Поместье маркиза Эвана аэп Фелана => Дорога к почтовой станции

Габриэл все еще был необычно хмур. Юный виконт стоял, привалившись плечом к стене в выделенной ему комнате, и рассеянно смотрел в окно. Что-то происходило... И это что-то до сих пор не укладывалось у него в голове.
В последний день марта он прибыл в поместье маркиза Эвана аэп Фелана, друга отца, по приглашению. Так же юноше выпала честь сопровождать маркиза на Игры, которые проводились в честь визита императора в княжество и не только. Вероятно, недовольные императорской властью об этом прознали, как позже узнал из одного из разговоров де Монро, чем и воспользовались. События четвертого дня апреля смешались в голове рыцаря в невнятную кашу - паника, крики, там кого-то бьют, здесь взрыв, боль, стоны раненых, остекленевшие глаза убитых, уберечь маркиза, быстрее, быстрее, быстрее!
Им повезло - старик отделался испугом и парой царапин, прикрывавший его Габриэл ушибами и ссадинами. Но юноша все еще не мог отделаться от ощущения, что чудом сумел избежать смерти, всего лишь появившись не в то время, не в том месте, не более.
Де Монро не был ни интриганом, ни политиканом, чтобы с легкостью сложить разрозненные обрывки информации и собственные домыслы в единую картину. Было ясно лишь одно - что-то затевается против Империи и императора, а он, как дворянин и рыцарь, обязан встать на защиту, не щадя своей жизни.
Оттолкнувшись от стены, Габриэл вернулся к брошенным на столе свиткам - письмо отцу. Рыцарь не думал, что будет разумно делиться своими впечатлениями и ощущениями с графом в письменном виде, чтобы лишний раз не волновать его и не вызывать ложных подозрений, если письмо перехватят, ведь любое упоминание о покушении на императора будет действовать на агентов Нильфгаарда как красная тряпка, пусть даже это пересказ событий и увиденного.
Юноша перечитал написанное, а именно, четыре строчки, в которые уместились приветствие, пара слов о дороге и немного о том, как его встретили в поместье маркиза, и положил свиток обратно, усаживаясь за стол.
Несомненно, слухи когда-нибудь достигнут Виковаро... И, все-таки, хорошо, что отец сам сюда не поехал.
В письме Габриэл был немногословен, лишь рассказал о своих впечатлениях от княжества, никак не затрагивая происшествие на Играх, справился о здоровье отца и матери и попрощался, поставив дату и подпись. Написав адрес родного поместья, де Монро наградил письмо сургучовой печатью. Дело за малым - найти почтовую станцию и отправить письмо домой. А оруженосец пусть тут сидит.

Юный рыцарь встретился с маркизом в гостиной. Вежливый "ритуальный" диалог, включавший в себя осведомление о здоровье и качестве сна, плавно перешел к тому вопросу, который волновал Габриэла, а именно, нахождение почтовой станции.
-Почему бы не отослать оруженосца? - удивленно спросил Эван аэп Фелан после того, как ответил на вопрос юноши.
Не то, чтобы Габриэл не мог доверить парнишке письмо, сам будучи оруженосцем, он нередко исполнял мелкие поручения своего сеньора, не связанные со службой, просто... Рыцарь не доверял сейчас городу и его настроениям, ведь даже по дороге к почтовой станции может произойти что угодно, а парнишка еще не достаточно умел, чтобы защититься. Не стоит бессмысленно им жертвовать.
-Видите ли, милорд, мое бережное отношение к письмам семье позволяет мне лишь лично заниматься их доставкой на почтовую станцию, - Габриэл открыто улыбнулся, отметая пока что свое хмурое настроение и вновь становясь самим собой.
-Что ж, юноша, ступайте, - маркиз добродушно покачал головой и отправился в кабинет. Габриэл же учтиво ответил ему кивком головы и вышел дома, после чего взял лошадь и отправился по указанному маркизом адресу.[AVA]http://s019.radikal.ru/i618/1503/20/a670d6d5f5c2.jpg[/AVA]

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Узня

Вперёд.
Город дышал надломленной грудью, город жил своим болезненным часом, изнемогая и сотрясаясь от возбужденной лихорадки. Город искал причину болезни, город хотел от неё избавиться. Он судил красным судом и правого, и виноватого, наказывал и отнимал те малые крохи, которые остались у несчастных, упивался горем тех, кого не коснулась костлявая рука смерти. Город хотел выжить, и как существо, стремящееся к жизни, пытался избавиться от гнёта болезни.
А человек всё шёл вперёд и не оглядывался по сторонам, словно не замечая тот ужас, словно не чувствуя тот зловонный смрад гнуса и гибели, что витали вокруг.
А город стенал, город рыдал алыми слезами, отмывая площади и улицы, выскребая переулки и улочки, вычищая тупики и дворики от тел и крови. Город умел скорбеть - а вместе с ним скорбел и целый мир.
А человек шёл вперёд, не слыша стоном и не видя слёз. Шёл, гулким стуком каблуков разделяя время на равные частые промежутки времени.
Замер он лишь у тяжелых дверей обители братьев Великого Солнца.
Стук в дверь.
- Кому угодно войти в...
Человек, не говоря ни слова, сунул под нос вышедшему на звук монаху грамоту. Брат святого культа скользнул глазами по бумаги, и смиренное духовное выражение исчезло с его лица, словно весенний снег под жарким солнцем.
- Вот так, значит. Следуйте за мной.
Явэнн Менно Витольд аэп Лейтлан скрылся от скорбного и скорбящего мира под сенью святых стен.
Того требовала его миссия и высшая цель.

Пока монах вел его длинными прохладными коридорами, где запах мудрости, зачастую отдававшей пылью, перемешивался с запахом благовоний и ритуальных масел, Явэнн думал.
Давненько он не бывал в подобных местах - с детства.
Никогда не обращаясь к Великому Солнцу даже в мыслях своих, нильфгаардец не был человеком набожным, но именно сейчас, ловя строгие взгляды святых с фресок и витражей, Явэнн вздрогнул - мудрецы и святые прошлого прожигали, словно бы видели его насквозь.
Обожгло нильфгаардцу и грудь с правой стороны: там, подшитое в подкладку, лежало недописанное письмо, полное трогательных и нежных слов.
Находясь между жизнью и смертью Явэнн не мог не оставить после себя ни строчки для Ааллы. Вероятно, синонимами к имени дриады должны были стать слова "своя" и "любимая", но дева их Брокилона отрицала привязанность к человеку, а любовь просто-напросто не понимала. Именно поэтому в письме не было обращения к девушке, но была последняя просьба к отцу: по рождению внучки Менно должен вернуть дриаду и ребенка в Брокилон.
Мысль, связанная с ересью, пособничество предателю - смотрят святые строго, осуждающе.
Простят ли?
- Он в этой келье.
Монах поклонился и оставил шпиона наедине с дверью и своими чувствами.
Постучаться?
Шпионы не стучат - доносят.
Явэнн потянул дверь, привыкая к освещению и разглядывая недавнего героя, который, хвала Солнцу, шел на поправку намного быстрее.
- Здравствуй, Кхайр.

[AVA]http://s011.radikal.ru/i316/1604/65/af5bfd4f4681.jpg[/AVA]Я рожден был ночью в час молитвы волчьей
В темном логове зверей.
Черный ангел ада был со мною рядом
На кругах людских страстей.
Я прошел сквозь пламя, был огнем и камнем,
Червем был средь мертвых тел.

Назаир отблагодарил его щедрой наградой, выраженной в имперских флоренах. Сумма была немаленькая, примерно в четверть стоимости редкого экземпляра оружия.
Назаир наказал его людским презрением, косо брошенными взглядами и проклятиями, нашептываемыми в спину.
Зерно предательства упало в плодородную почву, взрастив подозрительность, доносительство и ненависть. Сотни жертв стали славным удобрением, многократно ускорив рост.
Это случилось сразу же после получения награды, когда он праздновал в крупной и дорогой таверне «Гребень мантихоры». На коленях у него сидела девушка-разносчица, в одной руке — вареное яйцо, в другой — кружка пива. Трактирщик, подчиняясь властному басу, уже подгонял поварят стряпать дорогие яства, его помощники тащили к столу таз с вареными раками. Рябой верзила, не спускавший взгляда с Бонарта с момента его появления, встал и подошел к его столу. Двое из его дружков встали позади охотника за наградами.
— Слышь, старый висельник, — рявкнул рябой, подходя вплотную. — Это приличное заведение, и северные выродки, предатели и убийцы здесь ни к чему.
Бонарт недобро сверкнул глазами, столкнул с себя девушку, жестом указывая ей проваливать. Невозмутимо доел яйцо, запил пивом, намочив седые ощетинившиеся усы. Трактирщик, показавшийся из подсобки, опустил глаза. Все слышали о предателе Лео Бонарте, об этом чудовище, мяснике и, главное, северянине. Нет, он и не думал его защищать.
— Не слышит он, уши-то, небось, дерьмом забиты, — бросил один из тех, что стояли у незнакомца за спиной. Второй дурковато загоготал.
— Слышу, молодцы, слышу. Да только я сегодня праздную, и потому готов сжалиться над вами, неразумными, — громко начал старик, покачивая кружкой с пивом. — Положим, прощу сказанное сгоряча да позабуду слова обидные. А?
Верзилы заржали в голос, отчего прыщи на их рожах стали еще заметнее.
— Ты, дедушка, никак умом тронулся, а? Ты пошто такой народ угробил на нашей земле? А по какому праву сговорился с предателем-Каэрином? Про то все знают, каждый! Отвечай, паскуда северная! — голос рябого завибрировал.
Бонарт пожал плечами.
— Ну, коль по-плохому…
Договорить не дали. Рябой ударом кулака выбил кружку из его рук, другой рукой схватил за ворот расстегнутой куртки, резко дергая на себя. Один из его дружков занес кулак, сжимающий заточенную железку. Бонарт рванулся вперед, выводя рябого из равновесия. Верзила запнулся и повалился на спину. Сверкнула сталь. Началась суматоха, посетители бросились прочь, вечернюю тишину вспорол истошный женский крик. Дружок рябого медленно оседал по стене, держась руками за рассеченное лицо. Корчмарь упал на колени, губы у него тряслись. Рябой, упавший на пол, получил сапогом в висок. Оставшийся в одиночестве второй товарищ рябого неестественно заголосил, умоляя о пощаде. Чужак взял меч в левую руку, выхватил из кармана мешочек с деньгами и размашисто огрел им бугая.
Все стихло. Только разносчица негромко рыдала в углу, ошарашенная видом посеченного дебошира. Трактирщик поднялся на ноги. Он беззвучно открывал и закрывал рот, будто рыба.
Бонарт сунул руку в мешочек, вытащил пригоршню монет, швырнул их на пол.
— Это за ущерб. — Он вновь запустил руку в кошель, новая горсть монет зазвенела, рассыпаясь по полу. — Это за то, чтобы ты молчал. Узнаю, что пикнул хоть слово… убью.
Даже если этот страшный человек с неживыми глазами врал, то окровавленный меч его обманывать не мог. Корчмарь судорожно закивал головой, из его глаз брызнули слезы.
Охотник за наградами точным пинком врезал рябому по почке и быстро скрылся через черный выход. Сумерки быстро поглотили высокую фигуру, петлявшую по дворам и проулкам.

Это случилось двумя днями ранее. Бонарт залег на дно, опасаясь покидать Назаир, который за эти два дня стал буквально трескаться от стражников и прочих вояк. Риск быть пойманным у ворот был слишком велик.
Лео обитал в старом заброшенном доме, в бедняцком квартале. Цедил разбавленное вино из бурдюка на поясе, перебивался сухарями. Цена свободы всегда была высока.
Сегодня он намеревался разобраться со всей этой чертовщиной, и поскольку у Каэрина аэп Даккэ, скрывшегося в неизвестном направлении, что-либо узнать не представлялось возможным, единственной ниточкой оставался Хаарадаль — жирный купец и любитель маленьких девочек, который обмолвился о чем-то таком, что должно было пройти на Играх. И Бонарт, не будучи дураком, уже догадался, о чем он вел речь. Купец, очевидно, сунулся в большую политику, что-то знал, а с Бонартом решил до конца не делиться. Бонарт очень не любил оставаться за бортом.

Долговязый охотник за наградами шел пустынными дворами и безлюдными улочками. Обходил посты стражи, не попадался на глаза людям. И потому быстро понял, что идет не один.
Их было трое. Как на подбор высокие, широкоплечие и с дубинками, окованными железом. На рукавах красная повязка. Народное ополчение. Дураки, которым некуда девать силу, патрулирующие улицы по случаю чрезвычайного происшествия. Обычно они вместо патрулирования приставали к девушкам, заваливались в трактиры и требовали бесплатного пива, однако, на в этот раз случилось иначе. Завидев Бонарта, они без труда узнали старика. Сейчас его узнала бы любая шлюха, любой ребенок, любая поломойка. И, исполняя профессиональный долг, решили допросить, а заодно и наказать предателя, что в сговоре с выродком Даккэ. Это ведь каждому известно!
Бонарт зашел в проулок и встал, как вкопанный. Еще двое преградили ему путь.
— А ну-ка, стоять, пес шелудивый, — начал светловолосый парень со сломанным носом. — Видишь знак, длинный, видишь? Знаешь, что значит?
Лео кивнул. И выхватил меч.
Верзилы заржали. Сначала весело и задорно, а затем все тише и тише, пока не повисло тягостное молчание.
— Да ты знаешь, сколько он… — зашептал один из ополченцев.
— Цыц! — резко прервал его светловолосый, по-видимому, главный. — Убери железку, убийца. Нас здесь пятеро, а за трупы тебе грозит Узня.
— Я вижу, вы по-хорошему ну никак не хотите. Хоть кто-нибудь бы захотел, хоть кто-нибудь! А сколько б жизней тогда не прервалось так рано и бесславно! — начал старик, громогласно расхохотавшись. — А ну пшли вон, чучела. Вон!
Парни не дрогнули. И встретили свою смерть. Через несколько дней их нашел старый пьяница, шарахающийся по дворам. Расследование даже не началось, слишком много было более важных дел. Смерть ополченцев приписали расшалившимся преступным группировкам.

Бонарт три раза стукнул в ворота огромного купеческого дома. И в третий раз ему никто не ответил. Лео вспылил, саданув по воротам тяжелым сапогом. В доме что-то ухнуло. Послышались быстрые шаги, и врата медленно отварились. На Бонарта уставился человек из личной охраны купца, оглядел его с головы до ног, нахмурился.
— Господин Хаарадаль приказал никого не пущать, — он замялся. — Вообще никого.
Бонарт расплылся в жутковатой улыбке и неожиданно стукнул охранника кулаком по лбу. Тот рухнул наземь, словно мешок с картошкой. Лео пнул его сапогом в сторону и зашагал по двору.
— Эй, Ганс, какого черта? — послышался высокий, писклявый голос купца. — Кто там?
Бонарт шибанул в дверь.
— Негоже не пускать дорогого гостя в дом, Хаарадаль! Открывай, разговор есть!
Богач скоро зашлепал босыми ногами по полу.
— Открыть дверь? А ты меня не пристукнешь, а, Лео? Я же того, курва мать, жить хочу!
Но дверь купец все же открыл, посматривая на Бонарта испуганными глазками и сжимая в руках не взведенный арбалет. Словно верил, что оружие сможет его защитить в таком состоянии.
— Проходи, коль с миром.
Бонарт хрипло захохотал, глядя на "вооруженного" купца и вошел в дом, прикрыв за собой дверь.
— Так какой мне с тебя, дохлого, толк, а? Не, не по мне это — старых товарищей как собак резать. — Они пошли в просторную залу, где на кровати, прикрывшись простыней, застыла девочка, на вид лет десяти-одиннадцати. Бонарт скривился. — Старый извращенец. Давай рассказывай, Хаарадаль, какого черта случилось на Играх.
Он присел в мягкое кресло, постукивая нагайкой по ноге.
Девчонка, пискнув и завернувшись в простыню, испарилась, словно видение. Работала не первый год и догадывалась, что некоторые разговоры не для её ушей.
Хаарадаль, запахнувшись в просторный халат с назаирским шитьем, зачем-то посмотрел на ноги Лео.
— А что случилось на играх? Ведь ничего, курва мать, на играх и не случилось — император целехонек, война продолжается, а случайные жертвы — то случайные жертвы. Лес рубят — щепки летят.
Бонарт недобро поглядел на купца и с силой саданул нагайкой по ручке кресла.
— Не-ет, старый, так дело не пойдет. Должно было случиться, — с нажимом произнес он. — Должно было, но не случилось. И ты об этом, Хаарадаль, знал. Знал и утаил. А ты ведь помнишь, как я не люблю оказываться за бортом. Помнишь ведь, а?
Рыбьи глаза впивались в жирного богача, гипнотизировали и пугали.
Бонарт схватил с изящного столика возле кресла бутылку вина.
— Э, а где твоя была щедрость? Гостеприимство? Ну, на нет и суда нет, — закончил он, откупоривая бутыль и делая пару глотков прямо из горлышка. — Хорошая штука, дери тебя! Туссентский эст-эст? Какого года?
— Не помню, — прошипел купец, недобро поглядывая на охотника за головами.
Конечно же, врал. Помнил, но не говорил. Утаивал, курва. С него же станется. Потом.
— Заранее воду мутить — распугать всех раков, Лео! Ты это знаешь не хуже меня! А то, что знал я на тот момент — не более твоего. Слухи и домыслы, домыслы и сплетни. Знаешь, народ ведь устал от глупой войны — это вредит экономике. Но те события, что стряслись на сраном празднике — не моих рук дело. Ты ведь знаешь — я человек осторожный и на такие авантюры пойти бы не смог.
Бонарт искренне расхохотался, загремев на весь дом.
— Ты-то и не помнишь? Ты, что одергивал меня каждый раз, когда я обзывал бароло эст-эстом? Тебя, что ли, совсем страх заел, а?
Охотник за наградами вертел бутыль в руках, но никаких опознавательных знаков на нем не было. Контрабанда. Купец делал деньги на всем.
— Какого черта ты тогда намекнул про то, что, мол, многое может измениться, ля-ля-ля? — Бонарту не нравилось, что богатей юлил и мутил воду — его хотелось раздавить, как надоедливого клопа. — А теперь, дружище, ты рассказываешь мне все, что знаешь на данный момент. Я понимаю, старая дружба, но тут недалеко работает зубных дел мастер… А если твой рассказ выйдет складным, мы, может, еще и сумеем договориться. Ты ведь знаешь, я умею решать вопросы.
— Так что ты имеешь против меня, Лео?! Я таки просто делаю свой бизнес и ничего не решаю! А тебя предупредил по старой крепкой дружбе и плотным деловым отношениям, чтоб мне пусто было! А так — дело мое маленькое. Просто от сестры моего делового партнера, который в свою очередь узнал это от своего соседа, я услышал о прибывшей в город чародейке и двух странных типах, что её сопровождали. Дама платила добро, типы куда-то быстро делись, а женщина нашла пристанище у местного папенького сынка. Говорили, что она северянка — вот я и подумал, что дело тут не чисто, а когда мой… мой друг сообщил мне, что в тот день лучше остаться в лавке, а не идти на игры, то я решил его послушать.
Хаарадаль замолк, переводя дух и с жалостью смотрел на бутылку вина. Пересохшее горло болело пуще страшной раны.
— А хочешь заработать денег, Лео? Есть предложение. — Хаарадаль на мгновение замолчал. — Передай привет одному человеку. Каэрину аэп Даккэ.
Бонарт внимательно слушал купца, запоминая каждое слово. Богатей тер потные ладошки, елозил в кресле и, скорее всего, не врал. До определенного момента.
Бутылка со звоном разбилась о каменный пол. Лео вскочил с кресла, стремительно подскочив к Хаарадалю. Схватил его за горло, сильно приложив нагайкой по его жирной ноге.
— Каэрин аэп Даккэ, говоришь? И ты утверждаешь, что не лезешь в политику? Да этот старый тип с порезанной рожей — само олицетворение политики, заговоров и интриг, старый ты извращенец! И он говорит, что ничего не знает!
Бонарт резко отпустил шею несчастного купца, отошел на пару шагов.
— И не думай, что я не знаю, на кого повесили весь этот заговор. Об этом знает весь город. Давай, выкладывай о своем привете и не только о нем. Обо всем, что касается Каэрина.
Визжащий купец Назаир не напугал — город и так был напуган.
Хаарадаль, тихонько заскулил, но вырваться из крепких лап Бонарта — штука сложная.
— Ты бы его убил. Принес мне его голову. Я бы выплатил тебе всего лишь часть, как исполнителю. За его голову награду назначил сам наместник — грех не воспользоваться предложением. А все остальное — дело политики и вот в неё-то я уже не лезу. Честно! Я не вру!
Бонарт снова плюхнулся в кресло, с удовольствием глядя на перепуганного богача. Толстые щеки дрожали, мелкие глазки, затерявшиеся меж складок жира, беспокойно дергались, а пухлые ручонки так и исходили потом.
— А почему бы мне не отнести голову наместнику, чтобы получить всю награду? Правда, эту уже другой вопрос. — Лео закинул руки за голову, откинувшись на мягкую спинку кресла. — Я понимаю, что политика и этот твой бизнес не всегда идут рука об руку. Но ты, старый шельмец, юлишь. Юлишь! Я пришел к тебе, по старой дружбе еще не потащил к зубных дел мастеру, чтоб он там над тобой поработал, а ты упорно не желаешь ценить мою доброту, Хаарадаль. Лучше расскажи мне, зачем тебе его голова. Чем насолил тебе этот пройдоха? Или, может, насолил твоим крышевателям? Рассказывай, дружище, чем больше, тем целее будут твои зубы.
— Я не вру, Л… Лео. — Хаардаль плюхнулся на пол. — Мне больше нечего сказать. Никакой политики. Никаких новостей. Все, что сказал: северянка, мужики с ней… Каэрина ищут… папенькин сынок тот, я слышал, на Играх скопытился… ничего я не зна-а-аю!
Купец прикрыл глаза и начал тихонько покачиваться, словно ожидая страшной участи.
Бонарт поморщился в притворной брезгливости. Медленно поднялся, постукивая нагайкой по голенищу сапога. Толстяк не врал. Человек в таком состоянии теряет способность врать. Лео знал.
— Вот так. Вот так, молодец. По-дружески, спокойно, без ненужной кутерьмы. Как деловые партнеры, а? — с хохотом произнес долговязый. — Да вставай ты уже, старый. Верю.
Он подошел к выходу из комнаты, задумчиво разглядывая картины на стенах, статуи. Особенно его заинтересовала фигурка женщины, сделанная из золота и выглядевшая, как настоящая.
— Хорошая безделушка. Вот таких женщин надо любить, Хаардаль, а не тех плоских девчонок, что ты постоянно таскаешь к себе в кровать. Тьфу! — Он сплюнул на пол. — Ладно, бывай. Я еще навещу тебя, может, что приобрести, может, что продать. Или найти. И смотри: узнаю, что соврал… ты ведь знаешь, что будет?
Купец мелко-мелко закивал, не спеша вставать на ноги. Бонарт хохотнул, стукнул нагайкой по стене на прощание и вышел из дома.
Охранник так и не очнулся. Лео прошел мимо, скользнул в оставленные открытыми ворота, и был таков. Ниточка оказалось слишком тонка и, не выдержав натяжения, лопнула. Необходимо было искать другую.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Узня

Как же страшно...
Сидя на подстилке, рыжая старалась не думать о предстоящей ей экзекуции. В том, что она скоро воспоследует - проклятая ни капельки не сомневалась. Дыба или ведьмино кресло? Кнут или заостроённая сверху деревянная доска? А может - короткий и толстый деревянный кол, на который её посадят, чтобы не дать ни мгновенья, свободного от адской боли?
- Нет, нет, нет... Так не пойдёт, брось... Что бы ни было - ты всё равно ничего не сможешь сделать. Ты слабая, а они - сильные, страх твой - ничего не изменит. Тебя не пожалеют, ты ведь - не жалела...
Когда стараешься не думать ни о чём - время летит страшно медленно. До полудня Кристанна успела несколько раз подивиться идеальному устройству человеческого тела, гибкости и подвижности пальцев... Которых, может статься уже через полчаса лишится.
Успела проверить на прочность ранее упомянутый камень, что облюбовала в кладке стены для суицида и в точности посчитать размеры своей камеры в шагах. Длину, ширину и даже площадь пола сосчитала мимоходом.
Ожидание стало пытке подобно...
Кристанна успела уже справить все нужды в поганое ведро, что стояло в углу, чтобы не обделаться во время пыток:
- Грёбанная чистоплотность... Ну, они там скоро?
Скоро.
Когда дверь отворилась, вся бравада, появившаяся за время ожидания, глаголившая, что поскорее бы уже начали - как-то внезапно сжалась в мерзкий комок и провалилась куда-то в живот. Точнее - в кишки...
Стражник, не церемонясь особо - врезал рыжей с размаха в живот кулаком. Затем, не давая скрючится и упасть от удара и боли - грубо ухватил за волосы и добавил ещё раз по лицу.
Больно, но не так, как будет чуть позже...
Но когда её волокли по полным воплей коридорам Узни, внезапно пришло облегчение. Что-то щёлкнуло в рыжей башке и все страхи и переживания провалились в никуда. Осталась только холодная решимость принять все муки ибо иного выхода не было. Кристанна, облизнула разбитую губу и, попутно заметив к своему удивлению, что все зубы на месте, пришла к единственно-возможному в такой ситуации умозаключению:
- Да насрать. 
Доставя пленницу в пыточную, стражники вновь проявили минимум изобретательности и просто-напросто сильно съездили ей по рёбрам. Наверное, к вящей радости прикованной к металлическому столу чародейки. Сколько-там бишь у неё пальцев-то  осталось?
Приковали быстро, даже подозрительно быстро... Даже не раздели. Странно...
Первые слова чародейки проклятая просто проигнорировала. Нечего метать бисер перед свиньями...
- Не блажи, жертва пьяного зачатия - ещё успеешь наораться. - состроив злорадную ухмылочку, ответила рыжая на продолжение словесного поноса от одуревшей от страха ведьмы. Решила поиздеваться напоследок, дура - в эту игру можно сыграть и вдвоём: - Представь, что тебе вывернут все кости, сожгут калёным железом груди, а спину измочалят кнутами так, что с неё начнут отваливаться куски кровавого мяса и поблёскивать кости... Шикарно, не правда-ли?
Проклятая на секунду поймала себя на мысли, что ей понравится такое зрелище, впрочем, тут же сознание ей напомнило, что сама она будет выглядеть не лучше.
- Как ты считаешь, чародейка - можно-ли получать удовольствие от столь зверской боли, что нас ожидает? - теперь рыжая уже откровенно издевалась над ведьмой. Она много раз испытывала наслаждение, упиваясь чужими муками, а будет-ли она испытывать тоже, от собственных?
Бред...
- А вдруг? Некоторые извращенцы ведь от такого тащутся...
А потом вошёл палач...
Чародейка задёргалась и завопила спустя секунд, после того, как палач вошёл в пыточную. В маске и фартуке. Фу... В закромах того борделя - тоже были маски и фартуки...
Чародейка молилась, пока палач перебирал инструменты. Странно, получившая некое подобие образования в приходе Вечного Огня - Кристанна ни одной молитвы не смогла вспомнить. Да и чёрт с ними... Святой Лебеда её всё равно отсюда на руках не вынесет.
Слишком поздно. Как и сказал палач.
Словно в ответ на сбивчивые молитвы Аннэт, с дыбы послышался смешок. Не истеричный, но мрачный до того, что заставлял забегать по спине мурашки.
Кривая улыбка на лице...
- Я всё скажу.
- Ещё бы ты не сказала...
Палач занял своё место подле дыбы:
- Чтож, ты - первая.
А вот дальше пошёл собаческий бред...
Палач стянул перчатку и коснулся уголка губ Кристанны. Нет, ещё не бред - мало-ли, что у него там с головой? - Может он просто получает удовольствие от причиняемых жертве страданий? Или у него давно женщины не было и ему жаль переводить такой экземпляр на пыточное мясо?
- Я пришёл сюда так быстро, как только смог, девочка.
- Что? - Как!? - мрачная ухмылка слетела с лица проклятой, её сменило выражение крайнего недоумения. Похоже, что её крыша-таки от нервного напряжения соизволила дать течь. Палач говорил прямо как... Прямо как Даккэ...
Нет, не бред...
Палач быстро освободил Кристанну и также быстро снял маску.
- Даккэ.
В тот момент, когда опальный граф окончательно избавился от маски, вся та холодная решимость к принятию жутких мук, что засела в душе рыжей - испарилась словно дым. Разом навалившиеся страхи, так удачно заглушенные ей прежде - разбились об известие о том, что они не будут приведены в действие, породив в душе проклятой мерзкий и, одновременно сладостный хаос избавления как от мук телесных, так и от мук душевных.
Поэтому, Кристанна не нашла ничего получше, чем резко подняться в сидячее положение и крепко обнять Даккэ, судорожно выдохнув, сомкнув руки за спиной графа. В уголках глаз можно было заметить слёзы радости.
Как же было страшно...

Мастеркий

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Храм Великого Солнца.

Вот он - герой. Защитник Веры, спаситель империи. Сидит в неведении в четырех стенах и даже ничегошеньки не знает!
Какие там регалии полагались спасителю Эмгыра вар Эмрейса Явэнн не знал, но догадывался, что самой драгоценной наградой в этот момент для Кхайра будет правда. Правда искренняя, правда честная, толковая и ёмкая.
Значит, говорить придётся лишь по делу и никак иначе.
- Это правда, Кхайр. Стелла была при дворе. Где сейчас? - Явэнн пожал плечами. - Андре жив. Император даже не убил северянина, представляешь? Только вот за его голову  я бы и гроша не поставил.
Неспокойно сейчас в Назаире. Суетно.
А суета зачастую убивает.
Суета нередко ломает.
Шпион вздохнул, напрасно пытаясь отыскать в святой обители вино. Тщетно: служители небес и Солнца лечили молитвами и лекарствами, а не алкоголем.
А ведь без него зачастую так сложно.
- Это правда, лейтенант, правда. - легкая улыбка скользнула по губам шпиона. - Ты спас императора и предотвратил удар молнии.
Пришла пора переходить к самому страшному и неприятному в его рассказе.
- Тебя ещё не допрашивали? О том, как ты оказался в страже Даги? О Каэрине? Нет?
А что если и допрашивали? Разве мог раненный солдат врать?
Кто ему поверит?
Лишь император.
А наместник лишь знай свое говорить да смущать народ.
- Одна из задержанных указала на Каэрина. Даккэ объявлен врагом империи, Кхайр. А вместе с ним и все его пособники. Понимаешь?
"И если понимаешь, то, я надеюсь, правильно".

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Улицы

Кто сказал, что тирания - вещь непоколебима и устойчивая? Что шторм и смерч, пройдясь по улицам одного города, не сможет всколыхнуть целую империю?
Происшествие в Назаире было ураганом, крушащим всё и всех на своем пути, но самым страшным оружием за последние два дня в городе стал шёпот.
Он был повсюду.
Его опасно ласковые руки ложились к тебе на плечи с самого утра, когда первые жаркие лучики ещё не успели спугнуть мглу ночи. Его опасное дыхание ты ощущаешь затылком, вслушиваясь во вкрадчивый голос, веря в были и небылицы. Запах шёпота, подобный запаху обмана, был неосязаемым и неуловимым, как всякий любой другой запах, но его неповторимый аромат забыть было невозможно.
Назаирский шёпот умел убивать: опьяненные ложью, ослепленные обманом и гневом люди нередко хватались за рукояти клинков чаще, чем брались за ум.
Так случилось и в этот раз.
Габриэлу де Монро не было суждено спокойно доехать до почтовой станции - в Назаире искали пособников и сообщников заговорщиков, а красивый дворянин показался троице бедняков лучшей кандидатурой.
Спустя пару минут, пока всадник не замечал невидимой погони, босяков было уже пять. Потом восемь.
Всё кончилось тем, что в одном из дворов Габриэла окружили.
Путь вперёд перекрыла старая телега, а сзади столпились фанатично настроенные и охочие до чужих денег жители Назаира.
- Ты кто такой парень? Я что-то не встречал тебя здесь раньше!
У говорившего не было двух передних зубов из-за чего половина сказанного превратилась в кашу. Это не мешало бедняку, вооруженного ржавым мясницким тесаком, показывать свою браваду и удаль.
Уж так-то просто они богатея не отпустят - сначала пощиплют перышки.

P.S.
Стелла и Арангос: вам лучше связаться со мной и обговорить начало квеста. Серьезно.
Габриэл: действия полностью на твой откуп. К разговору эти парни тоже вполне расположены.
Лео Бонарт: можешь появиться в злополучном тупичке. Но учти, что тогда внимание босяков переключится на тебя. Многие ставили деньги на поверженных тобой людей, но убийство - не единственное средство для решения проблемы.

Отредактировано Явэнн (2014-09-09 21:51:15)

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Узня

Чудеса творятся в Назаире.
Кто мог подумать, что дева, родившаяся под Черным Солнцем, мутант и убийца, как величали её всем миром, окажется женщиной? Простой женщиной, которая также боится умереть, которая также любит жизнь? Женщиной, чьи объятия так крепки, словно от их силы зависит исход всей жизни?
Каэрин аэп Даккэ о таком никогда не думал. Вивисектор и дипломат Его Императорского Величества о таком даже не подозревал. Поэтому в первые мгновения опешил, но затем всё таки прижал рыжеволосую пленницу Узни к груди.
Какого страха она натерпелась здесь? Какие ужасные картины предстали её глазам?
Незаслуженно.
И кое-кто за это ответит.
- Всё кончилось, Кристанна. Всё хорошо.
"Всё будет хорошо."
Если бы их сейчас кто-нибудь увидел из приближенных ко двору людей, то Каэрина обвинили бы в порочной связи с северянкой, а это попахивало изменой. Такой приятный грязный довесок к прошлому, более серьезному обвинению.
Но их видела лишь чародейка, которая, упав духом единожды, неожиданно рассыпалась злобным хохотом.
- Стареешь! - безумный смех портил её красивое личико. - Стареешь Каэрин и ищешь варианты попроще! Да ты посмотри на неё! Погляди - ни кожи, ни рожи! Потаскуха и дрянь! Но тебе всегда нравились потаскухи, правда?
Объятия пришлось разомкнуть.
Каэрин медленно повернулся. Также медленно вивисектор Эмгыра вар Эмрейса подошел к прикованной и скалящейся чародейке.
Путь со дна самой зловонной ямы к власти долог. Очень долог, а он его прошел. От простого конюха и солдата к палачу, а от него - к медику. От медика, который сумел излечить коня самого императора, Каэрин аэп Даккэ стал помощником мелкого чиновника, а со временем - этим самым мелким чиновником.
Путь, полный грязи, крови, обмана и смертей. Путь во имя одной цели. Самой заветной.
- Ну, что же ты смотришь на меня? Что молчишь, а?
- Кристанна, - голос его дрогнул. - оставь нас на пару минут наедине. За дверью не будет стражи. В суме на стене - одежда и то, что тебе пригодится. Мне нужно поговорить со старым другом.

Когда они остались наедине, то все маски были сброшены окончательно.
Больше некого стыдиться.
Даккэ, не удержавшись, хлестнул женщину по лицу кожаной маской. Женщину ли? О, это исчадие Преисподней была чем и кем угодно, но не женщиной - напуганной, сломленной и желавшей выжить. Даже на краю собственной смерти чародейка хотела держаться надменно. Не получилось.
Шипы и набойки, которыми была усеяна маска метиннского палача, оставили на её лице алые борозды.
Вопреки желанию быть сильной, чародейка вскрикнула.
- Носи их с честью, Аннэт, - змеиный шепот обжигал его губы. - носи, как я ношу мои шрамы.
Окровавленная маска, отброшенная Каэрином, отлетела к двери. В пыточной и помимо неё было чем удивить, а Каэрин умел удивлять даже простым гвоздем для подковки кобылы.
- Аннэт де Буа, Маргарита Клэр, Анжелика Трэйсси. Тебя так много в моей жизни, у тебя так много имён и судеб, а я всегда один, ты заметила? - Даккэ медленно перебирал инструменты, стараясь не вслушиваться в её стоны. - Я всегда один и тот же, не изменяюсь, лишь старея чуть быстрее по прихоти той дряни, что мы потревожили в Синих горах. Ты помнишь это,  Аннэт? А я не могу забыть.
Выбор пал на ноже с крючками по всем лезвию. Такими обычно палачи наносили мелкие, но глубокие раны. К смерти это приводило лишь по неопытности заплечных дел мастера, а вот боли при умелом обращении доставляло немало.
- У Аннэт де Буа нет шанса выйти отсюда живой. Но то, как быстро ты умрешь, зависит лишь от твоих слов и от того, что я желаю услышать.
Она боялась - Каэрин прочитал это в испуганных глазах, в этих сжатых губах. Трясущийся подбородок подсказывал, что грань срыва где-то очень рядом - это плохо. Ему был нужен чистый разум, способный к сотрудничеству.
- Я желаю слышать о том, кто еще приехал с тобой, Аннэт. И, пожалуйста, не вздумай меня расстраивать.

А что могла найти Кристанна в той сумке, о которой говорил Каэрин? Найти она могла многое. Например, её собственную одежду, отчищенную и залатанную после случая на играх. Могла найти два кинжала в изящных ножнах, которые можно было как приладить к запястью, так и повесить на пояс.
Если бы девушка была любознательной, то она бы могла услышать многое. Но стала бы северянка подслушивать то, о чем говорит Даккэ и чародейка?
Возможно.

Она закончила говорить. И, как понимал Каэрин, сказала правду.
Ради правды пришлось пожертвовать красотой и сделать пару надрезов на пальцах. Но волновала ли её боль прямо сейчас, в минуты, когда от каждого движения и жеста зависела её собственная жизнь?
- Когда-то я тебя любила. - её шепот потонул в звоне окровавленного лезвия, вернувшегося в железный ящик палача.
Каэрин не ответил.
Лгала.
Аннэт де Буа лгала очень искусно, но именно эта ложь была неуместной.
Именно эта ложь причиняла боль.
Много боли.
Выбор остановился на ноже с тонким, как шило, лезвием. Один точный удар - и никакой боли, никакого разочарования. Никакого человека.
Будет лишь тело.
Мертвое никому ненужное тело.
Он подошёл ближе, встретился с ней глазами, зная, что в них увидит.
- Тебя так много в моей жизни, Анжелика. Тебя слишком много.
"Прости"

Скрип давно не смазываемых петель.
Каэрин, плотно притворив за собой дверь в пыточную, медленно подошел к бадье с водой, отмывая руки от крови.
- Нам нужно вытащить Вильхема. Если он не вздумал сглупить, то сейчас сможет нам помочь.
Надеть маску не составляло труда. Большего труда составляла в себе попытка позабыть о том, чья на ней кровь.
Заклепки щелкали одна за другой.
- Мы будем тебя конвоировать как преступницу. В одной из камер - лаз. Охрану возьмете на себя с Вильхемом. И постарайтесь без лишних жертв - стража не виновата в том, что ей предстоит делать.
Всё сказано.
Всё то, что следовало сказать.
О том, что произошло в камере пыток, было лучше позабыть. Хотя бы на время.
Каэрин аэп Даккэ никогда себе этого не простит, и, возможно, в будущем это событие аукнется тысячью неприятностей.
Если, конечно, у них будет будущее.

Коридоры сменялись коридорами, а на пути к камере Вильхема им не встретился ни один стражник.
Лишь факелы изредка потрескивали и чадили дымом, когда проклятая дева и обезображенный старик проходили мимо них.
Оборотень выглядел лучше. По крайней мере, отказывался плеваться ядом и не грозил их придушить. Кобылой больше тоже не угрожал.
Каэрин без слов протянул рыжеволосой ключи от камеры.
Он и так сделал сегодня слишком много.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Трактир малыша Пью

На неё смотрели неласково и с явным недоверием.
Если бы Стелла могла ощущать эти взгляды физически, то их липкая и озлобленная составляющая была бы ей явна противна.
К сожалению или к счастью, шпионка явно этого делать не умела.
Да и спустя мгновение все разрешилось само собой, когда из подсобки показалась кудлатая голова Гренна.
Удивленный парень едва не опрокинул себе на  ногу ковш воды, словно увидел перед собой саму Праматерь.
- Ты? Какого?..
Ковш гулко стукнулся дном о стойку, а помощник корчмаря уже затаскивал шпионку в спасительную тьму.
Вероятно, она позволила ему это сделать, и только поэтому руки Гренна остались в целостности и сохранности.
- Я думал, что ты и носа теперь из дворца не покажешь, а ты прямо сюда явилась. За твою голову назначена не самая маленькая цена - кое-кто из прислуги пустил слухи и домыслы, которые привязывают тебя к Каэрину, слышала?
Гренн улыбнулся - Стелла, что греха таить, ему нравилась. Но дворянке вряд ли нравился простолюдин, или она это умело скрывала.
- Так зачем тебе Пью? Он сейчас залег на дно.

Отредактировано Каэрин аэп Даккэ (2014-09-13 11:32:12)

Известие о том, что многие остались живы, необыкновенно порадовало. Кхайр взял со столика баночку с мазью и нанёс на ожог. Но когда прозвучали слова о том, что аэп Даккэ может быть предателем, резко отставил лекарство и протараторил:
-Что? Как предатель? Я же работал на него! - аэп Лион опешил. - Меня не допрашивали. Вообще. Никак не беспокоили, обходились хорошо. Я здоров и... Ну хорошо, почти полон сил. На две трети. Как только начну ходить - наберусь былой мощью.
Стражник встал, имея на себе только рубашку да набедренную повязку и потянулся. Один раз присел и зажмурился от боли.
-Проклятье, мышцы болят. Я всё отлежал. С другой стороны, в лазарете всегда есть время на книги. Но в храме только молитвословы, а их я и так часто читал. - аэп Лион посмотрел на витраж. - Красота. Явэнн, я не верю что Каэрин предатель. Он - жуткий человек, но не трус и не подлец. К тому же, теперь мы похожи. У него есть шрам, а у меня - ожог. Но моя царапина должна зажить через месяц. И не болит, если за ней ухаживать. - лейтенант мыслил в правильном, по его мнению, направлении. Зачем де Ридо и Даккэ направлять стражник в охрану Императора, если они Каэрин - убийца? Или же они рассчитывали на то, что самый результативный стражник Нильфгаарда окажется плохим охранником?
-Нет, не может быть, Явэнн. Ты ведь пришёл для того, чтоб обсудить это, так? Я сомневаюсь что смогу тебе помочь, но ты можешь забрать меня отсюда с разрешения жрецов. Думаю, я могу выйти в люди. И проклятье, мне интересно - запомнил моё лицо Император или нет? Я бывал в гвардии, вдруг он узнал меня вновь? - Кхайр засмеялся. - Представляешь, я повторил подвиг своего прапра. Я тебе не рассказывал о том, что он спас в бою Торреса? А, наверное все уши прожужжал. Но перспектива поставить маленький памятник в Назаире в мою честь не покидает череп. Наконец, можно написать с меня портрет. С боевой раной, изображённой с правильного ракурса. И на агитационный плакат: "Он сражался и спас Императора! А что ты сделал для Родины, солдат?" - лейтенант вновь рассмеялся тем звонким смехом, который можно услышать от счастливых людей. Воин рвался в бой снова, хоть был плохо для этого подготовлен. Настало время новых испытаний и загадок, и нельзя было медлить.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Трактир малыша Пью

Из наполнявших трактир запахов только что приготовленной еды, немытых тел и дешевого пойла плелось плотное полотно, туго сдавливало шею каждого нового посетителя, мешая спокойно дышать. Стелла никак не могла привыкнуть к душившему смраду, присутствовавшему почти в каждой дешевой корчме, куда приползало отребье разных сортов, сроднившееся со зловонием до такой степени, что от них самих несло хуже, чем от выгребной ямы. Хотя «Голубая роза» была не первым подобным заведение, которое девушку вынуждала посетить работа - никакая другая причина не загнала бы ее в обитель пропойства и утреннего похмелья - аэп Бойл брезгливо кривилась, вдыхая тутошние ароматы.
Дожидаясь Пью, шпионка сдерживала себя от того, чтобы посмотреть на сидевший за столами сброд. Через крепкий заслон вони, который, казалось, не пропускал в заведение никакого другого запаха, клиенты смогли уловить душок предательства, занесенный внутрь девушкой. И к резко бьющему в ноздри букету примешался дурной аромат подозрений. Опасливыми взглядами назад Стелла сделает его еще сильнее и привлечет к себе еще больше внимания. Аэп Бойл оставалось молча молить Великое Солнце о том, чтобы оно пробудило в грязных и пьяных мужланах ту половину их сущности, которое обращает их мысли в иное русло, когда взгляд устремлен на стоящую к ним задом женщину. Уж лучше немытые головы забьются похотью, нежели в уголке ума заведутся сомнения в преданности девчонки империи, растущие и крепчающие при взглядах на женскую фигуру в плаще.
- Ты? Какого?..
- Не рад мне? – хмыкнула девушка, позволяя Гренну без труда увлечь ее за собой. Лениво отстранилась от помощника корчмаря, когда они оказались наедине, для виду изобразив недовольство такими резкими действиями.
- А я никак не могла себе ответить, сколько же стою. Цену, надеюсь, не занизили,  - тонкие губы дрогнули, слабо изогнулись дугой. Приятно смотреть на человека, который не пытается увидеть в тебе предателя. Гренн, похоже, испытывал тоже чувство. Или чего он тогда улыбался?
Отсутствие верзилы огорчило Стеллу. Благодаря корчмарю она хотела найти аэп Даккэ, а теперь нужно искать самого корчмаря. Хорошо хоть мужчина, который приведет к Пью, стоит прямо перед ней. Шпионка не сомневалась, что приведет. Не мог здоровяк оставить напарника одного и не сказать, где его следует искать.
- Пью ответит мне на парочку вопросов. Объяснит, в какую… - девушка сделала паузу, проглотила приготовившиеся сорваться с языка слова, - в какую интригу я из-за вас ввязалась. По городу молва ходит, будто это Каэрин устроил покушение. Значит, нас можно обвинить в связях с предателем.
Их уже обвинили. Заслуженно или нет, но назначили за головы награду. Это Стелле очень льстило и подсказывало, что следует меньше показываться на улице с неприкрытой головой, избегать людных мест, быть как нельзя более осторожной. В городе достаточно личностей, которые рады получить золото из казны князя за пойманную девушку. Простая работа, не требующая много сил и большого ума, посильная вылезшей из темных закоулков черни. Еще и бонус полагается. Аэп Даги не будет спрашивать, что доставившие во дворец шпионку люди успели с ней сделать.
- Ты, - палец уткнулся парню в грудь, - поможешь мне найти Пью. Достанешь мне его со дна или хотя бы скажешь, где следует искать.
Гренн связывал аэп Бойл с остальными участниками политических игр Каэрина. Если сейчас эта связь разорвется, и помощник корчмаря не поможет ей, шпионка останется одна. Без товарищей и безо всякого понятия о происходящем. С чувством того, что ее кинули. Подходящие условия для развития болезни, поражающей доверие и преданность.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Узня

Вот так вот: без манер и масок, без вычурных фраз и напускной лжи. Наверное, такие качества не ценят в высшем обществе, но среди насильников, убийц и ублюдков, которыми кишела Узня, даже высокое сословие отдавало гнильцой.
Каэрин пожал плечами - то, что оборотень его узнал, было похвально. То, что его северная наглость не улетучилась и не испарилась в этих стенах - превосходно. Ему бы ещё силы вернуть и шапку-невидимку, и империя бы могла получить универсального солдата на её страже.
А, может, и злейшего врага. Кто знает.
С этими оборотнями никогда не бывает просто.
- Хватит зубоскалить, нам нужно идти.
Они пошли: медленно, осторожно, слушая друг друга и прислушиваясь к звукам. Впереди. Позади. Не важно.
Узня молила. Узня не хотела отпускать. Узня предлагала остаться. Настойчиво.
Первым настойчивым предложением, как и предполагал Каэрин, оказались стражники, который вначале едва не обмочились, увидав вынырнувшую фигуру в маске палача, а затем схватились за оружие, увидав недавних пленников.
- Какого...
Молоденький офицер не успел крикнуть во всю глотку. Более того, спустя мгновение, как парень вздумал открыть рот, эта самая глотка у него больше не годилась ни на что другое, как для решета.
Хрипя и захлебываясь кровью, юноша упал, загребая руками и ногами, пытаясь вспахать каблуками пол - орион, который Пью посоветовал старому дипломату, оказался действенной вещью.
А со вторым разобралась Кристанна. И, кажется, даже не убила - Даккэ не стал проверять.
- Вот эта дверь. Надо же, заперто. - вивисектор обернулся к оборотню. - Открыть не сможешь?

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Трактир малыша Пью

Так значит, вот они какие - девушки голубой крови.
Такие же, как и с соседней улицы.
И в то же время особенные - Гренн это понимал.
Нельзя шутить со Стеллой. Подмигивать и шлепать чуть ниже поясницы - тоже. Такая и руку сломает и личико оскарябает. Настоящая кошка.
- Поверь, твоя чудная головка оценивается чуть меньше, чем голова старого плута. В этом уж я разбираюсь. А что касается Пью, то его всегда можно подождать здесь.
Парень, пожав плечами, отошел к столу, избавляясь от передника.
Быть корчмарем ему не шло - не под то ремесло фигура да руки заточены.
- Надеюсь, он скоро придёт. В последнее время нельзя быть уверенным хоть в чем-то.
Пригладив непослушные волосы, Гренн улыбнулся.
В Стелле он тоже не был уверен.
А что, если она шпионка Даги? Кто мог за неё поручиться? Каэрин?
Так его тут нет.
- Но если ты хочешь прогуляться, то можно сходить в "Нефрит мантикоры". Пью направлялся именно туда.

p.s. Кхайр и Габриэл - вам мастерский прилетит от лица Явэнна.
Мсье Бонарт также может спокойно постить.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Храм Великого Солнца.

Он был таким счастливым и вдохновленным, что впору было задуматься о том, всё ли в порядке с головой у лейтенанта стражи Его Императорского Величества. А вдруг ожог повредил что-то там? Изменил что-то внутри Кхайра?
Или же это слепая радость играет с воином такую злую шутку?
Явэнн не знал. Явэнн мог лишь догадываться и молить небеса да солнце, чтобы с товарищем всё было лучше, чем то казалось на первый взгляд.
Как объяснить соратнику, что этот храм, этот монастырь - лишь благая клетка? Что отсюда Кхайр может выйти как в свет, так и на плаху? Как сказать человеку, который уберёг империю от сокрушительного удара, что он может не выйти отсюда вовсе?
Дурной пример Кагыра Маур Дыффина был слишком ярок, чтобы его забыть - император не прощает ошибки. Ни одной.
Ошиблись ли сыны солнца, что связались с Каэрином аэп Даккэ? Ошибся ли Ваттье де Ридо, что доверился находчивому дипломату?
Простят ли их потомки за то, что сейчас, возможно, они совершают куда большую ошибку, чем тогда на Играх?
Слишком много вопросов и слишком мало ответов.
Но слишком многого империя ждет от них прямо сейчас.
А значит - пора действовать.
Ради того самого плаката.
Ради девы из Брокилона и обещания, которое Явэнн ей дал.
- Мы должный уйти отсюда, Кхайр. Прямо сейчас. Возможно, с боем.
Когда-то ему бы пришлось это сказать. Кто сказал, что сейчас худшее время?
- Меня послал Каэрин. Император должен знать правду, а не ту грязную ложь, которая выгодна князю Ардаалю.
Его шёпот был подобен набатному колоколу.
А что, если и у стен есть уши?
Что, если у этих стен есть еще и руки?
- В этом флаконе зелье. Даккэ утверждает, что на пару часов тебя хватит, но потом слабость подорвет твоё здоровье. Возможно, слишком сильно - за это он не ручался.
Маленький флакон темного стекла тихо лёг на стол.
- Доверять ему и мне - лишь твое решение, Кхайр. - Явэнн медленно отошёл к двери. - Но лучше не медли с ответом.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Улицы.

Он был не такой, как все.
Несмотря на молодость, металл, прозвучавший в голосе знатного господина, заставил босяков на мгновение заткнуться. Кто подозревал, что в богатеньком петушке столько уверенной злости?
О, нет, так не говорят папенькины да маменькины сынки - так говорят знатоки своего дела. И что-то подсказывало охочим до крови людям, что меч у всадника - не просто дань рыцарской моде.
Когда же на арене появился второй хищник, то вся напускная уверенность шайки пропала окончательно - тот был еще куда страшнее: от хищных усов и взгляда до мыса ботфорт худощавый воин нес в себе угрозу.
- А что мы, - проблеял главарь. - мы ничего. Мимо проходили. Прекрасного вам дня, милсдари! Мы пойдем?
А что если не отпустят?
Так босяки бросятся врассыпную, только их и видели.
Пусть и потеряв кого-то из товарищей, но живы в большинстве своем.
Никто не будет давать честный бой.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Узня

Вильхем то и дело приваливался то к одной, то к другой стене коридора, пока двигался следом за остальными. Выволочку Даккэ не устроил, значит, они вроде как все сделали правильно. Так какого черта он просто не освободил их своей властью, а устроил побег? Значит, их дела все-таки паршивы. Если так пойдет дальше, то придется вернуться на проклятый Север...
Коридоры тюрьмы ничем не отличались от остальных, в которых приходилось бывать. В некоторых камерах было шевеление, кто-то стенал, а кто-то изредка даже кричал. Похоже, здесь охраняли самых бесноватых. Это даже льстило.
К несчастью, дальше побег пошел не так гладко.
- Впереди двое... - успел только предупредить обладающий нечеловеческим слухом Кан, как их тут же заметили.
Оставаться на втором плане мужчина не любил, но сейчас вряд ли бы оказал особое сопротивление. Хотя, нет, выгрыз бы глотку и дело с концом. Не в первой...
А так за него дрались старик и девушка, что совсем не вязалось с гордым мировоззрением. Но пока приходилось терпеть.
Одного из них Кристанна оставила в живых, что оборотню не понравилось. Но перед ними возникла другая проблема - дверь.
Скептически посмотрев на дипломата, наемник все же попробовал что-то сделать, пока рыжеволосая искала ключ. Но все закончилось тем, что после сильного удара ногой он упал на спину на каменный пол, больно ударившись головой.
- Ах, курва! - после чего выругался еще пару раз по-краснолюдски.
Ярость заполонила разум, но вместе с тем придала сил. Девушка решила расправиться с замком более тонкими методами, поэтому оборотень от нечего делать подошел к еще живому охраннику, забирая у него меч. А потом наступил на шею и начал давить, пока не раздался характерный хруст. Ему Даккэ это не запрещал...
Заодно как-то даже полегчало и стало на душе приятнее. Какая же он все-таки мразь...
Тем временем, дверь оказалась открыта, и уже Вильхем пошел первым с мечом наперевес. Непривычное оружие крепко лежало в руке, но слушалось крайне плохо.
- Еще мясо... - предупредил он, выходя вперед в коридоре.
На них понеслось трое охранников, а битва начала происходить в комнате с несколькими столами.
Опрокинув ногой стол, после чего схватив за ворот жертву, заставляя перевеситься, оборотень неловко рубанул ему лезвием по затылку. К счастью, насмерть. После чего скрестил мечи со следующим. Но после нескольких ударов получил несколько глубоких кровавых царапин на теле. И ценой проткнутой насквозь левой ладони сумел вонзить меч прямо в глаз несчастного. Вышло совсем непрофессионально...

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Храм Великого Солнца.

Он рассмеялся, словно бы Явэнну вздумалось пошутить.
Не шутил.
Зелье, которое Каэрин аэп Даккэ передал для Кхайра, было небезопасным. Вряд ли кто-то уверен до конца в том, когда шутит с самой Смертью. Лейтлан бы шутить не стал. Особенно в такое тяжелое время для империи. Особенно в такое тяжелое время, когда домой тебя ждет беременная женщина. Целым и невредимым.
А Кхайр тем временем богохульничал... и выпил.
Славно.
"Если не окочурится за пару минут," - подумал Явэнн. - "то послужит империи еще пару лет. Если не помрет во имя любви, а ведь может. Жалко будет."
- Я схожу за твоей одеждой.
Дверь скрипнула.

Дверь скрипнула, а вместе с ней скрипнуло сердце.
Явэнн Менно Витольд аэп Лейтлан вдохнул и выдохнул.
Несколько раз.
Только что человек рискнул собственной жизнью во имя великой цели. А что сделал Явэнн для империи? Переспал с дриадой?
То, что его пожалели за то, что основное приказание не было выполнено - счастье. Великое счастье.
Именно ради этого счастья следовало сейчас рискнуть собственной головой.
Поймав первого же попавшегося монаха и прижав его к стене, нильфгаардец получил и вещи Кхайра, и его меч, и даже кошелек. После того, как монах был отпущен на волю, то Явэнн выслушал в свой адрес всё то, что о нём думал монах.
Оказывается, силой здесь Кхайра не удерживали.
Оказывается, герой и спаситель Эмгыра мог спокойно покинуть святую обитель в то время и в тот момент, когда ему захочется.
Явэнн выругался, а затем помолился. Не следовало грешить в таком месте.

Улицы

Спустя пару минут они уже шли улицами и улочками, скользя из тени в тень. Явэнн не спешил - давал лейтенанту возможность привыкнуть дышать воздухом свободы.
Неподалеку пинали чей-то труп. Видимо, очередной юродивый - шпионы прошли мимо не задерживаясь.
Практически не задерживаясь - Лейтлан потянул товарища дальше, мешая разглядывать.
- У нас не так много времени, Кхайр. Нужно поспешить.
А ещё следовало бы предупредить друга, ведь место, куда они шли...
- Ты же больше не боишься борделей?

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Трактир малыша Пью

Она была довольна Гренном. От него шпионка услышала то, что хотела услышать. Минуя пустые разговоры и длительные попытки добиться от собеседника нужных слов. Достойно похвалы.
Аэп Бойл понравилась краткость парня, сэкономившая время и нервы, которые могли подпортиться, попадись ей молчаливый или говорящий без умолку и при этом не по делу собеседник. Ни словами, ни изменениями на лице или в голосе она этого не показывала. Переживала, что Гренн заметит изменения в ее настроении, придумает себе чего. Девушке нужен был напарник, думающий о работе. Пускай продолжает так, как начал и все будет замечательно.
- Действительно? Князь думает, что я занимаю важное место в заговоре и дает за меня почти туже цену, что и за Каэрина, - девушка хмыкнула, покачала головой. Удивительно. Она и не приписывала себя к желавшим убить императора людям, а аэп Даги увидел в ней врага и уже выяснил, какова была ее роль в покушении.  Вот чем может обернуться участие в серьезных политических играх. Повесили лживые обвинения, осквернили имя, объявили предательницей. И никто тебя не оправдает. Каэрин сам в полной заднице, ему явно не до девчонки, которую он никогда не видел. Император поверил Ардаалю и предоставил ему право разобраться с заговорщиками. Вариантов для исправления своего положения у Стеллы было немного. Один из них она пробовала сейчас.
- Подождем Пью здесь. Если его долго не будет, пойдем за ним.
  Ей это казалось правильным решением. Человеку, за голову которого объявлена награда, опасно выходить на улицы. Есть огромная вероятность вляпаться в неприятности. Девушка не хотела зря рисковать и покидать корчму, как бы ни противна шпионке была «Голубая роза» вместе с ее посетителями. Корчма казалось безопасной.  Рядом был Гренн, скоро должен подойти его старший товарищ. Это их заведение, они не позволят кому-то устраивать в нем разборки. Не дадут в обиду посетительницу, зашедшую по важным делам. Опаснее было снаружи. На улицах могли повязать шпионы Ардааля или схватить охочие до золота головорезы. Могли напасть озлобленные жители Назаира, жаждущие скорой расправы над предателями. Не стоит проверять, кто встретится им первым и что он сделает с изменниками. Пью сам обязательно придет, не нужно за ним идти.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Узня

Ты открываешь им двери, ведешь к истине и понимаю этого мира, а они жертвуют собой, пытаются сдохнуть и помереть там, где этого не требовалось.
Третьего нападавшего прикончила Кристанна - Даккэ не разбирался каким способом и образом. Внимание дипломата полностью приковал оборотень.
На что надеялся Вильхем, когда жертвовал собственной шкурой? На то, что сможет обернуться в свою вторую ипостась, подавляя боль, залечить свои раны скорее?
Глупец!
Прежде чем рисковать своей башкой, то следует уточнять побочные эффекты у принятых ранее лекарств.
Кровь хлынула, что с порося. Каэрин выругался, поглядывая на руку оборотня.
- Впредь думай головой и оценивай возможности. - покопавшись в сумке, Каэрин достал кусок ветоши и бросил его Кристанне. -  Перевяжи его! У нас совсем мало времени.
Каэрин не лгал: времени действительно было в обрез.
Хотя тревогу ещё и не подняли, и Узня молчала, что бесчисленные назаирские статуи, но время действия зелья, которое принял северянин, не было вечным.
Что будет после: недомогание, рвота, агрессия. Наверняка, Вильхем, чья звериная сущность проснется и отойдет от "спячки" захочет сожрать того, кого увидит первым. Быть может, пусть лучше это будет барашек или несчастная козочка?
- За мной, сюда.
Каэрин, прихватил со стены один из факелов, прогоняя коридорную мглу.
Им предстояло пройти немного, путаясь в паутине и пугая местных крыс, которые совершенно не были рады пришельцам.
Пять ступеней вверх, и новый узкий коридор встаёт перед ними.
Ещё одна площадка. Каэрин уверенно отсчитывает камни кладки, надавливая на один из них.
Скрипнул старый механизм, заскрипели камни, и стена отъехала в сторону, словно её здесь никогда и не было.
Даккэ вздохнул: помнит. Он всё ещё помнит.
- Туда. Будет сыровато.
Уйти через канализацию - дело не новое. Скорее, привычное.
Если они пройдут через это, то искупаться во лжи и грязи придворных интриг - дело плевое.
Стоило ли плеваться?
- Я пойду первым, я знаю дорогу. Приключений не будет.
Каэрин сделал шаг во тьму, дыша через рот.
Проклятая маска прилипла к лицу, тяжелый фартук - к взмокшей от беготни и ситуации спине.
Что ожидает их во тьме? Куча грязи, нечистот и, быть может, пара обглоданных крысами трупов.
Что их ждет позади? Дыба, колесование и пытки.
Каэрин предпочел искупаться в дерьме.

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. Трактир малыша Пью

Что она могла не знать о жизни? Пожалуй, Стелла знала всё и даже чуть больше.
"Такие дамочки, - как думал Гренн, - знают, чего хотят от жизни и знают, что жизнь хочет от них".
Если бы не то странное обстоятельство, та каша, что вскипела в котле назаирских событий, то бывалый малый без зазрения совести бы сдал Стеллу, получил бы свои деньги и жил бы припеваючи.
Но их связывало нечто большее, чем служба и то, что произошло на Играх.
Их связывало то, что и девчонка, и босяк выжили там, где другие бы сдохли.
- Подождём. Есть хочешь?
Это вряд ли.
Если бы чего хотела помимо ожиданий, то сказала бы об этом едва ли не с порога. Да и не походила эта ухоженная девка на голодающую.
Ох, не походила.
Не дожидаясь ответа, Гренн выглял в зал.
- Чу, Гор, присмотри тут! Да чтоб без всяких!..
Не успел Гренн вернуться в комнату, как входная дверь скрипнула. Почти сразу же раздался стук в стену: Гренн замер.
- Именем Его Светлости Ардааля...
Парень недобро глянул на Стеллу.
- Кого ты притащила, мать твою?

1265 год 6 апреля. Нильфгаард. Назаир. "Нефрит мантикоры"

На свет они вышли спустя час или около того.
Воняли.
Каэрин аэп Даккэ, едва не потерявший в лабиринтах канализаций маску, с наслаждением и без опаски вдохнул воздух. Такой чистый. Такой сказочный. Такой неповторимый.
И плевать, что в волосах поселилась паутина, а вши делят территорию, плевать, что в сапогах хлюпает чужая моча.
Живые! Живые, мать вашу!
В заднюю дверь борделя Каэрин постучал указанное количество раз.
Их впустили внутрь.
Салфир, та самая волоокая девушка, по чьему приказанию Каэрин был спасен из-под обломков арены, смотрела строго. То, что она не ругалась, было лишь чудом.
- Опоздали.
- В этой паутине не так-то трудно и потеряться. - Каэрин пожал плечами, избавляясь от испорченной одежды.
Вильхема почти сразу и без его согласия увели три девушки.
- Его раны обработают, а тело отмоют. Бадья для Вас и госпожи Кристанны готовы.
В этой пташке было много заботы. Слишком много, чтобы это было просто правдой.
- Салфир, мой друг нуждается в особом обращении, в скором времени он...
- Я знаю. - Девушка перебила его. Стремительный взгляд её темно-голубых глаз встретился со взглядом Каэрина, а после уперся в пол. - Я всё знаю, господин, и лично прослежу, чтобы он никого не покалечил.

Они остались в комнате вдвоем: Салфир покинула их компанию, предоставив вивисектора и проклятую самим себе.
Каэрин, отбросив маску в угол, потянул левой рукой за ворот и зашипел.
Рана, нанесенная предательским ударом убийцы, не спешила заживать.
- Помоги! - в последнее мгновение он одумался. - Пожалуйста.
Она ему Каэрину никто: вивисектор не заключал с девчонкой ни контракта, они не подписывали соглашений и обязаны друг другу были лишь общим знакомым. И, не смотря на это, Кристанна пришла на помощь дипломату, когда это потребовалось. И, не обращая внимания на вражду между их государствами, Каэрин сделал то же самое.
Тяжелый фартук рухнул на пол. Туда же на пол рухнула и стеганка.
Каэрин осторожно вдохнул.
- С Вильхемом будет хорошо. Когда он поправится, если изъявите желание, то вас доставят в Цинтру. - Даккэ поморщился. - После сегодняшнего дня знакомство со мной, быть может, посмертное, может быть опасно.

Примечание:
Кхайр - жди поста Явэнна.
Вильхем - тебя будут мыть, очень обильно накормят и запрут в комнате без окон и с одной крепкой дверью. С каждой минутой оборотень внутри тебя становится всё злее, хочется рвать и метать. Жрать людей тоже хочется. Очень.

Отредактировано Каэрин аэп Даккэ (2014-10-04 18:37:15)