Вильхем прекрасно умел отличить настоящее желание от притворства. И прекрасно знал, как можно его пробудить. Разумеется, от женщины к женщине имелись различия. Некоторые предпочитали прикосновения к очевидным точкам, кто-то не любил долгие прелюдии, по-разному...
Присцилла была одной из тех, кто наслаждается каждым мгновением, предвкушая большее, но не ускоряя чересчур события. От того он и действовал размеренно, смакуя каждое мгновение. Прекрасные изгибы прекрасно ложились в грубые мужские ладони, а их жаркое дыхание звучало почти в унисон.
Отчасти оборотень стремился к тому, чтобы девушка дала волю стонам. Но и то, как она сдерживалась изо всех сил, невероятно заводило наемника, не позволяя остаться равнодушным. Тело же не врало и реагировало должным образом. Каждое напряжение мышц и прерывистое дыхание не уходило от его внимания.
Не став долго ждать, он начал истязать таким же образом второй сосок, в то время как теперь уже обе ладони нещадно мяли груди, оставляя небольшие следы покраснений, но еще недостаточно сильно, чтобы те переросли в синяки.
После чего он вновь поднялся выше, коснувшись пухлых губ на мгновение своими, наслаждался ответными поцелуями в шею.
А рука, что спустилась внизу и шаловливо играла между его ног, заставила крупную фигуру Кана поверх Присциллы ощутимо задрожать.
Он опустил руку вниз, накрывая маленькую ладошку девушки, а после помог расстегнуть тесемки брюк. Пришлось все-таки вырваться из плотного обхвата длинных изящных ног, чтобы окончательно избавиться от одежды. Теперь у них не осталось друг перед другом секретов...
Вильхем вновь медленно навис над любовницей, глядя прямо в глаза. И не увидел в ее и тени сомнений. Они оба знали, чего хотели. Даже у возвышенной творческой души могут быть свои, животные потребности... в этом нет ничего плохого. Да и разве это не один из способов найти вдохновения? У бардов с этим нет проблем, так почему у девушек-бардов должно быть по-другому?
Массивое тело оборотня еще сильнее вжало хрупкую фигуру Присциллы в кровать. Рука мягко прошлась между упругих бедер, заставляя их инстинктивно сжаться, а потом с небольшим нажимом и властно раздвинула их. Еще мгновение, и они стали единым целым, что отозвалось еще одним приступом дрожи.
Опираясь на локти, мужчина подложил обе ладони под затылок любовницы, сладко целуя ее в губы, в то время как его тело двигалось в неторопливом, даже нежном ритме, пусть и приходилось сдерживать звериные порывы.
Неведомым образом девушка диктовала настроение, с которым продолжалось действо. Возможно, это магия. Но такой магии обучиться невозможно, только владеть с рождения. Такой же обладают зерриканки, провоцировавшие мужчину совсем на другие действия.
Здесь же он старался сделать все как можно приятнее, чтобы они насладились каждой секундой. Такую роскошь готов подарить редкий мужчина...

Отредактировано Вильхем (2015-10-15 15:03:25)

Каждый раз в таких случаях Вильхем считал себя недостойным. Нет, не прекрасного тела. А быть с кем-то , чей разум чист и не замутнен страхом, ненавистью и другими чувствами, которыми был пропитан сам оборотень с головы до пят. Со своим звериным чутьем он оставался неизменно падок на подобные вещи.
Каждый нес в себе какой-то груз. И часто Кану нравилось делить чужую боль таким вот образом, отчасти отдавая свою, и обоим становилось легче. Но подобное всегда приносило лишь временное успокоение, всего лишь давался выход тому, что накопилось. Врачеватели говорят, что в таком случае это лишь лечение симптомов, не более того...
Но теперь, сжимая в объятиях хрупкое прекрасное тело Присциллы, мужчина чувствовал,  как все уходит, испаряясь практически без остатка. Разумеется, все вернется. Не сегодня, так завтра. А, может, через месяц. Потому что даже если они останутся вместе, жизнь будет тяжким грузом лежать на оборотне, продолжая отравлять душу. А потом его яд начнет передаваться ей... нет, он этого не хотел.
Поэтому ловил каждую секунду, пытаясь насытиться ей по полной. Не хотел разочаровать ее ни сейчас, ни после. Хоть и прекрасно понимал, что девушка не глупа. И чувствует, может даже больше, чем он сам. И обмануть ее не получится. Она здесь, потому что хочет будет с ним, а не с тем, кто побольше, посильнее, и способен удовлетворить даже самые высокие запросы.
Такое желание подделать невозможно для внимательного взгляда. Оттого оборотень действовал так, словно кроме Присциллы больше никого и ничего не существовало.
Он охотно спустился вниз, к нежной гладкой коже шеи, вновь и вновь втягивая невероятный запах, отдавая в ответ горячее дыхание, от которого заметно раздувались ноздри.
Губы оставляли заметные покраснения, равно как и легкие прихваты кожи зубами, словно он как волк, пробовавший добычу на вкус. И в этот момент ни он, ни она, не думали, как она потом будет выступать, если не удастся прикрыть следы. Слишком поглощенные действом, любовники забыли о Сташеке и его труппе сплетников.
Но Кан все же помнил о них кусочком сознания. Обласкав шею, он переместился губами выше, сильные руки обхватили изящные изгибы спины Присциллы, заключая ее тело в жаркую ловушку его напряженных мышц с проступившими от напряжения венами, отрезая любой путь к отступлению.
Его напор стал сильнее, но оставался все же размеренным. Он не желал скорого конца, желал подарить весь спектр ощущений, на какой был способен.
Губы оборотня скользили по лицу, но избегая страстного поцелуя. Все лишь затем, чтобы не мешать звонкому голосу певицы звучать за пределами этой комнаты. Любители слухов получат свои подтверждения. Но вместе с тем им остается лишь завидовать, что из всей этой труппы с разноцветными перьями, она предпочла того, у кого нет притворного шарма и обаяния, построенного на умении манипулировать чужими эмоциями.
Что она выбрала того, кто честнее в первую очередь по отношению к самому себе...
Их дыхание, пропитанное алкоголем, встречаясь, образовывало совершено невероятную, пьянящую смесь. Разум оборотня уже давно был где-то далеко, его действиями во многом руководили инстинкты.
Но вдруг разгоряченные тела перевернулись. Мужчина ловко притянул ноги девушки ближе к себе, заставляя ее встать на колени, а сам сел, заставляя ее подняться. Теперь они были вновь лицом к лицу, но теперь видели и тела друг друга.
Руки прошлись по упругим бедрам и ягодицам, оставаясь на талии. Хватка мужчины стала крепче, но была скорее властной, чем болезненной. И нужно это было лишь для того, чтобы направлять движения любовницы, которой при желании можно было просто отдаться удовольствию, ибо для оборотня она была как пушинка.
Рана на его руке вновь начала кровоточить, пропитывая бинт, оставляя красные следы на ее теле. Но ему было уже все равно...

Вильхем редко испытывал вину за поступки. Прежде всего за поступки, продиктованные звериной сущностью. Есть вещи, которым нельзя сопротивляться, как нельзя пройти сквозь огонь, не опалившись. Он выбрал жизнь, когда была возможность. Когда было множество возможностей все прекратить. Тогда оборотень думал, что им руководил лишь инстинкт самосохранения  Но нет, было и просто желание жить, несмотря ни на что.
И раз за разом наемник убеждался, что это один из немногих моментов, когда он действительно живет. И дело не в самом утолении примитивных желании, а простом желании быть с кем-то рядом.
Многие могут жить одни, но несмотря на большой опыт в выживании в одиночестве, Кан не чувствовал себя одиночкой. Ему пришлось им стать, жизнь заставила в свое время, а любые попытки изменить это заканчивались плачевно.
Именно тогда просыпалось чувство вины...
Но здесь, сейчас, с Присциллой в объятиях, когда их жаркое дыхание соединялось воедино, все забывалось. Даже было неважно, услышат ли их стоны за стеной, и будет ли это предметом для обсуждения на последующие дни.
На это стало совершенно плевать, особенно близко к финалу, когда не осталось ничего, кроме разгоряченных, напряженных до предела партнеров в комнате. Все остальное окончательно перестало существовать...
Полузабытье не хотело проходить, и мужчине это нравилось. Он не заметил, как оказался на спине, а хрупкая девушка на нем. Он обнимал ее, словно не желая отпускать, хоть и понимал, насколько скоротечны эти моменты. И повториться они вряд ли смогут.
Надолго задержаться не выйдет, рано или поздно придется идти дальше. Куда заведет Вильхема дорога, и встретятся ли они вновь, неизвестно. Но некоторые вещи нельзя изменить, как сильно не старайся.
В этот раз Кан ощутил сильное желание попытаться еще раз... но посчитал, что продиктовано это общим отчаянием, чувством безысходности. Мир вокруг медленно, но верно рушился, и он цеплялся хоть за что-то привычное, за что-то хорошее...
Присцилла же не достигла этого. И если доведется, не постигнет никогда. Ибо из числа многих живущих она заслуживала этого меньше всего...