Ночь пахнет тайной. Это запах состоит из аромата сотен совершенно различных духов, нотки пачули, бергамота, капли пыли, скопившейся в древних фолиантах, чернила на страницах которых давным-давно уже выцвели… Горький и сладкий, манящий и отталкивающий, непостоянный, яркий и едва уловимый, он построен на противоположностях, которые то контрастируют друг с другом, борются, то напротив оттеняют, подчеркивают достоинства – так переменчив, непостоянен, что зовет начать гонку в попытке поймать его росчерк, уловить вечно ускользающую суть за хвост, познать ее, понять ее, вдохнуть ее и окинуть мир уже немного изменившимся взглядом. Дамы в изысканных платьях самых разнообразных цветов, в сочетаниях более смелых, чем допустимо в любой другой вечер. Это маскарад – здесь возможно все. Джентльмены им под стать, и одни неловко поправляют свои маски, словно опасаясь, что те спадут, нарушая единственное правило, а другие двигаются свободно и легко, наслаждаясь этой вседозволенностью и свободой. Это маскарад – никто не сможет узнать. В идеале. Но большинство присутствующих уже давно знакомо друг с другом, изучили привычки, особенности, мгновенно разгадывают тайну, теряя при этом удовольствие от незнания. Однако, есть личности и посторонние, случайные, те, о которых никто ничего не может знать. Они в большинстве своем стоят у стен, с завистью глядя на все это сборище, более остро ощущая свою чужеродность, ненужность на этом празднике. Удивлены, что их позвали, хотят уйти, но бояться оскорбить хозяйку, которая и вовсе забыла об их присутствии быть может сразу после того, как отправила приглашение.
Но было в зале одно существо, о котором Окатвия и вовсе не знала. Имевшее наглость прийти без приглашения, устного или письменного, оно бесшумно скользило по залу, бросая на собравшихся людей изучающий взгляд, перемещалось от одной компании к другой, вслушиваясь в их разговоры, а иногда даже вставляя несколько слов тихим и вкрадчивым голосом, наиболее полно соответствующим атмосфере, которая должна была царить в этих комнатах, самой задумке маскарада. И все смеялись, пытались поддержать разговор, удержать незнакомку рядом с собой, но та неизменно ускользала, оставляя после себя лишь слабый аромат восточных пряностей, исчезавший буквально через несколько минут, как и воспоминания о ней самой. Тайна была ее стихией.
Ласка не бросалась в глаза, издалека ее и вовсе было сложно заметить среди этих ярких кричащих одежд. Ее платье было того глубокого фиолетового цвета, который на первый взгляд казался черным, оно облегало тело, превращая плоского мальчишку в хрупкую эльфийку. Ярко рыжие волосы были распущены, застывшим огнем спадая на обнаженные плечи, лишь две прядки у лица девушка убрала, перехватив их ленточкой, отчего острые уши были еще заметнее, вызывая осуждающие взгляды у старшего поколения, негодование, возмущение. Молодым же было неважно, кто перед ними: человек или эльф, они рассматривали незнакомку в маске того же цвета, что и платье, как экзотическую зверюшку, которая могла как-то скрасить их досуг. И ожидания Ласка оправдала, в какой-то момент просто предложив одну интереснейшую игру, которая должна была добавить пикантности и азарта данному вечеру.
Изящный мешочек был наполнен различным мелкими предметами. Первые задания Ласка выбирала простые, щадящие, стремясь увлечь людей, однако к концу ее фантазия становилась все более смелой, все более открытой, хотя и не выходила за рамки круга собравшихся. Люди смеялись над очередной выдумкой, над муками жертвы, которая в случае успешного выполнения задания должна была выпить глоток вина, а в случае поражения – целый бокал. Но вот вещи закончились, Ласка обернулась, обведя уже пьяных молодых людей пронзительными серыми глазами. К их компании присоединился еще один мужчина, до того лишь комментирующий различные действия, так что Сона весьма пожалела, что не может видеть, кому она дает задание. Снова все сложили свои вещи в мешочек, после чего девушка отвернулась.
- Если это мужчина, то ему надо будет поцеловать женщину в серой маске, скрывающей все лицо, что сейчас сидит с краю за столом. Если это девушка, то ей надо будет поцеловать спутника этой женщины, - на этом задании внезапно все затихли. Молодежь, в отличии от Ласки, уже давно узнала семейство Авэров, известных сухарей, пропитанных правилами пристойного поведения, казалось,  с самого рождения.
- Придумайте другое задание, миледи.
- Нет. Это мое задание.
- Вы бы сами попробовали, - возмутился один из мужчин, весьма сочувствующий жертве этой проделки.
- Неужели вы думаете, что мне сложно это сделать? – Ласка глянула через плечо на наглеца с усмешкой дерзкой и вызывающей. Это становилось даже более интересным, чем она предполагала изначально. – Кто хочет заключить пари?

Сона не была частью этого общества, а посему не была она знакома и с нравами семейства, на которое пал ее выбор, посчитав их лишь скучной серой парой, довольно неприступной для того, чтобы задача была сложной и интересной.
"Трусы". Ласка недовольно сжала красные губки, умело исправленные косметикой для того, чтобы казаться намного более пухлыми и женственными, чем дала природа. В груди заклокотала ярость, пока еще тихая и слабая, но разгорающаяся словно пожар в сухом лесу, как бывало всякий раз, когда благородное стремление к спору не находило отклика в сердцах собравшихся. Больше, чем проигрывать, Девушка не любила только не играть, это выводило из себя настолько, что она уже готова была высказать собственное мнение о людях, собравшихся здесь, им прямо в маски, рискуя вылететь из зала… но внезапно тот самый мужчина, что только присоединился к так и не начавшейся игре, отозвался, весело и игриво, мгновенно усмиряя своими словами буйный норов девчонки. Сона взглянула на него по-новому, с большим интересом, изучающе скользнула глазами по телу, задержалась на лице, часть которого было невозможно разобрать… Вежлив, остроумен, изящен... С таким будет интересно соревноваться. Занимательно, потрясающе, невообразимо – слов было множество, но невозможно было выбрать одно, лишь вся их совокупность была способна описать предстоящую игру.
- Я предлагаю поспорить, что мне быстрее удастся добиться поцелуя господина в серой маске, чем вам поцелуя от его спутницы. При этом никакого использования магии или подобных средств, - маги – создания непредсказуемые, и вполне умеющие скрываться среди обычных людей даже когда на них не одеты маски. Проиграть же из-за какого-то привораживающего заклинания было бы очень глупо, поэтому девушка решила сразу обговорить это условие. – А победитель сможет загадать проигравшему любое желание, - коли умело распорядиться сей наградой, так можно было чуть ли не горы свернуть. "Любое" давало столько возможностей… Хотя, редко встречались люди, что могли придумать вещи более интересные, чем это сделала бы Ласка. Аристократы обычно слишком пекутся о собственной репутации. Поэтому волнений в связи с возможностью проигрыша у девушки не было. Тем более, что в лифе платья был спрятан небольшой пузырек с афродозиаком, мгновенное пробуждающим желание у отпившего его, что существенно облегчало задачу. Подлить незаметно его в вино для воровки с ловкими руками вряд ли бы предоставило особую проблему.
- Вы согласны? – чуть склоненная голова, как будто бы в знак почтения или смущения от собственной дерзости, на самом же деле повод бросить взгляд из-под густых ресниц, вызывающий и манящий одновременно. Непослушная прядь рыжих волос выбилась из гладкой прически, словно бунтуя против этого порядка, упала на глаза. Ласка заправила ее за ухо. Конечно он должен был согласиться – в такой вечер просто нельзя было иначе. Все предыдущие события мгновенно утратили свое значение, уступая перед одним единственным словом, что должно было сорваться с чужих губ, заставляя сердце Ласки трепетать, биться быстрее и громче, совсем как у невесты перед алтарем. Только спор не на всю жизнь, а на несколько коротких мгновений, и победа в нем будет более сладка, чем первая брачная ночь.

- Вы слишком самоуверенны, милорд, - темная маска не скрывает губы, позволяя участвовать в этой игре не являя собственного лица миру. И позволяя улыбаться хитро, задорно, вызывающе так, чтобы это видел тот, кому предназначен этот жест, это изменение мимики. Она столь эмоциональна, но для сегодняшнего вечера Сона специально подобрала набор чувств, которые должны быть отражены на ее лице, прорепетировала их, довела до автоматизма, чтобы потом какое-то время действительно играть по этом правилам, пока эта сдержанность и ограниченность не наскучат, что должно было случиться довольно скоро. Все-так Ласка – зверек необузданный, с трудом поддающийся даже самой себе навязанным запретам. – Мне бы хотелось узнать, что вы могли бы пожелать, но, боюсь, сегодня я буду лишена этого удовольствия.
Она проследила взглядом за мужчиной, что отошел на несколько шагов, обратился ко всем присутствующим, наблюдавшим за разворачивающимся спором с небывалым воодушевлением и интересом – если предыдущая идея Соны была встречена спокойной радостью, то эта вызвала настоящий ажиотаж. И предложение делать ставки только подбадривало людей еще сильнее, а Аарон, заслышав собственное имя, чуть кивнул, дабы продемонстрировать для незнающих, к кому именно здесь обращаться за тем, чтобы сыграть. Такую возможность Ласка так же не могла пропустить… Правда, денег с собой не было, но разве это когда-нибудь мешало девушке? Она дождалась, когда рыжий уведет женщину в сером к центру зала, дабы закружить ее в танце, а затем подошла к блондину.
- Я бы хотела поставить на себя. Правда, на данный момент мне нечего заложить, кроме еще одного желания, в случае моего проигрыша, - взгляд снизу вверх, очаровывающий, подавляющий. Для этого не нужно было никакой магии, лишь чары, доступные каждой женщине… И разговор был не слишком долгий, но полный игры слов, жестов, различных движений, например прикладывания руки к основанию шеи, легкое скольжение вниз по обнаженной коже к краю ткани, скрывающей все остальное тело, или прикосновение к волосам, легкое поигрывание рыжей прядкой…
Придя с мужчиной к взаимовыгодным условиям, Ласка скользнула среди людей, не терпящих самим сделать собственные ставки. Муж женщины хмуро смотрел на то, как рыжий танцует с его женой, прекрасно зная о помыслах того, но не способный сделать что-либо. Сона взяла один из бокалов, однако отпивать не спешила; она огляделась в поисках знакомых лиц, коих было слишком много, так что невозможно было вычислить свидетеля. Тонкий пальчик скользнул вдоль ободка бокала, смазывая его край бесцветной жидкостью, в которую он раньше был погружен. Действовать дальше надо было быстро. Подойти ближе к жертве, бесшумно ступая по полу… Вдох, словно распаляя внутреннее пламя, что мгновенно заиграло в живых глазах, согревая их пепел, находя в нем небольшие угольки, еще способные гореть. Несколько движений, нарочно неосторожных, задела руку мужчины, что сжимала бокал. И пальцы разжались от неожиданности, роняя его на бол. Звон разбитого стекла.
- Прошу прощения, господин, я сегодня такая неловкая… Вот, возьмите этот, я не пила из него еще, - взгляд, полный раскаяния, бокал ложится в руку мужчины так, чтобы ловкие пальцы скользнули по его ладони.
- Вам следует быть аккуратнее, - он нахмурен и суров, но не отказывается от предложенного – видеть собственную жену в объятиях другого мужчины, не потому что любишь ее, а потому что так не принято, невозможно без выпивки. Небольшой глоток. Кончик губ Ласки чуть дрогнул в улыбке, тут же распрямился: на лице сохранялось все то же выражение вины и сожаления.

Ее никто не знал.
Заявилась из неоткуда, словно внезапный порыв ветра, взбудоражила, подняла листья вверх, закружила их в танце, диком и внезапном, а потом успокоилась, позволила опуститься, позволила переждать перед новым вихрем, перед новой пляской. И все после спора успокоились, приутихли, обдумали происходящее и пришли к выводу, что глупо ставить на девушку, о которой ничего не известно, как бы не была она интересна и занимательна. Ведь на другой чаше весов был сам Верити, о котором ходило множество слухов и домыслов, очаровательный и прекрасный, подобно божеству, а не человеку. Всем было очевидно, кто победит в споре. И ставок на Ласку было очень мало. Поэтому, когда мужчина отошел от леди Розамунды ни с чем, по залу пронесся печальный вздох. Снова всколыхнулись листья, зашуршали, но не взлетели, слишком тяжелые для такого легкого порыва.
Это зелье действовало не сразу. Нужно было время, хотя Ласка понятия не имела, сколько именно – три минуты, пять минут, десять минут, полчаса… Главное теперь не отходить, быть рядом, быть первой, на кого падет взгляд мужчины, после того, как тело и разум его захватит неудержимая страсть. Да подло, да нечестно – но разве бывает иначе? Каждый пользуется тем, что у него есть – так у незнакомца была в запасе собственная красота и галантность, что делало его великолепным кавалером, Ласка же была с детства лишена этих преимуществ, как и преимущества вхождения в высшее общество. И даже мысли о том, что так поступать не стоило бы, не закралось в ее рыжую головку нежданной гостьей, не принесла волнения и угрызений совести.
Лужица темно-красного вина на полу, напоминающего кровь, блестящая в свете свечей. Интересно, сколько их ушло на то, чтобы разогнать мрак из этого зала? Сотни? Тысячи? Ласка прикрыла глаза и глубоко вдохнула пропитанный различными ароматами воздух. Женщины так старались не повторяться, выбирать свои собственные запахи, что иногда к ним было невозможно подойти, так ужасно все это было даже для обладателей приглушенного обоняния.
- Милорд, сегодня я еще ни разу не танцевала. Не откажите ли вы мне в этой милости? – женщинам не принято было приглашать мужчин, однако Сона плевала на это правило, как и на все другие. Она склонила голову на бок, позволяя прядям волос соскользнуть с плеча, упасть ниже, касаясь груди, увеличенной платьем… Жест детский, поза детская, взгляд детский, но вот эта прядка, почти коснувшаяся кончиком неглубоко декольте – резкий контраст с непорочностью. – Пожалуйста.
Мужчина не может отказать, он ведь следует правилам приличия. Когда леди просит, ей нельзя отказывать без веских на то причин, а танец – такая мелочь, тем более, что держать ее можно довольно далеко от себя, скорее отталкивая руками, чем прижимая. Отставляет бокал на поднос, ведет к парам, одну руку кладет на талию, другой берет ее маленькую ладошку. Ласка позволяет ему руководить действиями, тем более что сама она танцевать не умеет, но, хотя этого и незаметно – послушно поддается каждому мужскому шагу, едва ли не опережая его мысли, его действия. Объятия становятся чуть быстрее, и слышно, как незнакомец начинает дышать быстро и поверхностно. Ласка ведет себя, как будто ничего не происходит, делает вид, что не замечает этого взгляда, все более страстного, распаленного добавленным афродозиаком. Ее прижимают совсем близко. Музыка продолжает играть, но мужчина внезапно останавливается, не обращая внимания на другие пары, словно забыв, что они существуют. Обо всем забыв. Он отпускает ее ладонь, сжимает пальцами острый подбородок, заставляя Сону поднять голову, сам наклоняется, целуя ее резко и быстро – сильное зелье страсти, слишком сильное. Победа. Ласка выскальзывает из объятий одним ловким движением, скрывается в толпе, оставляя мужчину стоять в растерянности, не зная, как скрыть смущение, даже не думая об этом. К нему неправляется Розамунда, видевшая всю эту сцену.
- Я выиграла, милорд, - Ласка оказывается за плечом Верити так же внезапно, как она растворилась среди других людей.

Сколько изысканности в его жестах, сколько грации – Ласка не может не любоваться этим, оценивать каждое движение, даже иногда завидуя этим чертам, ведь у мужчины это получается столь легко и естественно. В действиях же Соны нет ни капли аристократичной изысканности, скорее сквозит в них звериное изящество, дикое и необузданное, но совершенно не подходящее для подобных вечеров. И чтобы даже просто приглушить это необходимо все время контролировать себя, не отвлекаясь ни на секунду. Вот незнакомец склоняется в поклоне, мягко касается губами тыльной стороны ладони, сухо признавая победу. И Ласка не то, чтобы тает в этом прикосновении, просто оно кажется столь непривычным, что на секунду весь мир перестает существовать. А в следующее мгновение мужчина уже стоит за спиной, вскользь заявляет о фальши победы. Даже проиграв он остается излишне самоуверен, но почему-то Соне не кажется, что все это обычное бахвальство уязвленного самолюбия. Она упрямо дергает обнаженным плечиком, и это единственная реакция, демонстрируемая девушкой на столь несправедливое по ее мнению заявление – забыть о собственном жульничестве, когда уже одержал победу, так же легко, как помнить о чужом в случае проигрыша.
Ласка осторожно взялась за подставленный локоть, и прикосновение ее было легким, ненавязчивым, даже практически неощутимым. Тихо последовала она за мужчиной, мгновенно подстраиваясь под его достаточно широкие шаги. У участников спора реакция была совершенно различна – часть из тех, кто поставил на Верити, встретили их гнетущим и разочарованным молчанием, но все-таки их большая половина, а так же те немногие, кто выбрали Ласку, аплодисментами среагировали на появление победительницы, радуясь этому короткому представлению, словно маленькие дети. Мужчина подтолкнул девушку вперед, положил руки на узкую талию, временно лишая любой возможности сбежать, и оставалось только стоять, словно единственное светлое пятно в темной комнате, к которому стремились люди. Вот он снова наклонился. Говорил тихо, но так, чтобы могли слышать все остальные, предлагая два варианта развития событий, хотя Ласка уже вполне знала, какой из них ее более прельщает. Наедине всегда лучше. Не то, чтобы девушка была против компании, просто общение с глазу на глаз казалось ей более приятным. К тому же, обычно после времени, проведенного среди нескольких людей, как минимум половина из них мечтали Сону убить самыми жесткими способами, а сегодня для подобных мероприятий настроение совершенно не подходило. А руки у незнакомца горячие, прошлись по хрупким плечикам, на секунду приятно обжигая их…
Вырваться просто так не дали, заставили пообщаться несколько минут. Кто-то сунул Ласке бокал, он же взял за локоток, засыпал вопросами, намереваясь отвести от основной публики, только вот девушка была слишком захвачена размышлениями о том, чтобы такое загадать нахальному сопернику, дабы сбить с него спесь… и при этом остаться в выигрыше. Наконец идея была придумана. Извинившись, Сона отошла от компании молодежи, обвела взглядом зал в поисках рыжего беса. Тот стоял у одной из колон, прислонившись к ней спиной и распивая вино в ожидании. Ласка, ловко снуя между людьми, умудрившись ни с кем не столкнуться и не пролить ни капли вина, подошла к нему.
- Не как желание, а как простой вопрос: чтобы вы загадали в случае моего поражения? – с улыбкой поинтересовалась полукровка, плечиком прислонившись к той же самой колоне и заинтересованно глядя на незнакомца.

Мимо проходит женщина, бросает страстный взгляд на мужчину, возмущенный на полкукровку – кто она такая, что смеет с ним разговаривать. Острые кончики ушей, словно вызов всем собравшимся здесь, темная кожа, словно усиление загадки, таинственности. Весна выдалась теплой, уже давно вступила в свои права, и веснушки теперь венчали все тело коричневато-красными всполохами, словно кто-то разбрызгал краску. Ласка не пыталась их скрыть, спрятать темным кремом, тщательно замазывая каждое даже самое незаметное пятнышко, скорее наоборот. Ей было смешно вводить людей в заблуждение: не может быть у зерриканки таких волос, таких точек, не может быть у девушки из другой страны такой темной кожи. Это было невероятно весело, только вот приходилось держать эту веселость в себе, не улыбаться на вопросы о происхождении, лишь смотреть из-под краев маски хитро, предлагая самому сломать голову этой загадкой. Но незнакомец не задавал таких вопросов. Он поддерживал негласные правила маскарада, чем вызывал симпатию и уважение: никаких настоящий имен, вместо них лишь вежливые, ничего не значащие обращения, никаких настоящих лиц, вместо них лишь разрисованные маски. А смотрит так, как будто знает нечто, недоступное другим, и готов в любую секунду использовать это. Желание, которому не суждено сбыться. И даже не пугает, не отталкивает, более того, вызывает легкую улыбку.
- Ничуть. Мне нравится, что вы говорите прямо, не смущаясь и не вихляя, - бокал становится на перила рядом с другим, выглядевшим точно так же, словно они были братьями-близнецами, а кончики пальцев мягко касаются чужой ладони. Они отходят к другим парам, раздаются первые ноты, а вместе с ними первый взгляд в чужие глаза со столь небольшого расстояния. И Ласка тонет в необычайно яркий, напоминающий целое небо, в то время, как Верити опутывает серый туман, в котором так легко заблудиться…
Ласка не умеет танцевать…
Земля все еще горячая, не смотря на то, что солнце медленно приближается к горизонту, уже не стремится поджечь все живое. Небо как будто залито разбавленной молоком кровью… Шаг, шаг, шаг. Уклониться, перевернуться, взмахнуть руками, подчиняясь играющему сухому ветру, обжигающему, как и все вокруг. Тоже танец. Для которого не нужно музыки, она наоборот была бы лишней, загоняла бы в какие-то рамки, подавляла. Тогда существовала лишь свобода, лишь свои собственные движения, выдуманные, неправильные, но от того не менее чудесные, ведь они были пронизаны жизнью и энергией. Пляска огня.
Да, Ласка не умела танцевать. По тем правилам, которые придумали люди, ограничивающим, смиряющим человека. Все было слишком медленным, слишком выверенным, и оставалось только подчиняться другому человеку, следовать за ним, умелым и гибким, способным даже сюда внести что-то удивительное.  В какой-то момент мужчина оказывается сзади, лопатки Ласки упираются ему куда-то в район ребер, и она не стремиться отпрянуть, как того требуют правила приличия, диктующие сохранять определенное расстояние между мужчиной и женщиной. Девушка смотрит в зал, на другие танцующие пары. От ее волос особенно остро веет ароматом пачули и бергамота.
- У всех свои способы выигрывать споры. Кроме вас никто не заметил этой уловки, но вы ничего не сказали, не опровергли мою победу. Значит, либо вы итак думаете, что и без желания сможете воплотить в жизнь ночь любви и страсти… либо преследовали какие-то свои цели. Тогда я рада, что смогла поучаствовать в вашей игре, - совершенно искренне. Ведь действительно, почему бы не помочь человеку осуществить какой-то гениальный план? И снова в голосе звучат азартные нотки заядлого игрока. Танец заканчивается, обрывает все, что было сказано, не дает новым словам сорваться с губ, быть может даже к лучшему. Реверанс, легкий поклон, склоненная голова… и снова столкновение взглядом.
- Вы прекрасно танцуете, милорд. И весьма печально, что многие упустили возможность лицезреть это. Но я дам вам возможность исправить столь досадное недоразумение… Правда, для этого и танец надо изменить, сделать его более пикантным, - улыбка и взгляд, как перчатка, брошенная в лицо. Вызов. – Я позабочусь о том, чтобы собралось как можно больше зрителей, вам же стоит обеспечить им достойное зрелище. Через пять минут. Вон там, - кивок на стол, где продолжала сидеть большая часть золотой молодежи, - будет прекрасное место, чтобы вас узрело как можно больше народу. И я очень надеюсь, что никто из зрителей не отвернется, захваченный происходящим.
У Ласки были больше планы на этот вечер. И она знала, как быстро на подобных мероприятиях можно раздуть слух о новом развлечении, собрать всех, или почти всех, людей в одном месте. Взгляд вверх, на балкон, где так же стояли мужчины и женщины, в одиночестве и в компаниях, глядя на собравшихся внизу или занимающих себя беседой. Запрокинула голову, заметила гигантскую люстру, поражавшую самое смелое воображение… и ведь не так уж высоко, да от балкона не далеко. Но может внимания слишком много привлечь, так что вряд ли удастся утолить на секунду вспыхнувшее детское желание. Хотя, кто знает… Ласка снова заскользила среди народу, словно растворяясь в толпе, шепнула пару ласковых фраз уже давно примеченных девушкам в разных концах зала – сплетниц видно сразу, по край ней мере тем, кто часто имеет с ними дело.

И это напоминает море. Есть небольшие кучки людей, похожие на водоросли, что цепляются друг за друга своими ворсинками, сплетаются отростками, и лишь изредка разделяющиеся ради того, чтобы присоединиться к другому сборищу. Еще есть медузы, безвольные, носимые волнами слухов по всему морю. И между ними снуют изящные свободные рыбки, блестят чешуей, нигде долго не задерживаются, быстро теряя интерес. Единственные, кто сами могут выбирать, куда им плыть и что делать. Их мало, и все хищные, выискивают что-то… Да, это похоже на море, только вот Ласка не смогла бы привести подобной аналогии, она ведь никогда не видела бескрайней водной глади, лишь бесконечные горы песка, обычно спокойного, мертвого, неподвижного, лишь изредка показывающего, насколько бывает ошибочно это мнение. В пустынях есть своя жизнь, неповторимая и удивительная, но ее сложно заметить, если не знать, чего искать… Сона стояла у перил балкона, глядя на людей, что спускались по лестницам, шли вниз, как будто бы по собственному желанию, хотя на самом деле их всех гнал интерес: что же сотворит очаровательный владелец алхимической лавки? И даже почтенные пары, которым не пристало интересоваться делами молодежи, вмешиваться в происходящее больше, чем отпуская какие-то комментарии, бросали незаметные взгляды в общий зал. Это вызывало легкую улыбку, но не более – Сона уже прекрасно знала, что почти в каждом человеке можно будет разбудить любопытство, главное знать, за какие именно ниточки дергать. И вот собрались все, кто хотел, а кто не хотел все равно был захвачен предстоящим зрелищем. «Я исполню его в точности» - что ж, с тем, чтобы собрать народ, алхимик справился. Но сможет ли он удержать его внимание достаточно долго для осуществления пакостных планов? Хотя, на самом деле, особых идей у Ласки не было, она шла на этот вечер лишь с осознанием, что уходить с пустыми руками будет не вежливо. И как вовремя попался этот мужчина, как подтолкнул в правильную сторону, подал идею, даже сам о том не подозревая. Вот ради этих неожиданностей, подкидываемых Предназначением в самые неподходящие или, напротив, подходящие моменты, и стоило жить… Музыканты коснулись инструментов, и музыка захватила притихший зал: никто не смел ничего говорить, опасаясь спугнуть нечто, витавшее в воздухе, более сильное, чем аромат всех духов, но хитрое, убегающее ото всех ловцов, просто существующее. Первые движения мужчины, на которого Сона и не смотрит – ей интереснее реакция тех, кто рядом, кто подошел так же к перилам, столпился у них, желая смотреть, желая чувствовать все происходящее… А он воистину великолепен. Ласка касается пряди волос, что соскользнула живой змейкой на лоб, отводит ее назад, а сама уходит за спины собравшихся, освобождая свое место какой-то девчушке в пышном вычурном платье. Представление началось. Ее собственное, на которое не роздано билетов, не собрано гостей, скрытое ото всех и от того лишь более захватывающее единственного актера. Ласка ступает бесшумно – она всегда предпочитает мягкую подошву каблукам, которые прибавили бы хоть несколько сантиметров роста, но помешали бы скрывать собственные передвижения. Удобство и незаметность превыше всего остального. Ныряет в темный проем, идет по коридору, пытаясь угадать, какая комната за какой дверью скрывается. Дом казался таким большим аккуратным снаружи, а внутри удивительно большой. Замирает то и дело, прислушивается: музыка продолжает играть. Идет дальше, выбирает дверь, доверясь то ли воровскому нюху, то ли интуиции, что, по сути одно и то же, дергает ручку – даже не заперто. Судя по мебели, это хозяйская спальня, видимо Октавия не хотела тратить лишнее время на то, чтобы разбираться с замком после маскарада. Или во время него. Единственная женщина, про которую Ласка знала хоть что-то.
Девушка прикрыла дверь, лишая себя возможного выхода, но вместе с тем и защищаясь от случайных прохожих, даже если такие и были бы. Искать – дело хлопотное и долгое, поглощающее целиком, точно так же, как танец инкуба. И звук шагов был пропущен мимо ушей, как и резко распахивающаяся дверь.
- Что вы здесь делаете? – совершенно глупый вопрос, учитывая, что Ласку застали в тот момент, когда она обыскивала один из ящиков. Девчонка вскинула голову, и маска скрыла все раздражение, следующее реакцией на столь бесцеремонное прерывание. На пороге стоял мужчина, довольно широкоплечий, но худой, чуть позади него женщина, что сразу лишало возможности договориться миром на определенных условиях. Решив, видимо, что попавшаяся воровка в оцепенении, «герой» сделал несколько широких шагов, протянув руку с намерением схватить смуглянку за плечо, даже пальцами коснуться успел, прежде чем та вывернулась, бросилась прочь из комнаты. «Держите воровку» - раздался ей вслед женский крик, а дальше бег за ней. Как знакомо, как обычно. Музыка уже утихла, позволяя людям обсудить выходку Верити… И расслышать еще несколько призывов, так что один из мужчин попытался ухватить Ласку, когда та выскочила на балкон, вряд ли даже понимая почему, лишь подчиняясь этому короткому приказу. В сторону, оббежать, проскользнуть мимо двух дамочек, чуть пригнувшись. По лестнице уже поднимались еще несколько борцов за справедливость, отрезая эту возможность. И Сона, подбежав к перилам, взлетела сначала на них, а затем и на гигантскую люстру, что освещала весь зал. Та закачалась, и зайчики от свечей запрыгали по стенам и людям, собравшимся вокруг. Несколько потухли. Визги женщин, охи мужчин, восклицания о том, что это сумасшедшая девчонка, что ее необходимо поймать – все смешалось в один поток звуков, а пальцы обжигали ближайшие огоньки. Вперед, назад, вперед… и разжать руки. Мгновение полета-падения, ловкое приземление на свободный участок пола… И снова бег, даже не давая себе времени опомниться. Дух захватывает.
Ласка вырвалась в сад, темный и свежий. Несколько секунд ее силуэт вырисовывался на фоне двери, а потом и он скрылся, исчез где-то сбоку, в ночи… Зато появились новые люди, кричащие, ругающиеся.
Несколько довольно важных документов скрывались в лифе платья, лишь усиливая улыбку, порожденную этой необычной гонкой. Ласка спряталась на ветвях одного из деревьев, в большом количестве росших в саду, укрытая на удивление густой листвой и темнотой, решила переждать до того момента, когда все успокоится.

Запах незрелых яблок, кислый и свежий, приятно ласкающий чуткое обоняние и вгоняющий в ностальгию, заставляющий вспоминать моменты, проведенные на уютных ветвях таких же деревьев. На небе мерцают тусклые звезды, переговариваются друг с другом, обсуждают действия людей, ради существования которых и покинули землю драконы, дали им место. Этим гигантским ящерам не чужды эмоции и сострадание, но они беспомощные стражи, которые могут лишь следить за собственными детьми, указывать им дорогу, но не способны ни на что большее… И сегодня они предпочли отвернуться. Лишь некоторые, самые стойкие остались. Шуршат листья под легкими касаниями ветра, словно стонут от удовольствия, прижимаются друг к другу. А где-то внизу кричат, отдаленно, пронзительно. И если закрыть глаза, а, вернее уши, на этот маленький недостаток, то картина предстает вполне идиллическая, располагающая к покою и тихому созерцанию, даже вводящая в какое-то подобие транса. Только вот Ласка еще не достигла того возраста, когда человек способен наслаждаться каждой лишней минутой затишья, да и вряд ли когда-нибудь достигнет. Единственное, что могло удержать ее на месте – холодные зимние ветры, но те уже покинули эти земли, уступая место теплу, а потому девчушка искала выхода энергии, что накопилась за месяцы затишья. Сначала она перебралась на другую ветку, подползла к ее опасно тонкому краю, рискуя привлечь к себе лишнее внимание. Сорвала маленькое зеленое яблоко с кожурой твердой, как камень. Просто потому что хотела сорвать его, так разве стоило себе отказывать в столь маленькой слабости? Правда, платье сковывало движения, сильно мешало. Оно было удобнее, чем самое первое, что носила Ласка – корсет свободнее, мягче обхватывал девичий стан, его можно было вовсе не замечать. Проблема была лишь в юбке, что норовила обвить ноги, смазывая движение. Поэтому, вернувшись к стволу, девчонка приподняла легкую и скользящую ткань, оголяя бедро, вытащила из ножен небольшой ножик.
Некоторые светские модницы после балов отдавали свои наряды служанкам, или подругам, дабы никогда более не показаться в них на публике. Впрочем, у таких женщин были деньги на покупку или шитье новой одежды, в то время как Ласка не могла позволить себе подобную роскошь… Не могла бы, если бы платила за нее. Ножик коснулся ткани, прорывая ее с легким треском. Несколько минут тихой возни, и вот юбка укоротилась, острый и рваный край ее не прикрывал даже коленей. В руках у Соны оказалась широкая темно фиолетовая полоса, которую она обмотала вокруг ветви, на которой сидела, оставляя довольно длинный кусок свободно свисать. Оценила опытным взглядом, укоротила его совсем чуть-чуть, отрезав еще одну тонкую полосу. Словно фокусник, как будто из воздуха девчонка достала флакончик, в котором плескалась розоватая жидкость. Молоко с кровью. Отметка, что была здесь, след, который никуда не ведет.  Чуть меньше тайны над собственной личностью, и в то же время чуть больше, ведь в прошлый раз она позволила себя заметить, когда была черноволоса и худа, так что потом пошли слухи, будто Ласка – это мужчина. Такая веселая игра, такая восхитительная… Флакончик, обмотанный тканью, скрученной в тонкий жгут, пристроился на ветку рядом, сейчас его не стоит опускать. Руками Сона собрала волосы в хвост, перетянула их самодельной темной летной. Она хотела уже бежать, но шаги, прозвучавшие совсем рядом, заставили девушку вжаться в шершавый ствол, неприятно колющий и царапающий обнаженные участки кожи. Голос, который так легко узнать, напевный, манящий… Поджала губы. Этого еще и не хватало. Ласка не двигалась, только внимательно следила за мужчиной, что стоял внизу. Тот… улыбался? Даже в темноте эта его улыбка отчетливо была заметна, словно наполняя собой весь воздух.
- Вода либо затихнет, либо всколыхнется от еще одного камня, - мужчина внезапно оказался перед ее глазами, зависнув в воздухе и протягивая руку, как протягивал до того, приглашая на танец. В обычной жизни чрезмерно яркая, во время работы Ласка умело владела собственными эмоциями, являя миру лишь то, что было ей выгодно. Но сейчас всю игру подвижной мимики было не разглядеть из-за маски. Лишь глаза, округлившиеся, в которых не было ни тени страха, одно лишь любопытство, интерес… - А сдать воровку людям, что так жаждут отыграться – чем не камень?

Эльфы похожи на птиц. Такие же изящные, с костями тонкими настолько, что те кажутся полыми изнутри, и глядя на них можно подумать, что не хватает только крыльев для того, чтобы подняться в воздух. И хотя Ласка лишь полукровка, она переняла в себя эту легкость и хрупкость, на ее фоне даже не успевший возмужать мальчишка будет казаться сильным и крупным. А потому не удивляет девушку совершенно, с какой легкостью преодолел незнакомец ее слабое сопротивление, притянул к себе, прижал бережно и осторожно. Все, что успела сделать – лишь задеть ногой флакончик, чтобы тот свалился вниз, повис на самодельной веревке, слегка покачиваясь из стороны в сторону сначала по инерции, а затем просто от каждого порыва ветра. Розовая жидкость плеснулась в стенки, осевшие на них капельки стали стекать вниз, оставляя на стекле полупрозрачные дорожки. Но все это было невозможно рассмотреть в темноте, оно откроется людям лишь с первыми лучами солнца, сообщая о том, кто все же побывал в их доме, нарушил покой и испортил праздник.
И даже когда под ногами уже оказалась твердая земля, мужчина продолжал держать Ласку в объятиях, не давая желанию вырваться даже просто зародиться, подавляя его какой-то особой притягательностью. Его рука скользнула по спине вдоль позвоночника, заставляя приятные мурашки пробежать по коже, а потом коснулась ленты, терявшейся в волосах. И Сона не сразу сообразила, как та внезапно ослабла... Девушка едва успела придержать спадающую маску, прижимая ее к лицу.
- Уверена, вы уже успели понять, что я не поклонница честной игры, - он усмехнулась, непринужденно и вызывающе, чуть прищуривая большие лукавые глаза. – Это разнообразит вашу роль наблюдателя, введет и вас в игру. Узнать ответ сразу – это ведь так скучно, - Верити был достойным соперником. Слишком похожи... Даже внешне есть что-то общее. Рыжие волосы и хитрые искры в глазах. Он притягивал Ласку, вынуждал девушку быть более оригинальной в своих задумках. Хотелось снова одолеть его, теперь уже в честном поединке, чтобы мужчина не поддавался. По край ней мере, чтобы для незнакомца то казалось честным. А поцелуй, хоть и был почти невесом, обжег губы… И захотелось разочарованно зарычать, от того, что он так быстро прекратился, и тем более когда алхимик выпустил из своих объятий. Вместо того Сона спокойно пошла чуть позади алхимика, на ходу вновь связывая концы тонкой атласной ленты.
- Немного я даже жалею, что вы дали мне победить, милорд. Правда, не настолько, чтобы изменить все, будь у меня такая возможность, - задумчиво протянула девчонка, запрокинув голову и взглянув на небо. Даже не глядя на дорожку, она умудрялась ступать осторожно и бесшумно, не спотыкаясь, сохраняя дистанцию между собой и мужчиной.

Этот сад огромен, и в тоже время очень мал, он скован забором-клеткой, до которой еще только предстоит дойти, но все деревья шепчут о его существовании. Камни, обитые плющом, по которому так легко будет вскарабкаться… Ласка улыбается, опустив на секунду голову и прикрыв глаза, упускает момент, когда Верити останавливается, но замирает напряженно, не слыша удаляющихся шагов. Те возобновляются, чуть ближе, и вот в добровольную темноту проникает первое осторожное касание чужих пальцев. Дыхание горячит кончик уха, заставляет вспомнить о солнце Зеррикании, палящем и безжалостном, никогда не спрашивающим людей о том, хотят ли они этого жара. Золотой дракон уверен, что приносит одно лишь добро, и точно так же Верити уверен в этом, не спрашивает о чужих желаниях. Он хочет касаться. А Ласка не противиться, находя в подобных действиях лишь еще одну игру и еще один вызов. Правда, она пока не придумала правила, но, с другой стороны, разве есть смысл ограничивать себя чем-то?
- Условности нужны. Законы созданы для того, чтобы их нарушать. Попадаться, сбегать, дразнить гончих, путая след. В этом настоящая жизнь, а не в существовании без всяких правил, ведь если их не будет, то с чем играть? – Ласка выскользнула из объятий алхимика, но позволила ему поймать собственную ладонь, последовала за ним, как зверек, идущий за человеком не из-за поводка, сжимающего шею, а из одного лишь интереса, который в любой момент рискует иссякнуть. Впрочем, с этим мужчиной скука не нападет так быстро, как обычно. По край ней мере Сона надеялась на то. Она как завороженная следила за действиями Верити, не секунды не колеблясь достала маленький ножик, уже давно спрятавшийся на бедре в ножнах, кончик которых выглядывал из-под укороченной юбки.
- А не боитесь, что ваш рыжий локон будет легко узнать, милорд? - рассмеялась Ласка, вновь жмурясь. Она чувствовала себя в безопасности, хозяйкой положения, а потому погоня вызывала у девушки лишь веселье, эйфорию, азарт. Верити угадал: она пришла сюда, движимая не заданием или жаждой наживы, а лишь ради таких эмоций. И ведь ничего общего с первым разом, когда единственным желанием было уйти от этого сборища напыщенных глупцов: сейчас Сона желала остаться. Среди них, но не с ними. Отчетливый запах пачули потек по воздуху, превращая его весь в легкое одурманивающее зелье, что лишь усиливало все ощущения. Девушка провела рукой по волосам, откидывая прядь, что упала на лицо, сняла тонкую нить, что сдерживала косички. Бросила ее на землю, тусклую в лунном свете, но заигравшую бы огоньком среди зеленой травы в лучах солнца. Еще одна улика, еще одно напоминание и вызов: «найдите меня, поймайте меня, узнайте меня».
Ласка извернулась, поймала этот поцелуй губами, и он длился лишь мгновение, прежде чем она выскользнула из рук Верити. Хищный прищур глаз, опьяненная улыбка, а воздух вокруг словно потяжелел, в нем уже не чувствуется запаха, ведь тот стал привычным.
- Пойдемте, милорд. Теперь я поведу, - Ласка развернулась, пошла между деревьями, ни секунды не сомневаясь в том, что мужчина последует за ней. Она шла на звуки: крики, угрозы, обвинения, что были неразборчивы, но прекрасно известны ей, не первый раз уходившей от людей, знавшей их реакцию. В этом мире ничего не меняется: и лай гончих будет одинаков, в какой бы части света они не находились. Во что же сыграть сегодня? Кого обмануть, кого свести с ума? А может лучше сделать жертвой мужчину, что следует по пятам?

Отредактировано Ласка (2014-10-08 00:32:58)

Ночь.
Никогда не знаешь, что она принесет с собой в этот раз, никогда не знаешь, будет ли она благосклонна, или же решит пошалить, станет злобной и безжалостной мегерой. Ночь – тот же ребенок, вечный в своем детстве, который не стремится взрослеть. И в этом прелесть. Что никогда нельзя предсказать, что произойдет в тот или иной момент. Иногда, чтобы события переменились, достаточно одной секунды, и часто непонятно, что именно служит для того причиной. День более открыт, более ясен, он делает все четким и точным, ночь же смазывает границы привычных вещей, превращает весь мир в одно целое, заставляет слиться прошлое, настоящее и будущее, растворяя границы времени.
Праздник, придуманный самими людьми, по их прихоти и желанию, не взирая на традиции, игнорируя их. Именно в такие ночи в ее городе выходили танцевать. Оставляли позади дома, глядящие с немым укором, оставляли позади стариков, и тех, кто стар душой, кто больше не может отдаваться эмоциям, уходили в пустыню и разжигали костры. Детей не звали, но и не прогоняли, им позволяли смотреть. И Ласка смотрела, пользуясь этим правом, жадно, с завистью. Она помнила девушку, смуглую настолько, что она казалась покрытой чешуей, а волосы ее были черными, вьющимися, и лишь глаза блестели на лице. Она сама была как будто воплощением ночи. И в тот момент Сона хотела быть такой же, но природу не изменишь, как бы не пытался и не притворялся.
Границы времени стерты. И зерриканка то погружается в прошлое, то выныривает назад, в настоящее, даже не замечая этих переходов. И кажется, что вместо травы под ногами снова песок пустыни, только она уже не маленькая девочка, которая следует за всеми почти тайно, прячась, готовая в любой момент припасть к земле, но следует среди всех, гордо вскинув голову. И даже не разжигая костров уже кто-то кладет руки на талию, прижимая к себе, а потом все возвращается. Трава – это снова трава, а перед ней стоит все тот же Верити, бледный и прекрасный, которого даже невозможно сравнить с чем-то или кем-то. Глаза давно привыкли к темноте, она почти может различить черты чужого лица, а те, которые не может, придумывает себе, ориентируясь на память. Чуть выгибается навстречу его пальцам, мягко скользнувшим по телу.
- Многим нужно просто дать толчок, продемонстрировать, что границы дозволенного так легко переступить… - Ласка наблюдала за инкубом. Тот наблюдал за небесными драконами. А они уже наблюдали за всем миром. И было что-то спокойное в этом моменте. Только вот в эту ночь Соне не хотелось покоя, она жаждала пляски огня.
- В любое другое время, в любом другом месте я бы с радостью послушала вас еще. Но сегодняшняя ночь не подходит для тихих размышлений вслух, она слишком живая для слов, - ветер, словно подтверждая ее слова, пробежался, всколохнул траву, сыграл в короткую игру с рыжими прядями. Ласка вложила свою руку в чужую, но лишь на секунду. Скользнула пальцами по коже ладони, начиная от запястья, а потом прекратила эти касания. Развернулась, пошла снова впереди.
Близко чужие голоса, чужие обвинения. Ласка улыбается, она готова рассмеяться, но пока не хочет привлекать внимания. Застыла среди деревьев, прижавшись к стволу одного из них, смотрит на трех мужчин, что обсуждают наглую воровку.
- Она вряд ли могла убежать, стража ведь на воротах.
- Так через забор…
- Слишком высокий, через такой не перебраться.
Время играть. И не хочется придумывать план, не хочется заботиться о безопасности. Ласка прикрывает глаза на секунду, вдыхает прохладный воздух… словно перед грозой. Только в этот раз сама Ласка будет молнией, сама промелькнет, пугая и ослепляя людей, дабы исчезнуть. Но запомниться им. Это не осень, когда яблоки уже почти оторвались от веток, падая на землю дождем, это весна – время цветения и жизни. Пожертвовать ножиком? Глупо, не будет нужного эффекта, по край ней мере сейчас. Ласка наклоняется, ищет в траве что-нибудь круглое. Камушек, довольно крупный, ложится в ладонь. Взмах. Он падает за спинами мужчин, с противоположной стороны от самой Соны, и звук этот похож на неосторожный шаг…

И все забывали об этом приеме, все послушно шли на шум, словно стадо овец на зов хорошо пастуха, слепо веря знакомому голосу и даже не подозревая о том, что волк тоже мог научиться говорить. Знавала Ласка такого волка. Со знакомства с ним и пошла эта странная привычка избавляться от каждого платья, что однажды касалось ее тела, скрывало от посторонних взглядов. А ведь год прошел… и этого времени было достаточно, чтобы сгладить острые углы, концы которых продолжали упираться куда-то внутрь, принося легкую боль лишь в тот момент, когда их неосторожно задевали, но обычно ничем не напоминая о себе. Когда-нибудь они окончательно исчезнут, сточатся под касаниями шероховатого и крепкого времени. Когда-нибудь… Ласка не менялась в лице, лишь в глазах на секунду вспыхнула тоска, резкая и дикая, но внезапно подходящая к этой ночи - загадка не может состоять из одной лишь радости, должна в ней скрываться капля трагедии, грусти о чем-то, чего, быть может никогда не было. Это придает тайне особую изюминку, ставит точку, завершая вступление в книге, из которой вырваны все остальные листы.
Конечно же Ласку искали. Ее не могли отпустить просто так, ведь часть документов она все-таки успела обнаружить, выкрасть, пряча в лифе собственного платья. Достаточно важных даже в этом своем неполном состоянии. А еще она нанесла великое оскорбление хозяйке, придя в ее дом, развлекаясь с ее гостями, посмев вот так запросто плюнуть на все это высшее общество, предать его, при том, что даже не состояла в нем. Отринуть, отказаться. Мужчины идут к теням, Ласка следит за ними, хищная кошка, вышедшая на охоту. Зверек, что опасен для любого, рискнувшего подойти слишком близко… И грусть уходит, изгнанная этим азартом. Сейчас – игра, пляска на острие ножа, в этот момент нету времени для посторонних эмоций. Мужчина оказывается за ее плечом, но он не воспринимается как чужой, как жертва, по край ней мере в этот момент. Он шепчет, наклонившись, так что его дыхание чувствуется на коже, резко контрастирующее с прохладой вечернего воздуха. И голос его похож на шелест листьев, на шуршание травы, отчетливый лишь для нее. Звучащий лишь для нее.
Мужчины уходили, скрывались между деревьями, и Ласка, сначала желавшая продолжить свое развлечение, решила чуть выждать. Ей не хотелось расставаться с руками, лежавшими на ее плечах еще какое-то время, греться, чувствовать за спиной чужое присутствие, невольно доверяя человеку. Вернее, существу, что выглядело, как человек, но не являлось им. Снова извернуться, но теперь не убегая от чужих прикосновений, а наоборот – повернувшись к Верити лицом, Сона привстала на цыпочки, коснулась сухими и потрескавшимися губами его подбородка в поцелуе дразнящем своей целомудренностью. И лишь потом отошла, мягко ступая по траве. Следуя в тень.
Редко когда Ласке доставалась возможность стать охотником, пусть даже скрытным, не дающим ничего заподозрить тем, на кого велась эта охота. Обычно она сама была жертвой, ловко уходящей от преследователей, путая следы и заводя их в трущобы, но не стремясь отомстить. Просто уходя с поля боя, когда они отставали, теряли свою маленькую игрушку, да и желание гнаться за ней тоже. Но сегодня маска позволяла выбрать иную роль, противоположную, непривычную, на удивление прекрасно дающуюся ей. И казалось, что понадобиться ранить – ранит, понадобиться убить – убьет. Не потому что жестока по своей природе, а потому что это была всего лишь игра. Сона идет между деревьев. Почти открыто, почти не прячась, только ступает бесшумно. Мужчины разделились, и вот уже становится видна спина первого из них. Он не оглядывается, уверенный, что за спиной не может ждать ничего. Ласка подает знак Верити, чтобы тот спрятался.
Воздух холодный, он чуть колет легкие невидимыми иголками. Смех. Мелодия радости, заключенная в нескольких нотах, подхватываемых ветром, продолжающихся еще какую-то долю мгновения, после того, как сама Ласка юркает за дерево. Мужчина, обернувшись, видит только край ее платья, мелькнувший за стволом, и внутренне он уже ликует, что поймал беглянку…
Только вот никто не ждет его. Место, где девушка должна стоять и трястись от страха, размышляя, заметили ее или нет, пустует. Мужчина хмуриться, оглядывается на другие деревья, что рядом, за которыми могла успеть спрятаться девушка… И снова смех за его спиной. Пустота.
В какой-то момент она выходит более явно, скользит рукой по чужой спине. Но все время находится позади, не дает себя увидеть. И дело даже не в том, что есть вероятность, будто ее кто-то запомнит - в эту ночь итак каждому предоставилось более чем внимательно разглядеть гостью в фиолетовом платье. Просто это занимательно - быть невидимкой. Оживлять истории о призраках. А потом Ласка уходит. вглубь деревьев, прячась, затихая, больше не привлекая к себе внимания. Очередной флакончик из лифа, чуть больше, чем тот, в котором хранился афродозиак. Внутри покоится кусочек ткани, который Сона извлекает наружу. Она совсем перестает скрываться, выходит наружу прямо под взглядом мужчины, глаза которого испуганные, больше, почти безумные. Подскакивает к нему, привстает на цыпочки, обхватывая чужую шею, заставляя его наклониться. И прижимая ткань, пропитанную сонным зельем, к его носу. Тот сначала не понимает, что происходит, затем пытается вырваться, но вяло, слабо, а Ласка умеет цеплятся, как настоящий зверек, что сжав зубы просто так не отпустит. Наконец жертва затихает, становится тяжелой, едва ли не наваливается на Сону, но та умело ускользает в сторону. Она оглядывается на Верити.
- Удивила?

Отредактировано Ласка (2014-10-24 11:26:01)