Она заслужила все произнесенные ведьмаком упреки, потому как слишком поздно поняла, что ведет беседу не в светском обществе дилетантов. Сейчас речь шла о жизнях людей, а не о науке, бывшей для аристократов, далеких от забот каждый день гибнущих в пастях чудовищ кметов, всего лишь забавой, игрой пресытившегося развлечениями ума. Графиня прокляла свою внезапную болтливость, приведшую к столкновению двух разных миров, где ценность человеческого существования измерялась совершенно разными категориями. Лучше бы держала язык за зубами, однако проклятое любопытство вкупе с попыткой произвести впечатление на ведьмака, показать, что даже фрейлина туссентской княгини знакома с нюансами его ремесла, все равно довело ситуацию до осознания, какая бездна пролегает между ними, и сколько еще предстоит пройти, чтобы проложить через нее хотя бы зыбкий, шатающийся под ногами мостик. Поэтому Мила промолчала, испугавшись как бы нейтральный разговор о бестиях не превратился в спор, больше всего опасаясь за неосторожно брошенные ею слова о собратьях Ламберта. И, наверное, в какой-то степени и о нем самом. Получается, люди приравняли ведьмаков к точно таким же монстрам, как жагницы и сколопендроморфы, присвоив себе моральное право рыться в их мертвых телах, как в редких экземплярах животного мира, пытаясь понять суть их природы. Картина получилась настолько до отвратительного живой, что девушку едва не вытошнило. Мучительный приступ стыда охватил ее целиком. «Их презирают, их унижают, их гонят прочь отовсюду, боясь опаршиветь от их дурного глаза… О них сочиняют нелепицы и их боятся. Даже погибшим им не дают покоя». Ресницы сморгнули обжегшие глаза соленые капли, скользнувшие по щекам. Что она наделала? Разве можно поступать столь неосторожно? Графиня с душевным трепетом ждала реакцию Ламберта на ее ошибку, до последнего надеясь, что он не заострил внимание на глупом замечании, но едва ведьмак обернулся в сторону спутницы, то одним взглядом высек на сердце хлестким ударом закровоточивший рубец. Мила ощутила его боль с такой силой, будто сама переживала ее собственной жизнью. Ей захотелось разрыдаться в голос от этих нестерпимых, впивающихся иглами под кожу ощущений. Если бы еще только слезами можно было исправить допущенные ошибки! Девушка пришпорила кобылку, заставив ее поравняться с идущим впереди гнедым. Спазмы от подавляемых рыданий не сразу дали ей говорить, и, наверное, это к лучшему, иначе бы речь грозила превратиться в бесконечный поток запоздалого раскаяния, не способного повернуть время вспять и закрыть ей в нужный момент рот, чтобы избежать последствий необдуманных действий. Что ж, опыт редко бывает приятным, предпочитая обжигать горло нестерпимой горечью.
- Вечером нужно будет снять повязку и осмотреть тебя. Спина беспокоит меня теперь куда больше…, - наконец, тихо произнесла Армилия. – И... прости за неосознанную жестокость.  Я причинила тебе боль, но,тем самым, ранила саму же себя, - она, ведя одной рукой лошадь стремя в стремя, сжала пальцы другой на его запястье. - Потому что… потому что…, - девушка вдохнула полной грудью сырость, пропитавшую пространство вокруг, ей не хватало воздуха – казалось, будто он совсем не доходит до легких. – Потому что я люблю тебя, мастер ведьмак Ламберт из цеха Волка. Ты имеешь право не верить, но…остановись лишь на пару мгновений и прикоснись ко мне, чтобы почувствовать, как бьется сердце. Оно скажет тебе все, что не могу высказать я, -она выпустила его руку и судорожным, нервным движением размазала по щекам слезы.

Ламберт остановил коня, и графиня немедленно последовала его примеру. Жемчужина, не найдя вокруг ничего съестного, принялась заигрывать с гнедым, пытаясь укусить его, и Армилии приходилось постоянно одергивать ее, дабы не довести до разборок еще и лошадей. Предстоял сложный, но необходимый разговор. Она знала это, пыталась приготовиться к нему, и все же оказалась захвачена врасплох. Их взгляды встретились. Девушка тихо всхлипнула, и в этот момент ее ладонь оказалась в руке ведьмака. Такое знакомое, такое желанное тепло, как всегда, успокаивало ее и придавало сил. Которые сейчас ей были нужны как никогда. Ламберт опасался ее чувств, не верил, сомневался… Разумеется, на это имелись причины. Если бы саму южанку спросили в лоб, как так могло получиться, что она по уши влюбилась в незнакомого ей ведьмака, зная его менее одного дня, то навряд ли бы услышали какой-либо вразумительный ответ. Мила не знала, как и в какой момент, ее сердце дрогнуло, но разве это уже имело значение? Ради него она начала жить заново, обретя смысл. Не иллюзорный, не похожий на призрачные обязательства, возложенные на потомков костлявыми руками предков, а настоящий, искренний, тот, ради которого хотелось дышать, действовать, тот, ради которого стоило сражаться. Да, фрейлина понимала его сомнения. Сейчас из них двоих принимать решение нужно именно ей. Последнее, окончательное, после которого не будет пути назад. Ибо на стражи его нерушимости всегда стоит герб. И цена его неизмерима никакой мерой.
- Разве мои слезы не подсказывают тебе об искренности моих чувств? Ламберт, - она смотрела на него со всей нежностью впервые расцветшего  в ее душе первого чувства. Мила никогда не испытывала ничего подобного ранее. Ей не преподавали науку любви, и сейчас приходилось следовать путем проб и ошибок, полагаясь лишь на женское чутье, испокон веков служившего единственным ориентиром в неспокойном море сердечных привязанностей. – От авантюр не плачут. Не просят прощения. Не думают о другом более, чем о самом себе. Я вручила тебе свою жизнь и честь. Я верю тебе. И боюсь за тебя. Поэтому не должна лгать. Мне придется сражаться за тебя, любимый, и эта схватка будет дольше и сложнее твоего боя с виверной. "Бестии" моего мира куда более опасны и куда более безжалостны, нежели все кикиморы вместе взятые, - она отвела взгляд, чтобы сморгнуть слезы. Удерживать рыдания становилось все сложнее, и они прорывались нервными вздохами, мешая говорить. – Они не умеют прощать. И не способны понять. Мы с тобой идем по лезвию меча. И если я тебе скажу уйти, ты уйдешь. Но причина этому может быть только одна – угроза твоей жизни. Я не позволю никому из них причинить тебе вред. Также как ты защищал меня здесь в лесу, так и я сделаю все, чтобы уберечь тебя там. В моем мире. Просто знай…, - она искусала себе все губы, задыхаясь от всхлипываний. – Мне неведомо, как любят дворянки Севера, но в моем сердце есть только одна свеча, и ее зажег ты. Я не буду жить без тебя. Слово графини де Венендаль. Я не боюсь принять смерть. И не боюсь одиночества. Потому что понимаю: ты не сможешь быть со мной всегда и должен следовать по Пути своего Предназначения. Ламберт, я боюсь лишь одного: знать, что потеряла тебя навсегда. Мне невыносима сама мысль об этом, - одернув кобылку, уже допекавшую гнедого своим вниманием, Армилия, сползала с седла на бок, чтобы обхватить обеими руками предплечье ведьмака и прижаться к нему щекой, молча глотая слезы.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-03 19:53:37)

Как же ей хорошо рядом с ним! О, Великое Солнце, она отдала бы всю себя без остатка, чтобы время сейчас остановилось, и позволило им побыть друг с другом чуть дольше - до бесконечности. Скоро жизнь бесцеремонно расставит все по своим местам, исходя из статусов их обоих, и им придется невольно учитывать эти обстоятельства, как бы ни хотелось забыть о них. Армилия вцепилась мертвой хваткой в ведьмака и думала о том, насколько они оба готовы к грядущим «боям». Отец никогда не примет ее выбор, поэтому необходимо, как можно дольше скрывать от него правду. Но насколько это возможно, когда неизвестно, далеко ли раскинулась сеть его соглядатаев? Граф де Венендаль всегда скрывал от детей свое настоящее местонахождение. Адрес на письмах не говорил ровным счетом ничего, означая лишь наличие там человека, способного передать ему сведения. Где он сейчас? В Вызиме? В Новиграде? В Венгерберге? Человек-тень. Человек-призрак. Иногда девушке казалось, что он давно существует лишь в ее воображении. В любом случае, сейчас верный императору карьерист занят грядущей войной, и, вероятно, пока не примет всерьез увлечение дочери. Армилия закрыла глаза, слушая шепот Ламберта, подтверждающий искренность его чувств, но страх не отпускал ее. Те убийцы, о коих шла речь, никогда не показывали своих лиц, и в то же время не скрывали их, сливаясь с обывателями и ничем не выделяясь из  снующей по своим делам толпы. Они приходили в виде яда в придорожной таверне и болта в спину в узком, загаженном переулке, в виде ночных пожаров и анонимных доносов. Они следили, выжидали нужный момент и растворялись во тьме, не прикоснувшись руками к жертве. Отец не писал об этом, но Эрвин редко бывал сдержан с сестрой по отношению к подобным методам, когда речь шла о делах семейных. Ламберт уверял, что справится, но как быть, если в руках их врагов будет оружие, удар коего невозможно отразить – их любовь? Вполне вероятно, все обойдется банальным шантажом, покупкой их разлуки в обмен на жизнь. От всех этих мыслей сдавило виски. Ее заставят быть хорошей дочерью, и от нее одной зависит –сумеет ли она выторговать себе что-то в обмен. «Я еще не в Вызиме, а уже приходится расставлять фигуры на шахматной доске… Но ты никогда не станешь одной из них, любимый. Обещаю». Горько вздохнув, Армилия заставила себя выпустить ведьмака из объятий. Его тревога явно не напрасна. Если  постоянно делать уступки чувствам, то можно оказаться в весьма неприятной ситуации. Воздух стремительно остывал: собирался дождь, а сумерки с такой мрачной завесой из туч подкрадутся еще быстрее. Путь через топи обещал быть не самым легким. Девушка последовала за Ламбертом, опять стараясь держаться не наравне с ним, а чуть позади, и пытаясь справиться с расшалившейся кобылкой, видимо решивший мстить всем окружающим, дабы впредь не морили ее голодом.
- Как долго может занять дорога через болота? – поглядывая по сторонам, с возрастающей тревогой спросила графиня. – Нам придется остаться там на ночь?

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-04 14:02:43)

Ответ Ламберта заставил девушку забеспокоиться. Два-три часа  - достаточно большой период времени, чтобы дать возможность и дождю, и ночи вступить в свои права. Особенно, если пара увязнет в болотах. В сумерках риск не выбраться из них возрастал стократно. С учетом того немаловажного обстоятельства, что ведьмак ранен, и боя с чудовищами не выдержит. А на свежую добычу их может собраться приличное количество. Не так уж часто, скорее всего, сюда попадают путники, предпочитающие ровную, протоптанную дорогу от самого Марибора. Армилия, упрекнув себя в трусости, чтобы отвлечься, принялась размышлять о насущном: в Вызиме ей нельзя надолго задерживаться, это вызовет подозрения, так что следующие дни обещают пройти в утомительных и кропотливых трудах. И визитах вежливости, коих никак нельзя избежать. Зато потом можно будет отправиться в Оксенфурт, где графиню должны, наконец, ждать настоящие отдых и покой. «Если только Эрвин опять куда-нибудь не влипнет… Любимый младший братик. На него я всегда могу рассчитывать… Он бы никогда не осудил меня. И помог. Уместно ли рассказать о том, куда я еду дальше? Наверное, сейчас не до того. Нужно сосредоточиться на нынешних заботах: и главная из них –выбраться отсюда живыми». Южанка не знала о дальнейших планах ведьмака, и поэтому решила пока не мучить себя даже не маячившим на горизонте будущим. Как ни больно осознавать, но он уедет. Просто потому, что должен выполнять свои обязанности перед цехом. И людьми. Ей не хотелось думать об этом. Все казалось таким запутанным и сложным: она теперь не представляла свою жизнь без него, без его поцелуев, его усмешки, его колющей губы щетины, его рассказов о бестиях, его объятий… Мила не желала возвращаться в прежний мир одиноких, пустых и бессмысленно одиноких ночей, но судьба не спрашивала ее мнения. Как им вести себя там, в городе, где балом правит досужее мнение? Графиня сжала губы. «Я сделала выбор. И не позволю быть себе малодушной». Героические мыслеизречения прервал вполне прозаический писк комаров, и девушке стало не до Вызимы. Она только успевала возмущенно махать руками, отгоняя от себя сих малых родичей фледеров и катаканов. «Не хватало еще, чтобы утром у меня все лицо опухло от укусов!» - подобный исход путешествия ей не нравился совсем. Конечно, среди ее богатого запаса притираний и прочих средств, позволяющих исправлять недостатки во внешности, появляющиеся вследствие утомления, недомогания и прочих неприятных событий, могущих случиться с любой светской дамой, нашлось бы что-нибудь способное замаскировать алые пятнышки, но как справиться с жутким зудом, коий способен измучить до истерики? Сейчас Армилия была согласна даже на то, чтобы обменять комаров на утопцев – один к одному, но навряд ли Великое Солнце согласилось пойти на подобный дисбаланс в природе, поэтому приходилось усердно махать руками и подгонять страдающую от деяний мелких кровососов не меньше хозяйки Жемчужину. В довершении ко всем бедам неожиданно озвучил свой вердикт Ламберт.
- Перестань! Я - взрослая девочка, и смогу о себе позаботиться, - доведенная до бешенства бесплодными боевыми действиями против многочисленного жужжащего воинства, фрейлина сердито фыркнула и уточнила. – В городе. Я тоже, знаешь ли, не предлагаю тебе целоваться прямо посреди площади. Можешь делать, что хочешь, но… я не собираюсь притворяться, будто ты ничего не значишь для меня. Ах, да откуда их столько?! Проклятые комары! Они, как будто, не ели целую вечность!– очередной шлепок по лицу завершил гневную речь графини, вспомнившей, что, собственно, в этом деле они оба тоже не ушли далеко. Специфическая похлебка не в счет. – Нас догоняет дождь, и я уж не знаю, что лучше – вымокнуть или быть искусанной. Прости… эта летучая мерзость просто действует мне на нервы, - она вздохнула, в очередной раз отогнав навязчивый писк.

Армилия старалась внимательно вслушиваться в географический экскурс – насколько это было возможно в условиях нечеловеческого противостояния голодным армадам комаров. Любая информация могла когда-нибудь пригодиться, поэтому не лишним будет держать ее в уме. Как и дорогу в обход болот. Неизвестно, какие события ждут впереди. Всегда есть шанс, что пройдя по одному пути всего раз, вынужден будешь повторить маршрут. Подобные мелочи порой стоили кому-то жизни, поэтому пренебрегать ими - непозволительная роскошь. Вызиму окружали топи. Это важная деталь для будущей войны. Нужно будет умело провести солдат, не утопив их по дороге и не скормив местной голодной нечисти, равно как лошадей и снабжение. Странные, непривычные мысли, но вполне в духе того, о чем ей придется думать ближайшие дни. Жемчужина с видимым удовольствием перешла в галоп, и, будучи от природы резвой и беспокойной, пыталась обойти замученного ею гнедого, так что снова приходилось придерживать чрезмерно разгулявшуюся кобылку.
- Удивительно, что местные власти никак не беспокоит подобное положение дел. Если происходит такой разлив реки, то может быть следует поискать тому причину? Например, вероятно, всему виной обильные снегопады,  - любая тема, имеющая отношение к науке, немедленно начинала щипать графиню пониже спины, требуя тут же умно порассуждать на сей счет. -  Или же просто можно исследовать эту самую Хотлю от самого устья, проследив, где она получает подпитку. А потом решить вопрос о возможности установки дамбы или чего-то еще по мере необходимости.  Достаточно одного нанятого мага или алхимика, или любого разбирающегося в природных явлениях ученого, но… на всё нужны средства и время, а вкладываться и хлопотать никто не любит, даже если результатом будет благое дело, - Армилия с сожалением покачала головой. – Я немного могу рассуждать об этом, потому что много сил вложила, чтобы восстановить погибшие виноградники. Шесть лет назад я переехала жить в свое имение в Туссенте. Прежний владелец вел скрытный образ жизни и не совсем ясно, чем он занимался. Кто-то говорит, что некромантией, кто-то - что просто был в бегах от кредиторов. Он назвал новый дом «Лязиль», что значит «Убежище», и… непонятно, куда потом хозяин пропал. Дом долгое время пустовал, а потом его и все поместье с аукциона купила моя семья. Честно говоря, там все было в ужасном запустении и пришлось начинать с самого начала. И вот в прошлом году, наконец-то, мы получили первый урожай, но он весь тут же разошелся молодым вином, мы не успели разлить его по бочкам, - графиня, не удержавшись, рассмеялась, вспомнив, как гуляли всей округой от батраков до господ в едином большом  празднике, ставшем венцом всех забот и трудов. – В этом году надеюсь, что получится собрать больше годных ягод, и можно будет отложить приличную часть на выдержку, - она хитро улыбнулась. – И я теперь, наконец, знаю, как назову свою марку вин. Но сейчас не об этом, - девушка, чуть нахмурив светлые брови, посматривала то на болота, то на небо. – Надеюсь, лошади выдержат. Если мы их загоним, это будет верная смерть.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-04 21:59:40)

Внятный разговор между ними пока не получался. Оба слишком мало знали друг друга, если не сказать –не знали вообще. Но Армилию сей факт никак не печалил, она надеялась, что им еще представится возможность провести время вместе, чтобы наверстать упущенное. Если ведьмаку не надоест болтливая обуза. Графиня неожиданно ощутила, как внутри все превратилось в опаляющий морозом лед. Она первой поцеловала его, первой призналась в любви… Она торопилась поделиться с ним вспыхнувшим, разошедшимся пожаром  чувством, но… готов ли он к нему? Или отступит, посчитав связь с аристократкой излишне хлопотливым занятием? Не скрывается ли за попыткой уберечь ее от сплетен всего лишь желание исчезнуть, едва они достигнут Вызимы? Девушка притихла, в самое сердце пораженная неожиданно возникшими сомнениями. «Нет, я верю ему. Ламберт не поступит так со мной. Он не стал бы лгать… и сказал бы сразу. Наверное». Первые холодные капли попали за воротник камзола и рубашки, пробежали по спине. Морось обещала скорое  прибытие дождя собственной персоной, и это обстоятельство слегка беспокоило. Оказаться в темноте под навалившимся  стеной ливнем не хотелось. Едва фрейлина успела убедить себя смириться с неизбежным, как идущий впереди гнедой сбавил темп, а потом и вовсе пошел шагом. Армилия поспешила угомонить Жемчужину, у коей еще явно оставались силы для быстрого аллюра. Ничего удивительного здесь не было:  кобылка, необременённая дополнительной ношей, несла легкую по весу всадницу и была в дороге всего чуть больше суток, тогда  как конь ведьмака явно проделал куда больший путь. Ламберт кратко пояснил причину столь внезапной попытки сберечь лошадей. Время и расстояние позволяли пожалеть несчастных четвероногих, умаявшихся едва ли не больше их хозяев. Нарисованная картина ближайшего будущего показалась невообразимо прекрасной: мало что, как оказалось, может сравниться в мире с горячей едой и теплой постелью под скатом крыши.
- Я бы не отказалась от ужина, - еле слышно вздохнула графиня с тоской вспоминая, что у нее не осталось при себе денег. Все ушло на оплату уничтожения виверны. Если и была какая-то критическая точка отсчета, после коей пора проваливаться от стыда сквозь землю, то, кажется, это она и была. «Замечательно. Вы, Ваше Сиятельство, не просто обуза, Вы – одна сплошная неприятность. Великое Солнце, другой бы на его месте уже давно бы забыл про двести флоренов и бросил меня на полпути в болотах, чтобы не возиться…». – И от ванны, - лишь добавила она вслух самым робким тоном. Пока южанка терзалась внутренними противоречиями и страдала от собственного несовершенства, Ламберт протянул ей свой плащ. Пару секунд в Армилии боролись неловкость, связанная с ее весьма обременительной спутнику особой, и необходимость, ибо простывшая графиня, подхватившая лихорадочный жар, нужна была ведьмаку еще меньше.
- Дискутировать по поводу того, что тебе тоже необходимо чем-то спасаться от дождя, бессмысленно, не так ли? – девушка  прижала «подарок» к груди, пытаясь справиться с нахлынувшей волной нежности за проявленную к ней заботу. Его запах, его тепло… Она накинула плащ на плечи, ощутив себя как будто в объятиях любимого. В этот момент Ламберт посмотрел на дворянку, и навряд ли ее розовое от счастья лицо и опущенный вниз на гриву лошади, сияющий любовью взгляд обнадеживали его относительно способности сейчас его заказчицы рассуждать трезво. В очередной раз неловкость момента исправила несчастная Хотля, принявшая на себя удар выводить их обоих из-под облавы обоюдного стеснения.
- Значит, я угадала, - синие глаза встретились с кошачьим взглядом ведьмака и задержались на нем. «Он мне нужен. Нужен для каждого вдоха и выдоха, для каждого удара сердца». – Дело всего лишь в установке запруды или плотины… И не придется ждать этих два гипотетических лета! Ты был раньше в той таверне, куда мы едем? А в Вызиме?

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-06 03:24:30)

- Пару раз? И что там есть… интересного? –полюбопытствовала Армилия. На самом деле, по дороге из Туссента, уютно разместившись на борту когга, она изучила карту Вызимы вдоль и поперек, делая себе пометки на чертежах каждого квартала, но всегда оставались нюансы, коии всплывают только при личном знакомстве с городом, и они были бы не лишними. – Хотя… расскажешь потом, когда мы будем хотя бы сытыми и в тепле. И ванну, конечно, жаль… Но я согласна и на какой-нибудь ушат, лишь бы с водой. Там же останавливаются путники, должны же они с дороги где-то мыться! – графиня никак не могла отделаться от зудящего, словно укус комара, желания, наконец, привести себя в порядок и хоть отдаленно начать напоминать ее сиятельство, а не всклокоченную, покрытую с головы до пят пылью мазель смутного происхождения. Тем временем, Ламберт высказал опасения, беспокоившие и саму южанку. Вопросы качества денег на юге никогда не вставали остро: будь то Эббинг, Назаир или Туссент флорены прекрасно справлялись с задачей создания единого экономического пространства провинций. Север на этом фоне выглядел как лоскутное одеяло: любое мало-мальски независимое государство чеканило собственную монету, причем весьма сомнительного качества, ибо ни мало не заботилось об укреплении валюты на рынке. И все же не смотря на возрастающую тревогу, девушка была настроена оптимистично. –Было бы странно, если бы хозяин заведения отказался от монет, содержащих золота больше, нежели в местных грошах. Особенно с учетом близости банка Вивальди, в коем он может вполне успешно их обменять. Навряд ли флорен вообще сможет его удивить. В городе представлены и туссентские, и нильфгаардские купцы, так что предместья вполне навидались и тех, и других, - это графиня знала наверняка. Ее ждали несколько необходимых встреч с некоторыми делегатами торговых гильдий, представлявших на севере империю. Близость войны их не пугала: редкий товар хорошего качества, такой как вино, драгоценности и ткани всегда имел своего покупателя. - Навряд ли у них при себе всегда были только орены, особенно ежели они едва прибыли, или собрались возвращаться. А если милсдарь тавернье окажется настолько патриотом, что не сможет по достоинству оценить профиль Его Величества, остается надежда на силу не имеющих национальности драгоценных камней, - Армилия положила маленькую ладонь на свой кинжал, висевший у пояса в ножнах из черного дерева с серебряными вставками. Из-под ее пальцев матово отражал тусклый свет ограненными боками крупный сапфир, впаянный в рукоять. – Думаю, этого должно хватить – и на комнату, и на корм лошадям, и на ужин… и на ушат с водой, - она смахнула с лица капли дождя, совсем не походившего на теплую туссентскую морось. – Ты уверен, что обойдешься без плаща? Холодает… – в ее голосе прозвучали нотки явственного беспокойства. Но не только погода беспокоила графиню. Прием, оказанный им в предместьях, сложно будет назвать душевным. Попона Жемчужины выдавала хозяйку с головой, а «черным» на севере никогда не были рады. Оставалось надеяться на геральдическую безграмотность простых темерцев.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-08 05:56:46)

Армилия сомневалась в патриотизме корчмаря, по той причине, что, как она знала со слов отца - купить можно всех, вопрос стоит лишь в цене, а если речь шла о категории людей, чья жизнь напрямую зависит от поступивших доходов, то следовал разумный вывод: верой во флаг и отечество сыт не будешь, а флорен – это все-таки флорен. Но спорить графиня не стала. Равно, как оставила при себе и мысли о том, что это прекрасно, если накануне войны в Вызиму можно проехать даже ночью, пусть и за достойную плату. Следовательно, выбираться за пределы столицы при неярком свете луны окажется не так сложно, как предполагалось изначально. Золото все еще имело здесь силу, опережая страх как метод воздействия, и, значит, подобрать ключи к нужным дверям будет просто. А там, где не поможет драгоценный металл, придется использовать тот самый пресловутый второй метод. Промолчала она и о том щекотливом факте, что купцам Нильфгаарда никак не поможет речной порт, когда они отправятся на восток в Махакам, где сейчас ведутся активные переговоры о расширении торговли между твердыней краснолюдов и Нильфгаардом. Речь шла не только о прекрасных клинках, но больше о необходимости связать вассалов Темерии по рукам и ногам, соблазнив их крупными сделками. Кто ж откажется от солидного клиента, щедро платящего по счетам? Армилия, почувствовав ледяной озноб, прикоснулась к виску. Чем ближе к Вызиме, тем меньше она могла контролировать яд, впрыснутый ей в вены семейной любовью, требовавшей отдать себя без остатка служению идеалам империи. Графиня ощутила себя беспомощной перед этой темной завесой, парализующей ее волю и заставляющей мыслить и действовать не так, как того желает сердце. «Вот в чем правда –я боюсь себя еще больше, нежели гнева родственников. Я боюсь, что точно также поражена этой «болезнью», и не смогу остановиться до тех пор, когда не будет слишком поздно сожалеть… Если сожаление еще остается частью меня, если оно еще есть, еще горит, еще способно противостоять… Я потеряю его…», - в горле перебило дыхание. «Я потеряю его. Он –северянин, он не сможет смотреть без отвращения, когда все узнает… Он потребует выбрать. Или молча уйдет. Что мне делать? Там, в лесу, казалось, будто все легко, и верный путь избран, но едва вернется прежняя жизнь, то… придется или лгать ему, или изворачиваться. И то, и другое невыносимо больно. Я люблю его, но он… слишком честен, слишком прямолинеен… он не сможет понять – зачем? Что я наделала? Я отравила жизнь нам обоим. Нужно было удержать себя, нужно было не позволить… Но как? Если больше не хватало сил молчать…». Армилия, как в тумане, посмотрела на Ламберта, услышав его категорические возражения против использования сапфира в качестве платы.
- Но это… всего лишь кинжал,  -растерянно произнесла девушка. Заказать такой же новый не представляло никакой сложности. С детства окруженная пристальным вниманием и назойливой заботой ее сиятельство плохо себе представляла жизнь, когда нужно экономить деньги, считая каждую монету. Впрочем, настаивать фрейлина не стала. За время путешествия она привыкла следовать за ведьмаком, безоговорочно принимая все его решения. Дальше ехали в полной тишине, ибо оба устали и вымотались до своего предела. Южанка придремала в седле и не сразу заметила, как позади остались и лес, и появившиеся следом за ним поля, представлявшиеся ей в сумерках просто темными пятнами голого пространства. Ее разбудил высоченный забор, коий графиня разглядела сквозь полуприкрытые веки и тут же распахнула глаза. Неужели это правда, и путешествие почти окончено? Неужели, наконец-то, можно спрыгнуть с седла и не думать о том, как придется пробираться сквозь дебри, опасаясь любого шороха? Офирская кобылка, гарцуя тонкими ногами, вошла во двор следом за гнедым, потряхивая волнистой кремовой гривой. Девушка огляделась по сторонам, и не увидела ничего, заслуживающего внимания. Видимо, так выглядели заведения для непрезентабельных путников. Ее взгляд встретился со взглядом выбежавшего на встречу мальчонки. Мила улыбнулась ему, с холодеющим сердцем подумав, что парнишку могут убить, когда Нильфгаард займется резней в предместье для взятия столицы. Она побледнела и, не дожидаясь помощи, спустилась на землю, поморщившись, едва вновь ноющие ступни вынуждены были принять на себя вес ее тела. Совершенно подавленная одолевавшими ее размышлениями, графиня молча подчинилась ведьмаку, призвавшему последовать за ним. Зайдя внутрь таверны, южанка едва не закашлялась с непривычки, вдохнув спертый, насыщенный смесью неприятных запахов воздух и дым. «Ничего страшного, привыкну. Главное – есть крыша над головой, и, что еще более важно, нормальная, настоящая еда. Пусть и не столь изысканная, как готовит мой повар, но сейчас я готова съесть все, что угодно», - девушка не стала садиться за лавку первой, по привычке вспомнив об этикете. Коий ей пригодился, едва до путников снизошел владыка сего места, припустивший с места в карьер. Начинать беседу с хамства было весьма неосмотрительно с его стороны, и корчмарю сейчас повезло, что он не знал, кому дерзит. Лицо Армилии сохраняло ровную доброжелательность, выработанную годами пребывания при дворе. Даже не смотря на то, что она слышала, как посетители вполголоса обсуждают их, делая ставки, является ли чародейкой спутница мутанта? Ибо дорогой, хоть и запыленный костюм из бархата сложно было не приметить, а фантазии предположить, будто высокородная дама может путешествовать подобным образом, у них не хватало. Следом, разумеется, пошла оценка ее внешности, щедро приправленная скабрезностями и философскими размышлениями на тему ее взаимоотношений со спутником. Пристальный осмотр и со стороны корчмаря не ускользнул от Милы, но не повлиял на внешнее спокойствие фрейлины, никак не нарушившееся случившейся перепалкой. Зато включенный в перечень удовольствий ушат с водой заставил бледное лицо девушки слегка порозоветь. Графиня ответила Ламберту благодарной полуулыбкой. На большее уже не хватало сил. Сев рядом с ведьмаком на лавку, она прижалась к его предплечью щекой, устало прикрыв глаза. Ее не волновало, о чем там шепчется людская мерзость по углам. Если бы ей захотелось ответить им, то фрейлина сделала гораздо проще, по прибытии в Вызиму отдав приказ ночью спалить эту таверну, предварительно заперев все двери, дабы никто не ушел живым. Но в отличие от некоторых аристократов, чрезвычайно остро переживающих нанесенные им устные оскорбления, подобный способ задеть честь герба никак не беспокоил аристократку. При дворе в Боклере Армилия часто подвергалась вполне язвительным насмешкам, так что привыкла не обращать внимания на слова.
- Тебе бы тоже неплохо помыться,  - шепотом произнесла она, не открывая глаз. – Я ни на что не намекаю. Просто мазь под перевязкой нужно обязательно стереть, иначе она начнет чесаться.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-08 21:10:28)

Прибывший ужин, признаться, никак не способствовал поднятию аппетита. Армилия, храбро преодолевая опасения по поводу несъедобности пищи, с некоторой тревогой посмотрела на поставленные перед ней блюдо и кружку. Запах недвусмысленно намекал: есть это может действительно исключительно голодный человек. Или тот, кто никогда не видел еды лучше. Графиня покосилась на Ламберта, принявшегося невозмутимо уминать свою порцию так, как будто по меньшей мере перед ним был рябчик в меду. Девушка воткнула ложку в кашу и принялась в ней вдумчиво ковыряться.
- Благодарю, тебе тоже вкусной трапезы, - наконец, она рискнула попробовать прожевать странного вида консистенцию. Ничего особо вкусного девушка не ощутила, но зато если заедать плохо проваренную полбу хлебом и запивать мутным, неприятным напитком, то, в целом, можно нормально поужинать, смирившись с качеством и преследуя единственную цель - дожить до следующего утра. На полувопрос-полуконстатацию факта ведьмака о сытости спутницы фрейлина лишь кивнула головой, отодвинув от себя тарелку с кашей, частью размазанной по краям. На самом деле ей хватило жадно проглоченного куска хлеба вперемешку с четвертью съеденной полбы. С пивом она решила не усердствовать, чтобы совсем не потерять голову, и без того идущую кругом от усталости. Все ее мысли сейчас сосредоточились вокруг грядущих водных процедур, и графиня бодро поспешила вслед за Ламбертом. Впрочем, в очередной раз волны ее представлений о жизни разбились о прозаическую реальность. Выглянув из-за плеча любимого, она округлившимися глазами оглядела пространство, именуемое комнатой. Убранство кровати делало ее сомнительно пригодной для приятного сна, а ушат… Мила постаралась, дабы разочарование не отразилось гримасой на лице, ибо его она себе представляла размерами с ванну, только деревянным. Мечты о том, чтобы нежиться, целиком погрузившись в горячую воду, пришлось оставить до прибытия в Вызиму. Пока девушка хлопала ресницами, пытаясь справиться с растерянностью, ведьмак, как ни в чем не бывало, принялся чем-то шуршать под шкурами, представлявшими собою, видимо, типичную постель предместья столицы. Не совсем понимая причины его любопытства и, тем не менее, не став досаждать Ламберту расспросами, южанка сняла камзол и, свернув его валиком, положила с одной из сторон изголовья, решив себе вопрос с подушкой.
- Бывает еще хуже?  -невольно вырвался у нее удивленный возглас, когда мастер отправился закрывать дверь. Сейчас ей казалось, что более убогую обстановку попросту невозможно представить. Кинжал звякнул, упав на пол, едва Армилия расстегнула застежку у пояса. Все равно положить его здесь было некуда. Сев на кровать, фрейлина, покусывая губы от боли, с трудом стянула с себя сапоги, освобождая ноги от сдавившего их вынужденного плена. Несчастные ступни выглядели так, как будто побывала в застенках пыточной. «Ничего страшного, осталось потерпеть совсем немного. Целебные мази, ванночки с маслом лаванды и мягкие туфли все исправят. Как говорит любезная тетушка: до свадьбы заживет», - неудачно пришедшая на ум присказка заставила графиню вновь взглянуть на ведьмака, задумавшись об их будущем. Вызима поставит много вопросов, но не даст подсказки к ответам ни на один из них. Переведя взгляд на ушат, она потянула за шнур рубахи, ослабляя натяжение. «Всему свое время. Сейчас нужно решать насущные задачи. Например, как в этом моются?!». Ей не хотелось выглядеть до такой степени избалованной девицей, что она не справится со столь обыденным для путников средней руки процессом. С другой стороны, неравная битва фрейлины с ковшом будет чересчур потешным зрелищем, дабы иметь для этого живых свидетелей. Не хватало еще, чтобы Ламберт умер со смеху.
- Ты… не мог бы отвернуться или закрыть глаза, пока я… привожу себя в порядок? – она, вспыхнув, опустила ресницы и снова нервно дернула за шнур, теперь окончательно распустив его. – Мне же нужно снять рубашку. Я не могу… когда смотрят.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-10 23:04:49)

- Ну что ж, нам повезло, что владелец таверны проявил благоразумие, - графиня не могла оторвать взгляда от севшего рядом с ней на кровать ведьмака. Каждый раз, когда он оказывался настолько близко, у нее начинала кружиться голова, а все мысли сходились на одном желании –прильнуть к нему всем телом, вновь испытывая трепет от прикосновения его рук, обхвативших ее за талию. «И ему повезло не меньше», - хотела добавить девушка, но вовремя замолчала. Неприятное ощущение от холодного приема уйдет, не стоит позволять злости брать верх над рассудком. «Здесь просто невозможно жарко. Зачем так топить, если на улице не холодно?», - под недвусмысленным взглядом Ламберта градус в комнате повышался до критического и уже не хотелось думать ни о корчмаре, ни об отношении к ним посетителей. Весь мир для нее сейчас исчез, растворившись в убежавших песком в прошлое минутах и часах. Мила кокетливо улыбнулась любимому и начертила опущенным вниз указательным пальцем кольцо в воздухе, намекая на то, чтобы он все-таки отвернулся. После чего оба сосредоточенно принялись избавляться от одежды, причем у южанки было заметное преимущество: ничто не мешало ей наслаждаться видом полураздетого ведьмака. С некоторой гордостью фрейлина отметила качество сделанной ею перевязки - ткань нигде не провисала, и вполне справлялась со своей задачей. «Надо будет при случае поблагодарить мэтра медикуса за бесценные уроки. Хотя… когда я теперь увижу его? И увижу ли когда-нибудь?», - здесь посреди угрюмого севера Туссент казался воплощением далекой мечты, прекрасной, но так и не сбывшейся. Потому как мечта –всего лишь ловушка. Хитрая иллюзия, призванная увлечь за собой в самую глубокую топь жизни, откуда уже не будет возврата. Так же было и с севером. Там, на юге, она грезила визитом в земли нордлингов, а по итогу нашла более, нежели желала, увязнув по самое сердце. Сверху на аккуратно сложенную рубаху легли штаны из черного бархата и шелковое нижнее белье. За двое суток телу надоело носить одно и то же облачение, пропитанное потом и пылью, и Армилия не могла отказать себе в удовольствии освободиться от него целиком. Сосредоточенно взглянув на ушат, она переместилась на табурет и тронула кончиком пальцев ног его деревянный бок, проверяя на устойчивость. «И почему пишут трактаты о чем угодно, только не о том, как принимать ванну подручными средствами? Вот что с этим  всем делать? Соберись, моя дорогая. Ну не может быть это все сложнее управления поместьем! Ладно, будем рассуждать логически. Вот этим ковшом можно себя поливать… Но не будешь же лить прямо на пол? То есть надо сделать так, чтобы вода попадала обратно. В целом, порядок  понятен… Нужно попробовать». Зачерпнув немного столь долгожданной влаги, она, склонившись над ушатом, извернувшись, выплеснула ее себе на спину, разлив половину так, что брызги отпечатались элегантными потеками на стене. «Хорошо, но не очень удачно. Впрочем, для первого раза, наверное, вполне ничего». Второй заход оказался ловчее, в этот раз почти все содержимое ковша досталось ей, серыми потоками стекая по ногам. Коса откровенно мешала. На мытье волос здесь явно воды не хватит, и графиня не рассчитывала заниматься еще своей золотистой копной, но половина переплетенных локонов все равно оказалась мокрыми. Следующий дождь из капель ринулся россыпью в сторону кровати, оставляя все-таки купальщице надежду, что до Ламберта ничего не долетит, не то он всерьез посчитает, будто спутница из зловредности вычерпывает всю воду и расплескивает ее всюду, дабы ему ничего не досталось. Видимо, почуяв неладное, ведьмак все же предупредил разошедшуюся фрейлину о необходимости сберечь «ванную» и для него. «Ой, хоть ты не приставай! И так сложно!», - Мила прожгла его спину злющим взглядом. Устав от борьбы с ковшом, она присела на табуретку и провела ладонью по лбу, вытирая стекавшую с волос воду. «Я почти закончила, нужно взять себя в руки. Осталось немного». Последняя «партия» ушла на многострадальные ноги, желавшие уже где-нибудь растянуться пластом и не шевелиться до самого утра. В этот момент графиня услышала, как с кровати раздалось шипение. Явная попытка справиться с приступом острой боли. «Мазь перестала действовать. Плохо. Нужно потерпеть до завтра… Когда кровоподтеки осмотрит лекарь, то станет понятнее, что делать. Ах, если бы я только знала, как можно облегчить твои страдания, любимый! Но сейчас я беспомощна и бесполезна для тебя…». Мила поторопилась закончить с водными процедурами, иначе так недолго было провозиться до рассвета.
-Будем считать, что я всё, - произнесла вслух южанка, все еще сидя на табурете. Стоять на сбитых в синяки ногах было, мягко говоря, больно. Утомившись так, как будто она лично заново пересадила все свои виноградные поля, фрейлина махнула рукой на стыдливость. Разумеется, целиком обнаженных графинь охотник на чудовищ видел вряд ли, но аристократка подозревала, что особо большой разницы между раздетыми дамами разных социальных слоев нет, и удивлять ей ведьмака нечем. Который, к слову, не заставил себя долго ждать. Когда он подошел ближе, Армилия приняла невозмутимый и отстраненный вид, будто понятия не имеет, кто тут резвился с ковшом так, что одна половина комнаты оказалась залита, а вторая – забрызгана.
- Нет, мне освещение не нужно, - грациозно поднявшись со своего места, она, стоя напротив Ламберта, потянулась пальцами к узлу на плече и принялась освобождать его от перевязки. – Если только мы не решим нанести тебе остатки зарника на ночь. Или можем оставить это на утро, - закончив с процессом, девушка, чуть нахмурившись, оглядела гематому. – Не хуже и не лучше, - она скользнула ему за спину. – А вот здесь хуже. Но там мы поздно заметили следы от удара. Потому что кое-кто совершенно забыл о такой несущественной мелочи, что он с размаху ударился о дерево. Но об этом позже.  Можешь занимать «ванну». В качестве воздаяния благодарности за твою тактичность, я тоже отвернусь, - она мягкой походкой на полу-цыпочках дошла до кровати и, сев на бок к нему спиной, занялась своей косой, выплетая из нее ленту и стараясь не давать на ночь глядя фантазии разгуляться.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-11 10:15:33)

Свет был ей не нужен для того, чтобы расплести косу, и когда комната утонула в сумраке, то Армилия не много потеряла. Разве что тут же из глубин подсознания поднялся страх, тот самый, рождающийся вместе с человеком и преследующий его до конца жизни, страх перед тьмой и населяющими ее кошмарами. По спине пробежал неприятный холодок, хотя она знала – бояться совершенно нечего. Она не одна в этом мире. Теперь не одна.  Расправив локоны на спине и плечах, графиня обвязала запястье лентой, боясь потерять полезный кусок шелка: попадет куда-нибудь в сено и ищи его там, а без  ленты никуда – утром прическа фрейлины будет напоминать натуральное птичье гнездо, и въезжать в подобном виде в столицу Темерии она не готова. Приводя себя в порядок и готовясь ко сну, девушка, как нашкодившая кошка, чутко прислушивалась ко всему происходящему у нее за спиной. Особые, весьма экспрессивные обороты Всеобщей речи долетали вполне явственно и означали тот неприятный факт, что ее неуклюжесть замечена. «Подумаешь, немного залила пол. Это таверна, а не парадный зал Его Величества Фольтеста. Высохнет, ничего с ним не станется», - надула губы южанка.
- Ты ни в чем не виноват. Воду разлила я. Но неприятности будут только у хозяина этого медвежьего угла, если он попробует предъявить такую мелочь, - фыркнула Мила, и тише добавила. – Надеюсь, корчмарь не совсем дурак и видел мою лошадь, которая стоит в разы больше такого убогого места, как это. Пусть хорошо подумает, добавит к размышлениям гербовую попону из шелка и оценит свои силы. Вызима близко, Ламберт. И там мои возможности возрастают многократно… Нам нужно добраться до Мариборских ворот. Один из пажей должен ждать моего прибытия, хотя, скорее всего, уже началась паника, и отправлена весточка в Оксенфурт. Искать меня не будут до тех пор, пока не получат прямого указания от Эрвина, но ждать должны, - графиня легла на овчину, отмечая про себя, что уже не так остро реагирует на специфические, душные запахи, пропитавшие все заведение. – Потому что просто так нас в подобном виде не пропустят в Королевский квартал, где у меня снят дом, - Армилия решила не утомлять ведьмака рассказом, коий вряд ли был ему интересен. Хотя, будь он любопытен до политики, наверное, ему показалась бы подозрительной маленькая деталь: дом, выбранный фрейлиной туссентской княгини в качестве временной резиденции и согласованный с нильфгаардским посольством, принадлежал родственнице ипата, и благодарственный визит вежливости Велераду за это необходимо нанести. Подбивать к колья к градоначальнику следовало аккуратно: судя по всему, он был хитрым, опытным лисом. Впрочем, у каждого есть свое слабое место, и у верного служаки оно тоже наличествовало – ипат крепко пил. «Визиты… визиты… Одни визиты… На них уйдет уйма времени». - Все же зря ты решил не воспользоваться зарником на ночь. Мазь бы приглушила боль, и так было бы легче уснуть, - девушка замолчала, вслушиваясь в плеск воды. Она лежала на спине с закрытыми глазами и размышляла о том, сколько придется успеть сделать до отъезда из города. «Много, очень много… с учетом потерянного дня…». Под овчиной зашуршало сено, и Мила открыла глаза. В темноте удалось разглядеть лишь неясные очертания, но никто, кроме Ламберта, это, разумеется, быть не мог. Некоторое время они лежали в тишине, не прикасаясь друг к другу, как будто между ними уже пролегла тень грядущего неизбежного расставания. Мысль о нем жгла каленым железом, заставляя сердце замирать, задаваясь вопросом – как суметь пережить этот момент? Как преодолеть боль, обещавшую снять с души кожу живьем? Загасить пламя сомнений можно было лишь пожаром иного рода. Повернувшись на бок, графиня прижалась всем телом к ведьмаку, стараясь не задеть грудью гематому, и попала носом в его ключицу. «Здесь должна быть отметина от когтей альгуля», - кончик языка прикоснулся к коже, нащупывая выемку от раны, а едва найдя ее – пробежался по всей ее длине. «Я запомнила все его шрамы». Приподнявшись чуть выше, девушка сначала ткнулась носом в колючий подбородок, и лишь со второго раза смогла ощутить вкус его губ. Казалось, будто со времени их последнего поцелуя прошла целая вечность бессмысленной, выжженной усталостью пустоты. Ее бедро мягко скользнуло между его ног, руки обвились вокруг шеи, а пальцы плавно пошли выше до его затылка. Но женщина не была бы женщиной, если бы даже любя всем сердцем, не уколола шпилькой.
- Спокойной ночи, - прервав поцелуй, тихо прошептала Мила, выпуская Ламберта из объятий и поворачиваясь к нему спиной. «Это будет тебе моей маленькой местью за то, что случилось в лесу. В любом случае, она пойдет на пользу, ты, наконец-то, отдохнешь и поспишь толком».

Мила попыталась уснуть. И не смогла. Странное ощущение, когда ты смертельно устала, и глаза закрываются сами, но потом ничего не наступает – ни отдыха, ни покоя. Разум продолжает отсчитывать каждую секунду медленно умирающего времени, не желая терять связь с реальностью. Эта ночь получилась… тревожной, не похожей на прошлую, хотя вроде бы здесь была и в меру удобная постель, и крыша над головой. Она снова ощутила себя маленькой девочкой, коюю, отлучив от дома и родных людей, увезли в совсем другой мир – да, красивый, да, дарующий перспективы, но ценой всем благам стало бесконечное, мучительное одиночество. Одиночество ребенка, оставленного vis-à-vis со своими страхами и растерянностью. Ламберт был рядом, графиня слышала его дыхание, но в то же время, ей казалось, будто в ослепляющее темной пустоте никого нет. «А если мы ошиблись? Если мы оба просто запутались в своих чувствах? Не пытаемся ли мы прикрыть любовью нечто другое, что давно засело занозой в сердце? Не пытаемся ли мы просто спастись от внутреннего мрака и поэтому столь неожиданно цепляемся друг за друга? Все случилось так… быстро. И в этом виновата только я. Что делать, если все окажется выдумкой, иллюзией? Я причиню ему боль. Я не смогу причинить ему боль…». Пальцы вцепились в овечью шерсть, как будто шкура могла спасти ее от тягостных размышлений и одолевшего страха. «А кто для него я? Разобрался ли он в себе? Готов ответить на те же вопросы? Что нам делать дальше? Как быть?». В какой-то момент нить рассуждений оборвалась, и рассудок отказался плести новую их вязь, просто потому что пытался уберечь измученное сердце от новых терзаний. Тихие грезы уже стали затуманивать сознание, когда она услышала всего одну фразу и зажмурилась, безуспешно надеясь убедить себя, что ей показалось, прекрасно зная – это не так. Мила открыла глаза, и по щекам скатились слезы. «Я мучаю себя и его. Зачем, ваше сиятельство? По какому праву ты привязываешь его к себе? По какому праву не даешь ему одуматься? Он никогда бы не перешел границы… Никогда бы не посмотрел на тебя, иначе, как на заказчицу. Тогда… может быть, и сейчас он всего лишь поддался очарованию? Которое пройдет, когда меня не будет рядом? Ему нужно уехать и быстрее забыть обо всем. Разлука поможет нам понять, что сейчас случилось. Если это настоящее чувство, то мы найдем друг друга снова, а если нет… то потеряем навсегда. Но… как мне теперь жить без него? Без любимого…». Она еще долго молча плакала, все время боясь нечаянно разбудить ведьмака, и, истерзав себя до мыслей о самоубийстве, наконец, уснула. Сны, тяжелые, вязкие, беспокойные, тянулись один за другим, заставляя вздрагивать и нервно перебирать пальцами густые кудряшки овчины. Южанка проснулась от уже знакомого ей пугающего ощущения, что Ламберта нет рядом. Девушка почувствовала спиной его отсутствие и повернулась посмотреть, не остатки ли еще не ушедшей дрёмы обманывают ее? Никого рядом не было. Армилия прикоснулась дрожащей ладонью к тому месту, где ведьмак еще так недавно спал. Шкура сохранила его тепло, и она зарылась в нее лицом, снова разрыдавшись, теперь уже сама не понимая, от чего? Плакать спросонья – неблагодарное занятие, потому как утомленное сознание все равно быстро сдастся на милость неотступившего сна. На этот раз никаких мутных видений не было, и графиня тихо сопела, потеряв счет часам, пока не раздался скрип открываемой двери, а потом шаги. «Ламберт вернулся», - вялая мысль лениво попыталась разбудить ее, но пребывавший вторые сутки в бесконечном круговороте ужаса и душевных метаний рассудок отказывался подчиняться. «Нет, нужно вставать. Я не должна быть ему обузой… Не должна задерживать его». Южанка лежала на животе и, вздохнув, приподнялась на локтях, сжав щеки ладонями. Синие глаза едва приоткрылись, но все равно ничего не увидели из-за падавших на лицо до самой груди белокурых локонов.
- Доброе утро. Ты рано проснулся. Что-то случилось? –Мила не видела ведьмака из-за золотистого "занавеса", но слышала по шелесту одежды, что он где-то рядом. – Или уже не рано?

Его голос прозвучал, как самая восхитительная мелодия, из всех какие только доводилось слышать фрейлине туссентского двора. Значит, все хорошо, и все страхи в очередной раз оказались выдуманы ею под мрачным давлением царившей в комнате тьмы, испытывавшей ее силу воли на прочность. Ночью все кажется совершенно иным, более сложным, более запутанным, неразрешимым и опасным, а свет солнца смягчает острые углы, возвращая надежду и придавая новые силы.
- Нет, не хочу больше спать, - Мила старалась быть убедительной, но все-таки зевнула, чуть не зажевав собственную прядь волос. – Нам нужно смазать твои ушибы. Ты же помнишь о том, что как только приедем в Вызиму, то покажем тебя лекарю? – она улыбнулась, ощутив рядом присутствие Ламберта. Это было непередаваемое чувство -  просыпаться, зная, что он здесь, охраняет ее сон и заботится о ней. Его прикосновения сейчас не обжигали, как в ту первую совершенно безумную ночь, скорее, они доставляли мягкое наслаждение, и девушка, прикрыв веки, поддавалась движению его рук, подобно растаявшему воску. Ее язычок встретился с его, связав их обоих в нежный, долгий поцелуй, и едва он прервался, Армилия с удивлением открыла глаза, и услышала то, от чего по лицу графини пробежала тень тревоги. Сомневаться в решимости ведьмака не приходилось, его взгляд говорил гораздо больше слов, и было от чего забеспокоиться.
- Тогда мне придется найти способ спасти тебя от виселицы, - голос дрогнул при мысли о грозящей ему опасности. - И я сделаю это. Обещаю, - она хотела просить не рисковать собой зря, напомнить, что обещала прогнать его, если тень смерти замаячит за спиной любимого, но не успела ничего сказать, как полусонная, оказалась захвачена в плен новым поцелуем, едва не перехватившим ей дыхание. И это было лишь начало. Тихое умиротворение раннего утра медленно отступало под его желанием снова и снова пробовать ее тело на вкус, и каждое новое движение пробуждало в ней трепетные воспоминания о пережитой ранее жгучей эйфории. Грудь отзывалась на поцелуи сладкими волнами, превращавшими кровь в кипящую лаву, живот вздрагивал от его прикосновений. Она даже не успела понять, в какой момент состояние ленивой грезы, когда зыбкие сны еще шелестят шлейфом на пороге подсознания, вдруг обратилось в лихорадочный жар наслаждения, подчинившего ее себе. Мила не сопротивлялась, позволяя вести себя дальше в острые, колющие дебри страсти. На сей раз она не хотела ни о чем думать и ничего предполагать, просто отдаваясь каждому моменту близости и доверяя ему себя. Девушка глубоко вдохнула, почувствовав, как теряет контроль над сбившимся дыханием и облизнула приоткрытые губы. Она, чуть согнув ноги в коленях, плавно обхватила бедрами его тело, не сдавливая ими - помня о необходимости пожалеть пострадавшие ребра, но медленно притягивая к себе. Ей хотелось чувствовать его так близко, насколько это было возможно. Их взгляды снова встретились, и в сапфирово-синих глазах сейчас читалось только одно – желание принадлежать ему одному целиком, без остатка, до тех пор, пока будет биться сердце. Его рывок заставил ее выдохнуть, издав тихий, короткий стон от резкого соприкосновения их тел. Чуть покраснев из-за своей чересчур бурной реакции, Мила ткнулась носиком, попавшим под милый жест любви, исполненный языком ведьмака, ему в щеку. Ее руки мягко обхватили его, а ноготочки принялись щекотать кожу на спине, поочередно то совсем немного впиваясь в нее, то царапая.

Мила с удовольствием проиграла это сражение, начавшееся, как обмен рейдами нежности и закончившееся стремительным, ставшим для нее полной неожиданностью блицкригом. Едва его поцелуи обожгли ее ниже живота, девушка испытала страх перед новыми, слишком острыми для нее ощущениями, и в то же время всем телом, раздразнённым вдумчивой игрой ведьмака, желала их продолжения. Он знал, как заставить ее стонать в неведомом ей ранее экстазе, провоцируя желать его еще больше, а она уже не могла контролировать себя, доведенная до предела возбуждения. Ламберт остановился, давая ей передышку. Мила, нервно и прерывисто дыша, попыталась ослабить напряжение в мышцах, но у нее не получалось успокоиться. В какой момент южанку посетили тревожные мысли о том, что все закончится, как и прошлой ночью, не дойдя до завершения, в то время как отчаянная, неутоленная жажда отзывалась между ног требовательной болью, и это было бы, наверное, самой большой жестокостью, которую возможно было придумать, но она постаралась прогнать прочь все сомнения, сосредоточившись на происходящем между ними сейчас. Спустя несколько минут уставшее от ласки тело снова стало послушным и мягким. Девушка тихо вздохнула, с благодарностью взглянув на любимого, проявившего терпение и давшего ей возможность придти в себя, остыв от лихорадочного пламени, охватившего ее с самого начала прелюдии. В ответ прохладная сталь медальона поползла вверх от живота к груди, вызывая приятную, волнующую дрожь. Ламберт замер над ней, и только теперь Мила заметила, как он походил на свой цеховой знак – такой же опасный, такой же быстрый, такой же чуткий. Графиня вдруг ощутила себя косулей, загнанной к обрыву хищником, готовым в любое мгновение последним стремительным прыжком впиться в нее и насытиться ею. И роль добычи не испугала ее, наоборот, заставив сердце биться чаще, от предвкушения окончания охоты. Его движение рукой вниз не ускользнуло от нее. Ведьмак был слишком близко, дабы она не почувствовала вновь прильнувшими к нему бедрами, насколько желанна для него. Мысли закружились в безумном танце, перехватив дыхание, но он не торопился. Мила молча коснулась кончиком пальца шрамов на его лице, проведя им до самой щетины на щеке. В ее глазах сверкнули игривые искорки, и волк в ответ на кокетство нежно укусил свою жертву, тихо рассмеявшуюся в ответ на попытку съесть ее ушко. Девушка плавно обвил руками его шею, испытывая потребность прикасаться к нему, обнимать, чувствуя их близость. Не имея более сил выносить эту бесконечную пытку ожиданием, она не заставила ждать себя с ответом на вопрос, и, чуть приподнявшись, прошептала ему, прижавшись щекой к щеке любимого:
- Я хочу быть твоей. Только твоей. Всегда, - голос прозвучал почти умоляюще, прося прекратить мучительную агонию страсти.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-13 22:25:40)