, и о животине боле не думай. Теперь ступай. Нечего возле толочься да мешать причитанием своим.
Улыбнулась девица, зрительный контакт разрывая да руки опуская, головой в сторону корчмы мотнула: «топай, мол», светильник подобрала да и к лошади больной направилась. Беспокоилась та, видно мучала ее опухоль, что на ноге разрослась; дергалась кобылка, с копыта на копыто переступала, ушами прядала, а как приблизилась к ней кметка, так и вовсе попятилась да заржала, зубы обнажая.
- Ноо! - протянула Ивона, еще шаг навстречу делая, - Смирно стой! Нечего бояться да на меня злость свою выплескивать. Я тебе помочь пришла, а не новую боль причинять. Видишь?
Замерла ведьма, руку вперед протянула, морду животины погадив. Та, вроде бы как, и присмирела, вот только, чтоб окончательно кобылицу успокоить, потребовалось девице еще какое-то время, обещания добрые да касания ласковые.
- Вот так, да, молодец, - обронила кметка позднее уже, на колени приседая да ногу больную рассматривая, - Сейчас помогу тебе, и все пройдет. Снова скакать будешь, скорости да ветру радуясь. Постой только. Вот… Лучше уже.
Правды ради, заметить стоит, что в болезнях лошадиных знахарка деревенская не больно смыслила и, спроси ее кто, что там с кобылой, и не ответила бы, но вот исцелить могла. Снега в ладони зачерпнула, к опухоли приложила, сверху ладони устроив, да и взялась заговаривать.
- Как снег тает, в воду обращаясь, так и болезнь тает, в землю уходя. Боль отпускает, отпускает, отпускает… - раз Ивона ладонью провела, другой, третий, влагу выступающую смахнула, - Все. Ушла!
Громко выкрикнула, руками взмахнула да вокруг себя несколько раз обернулась, снег и воду разбрасывая.
- Ушла да и разлетелась во четыре стороны. Боле не ворочайся! Нет тебе здесь дороги! Плутай на перекрестке, покуда ветром не развеет!
Выдохнула ведьма, головой тряхнула да и поежилась зябко. Заклятие-то творить не холодно было, а вот как истаяло оно, пришлось девице и о непогоде вспомнить и о том человеке, что в корчме ее ждал. «Что же делать-то мне?» - на мгновение девица задумалась, пальцы сплетя, - «Ни крови у меня его нет, ни платка какого, ни волосины даже. Так и придется по-черному отводить да с княжной-Смертью договариваться. Послушает ли? Или уже душу его себе прибрала? Ох… Ладно, не попробую, так и не узнаю». Подула кметка на ладони, отогреть их пытаясь, отставила светильник подальше да и на колени опустилась, солому искать принимаясь. «Там, где лошади, там и сено быть должно, хоть сколько-нибудь». Пальцы быстро заледенели, слушаясь плохо, но Ивона упорно дело свое продолжила. Расшвыряла кучу снеговую, вытянула одну соломину, другую, третью, а потом и охапку раскопала. «Ну вот, годится это», - сухо заметила, покосилась на корчму, не идет ли кто, выудила из-за пояса нож да по ладони полоснула. Можно было, конечно, и палец поранить, да только то долго бы было, а времени у ведьмы немного оставалось. Чуяла она недоброе, вот и спешила. Обагрила сено, глаза прикрыла, завыла еле слышно, закачалась.
- Услышь меня, моя госпожа, - зашептала, едва губы размыкая, - услышь и ответь. Стоит перед тобой душа грешная и заблудшая. Так отдай ее мне. Вот тебе жертва моя, - протянула девица руку раненую, пса, в овчине лежащего, по шерсти погладила, - Возьми его, человека оставь. Молю тебя. Заклинаю кровью своей. Связываю цепью одной. Стоя за моим плечом, на мужчину того, о ком прошу, не смотри. Не гляди, отвернись. Возьми жизнь за жизнь. Прими мою жертву! Прими! И да будет так!
Раскрыла Ивона глаза да и вдохнула резко, на руки падая устало. Посмотрела на животное обреченное, с колен поднялась, подобрала солому окровавленную, сплела из нее куклу, на человека похожую, выудила из мешочка, что с собой взяла, тряпицу чистую, вытерла ею нож, а после стороной испорченной, к кукле приложила да замотала, соорудив что-то, на рубаху и штаны похожее. На том и закончила. Глянула еще раз на лошадь присмиревшую, на собаку пожертвованную, сунула нож свой обратно, куклу плащом прикрыла и обратно в корчму поспешила. «Теперь хорошо все будет», - приободрила ведьма себя, - «Коли примет княжна-Смерть мое подношение, то стороной пройдет. А коли нет, так быть здесь беде». Поежилась девица, недоброе ощущая, обернулась, будто смотрел на нее кто из тумана белого, и бегом побежала, в снег проваливаясь. Страшно да жутко ей сделалось. Со смертью-то шутки всегда плохи были. Захочет – просьбу исполнит, а нет, так прогневается и жертву к рукам приберет, и тебя саму погубит.

“Чую, что ворожит”, - думала Кассия в нехорошей растерянности. То может женская интуиция была, но скорее многолетний опыт, что за ощущением странной ворожбы не следует хорошего исхода. Сейчас ей даже показалось, будто ни она одна в этом тесном вонючем предбаннике ждёт срыва струны на лютне барда, которая прервёт спокойную песню. Взгляд местного корчмаря был вороватый и подозрительный, как у ограбившего обоз барыжника, компания у огня наклонилась ближе друг к другу перешёптываясь о своём…
- ...Йозеф Блаас. Оксенфурт. Естественные науки.  А вас как величать?
- Чтож, студент, вот тебе естественная среда обитания болезней, - пошутила Кассия, стараясь не подавать вида своей напряжённости, но глаза чародейки от двери отрывались лишь на короткое мгновение. - Прям диссертацию написать можно. Меня зовут Кассия Новак.
Наконец подобравшись, женщина немного зябко обхватила себя руками и повернулась к спутникам, решив скрыть своё беспокойство беседой. Они в пол голоса покритиковали местную брагу (под кислое выражение лица трактирщика), даже вспомнили один-два анекдота о приезжих в Оксенфурт островитянинах (как обычно выставлявших несчастных жителей Скеллиге глухими дикарями, которых каждый студент академии может хитростью обмануть), и одну шутку рассказал Йозеф, как грянул гром. Громогласный кашель. Кассия тревожно погладила мужчину по спине, смотря то на студента, то на дверь. Изменения мужчины выглядели очень плохо.  Настолько, что чародейка стала вспоминать, что есть у неё в чресёдельных сумках из лечащего. Оказалось, что ничего… Но была ли то болезнь? Нет, не проклятье… Кассия уже ненавязчиво проверила, когда поглаживала страдальца по спине, не веяло от него магией, только с улицы веяло. Что же творит там эта девка? Ох уж эти лесные самоучки…
От простуды ногти не синеют, то точно.
Яд?..
Кассия нервно облизала губы, её улыбка уже давно стала натянутой, не хуже всей атмосферы здесь. В их сторону итак смотрели все, кому то не лень. Подозрительный типчик то и дело оглядывался, рассматривая сумку Йована, Корчмарь уже дважды отходил куда-то под пол. А мужчина в жреческой рясе то приподнимался, то снова садился в их сторону. Они напоминали ворон рядом с убивающим свою жертву волком… Сравнение как-то пришлось не по душе, но из головы не лезло. Ведь с каждым движением несчастный истекал кровью. Нет, не грязно из открытых ран, а под кожей… Кассию передёрнуло. Она отсела на десяток сантиметров.
- Чтоб меня...
- И меня тоже.. но лучше не надо.
- Видит Бог, я его едва коснулся. Едва тронул, клянусь!
Кассия слабо и как-то механически кивнула, в ужасе смотря на умирающего. Вороны, будто поняв, что можно, что скоро пир, стали показывать свой интерес в открытую. Поднялся опираясь на палку жре… чёрт, да это же из “огненных фанатиков”! Эге, это не закончится хорошо, ой не закончится…
Кассия вскрикнула и вскочила с места, подальше от конвульсий, в которых дёргался случайный собеседник. Она уткнула нос в свой длинный шарф и дышала коротко и обрывисто, будто неведомый ей яд мог проникнуть сквозь поры.
Буря грянула, как после штиля шторм на море. Сколько бы не было тебе лет, видеть взвинченную толпу оголтелых мужиков никому и никогда не будет приятно, да спокойно. И звенело напряжение внутри Касс металлом, едва ли не давая искры на пальцы… нет-нет, спокойнее, выдохнуть. Они как звери гортанят, вороны эти над волчей сытью, а с такими слабости давать нельзя. Кассия сжала руку в кулачок и прищурилась, осматривая грубые лица работяг.
- Что вы тут устроили?! - успел гаркнуть корчмарь, который почему-то объявился в центре событий не сразу. - Коли то ведьма, да сбежала она, то сейчас надо псов да факела заправлять…
И тут дверь открылась. Без псов, погони и травли девочка вернулась в корчму, очевидно желая скорой гибели. Взгляд чародейки, холодный и недоверчивый, впился в неё, рассматривая. “Что же ты такого колдовала девочка? Он помер не от проклятья, но что же ты колдовала…”.
Знахарка, ставшая в одночасье ведьмой, метнулась к умершему, настолько неловко и настолько неосмотрительно, что из кармана выпала соломенная кукла. И её не замедлил поднять корчмарь.
- Кукла! - гаркнул он. - Вы смотрите, кукла! Ведьминская! Знаю я эти штучки, знаю! Наверняка она что-то вплела в неё, волосы иль что ещё и убила!... - брезгливо, двумя пальцами, он поднял куклу вверх, на обозрение толпе, а потом повернулся к фанатику с костылём.
- Что скажите, а, отец Мистлав? Ведьма же! Ваша то сыть, вот и жгите девицу!
Новак передёрнуло от мысли того, что тут сейчас будет, и она решила, что время вмешаться пришло.
- Стойте милсдари, что вы раскаркались тут поспешно. Стала бы знахарка возвращаться, да вот так давать вам окружить её, будь она убийцей? А куклы эти действительно вещь известная, привораживают они, - нагло врала Новак, - очаровывают, мужчину завлекают. На городских ярмарках знахарки девицам такие по пять штук продают.

Так и застыли. Лесорубы, решившие погань вытравить да пока не осмелевшие; чародейка, с толку сбитая; паренек щупленький перепуганный и ведьма болотная, над покойником склонившаяся. Замокли все разом, присмирели, готовясь будто, и до тех пор не двигались, покуда не подцепил корчмарь куклу соломенную да не потряс ею перед постояльцами. А вот как узрел простой люд колдовскую вещицу, так и зашумел, загалдел, наступать принялся, расправы требуя да возмездия. Вздрогнула Ивона, речи знакомые заслышав, голову подняла, глазами по сторонам поводила и хотела уж было подняться на ноги, чтобы себя защитить да оправдать, но раздумала, - все никак мертвец ей покоя не давал. «Как же так? Как быть-то такое могло?» - причитала девица мысленно, тело, отравой изуродованное, рассматривая, - «Неужто поздно? Неужто напрасно все?» Всхлипнула знахарка, нос ладонью потерла, губы поджала, не разрыдаться чтобы. Да только кто видел то?
Люди местные, разгоряченные, разозленные теперь в кметке заезжей лишь колдунью мерзкую усматривали, каждый жест ее за ворожбу принимая. Тут и смекнула Ивона, в чем обвиняют ее, вскочила резко, отчего волосы взметнулись, из прически выбились да по плечам рассыпались. Раскрыла ведьма рот да и захлопнула. Пока сидела она на полу, горе свое оплакивая, вступилась за нее чародейка. Диво дивное! Чтоб баба ученая да за дуру деревенскую стояла! Удивилась кметка, воззрилась на заступницу изумленно, изобразила на лице испуг какой-никакой, на куклу так посмотрела, будто ведать не ведала, что за мерзость такую с собой притащила. Невинной прикинулась да несчастной, любимого потерявшей. И все бы ничего было, так, глядишь, и срослось бы все, кабы не обратился корчмарь к какому-то старику, наружности отвратительной да с душонкой жалкой, огнем сожженной. Поднялся он с места своего насиженного, растолкал толпу клюкой дорожной и остановился как раз возле знахарки, пальцами своими потрясая, будто перстом божиим.
«Не тычь в меня! Мигом откушу!» - огрызнулась девица, глаза сузила недобро, зубы стиснула. Если до сего момента и могла она кому-то жертвой показаться, то теперь от девчонки запуганной и следа не осталось. Исчезла она, место женщине сильной, упрямой да гордой уступив. Понимала ведьма, что стычка со жрецом добром не закончится, но ничего уже поделать с собой не могла. Полыхнула ненависть, напоила существо Ивоны злобой животной. Тут бы и быть беде, да снова дурехе деревенской помогли. Мужичонка тот, что на лошадь посмотреть просил, заголосил. И такое погнал, что знахарка растерялась даже, непонимающе глазами захлопала, от ярости своей отвлеклась. «Болезнь?» - удивленно заметила, слова человека ученого разбирая, - «Он болен был? Может, потому я смерть за ним и увидела? Заразу носил, а теперь час его пришел? Точно все так! Вот и ритуал мой не удался, что смерть его раньше к себе прибрала. Теперь-то я только раззадорить ее могла, а никак не человека отнять. Тут иначе действовать надо было! Ох, дура я дура, чего натворила! Как выпутаться-то теперь?! Ничего, справимся. Надо только толпу от себя отвести, виновника найти».
Прикусила ведьма губу, прищурилась, стараясь человека подходящего отыскать, чтоб пальцем в него показать и завопить что-то вроде: смотрите, а вон и еще один, тоже с пятнушкой этой; да не тут-то было! Скрипнула дверь входная, отворилась, и зашла в корчму псина, в крови перемазанная. Заскулила жалобно, на лапах покачалась, да на Ивону посмотрев с укором немым, и издохла. Завопили люди пуще прежнего, замахал палкой своей проклятущий жрец. Знахарка только руками всплеснула, рот зажимая. Такой страх ее обуял, что ни двинуться не могла девица, ни слова промолвить. «Точно гореть мне сегодня!» - только и подумала, поведя по толпе разъяренной взглядом растерянным, - «Но если уж помирать, то точно не в одиночку! Никуда я без тебя не пойду!» Уняла девица дрожь, тело колотящую, приосанилась, внимательно так на огнепоклонника проклятого посмотрела, взглядом ненавидящим одарив, да и попятилась, в стену вжимаясь.
- Не подходите ко мне! – заговорила Ивона, громко так, отчетливо, чтоб каждый слышал голос ее, - Не трогайте меня! Ничего я вам всем дурного не сделала! Ни каждому из вас, ни бедолаге этому! А тебе, дед, только бы и делать, что баб посмазливее на костер посылать! И не таких видали! Знавала я одного, что на селе всех девиц перепортил да перебил, чтоб мужики его камнями не забили. Тоже все Огнем святым прикрывался, а оказалось, что только похоть свою звериную за ним прятал!
Блеснула знахарка глазами недобро так, прокляла жреца мысленно, да и отвернулась от него, принимаясь окружающих рассматривать, намереваясь защитника себе отыскать. Не верила она, что человечек щупленький помочь сможет, и, уж тем более, не надеялась, что чародейка еще раз вступится.

Отредактировано Ивона (2016-06-16 17:02:44)

На улице, конечно, холод был конкретный, но аутодафе не тот костерок, у которого греются… В нём, разве что, остатки человечности сжигают. Кассия опять стала потирать переносицу, и жест её всё больше напоминал усталое “рукачело”. Мальчик, конечно, молодец, находчивый, даже если сам грохнул (Стоп, а если это он путника отравил?!)... Похвала студентика моментально сменилась мнительной подозрительностью, а потом, как в чехарде, опять пришло: “Да какое, тебе, в сущности дело то, чародейка? Главное, чтобы тебя не трогали?”, - “В сущности, да”, - согласилась Кассия, но сумку глазами проводила, а над попыткой поморадёрствовать, причём законно и прилюдно, только вздохнула. Ну дер-р-ревня…
- С ведьмой то что?
“А что с ней?”, - вяло поддержал общий интерес, интерес личный и Кассия посмотрела на волчонка в женском обличье. Взгляд у неё был насупленный, будто близок был час, когда она станет кусать носы особо далеко сующиеся.
Кассия перевела вежливо-интересующеся-ироничный взгляд на “следователя”. Тот отчего-то смутился. Видимо расхлёбывать кашу он умел хуже, чем добавлять в неё воды.
“Да ладно, Касс, смотри на жизнь позитивнее, может они таки сожгут собаку и будет то пое… Тьфу, какие гадости в голову лезут!”. Мальчик продолжал “следствие” и Кассии всё больше становилось понятно, что он не только не следователь и не убийца, но и вряд ли прилежный студент.
-  Запишу с ваших слов свидетельство, - попросил он её к столу, что был в окружении любопытных, как и давешний труп. То есть - с приличным радиусом окружности.
- Как изволите. Зовут меня Кассия Новак... - Касс говорила с должной ноткой переживания, пока живые глаза её осматривали всё что, что делал “студент”. И делал он явно не запись показаний. Но когда листок повернулся к ней, всё встало на свои места. “Вот же стервец!”, - с одобрением хмыкнув, Кассия быстро написала вместо подписи: “Всё найдётся, когда девочку с костра вытащим”.
Хоть сельских самоучек Новак и недолюбливала, за их дикость и дурной нрав, но огнепоклонники, ровно как и их обожаемый “костёр ведьм”, занимали почётное первое место, и вытащить волчонка в углу имело смысл хотя бы чтобы насолить местным любителем жаренного.
Как только Кнульп прочитал написанное Кассия встала, почти нос к носу столкнувшись с волчонком, выползшем из угла. “И что же она колдовала?”, - отогнав эту мысль Кассия чуть улыбнулась и уступила ей своё место.
Девочка выбрала правльную позицию ничего не знающей, до поры она самая Эффективная, а Кассия, будто из любопытства оставшаяся стоять возле них, из-под ресниц оглядела мрачный люд. Точно тупомордые псы перед сварой, ей богу…
Стоило девушке закончить, как псы загавкали, да ещё и с удвоенным энтузиазмом. Да что вы делать то будете! Всё вам веселье кострового праздника подавай! Девочка, возможно качественно играя, возможно и в правду морально сдав, пустила слезу. И пока весь гам опять вокруг неё скопошился, Кассия тихо и незаметно навела иллюзию.
- А-а-а! Вы только гляньте, и на женщине той синяк выступил, - Новак бессовестно ткнула в потасканную женщину, на лице которой иллюзией (вполне себе качественной) появилась характерная гематома.
- Ох! Ведьма, Ведьма! - опять нашли виноватую кметы и Касс поняла для себя окончательно и бесповоротно, что она ненавидет деревню.
- Да нет, вы гляньте, на ней такое же! - чародейка бессовестно обхватила запястье ведьмы и подняла вверх. На нём тоже “были гематомы”. Ладно, сделаем её из виноватой жертву.
- Вы только не трогайте их! - тут же предупредила Новак потянувшуюся к своей бабу, - Они у нас тут лопались от касания!
Та, с перекошенным от ужаса лицом, отдёрнула руки.
- Господин следователь, это уже никуда не годится, где там ваше лекарство хвалёное?

Не помог ведьме мужичонка ученый. Не вступился за нее ни словом, ни делом. Глаз своих бесстыжих от бумажек да пера не оторвал даже. Оттого девице деревенской еще обиднее сделалось. Это для других она путницей была окаянной, а ему-то услугу оказала, с кобылой подсобив. Да только разумей щупленький про помощь быстро забыл, будто и не бывало ее. Ну да не он первый, не он последний. Вздохнула Ивона, слезы, на глаза навернувшиеся, рукавом утерла, губы поджала, шаг назад сделала. «Ничего, сама кашу заварила, сама и расхлебывать буду», - так рассудила, глаза на мужиков разошедшихся поднимая да гадать принимаясь, какую управу против них сыскать можно.
Ну да не тут-то было. Не успела знахарка чего дельного сообразить, чародейка с лицом кукольным на помощь ей подоспела: за руку ухватила и принялась перед лицами лесорубов гематомой потрясать. Испугались кметы, отступили. Ведьма и сама испугалась. Глаза округлила недоуменно, на женщину посмотрела, на мужичонку, на покойничка, и такое зло ее тут разобрало, что не сдержав своего порыва, вырвалась она из хватки чародейкиной, за плечи себя обхватила, на пол плюхнулась да и разрыдалась. Обидно девице за себя сделалось. «Ох, дуреха я дуреха», - запричитала, тихонько всхлипывая, - «Зачем я сюда поехала-то? Зачем со смертью игру затеяла? Оставила бы все, как есть, глядишь, уже дома была бы. Сидела бы на печи да семечки лузгала, ан нет, понесло меня молодцу на помощь. А получилось чего? Он помер, собака сгинула, а теперь и меня госпожа к себе ждет. Вот она сила-то как оборачивается!» Не хотелось помирать знахарке от хвори неведомой да за деяния свои расплачиваться, но только и оставалось, что смириться да на все того же мужичонку щупленького положиться. Он тут про средства какое-то песни пел, будто соловей на рассвете, снадобьем похвалялся, а у нее-то чего было? - Нож в крови да травы пучок, что если и может помочь, то от поноса только.
А двор постоялый, тем временем, запахами наполнился. Завоняло полынью да водкой. Подняла ведьма голову, присмотрелась к действиям студентика шустрого, прищурилась. Показались дела его кметке подозрительными да чудными какими-то, но страх дело свое сделал. Вот и знала Ивона про свойства трав да настоев, а все равно поверила, как до того в пятнушку с иллюзией. Могла бы неладное почуять, игру разгадать, а не сумела. Внимания даже не обратила на состояние свое, поднялась на ноги, отошла в сторону, руку «больную» к себе прижимая, посмотрела на очередь длинную, на мужиков, что за снадобьем так и потянулись, друг друга локтями распихивая, снова отшагнула, а там и в самый дальний угол забилась. Чародейка-то с мужичонкой как раз между собой стакнулись да речи повели умные. Девица деревенская меж ними ничего не забыла. Ни дельного ничего сказать не могла, ни помочь чем. Но хоть лесорубы да жрец интерес к ней потеряли. Проклятущий помазанник Огня Вечного так и вовсе в числе первых за лечением пришел. Чинно так, будто пример подавая. Знахарка, приметив то, зло на него посмотрела да и отворотилась, дабы с языка проклятья какого не сорвалось. «Будь ты не ладен», - так подумала, - «Вот когда верой-то похваляться следует! Стоял бы теперь гордый такой, да твердил, что тебя огонь защитит, ан нет, как до дела дошло, так ты сразу на попятную! Не жрец ты, а пес шелудивый! Душа гнилая да мелкая!» Дернула ведьма носом, сплюнула брезгливо, рукав задрала и на пятно расплывшееся уставилась. «Радуйся дед, что нет мне сейчас до тебя дела. Не подхвати я заразу эту, несдобровать бы тебе! А так, вона чего. Хотела больной прикинуться, а оказалось, что и прикидываться-то незачем». Вздохнула Ивона печально да и затихла, надеясь только, что вспомнит про нее заступничек аховый.

Ах, мужская драка! Ну что же, хотя бы попойка в этой фантасмагории точно удалась. А приличным дамам пора отчаливать.... Кассия покосилась на ведьмочку. И неприличным тоже. Пока мужчины подбирали оружие поудобнее под вялое гудение толпы (пьяные зрители не определились, чего они хотят больше - ясности происходящего или продолжения банкета), Кассия прошептала заклинание и сумка рыбкой скользнула к ней.
- Думаю, нам пора, - не вникая, согласна ли ведьмочка с ней, Новак поудобнее придержала её локоть и выскочила из затхлой корчмы. На улице всё также была метель, снег, холодный, но какой свежий ветер! А за спиной были недовольные, удивлённые и откровенно негодующие возгласы. Теперь она была обязана узнать, из-за чего весь сыр бор, да и труп в придачу. Ну а побег очень даже бодрил! Не давал думать о холоде. Под каблуками зимних сапожек хрустел свежий, приваливший снег, мошки которого упорно лезли в глаза. Они с ведьмочкой (всё также утаскиваемой из корчмы чуть ли не волоком), заскочили на конюшню, где Новак сразу заскочила на спинку своей соловой. Бедняжку так и не расседлали за минувшие пару часов, но сейчас это было на руку.
- Если хочешь выбраться отсюда максимально быстро, давай со мной! - звонко ободрила чародейка ведьмочку, опуская той руку. В этот момент в дверях конюшни и возник Йозеф с метлой наперевес. Выглядел мальчик решительно и возмущённо. Его можно было понять. Но не ему ж одному обманывать, право слово! Кассия поудобнее устроила сумку на коленях.