Это длилось слишком долго.
Сона проходится гребнем по волосам, щекочим уже основание шеи, почти касающимся обнаженных плеч, поднимающихся от каждого вздоха, непослушные пряди извиваются, выскальзывают из тонких пальцев, совсем как живые. В комнате пусто, единственный собеседник – отражение в большом зеркале, только вот его губы, тонкие и обветренные, с трещинами еще не зажившими после зимних холодов, совершенно неподвижны. Невероятно тихо, чувствуется запах дерева и пачули, которым легонько сбрызнут гребень, если бы ароматы могли петь, он звучал бы очень нежно и маняще, завлекающе… Хотя для Вильхема, наверняка, он будет слишком ярким и громким. Чертов волк.
Дышать сложно, корсет сжимает ребра, как удав сжимает свою добычу перед тем, как проглотить ее. Ласка раньше никогда не носила платьев, она не знает, угадала ли с размером, с цветом, с прочей чушью. Старенькая купчиха убеждала, что темно-зеленый прекрасно оттенит волосы, а подобный фасон придаст тощей фигурке подростка недостающей женственности… У Соны же возникали ассоциации только с дорогими шлюхами. И не в том была проблема, что одежда слишком открытая, вовсе нет… Просто очень непривычно. И неудобно. И можно подобрать еще тысячу негативных прилагательных, пока не закончится весь словарный запас всеобщего и зерриканского языков, только ведь ничего не изменится от того. Ласка посмотрела в глаза собственному отражению. Пыль дорог. Отвратительно. А лицо слишком детское, не подходит ни к одежде, ни к предстоящему мероприятию… Гребень ложится на стол, а Сона придвигает к себе небольшой резной сундучок, подаренный чародейкой. Как бы хотелось, чтобы Лидия сейчас была рядом, критично осмотрела весь вид девчонки, покачала головой изящно и едва заметно, дала совет, подправила, подтолкнула в нужную сторону.
Когда Вильхем вошел в комнату, Ласка уже заканчивала со вторым глазом, наносила последние тонкие штрихи, добиваясь симметричности. Осторожно протерев кисточку, она вернула ее обратно в шкатулку.
- Есть одна работка. Платят неплохо, делать особо ничего не надо. Если решишься присоединиться – на кровати одежда, с размером должна была угадать, - выбирать мужскую одежду Соне было более привычно, да и тело Вильхема она знала вполне неплохо…

Досада, промелькнувшая на лице оборотня, стоило ему войти в комнату, не укрылась от немного суженных глаз, утративших детский задор и блеск от несостоявшихся пакостей, что могли выдать с головой, испортить всю задумку. Ласка удержала улыбку, что пожелала исказить подкрашенные темные губы от осознания свершенной маленькой мести. Все-таки волк был ищейкой, а не конспиратором, не смог утаить следы присутствия в комнате другой девушки, да и не слишком старался это сделать. В тот момент Соне хотелось откусить мужчине что-нибудь не слишком нужное, но ограничилась лишь замечанием о том, что помещение надо проветривать – слишком уж силен запах чужих духов. Весьма странно, учитывая, что эта девушка могла поссориться по самому дурацкому поводу, например, когда Вильхем ушел утром, не разбудив ее при этом. И ссоры те были довольно бурными, смущая обитателей соседних комнат, как и примирение – Сона в такие моменты забывала о собственном правиле не шуметь во время занятий любовью. А хозяевам потом приходилось доплачивать за сломанные вещи в комнате, к счастью, не слишком много – дорогие вещи, обычно, были достаточно большими, и ими мелкая полукровка кидаться не могла.
- Не особо, это притвориться напыщенным павлином в костюме циркового шута, поулыбаться таким же напыщенным шутам, немного отвлечь внимание, по возможности никого не убивая при этом, и тихо уйти, - охотно просветила в собственных планах оборотня на этот вечер. – Впрочем, скорее всего никого не надо будет отвлекать, так что сможешь с чистой совестью выпить бесплатно и получить за это деньги, - Сона теперь уже рукой провела по волосам, пальцами чуть уложила их так, чтобы хоть немного скрывали острые кончики ушей, хотя любой человек, что был внимательнее золотой рыбки, все равно смог бы их заметить. Ботинки со стуком врезались в стену, упали на пол, а оборотень с трудом натянул на себя довольно узкие штаны, вызывая теперь уже не просто желание улыбнуться, но даже засмеяться, чему мешал корсет. Реакция оборотня веселила еще больше, особенно учитывая, что когда-то этот мужчина говорил что-то о самоконтроле.
- За несколько часов у тебя член не усохнет, не жалуйся, - Сона бесцеремонно и безо всякого смущения, как то и было ей свойственно обычно, задрала подол платья, обнажая ноги. Локтем прижав ткань к собственному боку, она начала закреплять на одном бедре ремешок с небольшими ножнами, хранящими в себе метательный ножик. Конечно, быстро достать будет довольно проблематично, но это все-таки лучше, чем идти совершенно безоружной. Затянула, проверила, не свалятся ли ненароком в самый неподходящий для того момент, удовлетворенно кивнула. Ткань соскользнула по ногам обратно к полу, вновь скрывая и их, и маленький, но от того не менее опасный в умелых руках клинок. К несчастью, руки у Соны были не слишком умелыми, а это было еще опаснее, правда, неизвестно для кого именно. Девушка обернулась, взглянула из-под густых ресниц на оборотня. Замерла, позволяя разглядеть себя, хрупкую и изящную, какую-то иную – такой Ласку не сделало бы время, лишь магия и косметика.
- Что, неужели так плохо? – совсем по-женски, смущенно и тихо поинтересовалась она, скорее тренируясь отыгрывать новую не слишком приятную роль, чем действительно взволнованная этой мыслью. Но как искренне, как трогательно прозвучал этот простой вопрос…

Актер из оборотня был совершенно никудышным. Он прекрасно осуществлял все задания, где необходима была грубая сила, но вот все заказы, где драки были необязательны или, тем более, нежелательны, оставались недопустимы для него. А ведь за такие, порой, платили даже больше, чем за самое сложное мордобитие. Правда, не Ласке. Та была слишком молода, слишком неопытна в глазах работодателей. Да и никто из них не знал, с кем связывается на самом деле – для каждого Сона придумывала свое имя, свой образ, она не хотела отдавать им личину Ласки на растерзание. Она хотела оставить его для воровства.
Как Вильхем не ныл, он продолжал одеваться, хотя прекрасно знал, что у него есть выбор. Полукровка никогда не тянула его на какую-то работу насильно, не канючила, не шантажировала. Она просто приходила, заявляла о том, что есть новый клиент, кратко рассказывала суть, а наемник уже сам шел за ней, движимый жаждой наживы. Либо чем-то еще, о чем девчонка предпочитала не задумываться. Если и бывали моменты, когда он отказывался от очередной авантюры, то Ласка таких не помнила, в ответ же она всегда ходила с ним, когда предлагал.
- Бывшего солдата, которому по ошибке досталось приглашение, - впрочем, Ласка рассчитывала, как раз, на то, что Вильхема быстро раскусят, обратят на него свое внимание. Зерриканка на приеме была личностью удивительной, тем более столь своеобразная, как Сона, а потому необходимо было предоставить высшему обществу нечто более интересное и эксцентричное. Кан на эту роль подходил более чем. Мужчина насупился, как ребенок, даже захотелось подойти, по голове погладить, конфетку дать… Правда, конфетки у него были несколько иные.
Руками Ласка обвила его шею, прильнула вплотную к мужчине. Иногда казалось, что он обладал какой-то особенной магией, заставлявшей разум сомневаться в правильности действий, отказываться от дальнейших планов, предпочитая потратить время с большим толком… И бывало, что Сона даже подчинялась этому порыву, упуская удачное время для очередной кражи, или интересный заказ. Но не сегодня.
- Когда все закончится, сможешь порвать это платье, - шепнула она, кончиком языка скользнула по губам мужчины, дразня его, а затем выскользнула из объятий плавным неуловимым движением. Взглянула на него критично, поправила камзол, так чтобы тот смотрелся не так плачевно на крупном мускулистом теле. Кажется, можно было идти…
Сын корчмаря проводил эту странную пару испуганным и любопытным взглядом. Как и большинство людей, что встречались им на пути, сначала он подумал, будто Вильхем являлся названным братом или опекуном мелкой девчонки, но, подслушав звуки, доносящиеся из их комнаты, быстро сделал иной вывод. Даже озвучил его вслух один раз, поинтересовавшись у Ласки, сколько стоят ее услуги, но когда его излишне выступающий кадык познакомился с легким касанием кончика острого ножа, пришло осознание, что о некоторых вещах лучше не спрашивать. Теперь он всегда вздрагивал, когда видел рыжую головку девчушки, а от ее улыбки так и вовсе хотел залезть под стойку. Но когда Сона уходила, всякий раз смотрел вслед. И всякий раз задавался вопросом «Сколько же она стоит».

Судя по лицам, не обремененным интеллектом, читать стражники умели ненамного лучше Ласки, просто проглядывая витиеватый и вычурный почерк, который и ученый муж бы не смог сразу разобрать. И хотя все было настоящим, более того, даже не украденным, не пропускали их долго по сравнению с другими парами, слишком уж заинтересовал Вильхем, который всю дорогу был молчалив и хмур. Ласка и не пыталась его разговорить, и даже не отпускала саркастичных комментариев и сравнений, погруженная в какой-то свой мир, только изредка чуть ощутимо сжимала ткань камзола, словно напоминая о своем наличии. Идти без накидки было опрометчиво – апрель выдался довольно прохладным, и обнаженные плечи быстро покрылись мурашками, которые не смогло отогнать и теплое помещение. Воздуха для того было недостаточно, требовались прикосновения, только вот вместо того, чтобы прильнуть к оборотню, добиваясь желаемого жара, Ласка отпустила его руку и отошла на шаг в сторону, внимательным взглядом обводя собравшихся, вырывая отдельные лица, сейчас ненужные, несущественные, но просто интересные. Человек, которого она искала, стоял у лестницы в компании бокала с вином, отрешенный, будто бы все происходящее его совершенно не касалось.
- Пока не что, а кого. Выпей пока, я сейчас вернусь, - Сона, не глядя на Кана, отправилась к мужчине. Мягко коснулась его локтя, заставляя пробудиться от этого странного подобия сна. Цветущая и обаятельная улыбка расплылась по его лицу, словно он увидел свою хорошую знакомую, хотя впервые они увиделись лишь этим утром, до этого общаясь через посредника, смешного коротышку с оттопыренными ушами, убеждавшего, будто это самая лучшая работа, на который может рассчитывать Сона, не продавая своего тело. И, на данный момент, он ведь действительно был прав. Они отошли чуть назад, прячась в тени лестницы. Мужчина положил одну руку на талию Ласки, прижимая к себе слишком откровенно и властно, наклонился… Со стороны похоже на поцелуй не слишком то волнующихся о собственной репутации любовник – все вокруг смущенно отводили глаза от того угла. Ласка до того момента была не слишком хорошей пассией, она, как и Кан, бывало, пропадала на несколько дней, правда, не искала развлечений на стороне. А тут так откровенно и без всякого стеснения… И кто бы мог подумать, что Сона на самом деле в тот момент просто получала инструкции о том, как выглядит хозяин дома и где он прячет ключ. Внутренний карман камзола – забавная задачка предстоит.
- У дверей стоит охрана, ее нужно будет отвлечь, - напоследок оповестил незнакомец, делая вид, что не хочет выпускать девушку из своих объятий, она же все-таки вырвалась, отошла оттуда как ни в чем ни бывало, с легкой опьяненной улыбкой. Все гости к тому моменту уже собрались, время было начинать основное веселье. Заиграла музыка, и часть людей оказалась в середине зала, часть разошлась к стенам. Среди вторых и затерялась Ласка, чтобы через несколько минут оказаться позади Вильхема.
- Пойдем потанцуем, - рука коснулась мужской спины, привлекая внимание к этим словам. Найти укромное место было весьма проблематично, а здесь было слишком много народу, в то время как смельчаков, отважившихся на первый танец, оказалось до смешного мало, и все они были слишком поглощены друг-другом и музыкой.

Танец. Момент единения, когда двое сливаются, становясь почти единым целым, и каждый отзывается на даже самый маленький шаг другого, а любое движение является общим, одним на двоих. Это почти как секс, только более страстный, потому что невозможно достичь конца, стесняет одежда, скромность, еще тысяча каких-то незначительных причин. Но то – танец дикий, уличный, когда нету особых правил и законов. Так танцевали в Зеррикании. Не борясь с собственной природой, загоняя ее в какие-то рамки, а давая выход всем накопившимся эмоциям. И смотреть на то было невероятным удовольствием, и маленькая полукровка ждала того момента, когда станет достаточно взрослой, чтобы тоже принять участие. Чтобы тоже прильнуть к какому-нибудь юноше, ощутить его отчетливо и ярко, позволить ему дополнить себя. А потом, так и не дождавшись, возненавидела эту близость. Та пугала и отталкивала, вызывала дрожь от одной лишь мысли. И это тоже поборола в итоге, но к тому моменту уже покинула землю горячего песка и солнечного света. На севере так не плясали. Здесь все было подчиненно законам, все продиктовано: какое расстояние должно быть между мужчиной и женщиной, как они должны двигаться, как кружиться, как касаться друг друга. И все чувства умирали, даже не родившись, оставли одни лишь обязанности.
Ласка не знает правил. Она ранее никогда не танцевала, да и в подобном месте оказалась впервые. Однако для женщин оставили прекрасную лазейку: можно было просто подчиниться партнеру, позволить ему вести, направлять, сдерживать порывы, что призывали перейти границы дозволенного, закружиться так, чтобы юбка взлетела, обнажая ноги, отскочить, или наоборот прильнуть, сделать все, чтобы почувствовать огонь в душе и явить его миру. Как скучны такие вечера – сейчас, стоя в кругу, Сона особенно отчетливо понимает эту истину, которая Вильхему была известна еще до того, как они вошли в помещение. Хотя и в этой серости есть моменты, заставляющие удивляться. Например, девушка никогда бы не подумала, что оборотень умеет танцевать. Хотя, конечно, эта совсем не та пляска, которой жаждут душа и тело. А еще она никогда бы не подумала, что в голосе волка могут слышаться нотки ревности и злости. Или же показалось? В любое другое время Ласка спокойно бы объяснила, что это работодатель. В любое другое время, в любом другом месте. Но сейчас, когда Кан был так близко, вспыхнула внезапно старая обида. И девчонка усмехнулась, чуть прищурив глаза.
- Разве это важно? – бросила она нахально и дерзко, желая раззадорить, раздуть искры ревности, чтобы та разгорелась пламенем в волчьей душе. Вот оборотень отводит чуть в сторону, избегая столкновение с еще одной парой, Ласка на секунду прижимается к нему, затем вновь отстраняясь на «приличное» расстояние.
- Сначала надо будет добыть ключ, но с этим я вполне справлюсь самостоятельно. Ты же после этого должен будешь отвлечь охрану у кабинета, - обида обидой, а работу делать как-то надо. И пытаться прокрасться мимо людей, что стоят прямо у двери, рискуя получить по острым ушам, а то и вовсе их лишиться – весьма сомнительное удовольствие, без которого вполне можно было прожить.

И что ответить на это обвинение?
«Я никогда не сплю с кем-то без любви»? Даже смешно. Не грустно, потому что грусть предполагает терзания совести, которая умерла еще в далеком детстве, вместе с первым взглядом на стонущую под кем-то мать, вместе с первым украденным куском хлеба. И ревность удалось раздуть, та вспыхнула в глазах Вильхема на секунду, и оставалось только радоваться, рискуя вызвать панику среди людей. Он сжимает так сильно, словно пытается отметить. Только сам понимает всю бесполезность этой затеи – видно по глазам.
Вдох.
- Насколько я помню, мы не давали друг другу клятв в верности или чего-то подобного, - взгляд глаза в глаза, эта тема поднята в первый раз, причем в том месте, где даже не получится поругаться нормально. И помириться потом тоже. Приходится сдерживать все эмоции, что удается Ласке лучше, чем оборотню. Тот отпускает так же резко, уходит, оставляя девчонку среди танцующих, а она лишь упрямо дергает плечом, разворачивается, сама ныряет в толпу. И следит, сначала за тем, как Вильхем пьет, за тем как подходит к не слишком молодой хозяйке дома. Та смущено краснеет, словно юная девчонка, особенно когда ее взгляд падает на фигуру мужчины, что не слишком хорошо скрывает камзол. Ласка выжидает еще несколько минут, после чего подходит к мужу уведенной дамы с двумя бокалами вина, предлагает выпить. Тот смотрит с сомнением, но и любопытством – полукровка выделяется на фоне всех собравшихся женщин, словно черный баран в стаде белых. Изобразить из себя немного опьяневшую не составляет никакого труда, скоро уже Ласка прижимается довольно близко к хозяину дома, чуть заплетающимся языком рассказывает ему какую-то историю, которую он не слушает, наслаждаясь шаловливыми ручками экзотичной барышни, проникшими под его камзол… Краем глаза Ласка улавливает, что Кан уводит все ту же женщину из зала. На секунду нахмуренные брови. Ожидание, мучительное и тоскливое, давая ему время. А потом заставляет мужчину наклониться, шепчет ему на ухо вопрос о том, куда же подевалась его благоверная, заставляя вспомнить о наличии оной. Вспомнить без особого удовольствия, но и с волнением, как мог бы волноваться любой мужчина, скорее о своей чести, нежели о супруге. Он подзывает одного из слуг, спрашивает его… Потом еще одного… Ласка тем временем, забросив искру сомнения, снова исчезает в неизвестном направлении. Чтобы, дождавшись, когда хозяин догадается проверить свою спальню, созовет туда всю стражу, открыть его кабинет украденным ключом и спокойно, под общие крики, доносящиеся даже сквозь толстые стены, обыскать все.
Найдя нужные бумаги, Сона вернулась в общий зал и направилась к мужчине, что был занят обжиманиями с какой-то барышней. Тот, заметив приближение Ласки, шлепнул девчонку по попе и что-то зашептал на кругле маленькое ушко, вызывая у той яркий румянец, заметный даже сквозь слой пудры, и смущенное хихиканье. Барышня отошла в сторону, оставляя этих двоих наедине.... Разговор был недолгим. Отдать бумаги, получить деньги, распрощаться до лучших времен, которые вряд ли когда-нибудь настанут. Сона покинула общий зал, поспешила обратно в таверну, где они остановились. Времени оставалось чертовски мало.