Время пошло. В какой-то момент графу показалось, что ждать решения Вириенны ему придется целую вечность, однако, северянка толи решила судьбу более не испытывать, толи и сама осталась недовольна поведением подмастерья, и отреагировала сразу, любезно сопроводив нильфгаардца в комнатушку, таящуюся за высокой аркой и лежащую в темноте. Сейдомар проследовал за волколачкой молча, сверля ее спину холодным равнодушным взглядом и размышляя о том, как интересно, все же, складывается жизнь и какие отвратительные сюрпризы она преподносит. «Темный дом на краю поместья, хрупкий невинный деревенский мальчик, дикие твари и вы, изнеженный аристократ. Казалось бы, во всей этой картине лишний именно вы, граф, ведь в вас нет тайны, нет загадочности, нет ничего мистического, но, если задуматься, то станет очевидным, что лишних здесь нет. Умелый спектакль, удачно спланированный и прекрасно сыгранный, идеально подобранные роли и великолепные актеры, изображающие самих себя. Если бы вы, граф, увидели эту сцену со стороны, кого бы вы заперли в застенки первым: голубоглазую стерву, бережно охраняющую свои секреты, или самого себя, явно замешанного в грязной истории, которую нельзя вытаскивать на свет?» Роэльс коротко хмыкнул, покачав головой, задумчиво потеребил темную прядь и, окинув собеседницу с головы до ног долгим внимательным взглядом, разместился в деревянном кресле, стоящем у стола. Устроившись, эмиссар Верховного Трибунала тут же откинулся на спинку, вытянул одну руку вперед, а другую поставил на локоть, закинул ногу на ногу, зевнул, не открывая рта, и вернул внимание Вириенне. Дивная картина открылась взору полуэльфа, - девушка, едва достающая до лампад, висящих под потолком, пыталась зажечь их. Из-за полумрака, слабо разгоняемого тусклым светом свечи, рассмотреть детальнее мужчина не мог, но и увиденного оказалось достаточно, чтобы растянуться в ехидной полуулыбке. С его-то ростом граф справился бы с освещением за пару мгновений, но созерцание попыток северянки доставляло ему удовольствие. «Если вы попросите», - подумал нильфгаардец, - «Я проявлю участие. Если же нет, ну что ж, оставайтесь со своей гордостью. Наблюдать за вами невероятно приятно, жаль только, у меня все еще нет вина. Его в этой обстановке решительно не хватает». Сейдомар вздохнул, потер переносицу и продолжил общение только тогда, когда волколачка покончила с лампадами и скрылась в самом темном углу комнаты. Комнату эту, к слову, теперь можно было и рассмотреть, но Роэльс решил, что этим займется все же при свете дня, а сейчас лишь бросил беглый взгляд на болтающиеся под потолком травы, да пряности, приметил меблировку, прикинул планировку помещения и, наконец, соизволил ответить на ехидное замечание дикой твари из дикого леса.
- Скажите мне вот что, - проговорил эмиссар Верховного Трибунала, рассматривая женскую фигурку, - Вы попросили время на то, чтобы привести себя в порядок. В моем понимании, это означает, что вы желали протереть раны и облачиться в какое-нибудь одеяние, однако, я по-прежнему имею честь созерцать одеяло и вашу наготу, а потому, не могу не спросить, чем же вы занимались все то время, что я сносил оскорбления неловкого юнца?
Полуэльф любезно улыбнулся, облизнул губы и отвел взор. Он догадывался, что голубоглазая стерва на этот вопрос не ответит, а предпочтет сменить тему или же сочинит красивую ложь, но ответ мужчине был и не важен, куда сильнее его интересовала реакция. «Интересно, что вы продемонстрируете мне и продемонстрируете ли вообще?» - задумался граф, - «Мои подозрения всего лишь подозрения, покуда вы не дадите мне повода убедиться в обратном. Если вы выберете ложь, я ей поверю, прикинувшись наивным глупцом, но вот еще вопрос, поверите ли вы в мою игру? Сочтете ли вопрос всего лишь любопытством, рожденным непониманием или же оцените наблюдательность и решите, что вам стоит тщательнее прятать от меня свои тайны? Жаль, я не могу проникнуть в ваш разум, но ваше поведение, каким бы оно ни было, скажет достаточно». Нильфгаардец устало вздохнул, приложил ладонь ко лбу и из-под руки принялся наблюдать за вероломной бестией. Однако, чтобы не раскрывать своей заинтересованности, ловко вернулся к теме заданной.
- Я вам безмерно благодарен, - спокойно и тихо проговорил Сейдомар, - За то, что вы вняли моей просьбе и избавили меня от общества вашего подмастерья. Не знаю, где вы и его подобрали, и чем он так вас поразил, но манеры его отвратительны. Помните об этом, - Роэльс вернул руку на место, переплетя пальцы между собой и размяв их, - Воспринимайте мои слова, как совет.
Со стороны могло показаться, будто эмиссар Верховного Трибунала сменил гнев на милость и теперь весьма расположен к собеседнице, но впечатление это было ошибочным. Вовсе не заботу к северянке проявлял полуэльф, он лишь пытался сохранить мальчишке жизнь и предупреждал его очаровательную госпожу о том, что юнца следует держать подальше, во избежание кровопролитий и ненужных конфликтов. Впрочем, мужчина улыбался и разгадать его истинные намерения было не так и просто. Что до ехидства, мелькнувшего в тоне собеседницы, его граф попросту проигнорировал, сделав вид, что не заметил колкости, - он по-прежнему был совершенно не против выглядеть изнеженными капризным аристократом. «От таких ведь ничего не ждут», - мысленно подметил нильфгаардец, - «Таких и всерьез не воспринимают. Чем дольше вы заблуждаетесь на мой счет, тем лучше. Так почему бы не покапризничать еще немного?» Сейдомар дернул уголками губ и с пристрастием осмотрел бутылку, возникшую перед ним, надеясь отыскать на прикрепленной к горлышку бумажке «год рождения» напитка.
- Я не пью дурных вин, - вскользь обронил он, возвращая бутылку на стол и принимаясь оценивать алкоголь всеми известными ему способами: покачал бокал, наблюдая за переливами, принюхался, отмечая изящество букета, и, наконец, пригубил, некоторое время подержав жидкость во рту, - Да, напиток достаточно хорош, - добавил Роэльс чуть позже.
Таким уж ценителем вин, мужчина, конечно, не был, тем более, нельзя было назвать его коллекционером, гоняющимся за диковинками, но несмотря на это, оценить качество он был вполне способен, особенно тогда, когда хотел именно насладиться вкусом, а не просто унять нервы или же напиться.
К разговору с Вириенной полуэльф вернулся позднее, тогда, когда бокал его опустел, а в голове появился приятный туман. Так быстро эмиссар Верховного Трибунала, как правило, не пьянел, но усталость, нервное состояние и перерождение организма сказались на нем губительно, усиливая действие вина, которое, к слову, было достаточно крепким.
- Я думаю, что это разумно, - проговорил Сейдомар, наполняя бокал и сосредотачиваясь на разговоре, - Моим людям все равно, какую тварь я им принесу. Они не столь суеверны, как кметы на Севере, однако, не менее пугливы. Не сомневайтесь, голова произведет нужный эффект, а мои слова только усилят его, - нильфгаардец на мгновение прервался, сделав большой глоток, - Вы также правы на счет ведьмака. Он понадобится здесь позже, чтобы избавиться от гнезда. Я не могу позволить чудовищам считать мои земли своим домом, однако, кое-что в ваших словах неверно. Я говорю о времени. Рассвет, конечно, был бы удобен для того, чтобы отправиться в путь, но, во-первых, я не намерен так скоро уезжать отсюда. Вы ведь понимаете, что я ехал в вашу обитель не за тем, чтобы отыскать гулей? А во-вторых, я все еще настаиваю на том, что за собой вам следует прибрать. Сейчас я говорю о телах, что привлекли трупоедов. Их надо собрать и придать огню, покуда неупокоенность их не породила что-нибудь похуже, чем те чудовища, с коими вы сегодня так лихо расправились. Посему, я предлагаю вам вот что. Я дам вам время до вечера, чтобы собрать то, что может потребоваться, после мы с вами пообщаемся о вас и вашем прошлом, которого я уже коснулся по пути к этому месту, а после, заночевав в тепле и уюте, на рассвете следующего дня отправимся в лес, прихватив с собой голову твари и принадлежности для сжигания мертвецов. Покончив с упокоением моих людей, вернемся в поместье и перейдем к вопросам иным. Что скажете?
Роэльс договорил и смолк, устремив на собеседницу внимательный взгляд. Он полагал, что решению его волколачка воспротивится, но, насколько, предположить не мог, а потому желал продолжить дискуссию. «Может быть сегодня мы все-таки сможем прийти к компромиссу», - подумал полуэльф, потягивая терпкое вино и неотрывно следя за бестией, - «Но вот вопрос, чем готовы пожертвовать вы, и от чего готов отказаться я?» Поразмыслив так, граф коротко хмыкнул и откинулся на спинку, ощущая, как алкоголь пробирается в сознание, отравляя его и путая мысли.

Волколачка говорила, а граф пил. Пил медленно, небольшими глотками, с удовольствием потягивая терпкое вино, наслаждаясь его тонким ароматом и приятным послевкусием. Могло показаться, что за удовольствием мужчина упустил ход времени и начисто лишился ощущения реальности, - столь бесстрастным и непроницаемым оставалось выражение его лица, - однако впечатление то было ошибочным и неверным. Сейдомар слушал и наблюдал: черные глаза неотрывно следили за движениями и действиями голубоглазой бестии, а уши ловили не только слова, но и малейшие изменения интонации. Нильфгаардец преобразился. Из напыщенного гордеца, лишенного осторожности, осмотрительности, а в худшем случае, еще и здравомыслия, он обратился в жестокого эмиссара Верховного Трибунала, всегда отличающегося поразительной выдержкой и хладнокровием. Этот слуга Империи умел терпеть, выжидать, таиться и выведывать, а еще обладал исключительной способностью сохранять невозмутимость и трезвость рассудка. «Именно этих черт мне и не доставало все минувшие дни», - подумал Роэльс, крутя в руках полупустой кубок и следя за причудливыми переливами жидкости, тронутой слабыми отблесками огня и лунного света, - «Не будь вы, граф, столь поспешны и сбиты с толку, вы сейчас сидели бы не здесь, равно как и эта очаровательная госпожа. Чужой дом – не место для истины и откровений, это место для лжи, игры и фальши. Что бы ни сказала дикая тварь из дикого леса, у нее всегда останется шанс не досказать, что-то утаить и спрятать. Лучшие ответы, самые честные откровения дают в застенках, под пытками, когда ради прекращения боли несчастный готов продать даже родную мать. Но вот вопрос… Вы оборотень, и едва ли вы столь же восприимчивы к боли, как простые смертные. Я мог бы заточить вас в одной из темниц, лишить свободы и терпеливо ждать наступления того дня, когда вы пожелаете поговорить откровенно и на все интересующие меня темы. Но, увы, не могу сделать и этого, потому как я в западне, и для нас обоих это очевидно. Яркое тому подтверждение – ваши слова: от нашей вражды проиграют все. Верные слова, если подумать. Очень верные и разумные». Полуэльф опустошил кубок и, поставив его на стол, сцепил пальцы в замок. Хмель брал свое, делая графа чуть более миролюбивым и умиротворенным, но, тем не менее, был еще недостаточно силен, чтобы аристократ отказался от собственных размышлений. «Ваша новая знакомая, граф», - вновь обратился Сейдомар к себе, - «Хорошо знает, зачем пришла и что именно предлагает. Вы получили от нее ответы, информацию, сведения, но все еще находите себя неудовлетворенным, оскорбленным и униженным. Она насмехается над вами, но это происходит лишь потому, что вы сами позволили ей вести себя так. Теперь же любая попытка запретить и потребовать покажется ей нелепой. Так ведут себя юнцы, никогда не встречавшие достойных противников; так ведут себя старики, лишившиеся остатков разумы. Но вы, граф, не относитесь ни к тем, ни к другим, а потому, несомненно, поступите мудрее. Мудрее той, что так неосторожно выплеснула вам собственные наблюдения». Эмиссар Верховного Трибунала легко улыбнулся, снова наполнил кубок, пронаблюдал за замершей над варевом Вириенной и, потерев подбородок, позволил себе еще один глоток. «Кем бы вы ни были», - думал нильфгаардец в этот момент, глядя уже не на хрупкую девушку, но за окно, - «Вы охотно раскрываете карты, наивно полагая, что ваши наблюдения заденут меня или собьют с намеченного пути, тогда как я остаюсь для вас незнакомцем, имеющем лишь титул. Вот теперь… Теперь все правильно. Теперь я решаю, что сказать, а о чем лучше до поры до времени умолчать. Вы знаете обо мне значительно меньше, чем знаю о вас я. Это ли не показатель вашей лояльности, в которую я, по-вашему, так отчаянно не верю? Лишнее доказательство для меня? Или всего лишь мой умелый ход? Вы слишком самоуверенны, как и я, но, стоит нам обоим отринуть это качество, станет очевидно, что сближает нас одно, - мы оба знаем лишь то, что позволили друг другу узнать. И, если вы ведете себя естественно, преследуя одну цель, то я планирую. Когда-нибудь вы поймете, что все, сказанное мной в этом доме, прозвучало не просто так. Мне выгодны ваши сомнения, за мелочью вы не заметите большего». Роэльс, наконец, отвернулся от окна и перевел взгляд на голубоглазую бестию. Впрочем, несмотря на оказанное девушке внимание, полуэльф по-прежнему молчал, делая вид, что обдумывает ее слова. Тишину он нарушил только тогда, когда та затянулась непозволительно долго.
- Хм… - начал нильфгаардец совсем издалека, - Я не помню, чтобы именно просил вас привести себя в порядок, допускаю, что мои слова были поняты и истолкованы неверно… Впрочем, суть совершенно не в этом, а в том, что я удивлен тем, что вы предпочли не заняться собой, а уделить время чему-то иному. Мне было интересно, в чем же причина такого выбора, но теперь, когда вы ответили на заданный вопрос, а любопытство мое удовлетворено, на первый план выходит то самое, упомянутое мной удивление. Со свечами и огнем, Вириенна, - улыбка графа сделалась любезнее, - Легко мог совладать ваш подмастерье. На счет «легко» я, конечно, сильно ему польстил, но, тем не менее, это была его обязанность, а не ваша. Однако я сужу по себе и в этом, вероятно ошибаюсь. Это ваш дом и вам решать, как следует распоряжаться временем и людьми.
Сейдомар прервался, делая глоток вина, задумчиво потер переносицу, и продолжил:
- Как я заметил, вопрос мой показался вам удивительным, скажу вот что, ваша нагота доставляет некоторые неудобства и совершенно не подходит к нашей беседе, и я предпочел бы видеть вас облаченной во что-нибудь более годное, нежели соскальзывающее одеяло, но, это, точно также как и распоряжения, исключительно ваше право.
Эмиссар Верховного Трибунала снова затих. Он не пытался показаться  слишком вежливым или неожиданно податливым, не боялся оказаться неверно понятым, но счел нужным увести разговор в иное русло, напомнить вероломной стерве об упомянутых ей же проблемах, дать ей почувствовать правоту и власть. Это было нужно, не за тем, чтобы расположить волколачку, но затем, чтобы притупить ее начавшую пробуждаться подозрительность. «Чем меньше вы опасаетесь, тем слабее ваше желание спрятать собственные тайны», - думал в этот момент аристократ, изображая на лице то самое неудовольствие, которое могло свидетельствовать как о том, что нагота собеседницы кажется ему оскорбительной, так и о том, что сознаваться в этом мужчине тяжело и неприятно.
Впрочем, покончив с разъяснениями и ненужным спором, Роэльс охотно сменил тему, возвращаясь к вопросам первостепенным и более насущным. Что ж. Госпоже Вириенне стоило отдать должное – уверенность полуэльфа она пошатнула. Разумеется, он все еще придерживался собственного взгляда и желал упорно настаивать на собственной позиции, но, вместе с тем, задумавшись над словами дикой твари из дикого леса, осознал и то, что в cловах проклятой северянки удивительно много правды и той самой житейской мудрости, которой мужчина отродясь не обладал. «Вы правы», - заметил он вновь, -  «Мои люди действительно предпочтут отыскать покойников и похоронить их по местному обряду, будто мертвецам есть хоть какое-то дело до того, кто и как проводит их в последний путь. Если я не позволю им этого, многие продолжат мучиться чувством вины да, чего доброго, еще решат осмелеть и прогуляться до леса. И каково же будет их удивление, когда они узнают, что тела бесследно исчезли. Поднимут еще вой на все поместье, взрастят страхи до паники, и объясняй им потом, как сложилось так. А еще мой отъезд. Не думаю, что меня так скоро хватятся, к слову, кто-нибудь еще и порадуется, что я убрался и сгинул, однако…» Поняв, что через чур увлекся собственными рассуждениями, нильфгаардец отхлебнул еще, смерил страховидлу внимательным долгим взглядом и вернулся к разговору.
- Я раздумывал над тем, что вы сказали, - произнес граф, откидываясь на спинку кресла и устраивая правую руку на коленях, тогда как левая по-прежнему сжимала кубок и оставалась на столе, - В ваших словах есть доля истины, и я не могу не согласиться с некоторыми из утверждений, однако, я все еще вынужден объяснять вам, что пожаловал сюда не за тем, чтобы смотреть на гулей. От затеи с сожжением тел я откажусь, как бы не хотелось мне заставить вас за собой прибрать. Через некоторое время, и я сделаю все, чтобы это случилось как можно быстрее, мои люди, прочешут лес, погрузят покойников на телеги и вывезут прочь. Потому в этом вопросе я соглашаюсь с вашими утверждениями и принимаю ваши условия. Вы не станете нападать на тех, кто придет за мертвецами, а они соберут тела и вернутся в поместье. Для того, чтобы успокоить кметов этого будет достаточно. Кому не хватит вновь обретенных родственников, уймутся, увидев голову твари. Ту самую, которую я им доставлю. Что до некоторых избранных, - они никогда не перестанут задавать вопросы. Но это вас заботить уже не должно. Я знаю, что стоит сказать своим людям, но вот мое желание сказать именно это все еще зависит от вас.
Сейдомар водрузил кубок на стол и плавно поднялся, приближаясь к собеседнице.
- Сегодня я получил достаточно доказательств вашей лояльности, - проговорил он с легкой полуулыбкой, - В нее я охотно верю, можете не сомневаться. Но, вместе с тем, я не имею ни малейшего желания оставлять вас здесь одну. Скажем так, я убежден, что оставаясь здесь, вы продолжите оказывать мне посильную помощь и поддерживать меня, однако, я не могу знать наверняка, что вы останетесь здесь, едва я выйду за дверь. Вы можете сбежать, испугавшись чего-нибудь там, одной вам ведомого; а можете не просто сбежать, а, заодно и избавиться от меня, как субъекта надоедливого и, возможно, опасного. Я не настолько хорошо знаю вас, чтобы верить безоговорочно. А потому, раз уж мы с вами зашли в своеобразный тупик, я предлагаю вам вернуться к тем вопросам, которые я задал еще в лесу, - расскажите мне о себе. Поведайте о том, где вы родились, кем были ваши родители, как складывалась ваша жизнь до обращения, и что вы делали после. В конце концов, я считаю нужным узнать, как в моих землях появился этот волшебный проход и откуда здесь, в горах, взялась такая удобная для проживания избушка. Уверен, вы знаете историю этого места, и очень надеюсь, что вы поделитесь ей со мной.
Договорив, эмиссар Верховного Трибунала подошел к волколачке вплотную и аккуратно, но уверенно обнял ее одной рукой за талию, а другой приподнял узкий подбородок, заставляя бестию смотреть себя в глаза.
- Надеюсь, мы придем к взаимопониманию и не потратим на спор целую ночь, - добавил Роэльс, мысленно ухмыляясь, - Это было бы слишком расточительно.
«В конце концов, вы должны уже были понять, что я не отстану пока не получу желаемое. Вот только, что вы, граф, станете делать, когда она начнет вам лгать? Как долго вам удастся притворяться тем, кем вы не являетесь? И, главное, что случится тогда, когда карты лягут на стол? Опасную игру вы затеяли, граф, очень опасную. Но что значат поставленные на кон жизни для тех, кому они не слишком-то дороги?»

Отредактировано Сейдомар аэп Роэльс (2015-09-30 18:13:39)

Когда граф Роэльс подходил к проклятой волколачке, он был убежден, что близость и проявленная бестактность поспособствуют тому, что беседа пойдет быстрее и в нужное русло перетечет куда вернее, чем могла бы, однако, действительность нильфгаардца неприятно удивила, возвратив из собственного воображения на грешную землю, где все было куда запутаннее и сложнее. «Расточительно, да?» - мысленно вопросил эмиссар Верховного Трибунала, сжимая подбородок голубоглазой стервы и адресуя ей ненавидящий взгляд, - «Хотел бы я покончить с нашим бессмысленным препиранием, но теперь вы просто не оставляете мне выбора». Мужчина глубоко вдохнул, намереваясь открыть рот и начать говорить, но в этот самый момент с худеньких плеч страховидлы соскользнуло одеяло и, обнажив все прелести женского тела, повисло на его руке, все еще покоящейся на талии Вириенны. Фраза, так и не озвученная, застряла в горле полуэльфа, а взор его против воли опустился с лица на грудь, да так и замер там, из ненавидящего сделавшись вожделенным. «Браво, граф!» - укорил себя Сейдомар, пытаясь собрать остатки самообладания и вернуться к здравомыслию, - «Одна незначительная малость оборвала все, к чему вы так долго шли. Наслаждайтесь. Вы сами стремились к этому – теперь получайте. Желали доказать свое превосходство – вот вам и шанс». Роэльс растянулся в неприятной широкой улыбке, собрал волю в кулак и, наконец, заставил себя оторваться от соблазнительного зрелища, однако, к своему сожалению, с постыдными мыслями расправиться не сумел. Во всяком случае, возбуждение тут же дало о себе знать, послав в мозг недвусмысленный сигнал. «Она ваша. Берите!» - пронеслось в голове, да так там и засело, потому как к животной похоти примешалось еще одно, доселе неведомое нильфгаардцу чувство – голод; не тот, который свойственен людям, желающим перекусить, но звериная жажда свежего сырого мяса. От северянки пахло горячей кровью, и запах этот ощутимо щекотал усиленное перерождением обоняние эмиссара Верховного Трибунала. Он снова глубоко вдохнул, на мгновение прикрыл глаза, облизнулся, будто видел перед собой деликатес, выпустил из рук Вириенну, позволяя проклятому одеялу упасть к ее ногам, но, не выждав и секунды, резко плотно прижал ее к себе, удерживая одной рукой за плечи, а другой исследуя глубокие царапины, оставленные гулями на спине волколачки. Теперь, когда дикая тварь из дикого леса была совсем близко, ее аромат сделался еще сильнее и еще притягательнее. Полэульф сглотнул, довольно грубо перехватил бестию за талию, лишая возможности вырваться, поднес к лицу перепачканную в ее крови ладонь, вдохнул запах и, покорившись внутреннему порыву, одним коротким движением облизал пальцы, размазывая кровь по лицу и позволяя ей попасть в рот. Впрочем, вожделенного удовольствия сие действо не принесло. Оно не вызвало ни эйфории, ни восторга, ни даже чувства удовлетворения. Алая жидкость оказалась весьма обычной и неприятной, с четким привкусом железа и чего-то еще, чему Сейдомар не смог найти определения. Осознав же, что только что позволил себе поддаться инстинктам и уподобиться животному, граф отпрянул, размыкая объятия, обтер ладонь об одеяло, лежащее на полу и, всеми силами удерживая на лице выражение невозмутимое, чуть отошел, пытаясь сохранить хотя бы какое-то подобие самообладания. «Изумительно, граф, просто изумительно», - мужчина покачал головой, но углубиться в размышления себе не позволил, воззрился на голубоглазую стерву взглядом суровым и злым и, почти процедил:
- Оденьтесь! – звучало как приказ, хотя на деле Роэльс желал не только и не столько исполнения его воли, сколько возможности побыть наедине с собой, осмыслить произошедшее и выстроить новую модель поведения. В конце концов, сейчас он чувствовал себя сбитым с толку, и продолжать разговор в подобном состоянии находил делом глупым, бессмысленным и опасным.
«Будет лучше, если вы уберетесь…» - мысленно проговорил нильфгаардец, глядя на проклятую северянку и борясь с тесно переплетенными чувствами отвращения, презрения и ненависти. «Надеюсь, вы избавите меня от едких комментариев и уйдете молча», - заметил эмиссар Верховного Трибунала. Вслух он, конечно, ничего не пожелал сказать, но по выражению его лица без труда можно было догадаться, что сейчас именно тот момент, когда следует подчиниться и не спорить.

В маленькой комнатушке, разместившейся на первом этаже странного, затерявшегося в горах дома, повисла зловещая давящая тишина. Молчал нильфгаардец, из последних сил борющийся с самим собой и острым чувством отвращения, молчала голубоглазая северянка, поглощенная собственными мыслями и ощущениями. Оба они какое-то время стояли недвижимо и смотрели друг на друга, сохраняя на лицах выражения невозмутимые и любезно-бесстрастные. Думала ли она в этот момент о нем, понимала ли, что кроется за холодной злостью, знала ли, что таится за сдержанностью и какие чувства одолевают ее гостя? – Ответа у Сейдомара не было. Впрочем, он его сейчас и не искал, ожидая и жаждая одного – возможности остаться с собой наедине, обдумать произошедшее, оценить его и прийти к разумным логичным заключениям, что в обществе Вириенны казалось невозможным и недостижимым. Следуя исключительно собственным желаниям и стремлениям, Роэльс даже не шелохнулся, когда бестия опомнилась, сделала несколько шагов в сторону и, подхватив кружку с ароматным благоухающим на всю кухню напитком, проплыла мимо него, сохраняя величие и достоинство. Полуэльф лишь стиснул зубы и, глубоко вдохнув, задержал дыхание, удерживая себя от воплощения иррационального нелепого желания пнуть проклятую волколачку так, чтобы хорошо летелось. Выдохнул он только тогда, когда дикая тварь из дикого леса оказалась от него в паре шагов. «Ну же! Избавьте меня от себя!» - мысленно процедил эмиссар Верховного Трибунала, устремляя на окровавленную спину зверицы внимательный ненавидящий взор; и, если несколько мгновений назад, вид этот его одурманил, то теперь, напротив, отрезвил, заставляя задуматься не только о действиях, но и о словах. Произошло это на удивление своевременно, потому как буквально тот час же ушей нильфгаардца достигли сладкие речи вероломной стервы. «Вот сука!» - оценил он безукоризненные манеры и потрясающую выдержку Вириенны, в которых последняя могла бы составить конкуренцию многим аристократкам, растянулся в широкой улыбке и отвесил северянке вежливый полупоклон, заменивший и слова прощания и слова благодарности за «понятливость».
Сейдомар, как и хотел, остался один. Он выждал еще некоторое время, давая волколачке возможность убраться подальше, заключив же, что бестия уже не вернется, спешно подошел к умывальнику, наполнил ладони водой и небрежно плеснул ее себе на лицо, ничуть не заботясь о том, что струи намочили рубаху, а некоторые угодили за шиворот. Процедуру эту Роэльс повторил еще дважды; прополоскал рот, избавляясь от раздражающего привкуса крови, и отошел, убедившись, что на лице его не осталось следов содеянного безобразия. Впрочем, желанного облегчения умывание графу не принесло. Даже не смотря на то, что влага приятно холодила кожу, делая сознание более ясным, она никак не помогала преодолеть испытываемое полуэльфом отвращение. «Чудесно, граф. Просто очаровательно!» - не преминул укорить себя эмиссар Верховного Трибунала, приближаясь к столу и прикладываясь к горлышку бутылки, - «Вы просто превзошли самые смелые ожидания. Что там говорила дикая тварь про самоконтроль и власть инстинктов? О чем она предупреждала вас? Уж не о том ли, что вам следует быть настороже, следить за каждым своим шагом и каждый миг контролировать новорожденное чудовище? Она говорила вам, что играть с огнем не следует, советовала отойти, и не искушать судьбу. И что же вы? – Вы сочли ее глупой, неразумной женщиной. Вы поверили в свою силу, в свою выдержку, на которую привыкли полагаться. И что же в итоге? – Вы разрушили свой замысел и лишний раз доказали этой самовлюбленной особе ее правоту. Вы лишь подтвердили ее слова. Не пора ли задуматься, граф?» Аристократ опустошил бутылку и аккуратно поставил ее на столешницу, как раз туда, откуда поднял, прошелся по комнате и остановился у окна, вглядываясь вдаль. Там, на улице, было темно и холодно, слабо светила недозрелая луна, да красовалась на черном небе россыпь ярких звезд. Это было красиво, но пейзаж интересовал нильфгаардца не больше, чем опустевший сосуд. Мужчина смотрел в никуда и, погруженный в собственные мысли, видел ничто. «Эта бестия пришла к вам, граф, пришла, чтобы предложить свою помощь и свою лояльность. Разумеется, в поступке ее не было и тени благородства, равно как и альтруизма; помыслы ее едва ли были чисты, однако, она пришла, предупредила, рассказала, и только ваша вина в том, что вы не пожелали ее выслушать. Теперь сожалейте и кусайте локти. Вы упустили уже непозволительно много и, непременно, упустите еще, если не прекратите видеть в северянке только вероломную стерву. Она предложила вам сотрудничество и теперь вы просто обязаны принять его, хотя, конечно же, немного в иной форме. Думайте, граф, думайте. Думайте, пока не стало слишком поздно, пока вашу новую знакомую не постигло разочарование. Впрочем, действительно ли не постигло?» Сейдомар на мгновение прикрыл глаза и задумчиво потер переносицу. Презрение и отвращение, смешанные с осознанием собственной ничтожности и слабости перед грядущим безумием, несколько поумерили его гордость, заставив посмотреть на происходящее с другой стороны: не глазами местного владетеля, не глазами жестокого и властного эмиссара Верховного Трибунала, но глазами полуэльфа, оказавшегося в затруднительном смертельно опасном положении. У первого была власть и верные люди, коих можно было без сожаления пустить на убой; второй точно также распоряжался людьми и обладал умением анализировать и выискивать, но только последний отличался терпением, умением выживать и здравомыслием. Именно он прожил два с половиной десятка лет с тем, кого ненавидел и презирал, именно он умел поступиться собственными принципами, именно он знал, когда следует выждать, а когда нужно напасть, и теперь он советовал не провоцировать, не усугублять. Роэльс нахмурился. Сдавать свои позиции, подчиняться и идти на мировую с кровожадной тварью, было ему неприятно, однако, рассудок, пробудившийся теперь в полной мере, навязчиво напомнил об уже содеянном а также ткнул носом в один неприятный факт. «Вы находитесь в ее доме, граф», - напомнил мужчина сам себе, - «С чего вы взяли, что сможете уйти, когда пожелаете? Что она выпустит вас, едва вам заблагорассудится? Вы остались здесь, намереваясь достичь своих целей, но верно ли это? Быть может, это волколачка позволила вам остаться? Вы слепы и глупы, граф, вы, уповая на невесть что отправились неизвестно куда и собираетесь провести в этом месте ночь. Там, наверху, вас ждет зверица, где-то в горах поселились мерзкие гули. Добыча же здесь – только вы и мальчик, который, кем бы он ни был, дорог и верен своей госпоже. Вы сами завели себя в ловушку, граф. Ожидая узреть в маленьком домике едва ли не магическую аномалию, вы не приметили простого – разинутой волчьей пасти, в которую влезли. Осталось лишь себе поаплодировать, припомнить всех богов и праотцов да помолиться, уповая на то, что проклятой твари не придет в голову прикончить вас, как ненужного свидетеля и лишнюю обузу». Нильфгаардец презрительно скривился, поежился, вспоминая, с какой охотой лизал кровь северянки, отошел от окна и, пройдясь по комнате, разместился за столом. Конечно, можно было бы последовать совету Вириенны, подняться наверх, а времени с момента ее ухода прошло уже достаточно, лечь в постель и надеяться, что утро все же настанет, однако, сон не шел, и Сейдомар предпочел насладиться ровным ходом собственных мыслей, которые, в конечном итоге, привели его к одному интересному выводу. «Раз уж вы спугнули волколачку, граф, не разумнее ли будет отыскать ее подмастерье? Он, к тому же, куда более неопытен в общении и куда менее расположен к долгим утомительным беседам, а вот в некоторые тайны своей госпожи, наверняка, посвящен. Впрочем, можно обойтись и без него. В конце концов, вы, моя очаровательная стерва, оставили мне свет и гостиную, в которую я совершенно не против заглянуть». Заключив так, эмиссар Верховного Трибунала поднялся с насиженного места, машинально поддернул одежду и направился прочь из кухни, намереваясь уделить внимание если уж не светловолосому мальчишке, то книжным полкам.

Сейдомару повезло: в гостиной отыскался не только свет, но и тот самый мальчик-блондинчик, коего граф определил в свои жертвы. Эрвин стоял возле камина, неуверенно мялся и делал очередную глупость. Во всяком случае, нильфгаардец, в отличие от перепуганного и криворукого подмастерья госпожи Вириенны, прекрасно понимал, что кочерга, кое-как прислоненная к стене, рухнет и, скорее всего, зацепит поленницу, разметав дрова по полу. Впрочем, делиться своими догадками Роэльс нужным не счел, он лишь остановился в нескольких шагах от камина, сложил руки на груди, нацепил любезную улыбку и принялся ожидать развития событий. Как и думал мужчина, кочерга поехала и с грохотом шлепнулась на пол, а вот дровам удалось остаться в прежнем порядке. «Досадно», - подумал эмиссар Верховного Трибунала и сокрушенно вздохнул, сожалея о том, что лишился одного из поводов уколоть Эрвина. Впрочем, одного – это не всех. Полуэльф задумчиво потер подбородок, посмотрел на валяющуюся утварь, перевел взор на юношу, окинул помещение беглым взглядом и, приметив кресло, стоящее у камина, уселся в него. Только после аристократ вернул внимание мальчишке и нарушил молчание.
- Вы решили продемонстрировать мне все стороны своей неловкости? – любезно поинтересовался он, укладывая ногу на ногу и откидываясь на мягкую спинку, - Признаться, я удивлен, что для подобного эксперимента вы выбрали меня, юноша. Я не самый терпеливый и мягкий человек, к тому же, избалован слугами опытными.
Сейдомар отвернулся, проследил за тем, как огонь пожирает дерево, прислушался к его ровному треску, немного помолчал, делая вид, что в беседе вовсе не заинтересован, а в гостиную пришел исключительно из-за стремления развеять скуку; после же повернулся к Эрвину, смерил его суровым взглядом и заговорил снова.
- Впрочем, сегодня я щедр и великодушен, а потому прощу вам вашу неопытность, списав ее на волнение, а вы составите мне компанию на эту ночь. Как вы можете заметить, спать я не расположен, - граф проговорил буднично и сухо, махнул рукой в сторону второго кресла, - Присаживайтесь. Как я помню, ноги вас держат плохо.
«Если подумать, так вы вообще сплошное недоразумение. Дурной слуга, никудышный помощник, «золотой мальчик», если верить дикой твари. Словом, проблем от вас явно больше, чем проку, но вот вопрос: зачем вы здесь? Для чего вы нужны волколачке, что она прощает вам все ваши недостатки? Загадка. Еще одна. Едва ли вы знаете ответ, но попытаться все-таки стоит». Заключив так, нильфгаардец дождался момента, когда его «случайный» собеседник устроится, и, как ни в чем не бывало, начал задавать вопросы.
- Расскажите мне о себе, - проговорил Роэльс, - Сколько вам лет, откуда вы родом, кем были ваши родители, как вы познакомились с Вириенной, каким образом и как давно попали в эти края? – полуэльф улыбнулся, по возможности, мягко, пытаясь не спугнуть робкого мальчишку.
Конечно, эмиссар Верховного Трибунала не то, чтобы знал, как нужно вести себя с детьми, но старался если уж не выглядеть добрым другом, то хотя бы не напоминать дознавателя на допросе. К тому же, аристократ все еще играл роль скучающего господина, жаждущего развлечений, а потому особого интереса не выказывал. «Будет лучше, если вы ничего неладного не заподозрите», - подумал Сейдомар, - «Перед вами подвыпивший капризный владетель этих земель, не больше и не меньше». Нильфгаардец прикрыл рот ладонью и изобразил зевоту, однако, ответить юноше так и не дал, поднял вверх палец, привлекая внимание.
- Я буду рад, если рассказ ваш будет кратким и сухим, - заметил граф, - Боюсь длинная сказка меня утомит. Будьте любезны исполнить хотя бы эту малость.
Роэльс ядовито улыбнулся и снова уставился на огонь. Впрочем, очень скоро взгляд его перетек на мягкие шкуры, валяющиеся у ног, а с них – на книжные стеллажи, разместившиеся вдоль стены. Размеры их впечатляли, равно как и то, что пустых полок не наблюдалось. «Интересно», - мысленно заметил мужчина, но любопытства своего ничем не выдал, во всяком случае пока. «Подойду к ним позже», - решил он для себя, отвернулся и вернул взгляд несчастному Эрвину.

Мальчишка, тем временем, на удивление ловко разместился в кресле, изображая из себя толи испуганного кролика, толи невинного агнца на заклании. Кого именно напоминает ему Эрвин, Сейдомар определиться не смог, потому отринул ассоциации и продолжил наблюдать за несчастным подмастерьем вероломной госпожи. Смотрел граф сухо, без особого интереса, но с долей презрения и сочувствия, какое испытывал исключительно к собеседникам жалким и недостойным. «Битье младенца», - подумал нильфгаардец в этот момент, но удовольствия себя лишать не стал, лишь проводил взглядом резко поднимающегося и опускающегося обратно юношу. «Это-то вы зачем мне изобразили?» - Роэльс несколько недоуменно изогнул бровь, скривил губы, едва коснулся сгибом указательного пальца кончика носа и вернул лицу прежнее скучающее выражение, - «Должно быть, я вас уже настолько запугал, что вы не знаете куда себя деть. Сбежали бы, но не можете, а потому вынуждены терпеть мое общество. Ну что ж, сочувствую вам, юноша. Наш разговор еще только начался». Эмиссар Верховного Трибунала легко улыбнулся Эрвину, слабо кивнул головой, давая понять, что извинения приняты, устроил руки на подлокотниках, чуть сузил глаза и принялся вслушиваться в лепетания северянина. Говорил юноша взволнованно, но с мысли не сбивался и на вопросы отвечал строго по существу, что не могло не радовать полуэльфа, уже порядком уставшего от изречений одной голубоглазой стервы, однако, не смотря на это, с каждой последующей фразой невинного юнца мужчина мрачнел все сильнее, а взгляд его становился все острее и неприятнее. «Вот сучонок!» - думал Сейдомар в этот момент, - «А яблоко от яблоньки недалеко падает, да? Не можете красиво солгать и изящно послать, а потому решили прикинуться глупым и поводить меня за нос? Очаровательно… Если уж даже дети не воспринимают меня всерьез, пожалуй, стоит задуматься о том, насколько я мягок и как в этом не прав…» Граф любезно улыбнулся, сцепил пальцы в замок, удобнее устроился в кресле, выдохнул и покосился на огонь, плящущий в камине, надеясь найти в движении его языков умиротворение. К сожалению, оно так и не пришло.
- Вы, вероятно, меня не поняли, - заговорил нильфгаардец, когда подмастерье волколачки задал свой нелепый вопрос и затих, - Я поясню. Когда я спрашиваю, на мои вопросы следует отвечать, и отвечать полно и емко. Чем быстрее ваши слова меня удовлетворят, тем быстрее вы получите возможность от меня сбежать и запереться в своем углу, где сможете хоть трястись от ужаса, хоть молиться всем богам, чтобы я оставил вас в покое. Ответы типа «я не знаю», «я не помню» и иже с ними меня не интересуют. Надеюсь, теперь вам ясно.
Голос Роэльса сделался жестким и резким, цепкий тяжелый взгляд скользнул по лицу юноши и остановился на его глазах. Эмиссар Верховного Трибунала унял полыхающую во взоре ненависть, отринул показную скуку и небрежность, и продолжил:
- Я принимаю слова, относящиеся к вашему происхождению, и почти принимаю те, что касаются вашего знакомства с Вириенной. Чтобы между нами не было недопонимания, а вы были избавлены от необходимости невинно хлопать глазами, я спрошу конкретнее. При каких обстоятельствах вы получили эту работу и как добились того, что эта женщина взяла неумеху в подмастерья? Меня не интересуют домыслы и догадки. Я хочу услышать факты. Так же я хочу знать, известно ли вам, что ваша госпожа является оборотнем? Если да, то когда, в каком месяце и при каких обстоятельствах вы об этом узнали?
Полуэльф выдохнул, расслабил руки, задумчиво потер подбородок и было приготовился слушать очередной поток детского лепета, как опомнился и, жестом остановив юношу, добавил еще одну существенную деталь.
- Прежде чем вы начнете отвечать, должен еще кое о чем вас предупредить, - интонация аристократа сделалась очень любезной, зато взгляд стал жестоким и злым, - Не вздумайте мне лгать. Я прощу вам вашу попытку обвести меня вокруг пальца и сделаю вид, что попросту этого не заметил, списав все на вашу растерянность и трусость, но вторая подобная выходка вам так легко с рук не сойдет. Потому будьте любезны, напрягите свою память, покопайтесь в воспоминаниях и извлеките на свет историю. Не искушайте меня, - Сейдомар улыбнулся, прервал поток наставлений и, вернув тону прежнюю сухость, закончил тираду теми вопросами, с которых начал, - Напомню вам, что я желаю услышать о вашем знакомстве с Вириенной, а также о ее сущности.
Граф выдохнул, расправил плечи и, поменяв ноги местами, приготовился слушать. «Надеюсь, вы не разочаруете меня», - подумал он в этот момент, - «И я, наконец, приближусь к вожделенной разгадке».

Граф ждал ответов, покаяния, слез, истерики, пожалуй, он был готов даже к тому, что мальчишка вспылит или же испуганно сорвется с места и умчится прочь из комнаты, в нелепой попытке избежать дальнейшего разговора, однако, Эрвин повел себя иначе, - он мелко затрясся и побледнел, норовя рухнуть без чувств там, где сидел. Сейдомар набрал в грудь побольше воздуха, на мгновение прикрыл глаза, дабы не созерцать этот позор, гордо именуемый мужчиной, тяжело выдохнул. |«Если вы не начнете говорить», - мысленно заметил он, - «Я сделаю это за вас. Беседа в подобном ключе будет вам очень неприятна, но, вместе с тем, избавит нас обоих от лишней траты времени. Соблазнительно, но я проявлю к вам толику милосердия и сострадания. Я сосчитаю до десяти. Не начнете – я помогу». Роэльс растянул губы в любезной улыбке, смерил подмастерье внимательным уничижительным взглядом, сцепил пальцы в замок и, не разрывая зрительного контакта, начал считать. «Один. Два. Три. Четыре…» На счете «пять» мальчишка залепетал. Нильфгаардец удовлетворенно кивнул, придал лицу более спокойное и расслабленное выражение, прислушался, предвкушая интересный рассказ. Впрочем, сделал это совершенно напрасно. Ошибку свою эмиссар Верховного Трибунала осознал сразу же, едва Эрвин обронил свое коронное «не умею и не буду». «А ведь я просил вас не употреблять подобных слов», - подумал полуэльф, краем уха продолжая слушать невнятный бред, - «Кажется, в этом вы с вашей госпожой похожи. Она тоже не делает так, как ее просят, но разница в том, что она не желает, и очень любит демонстрировать свое упрямство и свое превосходство, а вы попросту не можете, потому как ни на что годное не способны. Досадно, юноша, весьма досадно, и я бы вас простил, но вы сами обещали мне правильное поведение, а теперь нарушаете свое же слово. Более того, вы действительно наивны и глупы. Как вы могли отправиться за неизвестной особой, неизвестно куда и даже не потрудились запомнить, когда это было? Вы пусты и никчемны, как пустоголовые пугала, призванные отпугивать ворон, да трусливых грабителей». Граф презрительно скривился и отвернулся от Эрвина, сосредоточив внимание на камине. Тот, конечно, тоже не блистал умом, но хотя бы не раздражал, и ноги от него не сводило.
Впрочем, несмотря на это, к беседе Сейдомар все равно вернулся. Не потому, что подмастерье выдал что-нибудь оригинальное или, хоть сколько-нибудь, интересное, но как раз по той причине, что не сказал он, ровным счетом, ничего нового. «Плохо, юноша, очень плохо», - мысленно проговорил Роэльс, поворачиваясь лицом к собеседнику и плавно поднимаясь на ноги, - «Вы не только не дали мне ответов, но разочаровали меня, а теперь не оставляете иного выбора. Вы не хотели обыкновенной беседы, ну что ж, теперь вам придется выдержать допрос». Нильфгаардец выпрямился, подошел к мальчишке вплотную, заставляя того буквально вжаться в кресло и, нависнув над своей несчастной жертвой, заговорил.
- Вы не услышали меня, юноша, - слова потекли нежным елеем, но вот взгляд сделался острым, злым и ядовитым, - Вы сделали все так, как делать не стоило. Я спрашивал вас о фактах, я запретил вам строить догадки, я предупредил вас, что слова «не знаю» и «не помню» звучать не должны, но вы практически начали свой рассказ с них. Вы не поведали мне ни одного четкого факта, но завалили меня потоком глупой бессмысленной информации. Вы потратили мое время, а удовлетворения от его траты я не получил, а потому я нахожу справедливым потребовать у вас компенсации.
Эмиссар Верховного Трибунала вежливо улыбнулся, плавно скрестил руки на груди и придал своему лицу выражение исключительно мягкое и доброжелательное, однако, меньше чем за мгновение, преобразился, представ суровым, жестоким и беспощадным.
- Сядьте ровно! – приказал полуэльф, и голос его сделался командным и грубым, - Ваша поза мешает вам думать! – выдержал паузу, зло сузил глаза, - А теперь слушайте! Раз уж вы не способны рассказывать самостоятельно, вам придется отвечать на мои вопросы. Отвечать четко, быстро и прямо. Я не потерплю дальнейшего неуважения, и более не желаю смотреть как вы мнетесь и дрожите. Я также не желаю слушать лепет, извинения и оправдания. Я отказываюсь принимать это за ответы! Также я отказываюсь принимать за ответы ваше молчание. Запомните это. Также примите к сведению еще одно, мы с вами будем беседовать до тех пор, покуда я не вытрясу из вас нужную мне информацию. Если понадобится, я потрачу на беседу всю ночь. А теперь, вопрос первый: какое время года было тогда, когда вы достигли этих земель? И, вдогонку, второй и третий: сопровождал ли вас кто-либо здесь, в Меттине, а также в пути из Северных Королевств в Нильфгаард? И, если да, то кто это был?
Договорив, граф замолчал и воззрился на Эрвина взором тяжелым и неприятным. Нет, конечно же, Сейдомар не пытался просверлить в мальчишке дырку, но вот испепелить взглядом был очень даже не против. «Сдается мне, вы и к допросу окажетесь не способны», - рассуждал Роэльс в этот момент, - «И все, что мне останется, это догадываться самостоятельно; изучать проклятый дом, следить за дикой тварью, копаться в ее вещах и надеяться, что однажды отыщу зацепку, хоть что-нибудь, что подтолкнет меня к разгадке. Я укоряю вас, юноша, но я ничтожен не менее. Я, точно также, как и вы, завел себя в ловушку, подпустил вероломную стерву слишком близко, а теперь вынужден полагаться на ее честность и верить в ее заинтересованность, которая сегодня есть, а завтра нет. Нелепо и шатко мое положение. Я осознаю. Но от вас я получу все, что вы только можете дать мне». Эмиссар Верховного Трибунала вздохнул, припоминая голубоглазую северянку и ее дерзкие речи, отошел от подмастерья, подобрал с пола кочергу и принялся неторопливо ворошить угли.
Умиротворенным и невозмутимым казался нильфгардец в этот момент, однако, в глубине его души пожаром полыхала ненависть, и пожар этот с каждым мгновением разгорался все сильнее, готовый в любой момент вырваться наружу громким неосторожным словом или агрессивной выходкой. Движения полуэльфа еще сохраняли плавность, но только слепец не заметил бы, как побелели костяшки его пальцев и как «налились кровью» глаза.

[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/000b/1c/c0/46-1431439963.jpg[/AVA]«Слова «не знаю» и «не помню» звучать не должны… врать тоже не стоит… да что мне делать-то?! Знал бы я, что такие воспоминания мне вообще понадобятся в будущем – запомнил бы какой день на дворе, погоду и при этом записал, в каком зените солнце и как ярко светила луна, да в какую сторону ветер дул», быстро подумал Эрвин, зажмурившись и вжав голову в плечи. Граф не кричал, но вот взгляд его говорил о многих мелочах, которые стоило бы сделать с разочаровавшим его мальчишкой.
По памяти Эрвина, слуг вообще не трогают. И слуг и помощников ни о чем не спрашивают, не добиваются от них долгих и связных речей, не расспрашивают о жизни. Порой их вообще не должно быть видно, будто бы они обязаны сливаться с тенью и при этом уметь хранить молчание. Эрвин же, конечно, понимал, что он не обладает ни первым, ни вторым требованием, но, по крайней мере, он старался не влезать в чужие разговоры и вообще быть менее заметным. Кому мешал мальчишка, сидящий у камина и задумчиво смотрящий на огонь?
Конечно. Именно гостям.
Таким высоким, статным, в дополнении с пугающим взглядом, приторно спокойным голосом и вихрем страшных мыслей позади вежливости и спокойствия.
И тем временем, вместе с этим колоссальным набором садиста, граф пытался добиться от Эрвина невозможного (связная речь для Эрвина вообще была почти невозможной штукой). Мальчишка искренне не понимал, чем злил и нервировал гостя госпожи Вириенны. Не понимал, почему поверхностные знания не могут устроить этого человека. Не понимал вообще, что тут происходит. Он отчаялся быть полезным, отчаялся получить одобрение и наконец-то успокоить гостя, а ведь судя по всему и вовсе не зря. Ну не мог он рассказать больше, чем знал, потому что запретили врать.
Путаясь в размышлениях, пришлось вновь навлечь на себя беду.
Громкий оклик графа заставил Эрвина быстро выпрямиться. Руки он положил на колени, а голову немного приподнял, находя в себе силы вглядеться в глаза гостя. Силы эти были ложными, они обманывали, не позволяли даже подчеркнуть суровую реальность. Посему мальчишка дрожал, боясь даже шелохнуться. Пугающие речи графа и его вспыльчивость чудом не прогнали помощника Вириенны в обморок, но тот нашел в себе силы выстоять. Правда, предательски зачесался нос, но Эрвин терпел, как никогда прежде. Терпел и молчал, кусая нижнюю губу и со стороны выглядя полнейшим глупцом.
«Да что делать-то?! Отвечаю – не нравится, молчу – меня хотят убить взглядом…»
Воспользовавшись моментом, мальчишка наконец-то почесал нос и поглядел на графа, который подобрал с пола кочергу и принялся ворошить угли. Со стороны такое простое действие выглядело весьма пугающе, так что именно поэтому Эрвин захотел убежать. Просто взять и убежать долой, закрыться в комнате, забраться под кровать и заткнуть уши. Или проснуться, например. Ох, точно! Эрвин с удовольствием ущипнул себя за руку, но ничего так и не произошло. Тишина была зря нарушена тихим, но уверенным вздохом, который подчеркнул совершенную безысходность своего положения.
Но ведь случается в мире какое-то чудо. Появляются люди, которые способны одним своим появлением разогнать черные тучи, озарить помещение солнцем и заставить улыбнуться весьма искренне. Эрвин не верил в то, что такое случается, но… именно появление госпожи Вириенны, пусть в не том виде, который мог быть, но заставило его смело поднять голову и наконец-то выдохнуть. Ведь сейчас она почти предстала святым пророком Лебедой.
Хотя… когда именно она еще не казалась Эрвину святой, облаченной во все белое? И тогда, в лесах Новиграда была протянута рука помощи. И тогда, в самом Новиграде. Несколько раз только при появлении Вириенны были решены вопросы, которые касались работы помощника, ведь многие клиенты и посетители лавки были не слишком нормальны. Как тот, что повредил своим колючим молотком стойку и требовал деньги. Вириенна помогла ему и тут, с гулями, хотя Эрвин перестал верить в спасение, забившись в угол и моля о пощаде случайное божество, если какое-либо вообще есть там, наверху.
А теперь, если вернуться в настоящее, был свершен новый подвиг: его закрыли от нападок графа, истинных целей которого Эрвин не понял бы, даже если бы захотел. Да и куда ему, наивному мальчишке, который верит в святую невинность Вириенны и не видит никаких зацепок к обратному?
Сейчас же он был горд собой. Когтистые лапы на плечах заставили его смело поднять голову, но все равно не позволили нарушить этикет и почесать нос, который панически зудел вновь.
К сожалении, скорое предложение проводить графа заставило мальчишку поникнуть.
«А ведь так хорошо все шло к итогу…»
Он тяжело вздохнул и наконец-то поднялся на ноги, с нежеланием отказываясь от поддержки и защиты Вириенны.
- Прошу следовать за мной, господин, - Эрвин слегка склонил голову, выражая свое почтение к гостю. – Я проведу Вас к спальне, чтобы Вы смогли отдохнуть после долгого дня.
Отходя на несколько шагов от Вириенны, мальчишка остановился, убрал руки за спину и обернулся, выжидая графа.

[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/000b/1c/c0/46-1431439963.jpg[/AVA]Эрвин совершенно не понимал происходящего.
Совершенно. Совсем. Совсем-совсем не понимал. Потому что перед ним были люди, которые обладали куда более живым умом. Хитрость этих людей явно превышала все допустимые значения, которые смогли доказать оксенфуртские ученые и доктора наук. Хитрость эта была особенной, затянутой пеленой укромной лжи, которая для него, светловолосого шестнадцатилетнего мальчишки была незнакомой. Он не встречал таких людей, как господин аэп Роэльс, граф здешних земель. Не встречал таких, как Вириенна. Оба они составляли невероятную смесь логики, хитрости, злобы и невероятной силы, которая таилась в словах и не позволяла каждому оппоненту действовать решительно. Скорее наоборот, каждое слово казалось взвешенным и аккуратным, обходительным и мягким. Приторно сладкие. И посему такие страшные.
Эрвин же, мальчишка, который сейчас оказался между двух огней, нервно покусывал губу и глядел то на графа, который отвечал Вириенне, то на саму Вириенну, пребывающую в одном из самых страшных обличий, которые когда-либо видел мальчишка. Правда, раньше он действительно боялся такого вида, но теперь видел в нем что-то… удивительно, но сказочное. Ведь он жил с волколаком под одной крышей.
И при этом верил волколаку. Что звучит очень сказочно и невозможно.
Со временем, дождавшись графа, Эрвин поклонился Вириенне и улыбнулся уголками губ.
- Спасибо, госпожа Вириенна, - испуганным шепотом выразив благодарность, мальчишка склонил голову.
Дабы не заставлять графа ждать, пришлось тут же следовать за гостем. Оставляя, соответственно, хозяйку дома одну.
Нагнать графа оказалось весьма просто, а указать где следует остановиться на сегодняшнюю ночь – тем более. Испугало мальчишку другое. Ласковый голос. И рука, которую Эрвину положили на плечо.
Он незаметно вздрогнул, вознамерился отойти на несколько шагов, но не смог. Ноги перестали слушаться.
- Не думайте, что минувший наш разговор – последний. Я еще найду удачный момент, но в следующий раз позабочусь, чтобы от беседы нас никто не отвлек.
«Но я же все сказал!»
Эрвин заметно изменился в лице. Казалось, что именно в этот день он потерял всех родственников. Что именно в этот день от него ушла несуществующая жена, которую он любил всем сердцем. Что именно в этот день у него пропали все четверо детей. Или, что более реально, именно в этот день его выпихнули родители на свадьбу, с которой он когда-то сбежал.
Мир стер почти все краски. Оставив лишь серые оттенки.
А граф, между тем, улыбнулся. Эрвину показалось, что искренне.
«Я же должен сказать о задумках гостя Вириенне? Обязан. Потому что не знаю, стоит ли доверять ему... а вдруг она подумает, что я параноик? И что же делать?».
Переставая глядеть на закрытую дверь, Эрвин тяжело выдохнул и развернулся на пятках, удаляясь в сторону собственной спальни.

Отредактировано Эрвин (2015-11-09 14:18:00)

Протяжно скрипнув, дверь закрылась, и граф остался в полной темноте, наедине с самим собой, внутренним я и раздирающими его противоречиями. Недолго думая, мужчина прислонился спиной к шершавому дереву, закрыл глаза и глубоко вдохнул, втягивая теплый воздух, бывавший только в жилых, отапливаемых помещениях. Он хотел насладиться, расслабиться, вернуть себе прежнее спокойствие и умиротворение, но получил лишь новую вспышку злости и ненависти, - в комнатушке отчетливо и резко пахло Ей, вероломной северянкой, проклятой зверицей, желанной женщиной, и запах этот было не вытравить и не перекрыть. Впрочем, Сейдомару было нечем, но и в этом дикая тварь из дикого леса потрудилась за него – где-то рядом, скрытое от глаз, располагалось чудо-зелье, источавшее дурманящий приторный аромат яблок и пряностей. Роэльс огрызнулся, тряхнул головой, фыркнул, стараясь избавить нос хотя бы от одного из мерзких запахов, но благоухающая дрянь от этого простого человеческого жеста никуда не исчезла и продолжила досаждать гостю Вириенны своим нежным и тонким букетом. Нильфгаардец огрызнулся снова, порыскал глазами по полу, надеясь приметить кружечку, однако, ночная темнота надежно укрывала от него его врага и превращала наблюдательного и внимательного эмиссара Верховного Трибунала в слепого котенка, не видящего дальше своего носа. «Прекрасно, граф, просто прекрасно», - мысленно процедил мужчина, распахивая глаза и давая им привыкнуть к царящему вокруг мраку, - «Вы показали себя слабым и немощным там, внизу, позволили голубоглазой стерве заметить вашу слабость и ваш страх, до того вы продемонстрировали ей несдержанность, порывистость и власть инстинктов, а теперь норовите обозначить еще и немощь, и полную неспособность вести себя достойно и сообразно титулу. Браво, граф! Вы привели себя в ее дом, предполагая, что владеете положением, однако, оно выскользнуло у вас из рук и утекло, задев нос легким невесомым шлейфом. Она насмехается, а вы снова и снова попадаетесь на ее уловки и все сильнее запутываетесь в расставленных ею сетях. Наслаждайтесь, граф. Все, как вы хотели. Вот вам одиночество, вот вам возможность подумать, а вот вам и шанс рассмотреть внутреннее убранство, найти зацепку. Восхищайтесь ее находчивостью и простотой решения. Всего лишь отсутствие света, а вы уже выведены из игры». Полуэльф скривился в ироничной ухмылке, выплескивая злость и презрение к себе, потер глаза и, выпрямившись, протяжно выдохнул. «Впрочем, возможно, я переоцениваю свою очаровательную знакомую, и дела обстоят куда проще. Свечи и лампады вполне могут таиться где-то здесь…» Аристократ кивнул сам себе, найдя заключение довольно разумным, сделал небольшой шаг в сторону…
Что-то жалобно звякнуло, стукнулось и с грохотом покатилось, распространяя по всей комнате аромат проклятого яблочного напитка. Сейдомар взвыл, стиснул зубы и мысленно выругался, проклиная волколачку, оставившую ему такой прелестный подарок. «Замечательно», - процедил Роэльс, - «Теперь этот запах отсюда не вытравить…» От бессилия хотелось кричать, дабы дать эмоциям какой-никакой выход, еще сильнее хотелось отыскать вероломную стерву, вдавить ее в стену и душить, душить до тех пор, пока она не запросит пощады. О да! Нильфгаардец уже даже вообразил, как закатываются голубые глаза, полные мольбы, но вовремя опомнился и усмехнулся. «Если вы что и получите, граф, так это презрение. Никакой покорности, никакого страха. Впрочем, и не надейтесь, что все будет так легко. У нее в рукаве найдется еще ни один козырь». Мужчина выдохнул, сделал еще несколько шагов, с досадой пнул носком сапога то, что подвернулось под ногу, остановился, потирая виски кончиками пальцев. «Сдавайтесь, граф», - обратился он сам к себе, - «Признайте свое поражение. В такой темноте вы ничего не найдете. Вам придется довольствоваться тем тусклым светом, что дарит небо». Эмиссар Верховного Трибунала неосознанно глянул за окно, но ничего не смог разобрать, небо, казалось, затянуло облаками, а оттого и серебристые звезды и недозрелая луна попрятались, лишая «ослепшего» графа даже тонкой полоски света. «Просто изумительно», - процедил полуэльф, отворачиваясь, - «Впрочем, вы граф, можете позвать того самого юнца, и позволить ему решать за вас ваши проблемы». То была самоирония, всего лишь самоирония, но гордость все равно неприятно царапнуло, и аристократ, наконец, сумел взять себя в руки и сосредоточиться на пространстве вокруг. Яснее от этого, конечно, не стало, но ему все же удалось приметить в углу массивный черный силуэт и добрести до него, ничего по пути не свалив. «Ну вот, граф, вы справились с этим невероятно сложным заданием, вы смогли отыскать постель самостоятельно. Может, вы еще и раздеться сумеете?» Сейдомар улыбнулся, но улыбка вышла какой-то хищной. Впрочем, оно и неудивительно. Самобичевание свое дело сделало, погрузив графа в состояние острого презрения и ненависти как к проклятой северянке, так и к самому себе. Мужчина устало опустился на кровать, ощущая тепло мягких шкур, стянул сапоги и принялся расшнуровывать верхнюю одежду. «К тварям! Все к тварям!» - думал он в этот момент, - «Довольно на сегодня и приключений, и откровений. Самое время отдаться сну и позволить себе долгожданный заслуженный отдых». Роэльс расправился с вещами, водрузил их на какую-то поверхность, не удосужившись определить, что же это за предмет мебели и, откинув покров, лег в постель, позволяя теплу мягко окутать разгоряченное нагое тело, а сну увлечь беспокойное сознание.
Желанное облегчение, однако, не пришло. Тело, терзаемое перерождением, один за другим подкидывало странные образы и болезненные видения. Нильфгаардец не осознавал всего, что снилось ему, но одна картина буквально врезалась в сознание, въелась в каждую клеточку его существа. Эмиссар Верховного Трибунала видел Вириенну, притягательную, соблазнительную, выскользнувшую из объятий одеяла; чувствовал тепло ее тела, бархатистость кожи, ощущал неповторимый влекущий запах. Он хотел ее. Хотел всю, без остатка. Жаждал физической близости, мечтал впиться в плоть и насладиться ее вкусом. Нос его наполнился неповторимыми ароматами крови и страсти, а по телу пробежалась приятная судорога наслаждения. Полуэльф глухо застонал сквозь сон, заметался по постели, принявшись комкать и сжимать во вспотевших ладонях теплые звериные шкуры. После он скинул их, позволяя воздуху коснуться кожи, скользнул пальцами по животу и буквально задохнулся от переполняющего организм желания. Во сне он вошел в желанное обманчиво хрупкое тело и принялся неистово брать голубоглазую стерву, ставшую для него буквально всем миром. Аристократ захрипел и излился. Веки его дрогнули, с губ сорвался протяжный стон. Спустя несколько мгновений сон этот оборвался и истаял, и граф, наконец, сумел забыться и окончательно отвлечься от мыслей о Вириенне. Более ему ничего не снилось.