-Высокие места? Ах, да, они же летают. Само собой… Надо же! Как Вы говорите? Альгуль? – Армилия видела, куда уперся взглядом ведьмак, и к ее синим глазам это отношения не имело. Графиня злилась и таяла от неги одновременно. «Нет, ну это уму непостижимо! Так вот, в наглую, да еще и оценивающе рассматривать меня, как будто я –  обычная уличная девка! Что за моветон!». Память при этом тактично молчала по поводу поведения самой фрейлины не далее, как несколько минут назад. – Удивительно, то есть одна из особей проявила несвойственную для их вида изобретательность? Какой… необыкновенный поведенческий пассаж! – последние слова утонули в нервном хрусте яблоком. Стоило мастеру отвести от нее взгляд, как в опьяненном происходящим рассудке мелькнула мысль: «То есть я недостаточно красива в его вкусе? Графиня де Венендаль, фрейлина Ее Светлости княгини Туссентской, нам, ведьмакам, видите ли, не подходит». Бессильный гнев захлестывал волнами. Она прекрасно понимала, что не имеет никаких прав на эмоции любого оттенка, бессмысленные в сложившейся ситуации, и, тем не менее, совершенно неуместная обида подталкивала девушку к совершению акта агрессии, по сравнению с коим отметины, оставленные альгулем, показались бы ерундовой царапиной. Пока Армилия металась между желанием устроить истерику, впасть в отчаяние и разрыдаться или напустить на себя показное равнодушие, у нее перед носом оказался кусок мяса. Тихо сопя от избытка бушующих чувств, она принялась молча жевать пресные, практически безвкусные волокна, глядя, как новые жертвы, поднесенные пламени, оживляют костер. «Замечательно, весь вечер я, забыв о фамильной чести, схожу с ума из-за ведьмака. Просто изумительно, дорогая моя. Ничего более глупого придумать нельзя...», -из размышлений ее вывел голос Ламберта, на коего она воззрилась с надутыми губами и видом, демонстрирующим ее абсолютное безразличие к судьбе спутника. «Иди ты со своими ребрами… к баргестам! Я бы еще и помогла виверне тебе их доломать!», - продолжила злиться графиня, но длилось это недолго, ровно до того момента, как их взгляды вновь пересеклись, и в очередной раз за время вынужденного знакомства с мастером она не смогла сопротивляться ему, чувствуя, как разошедшийся в душе шторм внезапно утихает, и ее накрывает сладкое состояние тихой эйфории. Как обычно, в таком случае южанка не сразу поняла, что от нее хотят.
-Мазь? Какая мазь? - переспросила девушка удивленно, и тут же пришла в себя, вспомнив, что сама же ее дважды предлагала ведьмаку. –Да, простите. Видимо, усталость берет свое, - она дотянулась до ближайшей к ней седельной сумке и, осторожно извлекла оттуда флягу с нильфгаардской водкой, кусок ткани и, самое главное, пару плоских, похожих на пудреницы, емкостей из толстого стекла, обмотанных льняными нитями. Принюхавшись к каждой из них, Армилия оставила при себе одну. Сняв жестяную крышку, графиня, чуть поморщившись, от необходимости шевелить больными ногами, села на колени, оказавшись лицом к лицу с ведьмаком. Она опустила взгляд, сосредоточившись на гематоме.
- Наносить мазь нужно самыми кончиками пальцев, не спеша, легкими втирающими движениями до тех пор, пока она не впитается полностью. Я сейчас покажу как, - девушка по очереди окунула подушечки пальцев в емкость и затем, стараясь заставить себя думать лишь о необходимости оказать помощь, прикоснулась к обширному кровоподтеку на груди охотника за бестиями. – Извините, если сделаю Вам больно, - ее рука едва дотрагивалась до тела Ламберта, двигаясь плавно и аккуратно. Пальцы мягко перебирали кожу, втирая снадобье из зарника. Придворный медик княгини, занимавшийся изнеженными аристократами, научил любознательную фрейлину с большой ловкостью справляться с подобными процедурами. – Расслабьте, пожалуйста, мышцы. Они у Вас… как натянутые струны у лютни. Иначе процесс будет гораздо более… неприятным. Вы поняли, как нужно? – Армилия посмотрела в кошачьи глаза ведьмака. Так странно думать, что они ее когда-то могли пугать. – Сможете сами?

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-19 06:07:07)

Передав мастеру баночку с мазью, Армилия, не меняя позы и все также сидя на коленях, взяла в руки извлеченную ранее из седельной сумки тряпку и, предварительно смочив ее водкой из фляги, принялась оттирать лоскутом пальцы. Резкий запах алкоголя неприятно ударил по обонянию, окончательно приводя в чувства, хотя голова все еще шла кругом от произошедшего. Можно очиститься от экстракта, но как смыть с ладони ощущение его тепла, словно электрическими импульсами проникающее до самого сердца? «Или я просто слишком устала… или я люблю его», - как сложно разобраться в ситуации, когда постоянно что-то происходит и нет возможности чутко прислушаться к самой себе, чтобы не ошибиться. Между желаемым и действительным проходит слишком тонкая грань, дабы позволить выводам рождаться в спешке. «Я увидела его сегодня первый раз в жизни. Насколько вообще можно говорить о чувствах? Каков риск, что это не всего лишь попытка развлечь себя необычным приключением?». На последний вопрос сразу последовал отрицательный ответ. Графиня де Венендаль гордилась безупречной репутацией, чистейшей, белоснежный, как первый выпавший снег. Она свято верила в принципы благородства и обязательства, возложенные на нее фамильным гербом. Она никогда не позволяла себе выйти за рамки дозволенного, и поэтому никак не могла объяснить, каким образом племянница канцлера Туссента, привыкшая повелевать, так легко подчинялась ведьмаку. Смятение лишь усугубилось, едва Ламберт обратился к ней с дельным предложением пойти отдохнуть. В тоне его голоса угадывалось нечто новое, нечто необыкновенное… нечто обжигающее, будто хлесткий удар ламией. «Нам обоим нужно остыть. Этот путь ведет в никуда, и самообман в нем – самый худший из компасов». Фрейлина взяла в руки принесенный мастером отрез ткани и проверила его на прочность.
- Сначала нужно перевязать Вас, сейчас это - самое главное, - она встревожено посмотрела на растираемый ведьмаком кровоподтек. – Особенно если есть, избавь Великое Солнце, перелом. Хотя остается надежда, что все обошлось сильным ушибом, - Армилия начала перебирать вещи в той сумке, куда складывала лекарства для Маеллина, и, наконец, нашла еще одну прочную широкую ленту, подходящую для перевязки. Девушка услышала вздох ведьмака и тут же ощутила на себе его взгляд. Теплые волны снова обхватили тело, растекаясь по сосудам, отдаваясь в висках, до боли стягивая грудь.
– Скажете мне, как закончите с мазью, - пальцы предательски подрагивали, выдавая волнение, пока графиня сравнивала оба куска материи, стараясь думать о том, как аккуратнее обойтись с пострадавшими ребрами. – Можете тоже воспользоваться водкой. Она хорошо счищает ее, - синие глаза фрейлины смотрели куда угодно, лишь бы только не на Ламберта. «Что я делаю? Нужно перестать провоцировать его. Как не ужасно признавать, но из нас двоих он больше оберегает мою честь, чем я сама».

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-20 19:37:19)

Армилия краем глаза уловила движение руки мастера, протянутой к фляге, и следом услышала характерный звук питья из нее. Широко раскрыв глаза, она взглянула на спутника. «Нет, ну это… это же… он с ума сошел? Распивать алкоголь сейчас? Посреди леса? Раненным? Когда я тут… пытаюсь… а он…», - мысли захлебывались в эмоциях, так что графиня даже не нашлась, что ответить ведьмаку. В тот момент, когда южанка всерьез раздумывала о недостойном дворянки и вполне кметском жесте, именуемом пощечиной, Ламберт всего на секунду дотронулся до нее. Едва удержавшись, дабы не вздрогнуть от мгновения счастья, девушка выслушала очередное пожелание отправиться ей на покой. «Неужели я так надоела ему?», - вдруг ножом полоснуло по сердцу озарение, и отвратительный, почти физический, привкус горечи появился во рту. «И он настолько не воспринимает меня, что даже не доверяет сделать перевязку?» Армилии показалась, будто мир целиком рушится вокруг нее, обгорая и превращаясь в пепелище выдуманных надежд. По взвинченным нервам ударил внезапный шорох неподалеку. Фрейлина, едва не вскрикнув, придвинулась ближе к мастеру, встревожено вглядываясь в окружавшую поляну тьму, а затем она перевела взгляд на Ламберта, сохранявшего невозмутимость, как будто ничего и не случилось, чем окончательно привел Армилию в бешенство. «В очередной раз ты мне хочешь показать, что я всего лишь рафинированная аристократка, недостойная твоего внимания и ни на что неспособная, да, ведьмак?» Схватив флягу, она решительно сделала глоток жгучей водки. От последующего эффекта глаза графини округлились, фляга выпала из рук, и девушка закашлялась, чувствуя, как внутри все опалило жгучим пламенем. Зато тут же следом перед глазами поплыли разноцветные пятна, и теперь уже не пламя, а лихорадочное тепло охватило сознание.
- Мастер, Вы прекрасно знаете, что накладывать повязку на ребра должен кто-то другой, потому что нужно соблюсти равновесие, и с одной стороны нельзя ее сделать слишком тугой, иначе ребро сместится и может повредить Вам все, что угодно, а с другой - излишне слабая повязка будет для Вас, как для мертвого – мазь из зарника. И делать все это нужно только на выдохе, пока в легких нет воздуха. Меня обучал лучший медик Туссента. Перестаньте… перестаньте делать вид, будто я ничего не умею,  -вспыхнула она, откинув упавший на лицо светлый локон, выбившийся из ее роскошного «хвоста» волос. Во время всей краткой речи Армилия решительно смотрела в глаза ведьмаку, наслаждаясь ими. В нем все было притягательно, все захватывало до пересохших губ, все заставляло ее испытывать сладкое, мучительно-колющее желание прикасаться к нему. На этот раз сопротивляться было бессмысленно. Да она и не хотела. На сегодня бои на фронте чувств были проиграны подчистую. Ее руки скользнули на плечи Ламберту, а губы мягко прикоснулись к его губам, с наслаждением впитывая в себя его дыхание. Теперь было неважно, что будет дальше. Неважно, как он отреагирует. Неважно, что подумает и что сделает. Вообще все стало далеким и ненужным. Графиня де Венендаль сегодня в первый раз в жизни поцеловала того, кого желала всем влюбленным сердцем и всем сгорающим от желания телом.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-22 06:48:02)

Сначала был страх, что он не поймет, откажется, посчитает все глупой игрой. И страх этот больно колол ледяными иглами. Но едва она ощутила, как ведьмак ответил на ее жест отчаяния, последние сомнения и метания исчезли, наконец, целиком уступив место той самой истине, от коей Армилия бежала весь день, сбивая сердце больнее, нежели собственные ноги. Она любила его. Она хотела его. И никакие гербы, никакие обязательства, никакие географические, политические и социальные условности не могли изменить этого обстоятельства. Самым сложным оказалось всего лишь признаться себе в этом и сделать последний шаг. Язычок фрейлины, гибкий и маленький, как у кошки, скользнул между его губ. Графиня пыталась продлить ошарашивающее, поглощающее целиком мгновение как можно дольше. Это было наслаждение, пробуждающее желание получить гораздо больше. Руки Ламберта легли на ее талию, и следом их поцелуй прервался, но его горячее дыхание обожгло ее шею, щетина приятно уколола бархат кожи. Армилия чуть запрокинула голову, одним рывком распуская шнуровку рубашки, чувствуя, как душно ей стало в одежде, отделяющей ее тело от его прикосновений. Пальцы графини поглаживали плечи ведьмака, спускались ему на грудь и живот, раз за разом исследуя каждый его шрам, запоминая их изгибы. Девушка пыталась не забыть про кровоподтек, надеясь не зацепить его и не причинить ему боль, но не была уверена, что у нее сейчас хватит самообладания, дабы сознательно заставить свои руки стать избирательными. Ее, дыхание, нервное, прерывистое, шло в унисон со шкалившим ритмом сердца. Казалось, еще немного и биение пульса заглушит все звуки, превратит их в единый сбитый ритм судорожных вдохов и надрывных выдохов. Его объятия, нежные, мягкие, обещающие нечто новое, нечто необыкновенное, вернули фрейлине то, чего так усердно ее пытались лишить все эти годы – права быть женщиной, право быть счастливой женщиной рядом с тем, кто знает ей цену и готов заплатить ее. По спине прошла дрожь эйфории, когда его пальцы пробежались от талии выше, и следом ведьмак привлек Армилию к себе. Она попыталась быстро снять рубаху через голову, но запуталась в длинных локонах, и, откинув одежду в сторону, взъерошенная, чуть смущено улыбнулась ему, на мгновение ощутив стеснение от своей неловкости. Но это чувство не задержалось в душе. Одно взгляда ведьмака хватало, чтобы перестать думать о чем-либо, кроме как о нем. Ночной воздух так кстати приятно охладил ее кожу, еще больше сводя с ума. Раздвинув бедра, она обхватила ими его тело у пояса и прильнула к Ламберту обнаженной грудью, обвивая руками его шею, и снова ее губы потребовали поцелуя, касаясь его в этот раз с большей смелостью и жадностью. Ей хотелось бесконечно пробовать на вкус его обветренные губы, слегка покусывая, играя, чуть отстраняясь, и снова с наслаждением замирать, считая, сколько ударов сердца их дыхания будут слиты воедино.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-22 06:47:41)

Армилия наслаждалась им, ощущая блаженство каждого мгновения. Это была квинтэссенция счастья, наполнявшая все ее существо. Его нежность, проявляемая всего лишь несколькими легкими движениями и мягкими поцелуями, раскрывала для нее новые грани восторга, заставляя снова поддаваться ему, подчиняясь его желаниям. Она с легкостью отдавала ему инициативу, удивляясь несложным правилам любви, для коей опыт имел куда меньшее значение, нежели желание подарить удовольствие тому, кто сейчас сжимает тебя в объятиях. Ламберт прикоснулся к ее груди, и тянущая боль отозвалась на его поцелуй, стрелой пройдя до самого низа живота. Она выгнулась, подавшись на движение рук, спустившихся ниже ее спины. Испепеляющий жар изнутри стал невыносимым, девушка закусила приопухшие губы, заглушив вырвавшийся стон. Он не остановился, продолжая спускаться все ниже. Ее пальцы от напряжения ненадолго сцепились у него на затылке, и тут же расслабились, оказавшись на шее. Может, надо было просто довериться ему, не торопить события, позволяя им распробовать друг друга на вкус, но острые спазмы страсти требовали приблизить момент окончательного откровения между ними и сопротивляться им становилось слишком мучительно и почти физически больно. С легкой досадой подумалось о том, что она не успела раздеться полностью, и теперь черный бархат, обхватывающий ноги, мешал в полной мере отдаться сладкому упоению от такой желанной близости. Не говоря уже о надоевших за сутки сапогах. Армилия скользящим движением бедер чуть подалась назад, уворачиваясь от поцелуев и с удовольствием чувствуя, что, не смотря на ее попытку отстраниться, Ламберт не собирался отпускать ее, прижимая к себе. Она коснулась ладонью его щеки, заставляя ведьмака отвлечься от ее тела и посмотреть на нее. Влажные сапфировые глаза и полуоткрытые губы приглашали его перейти от аперитива к основному блюду.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-23 10:53:28)

От взгляда ведьмака кружилась голова, и смотреть в его необыкновенные зрачки можно было целую вечность, медленно истаивая подобно восковой свече. Ламберт угадал ее желание, и это тоже стало для Армилии новым, завораживающим чувством осознавания друг друга, когда любые слова казались излишне грубыми для столь тонкой материи, как сплетшиеся в единый тугой узел мысли двоих, захваченных в сладкий плен ночи. Она целиком отдалась его рукам, позволяя помочь ей лечь на спину. Ожидание кульминации отзывалась в каждом ее напряженном нерве, и последний поцелуй хлестанул, как ударившая по пальцам тетива. Девушка, прикрыв глаза, приподнялась на лопатках, не пытаясь справиться со стоном иссушающей ее жажды. Его пальцы пробежали по бедрам, усугубляя пытку. И завершая ее. А потом все прекратилось. Исчезло. Растворилось, словно серая пряжа тумана под лучами пробудившегося солнца. Ресницы взметнулись вверх. Ламберта рядом не было. Испуганная, ошеломленная, потерянная, она резко села, пытаясь понять, что произошло, и увидела его. Нет, ничего не случилось. Совершенно ничего не случилось. Ведьмак просто ушел к костру, занявшись почти потухшим пламенем, оставив графиню в одиночестве. «То есть… ты просто играл со мной? Ты просто получил удовольствие, издеваясь над тем, во что я вложила всю свою любовь?» Бессильная злость ненадолго исказила ее лицо, почти мгновенно сменившись невыносимой болью. «Или я сделала что-то не так? Он понял, что я неопытна и потерял интерес? Или посчитал мой поступок всего лишь действием глотка водки, и теперь благородно не дает мне совершить ошибки? Проклятая честь. Проклятый герб. Ненавижу. Ненавижу. Перестаньте решать за меня, что я хочу. Дайте же мне возможность жить. Я так хочу просто жить…», - графиня не могла смотреть на него и, пытаясь не дать себе разрыдаться, наконец-то стянула с себя эти чертовы сапоги. Кровоподтеки на ногах заныли, но тут же утихли под действием холодного предрассветного воздуха. Надевать обувь утром будет куда сложнее, придется потерпеть. «Нельзя злиться на него. Я одна во всем виновата. Я всё придумала себе. Придумала, что могу нравиться ему. Придумала, что могу быть желанной. Придумала, что могу быть счастлива, что хотя бы одну ночь в жизни я могу быть счастлива. Я не придумала лишь одно: мои чувства к нему. Иначе не было бы настолько больно, настолько невыносимо, мучительно больно. Но всё пройдет. Время все исцеляет. Скажи мне, ведьмак, всё пройдет, да? И скажи, почему ты сделал это?». Во взгляде девушки, напоминавшей сейчас затравленного маленького зверька,  застыл немой вопрос, и ответ Ламберта убил ее. Она могла понять холодное равнодушие. Могла понять торжество победителя, покуражившегося над гордой аристократкой. Но Армилия не могла понять его улыбки, пытавшейся сказать ей, будто она ему не безразлична. «Тогда почему? Почему ты так неоправданно жесток со мной?» Она легла на спину, рефлекторно развязывая черную ленту и распуская волосы. В подсознании мелькнула мысль о том, что нужно найти рубашку и одеться, но оцепенение полностью охватило ее тело. Всё казалось таким бессмысленным и бесполезным сейчас. Южанка смотрела на окрасившееся в пастельные тона небо, предвещавшее скорый рассвет. Почти поблекшие звезды, злые и колючие, резали по глазам, заставляя по щекам бежать слезы. Нет, это вовсе не она плачет. Это всего лишь северные звезды. Всего лишь умирающие там наверху ледяные звезды. Отчаяние оглушило ее настолько, что девушка не сразу ощутила присутствие Ламберта. Под ее головой оказалась импровизированная подушка, но на этот раз она не отвечала на прикосновения его рук, не шевелясь и склонив голову на бок, напоминая сломанную куклу, когда-то красивую наряженную, а теперь выброшенную прочь за ненадобностью. «Зачем ты пришел? Что хочешь взять еще, если больше ничего не осталось?» Поцелуй прервал этот молчаливый крик, разбив кровоточащее сердце на миллиарды истекающих багровой влагой кусочков. Всхлипнув, она отозвалась на его жест нежности, судорожно обхватив его руками за шею. Ничего не понимая и сходя с ума от боли, Армилия не могла  перестать верить ему. Ее губы отвечали робко, с трудом преодолевая пережитый страх, но пальцы вцепились в его плечи до побелевших костяшек, боясь выпустить и потерять навсегда.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-25 04:42:55)

Армилия все еще не понимала, что происходит, но теперь и не пыталась этого сделать - слишком многое ее сердцем было испытано за прошедшие часы. Сейчас для нее весь мир заключался в нём, единственном, желанном, любимом до спазмов в груди. Он был рядом, а остальное – не имело никакого значения, даже все еще ощутимая боль от пережитого ужаса. Девушка с сожалением позволила поцелую закончиться и ослабила руки, чувствуя, как от горячего дыхания ведьмака по телу пробегает приятная дрожь, и надеясь, что у Ламберта не останется на утро синяков от ее хватки. На нем и так не было живого места. Его плечо оказалось слишком близко, и она, не удержавшись, прижала к нему губы, дотронувшись до кожи кончиком язычка, просто потому что хотела запомнить вкус его тела. Прикосновения ведьмака, особенные, чуткие,  ласковые, теперь не воспламеняли ее, а, наоборот, успокаивали. В какой-то момент он отстранился, чтобы спрятать  их под теплым подобием одеяла от внезапно начавшей кусаться холодом лесной мглы. А, может, дело было в том, что ее внутренний жар утих, и только теперь появилась осознание окружающей реальности? Армилия успела услышать его вздох и к своему стыду вспомнила, что ее потакание собственным желаниям заставило забыть о самом важном – о необходимости наложить перевязку, и сейчас Ламберт мучается из-за последствий необдуманных действий графини. Она с тревогой и беспокойством посмотрела него: перелом, если он был, вполне мог стать и фатальным, но последующие мысли утонули в его взгляде. Девушка сплела свои пальцы с его, едва почувствовала рядом ладонь ведьмака. Их дыхания легко соприкасались, свиваясь друг с другом. Она не отводила от него глаз с еще мокрыми от слез ресницами, и в них отражалась вся нежность, переполнявшая ее душу сейчас. Под шерстяной материей в объятиях того, кому сегодня она вручила свое сердце, Армилия быстро согрелась и поняла, что у нее больше нет сил бороться с давящей усталостью, сжавшей виски железным обручем, ибо предел оказался давно превышен. Тихо засопев и пообещав себе с утра же заняться его пострадавшими ребрами, южанка прижалась щекой к плечу Ламберта, прильнув к нему всем телом. И совсем скоро прерывистое дыхание подтвердило, что мутный, зыбкий сон взял власть над фрейлиной, измотанной и морально, и физически, но, тем не менее, счастливой, как никогда прежде в ее жизни.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-25 14:08:51)

Ей снились невнятные, сумбурные сны, насыщенные тревогами и беспокойствами вчерашнего дня. Иногда Армилия вздрагивала, но тут же успокаивалась, сквозь зыбкую дремоту чувствуя телом близость Ламберта. Она устала настолько, что ни холод, ни, мягко говоря, непривычная постель, ни разгулявшееся северное солнце не разбудили ее. И лишь когда время начало медленно, но верно приближаться к полудню, бедная спина, привыкшая к шелковым простыням и пуховым перинам, застонала, прося избавить ее от такого жесткого ложа. Графиня открыла глаза, и первое, что ощутила – это отсутствие ведьмака рядом. Ночная паника вновь овладела ею. Перевернувшись на бок, девушка увидела, как он идет к потухшему костру с охапкой дров. Теплый луч упал на лицо, и она, успокоившись, зажмурилась и улыбнулась своим мыслями, не особо связным, полным какого-то детского, наивного восторга. Фрейлина боялась, что утром будет умирать от стыда и угрызений совести, но, как ни странно, внутри нее царила полнейшая умиротворяющая тишина. Это несколько пугало и настораживало. Тень от герба Венендалей падала черной тенью на душу, но сейчас южанка решила не мешать себе наслаждаться моментами абсолютного счастья. «Я подумаю об этом потом. Как-нибудь потом. Сейчас я хочу смотреть на него и больше ничего».
- Доброе утро, - сразу же отозвалась Армилия на его голос. Силуэт ведьмака казался ей самым прекрасным зрелищем на свете, от коего быстрее начинало биться сердце, ускоряя ток еще непробудившейся крови. – Спалось просто замечательно, пока ты не ушел,  - нотка разочарования все-таки проскользнула в голосе. – И сразу стало холодно. Ах, да, наверное, еще у меня на спине останутся очертания всех камней, лежащих под попоной, но… Всё и, правда, было  замечательно, - графиня с удовольствием смаковала переход на «ты». Она решилась на подобный шаг, посчитав неуместным после вчерашнего сохранять совершенно бессмысленные теперь условности этикета. «Ее Сиятельство»  закончилось после глотка водки из фляги, и это обстоятельство даже обрадовало фрейлину, позволив, наконец, хоть ненадолго, но избавиться от сковывавших ее с детства бесконечных уз обязательств. Девушка снова легла на спину и, запрокинув руки назад, с удовольствием потянулась, согнув одну ногу в колене и выгнувшись дугой, а потом плавным кошачьим движением села, пытаясь справиться с каскадом золотистых волос, падавших на лицо, спину и плечи. Одеяло сползло, обнажая грудь, но смущаться, видимо, было уже поздно. Откинув все локоны назад, она обернулась к Ламберту.
- Ты давно проснулся? Ох, да…, - синие глаза зацепились за гематому. – Как твои ребра? Прежде чем займешься костром, нужно посмотреть, снял ли зарник опухоль хоть немного? Это не займет много времени. Пора решать, что делать: если я перебинтую тебя, то мы ограничим тебе возможность  пользоваться мышцами груди, и дышать придется животом. Ты сможешь? Но если боль уменьшилась, то можно, конечно, рискнуть не перетягивать ткани, чтобы разошлась кровь от гематомы… Не знаю, как лучше,  - она вздохнула и потянулась к брошенным вчера кускам ткани с такой тщательностью ее сравниваемыми. Взяв оба и положив их рядом с собой на укрытые импровизированным одеялом колени, Армилия вновь посмотрела на ведьмака нежным, бархатным взглядом и произнесла полушепотом: - Иди ко мне…

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-25 19:34:40)

-Мне жаль, что с завтраком так получилось, - Армилия слегка покраснела, снова ощущая себя бесполезной обузой.  – Я совсем ничего не брала с собой. Четыре-пять часов верхом, и мы должны были оказаться в Вызиме. Прости…, - графиня нервно дернула себя за одну из сползших с плеча на грудь прядей и следом, внимательно выслушав отчет о состоянии здоровья ведьмака, качнула головой. – Спасибо жрицам Мелитэле, их снадобья всегда надёжно действенны, - она следила за ним, пытаясь зарисовать в памяти каждое его движение, забыв про все на свете. Сердце дрогнуло, когда Ламберт отозвался на ее приглашение. Каждый раз, когда он оказывался рядом, девушка теряла возможность разумно мыслить, хотя именно сейчас это требовалось от нее. Ведьмак сел на попону. Она не отрывала от него влюбленного взгляда, теряясь в теплых волнах, охватывающих все тело. Поцелуй вновь пробудил в ней всю сладость прошедшей ночи, заставляя испытывать внутреннюю дрожь от желания обнять его. Южанка закрыла глаза, с наслаждением отдаваясь мгновениям их нежной близости, и даже когда она прервалась, фрейлина еще некоторое время позволила себе ненадолго остаться в этом мире безграничного счастья, пока Ламберт не задал вполне резонный вопрос. Ресницы, дрогнув, вспорхнули вверх. Нужно постараться больше не терять голову, иначе толку от нее будет еще меньше.
- Разумеется, сначала посмотрю. Главное, теперь - не навредить, - девушка освободила свою руку из его плена, взяла ладонь ведьмака и прижала ненадолго к своей щеке, чувствую приятную, жесткую шершавость его кожи. В нем всё было желанно, всё доставляло новые, необыкновенные ощущения. – Слишком много сладкого утром  - вредно, - вздохнув, она отпустила его, и полностью сосредоточила внимание на полученных ведьмаком повреждениях. Графиня аккуратно прощупала гематому, ребра, мышцы вокруг них, вспоминая преподанные ей уроки. Гематомы практиковали на дворцовой гвардии, стабильно поставляющей придворному лекарю разнообразные их проявления, так что нельзя сказать, чтобы фрейлина совсем ничего в них не смыслила. Другое дело, что здесь явно наличествовал куда более серьезный случай.
- Знаешь, кажется, ребра в целости. Я не могу говорить наверняка, но явных признаков перелома не вижу. А вот кровоподтек… Зарник снял основной отек, и это хорошо, но мне не нравится, как он выглядит сейчас. Я боюсь, чтобы не размозжило ткани. Нужно, чтобы хороший лекарь тебя осмотрел и проверил, как работает каждая из грудных мышц, - Армилия ненадолго задумалась. - Сделаем вот что. Я смою остатки мази и нанесу новый слой, а потом наложим тебе повязку, чтобы немного ограничить движение, но туго перевязывать и лишать тебя дыхания не будем. Сиди смирно, я сейчас, - она откинула одеяло и, взяв тряпку, которой вчера вытирала пальцы, поднялась на ноги. Боль заставила ее прикусить губу. Быстро же она забыла про свои собственные «награды» за вчерашние похождения. Подхватив с земли рубашку, наспех надев ее на себя и не став отвлекаться на шнуровку, для уменьшения мучений графиня скользящей, «фрейлинской» походкой, так, чтобы не касаться земли пятками, как они делали всегда, блуждая во время ночных «дежурств» по дворцу, дабы никого не разбудить стуком каблуков, дошла до оставленного у костра бурдюка, и вылила немного воды на лоскут, после чего, вернувшись, села на колени возле Ламберта, принявшись насколько можно осторожно оттирать снадобье с ведьмака, заставляя себя помнить о самом процессе, не улетая мыслями от прикосновений к его телу в волнующие воспоминания. Закончив недолгий процесс, она дотянулась до лежавшей возле седельной сумки, там, где ее бросили вчера, продолговатой баночки, и следом принялась за втирание мази, на этот раз не доверив столь приятное занятие ведьмаку и надеясь, что на ее порозовевшем лице не очень отражается гремучая смесь из трепетного переживания за него, нежной заботы и желания покрыть поцелуями каждый из его шрамов. Наконец, отложив стеклянную емкость в сторону, девушка взяла один из отрезов ткани и примерилась к гематоме, размышляя, как сделать перебинтовку лучше, чтобы не сдавить ребра. Она бросила взгляд через плечо Ламберта ему на спину, смотря расположение будущей повязки, и едва не вскрикнула от ужаса, заметив, в какие насыщенные тона оказалось там все раскрашено.
- Почему ты не сказал про спину? Великое Солнце! Как ты вообще это все терпишь?! – едва не заплакав, Армилия коснулась кончиком носа щетины на его щеке. – Бедный мой… почему ты ничего не сказал?! - она всхлипнула и приложила указательный палец к его губам. – Всё, не отвечай. Зарника еще хватит, - графиня потратила еще некоторое время, обрабатывая мазью кожу вдоль позвоночника. – Такое чувство, как будто тебя бодали две виверны. Что случилось? – она, наконец, приступила к перевязке, перекинув один кусок ткани через левое плечо ведьмака, а вторым начала спиралью обматывать грудь Ламберта, начав на уровне верхних ребер, время от времени останавливаясь и проверяя натяжение. – Помни, что не должно быть слишком туго. Сразу говори мне, если почувствуешь боль, - закончив с самым длинным куском ткани и скрыв всю гематому, фрейлина еще раз перепроверила аккуратность наложенной повязки и тогда, подняв, завязала свисавшие из-под нее концы первого отреза на его правом плече. – Кажется, всё. Чем я могу еще помочь?

Во время всего процесса графиня внимательно слушала его, просто наслаждаясь тем, что ведьмак говорит с нею, и одновременно пыталась не особо отвлекаться: ей хотелось хоть в чем-то быть для него полезной, и она вкладывала в перевязку все свои умения и концентрацию. Больше всего Армилию поставил в тупик вопрос об имени. Это было до ужаса странно, но девушка не смогла его сразу вспомнить. Слишком давно ее так не назвали. Дворянка была кем угодно: «ее сиятельством», «милсдарыней графиней», «госпожой фрейлиной Ее Светлости», но только не обладательницей, данного при рождении имени. За всеми этими светскими условностями и обязанностями терялся сам человек, бывший ненужным в аристократической среде без красивой обертки. Она ничего не ответила, внезапно ошарашенная мыслью, что скоро все закончится. Вызима подведет итог, навсегда оставив в прошлом это тихое счастье, окруженное со всех сторон мариборским лесом. Ей придется вернуться в мир корсетов, этикета, лжи и лести, в мир искусственных чувств и жестких правил. Там нет места всему, происходящему здесь и сейчас, этому хрупкому, нежному, едва пробившемуся сквозь толщу равнодушной реальности побегу любви. Армилия до боли в сердце поняла, что не хочет никуда уезжать. Она вдруг прикоснулась к настоящей, трепетной жизни, узнала ее и была очарована ею. Все в ней противилось возвращению туда, где на запястьях снова сомкнутся оковы чести, не дающие права выбора. С сожалением проводив взглядом вернувшегося к костру Ламберта, она прикоснулась к пылающей щеке, на коей еще горел оставленный им поцелуй, и горько вздохнула.
- Спасибо, не откажусь от предложения. Конечно, было бы изумительно, если бы посреди поляны возникла ванна или хотя бы ушат, но столько… счастья будет много для меня одной на сегодня, - графиня неожиданно для себя покраснела и принялась искать ленту, брошенную ею где-то ночью. Светлую копну на голове пора было привести в порядок. – Все произошло по моей вине, - решилась на откровенность фрейлина. Ей хотелось говорить с ним, слушать его или просто знать, что он внимает ее словам. – Мы должны были быстро проехать прямо по тракту, без остановок. Мне хотелось… посмотреть на Север, увидеть, какой он на самом деле. Но… местные кметы нам оказались не рады. Очень не рады. И я заставила охрану изменить путь, сделав крюк. Надеялась, что прогулка по лесу выйдет более приятной и не… такой обременительной. Эгинэр предупреждал о последствиях, ему не нравилась эта дорога… Я оказалась слишком самонадеянной, и на моей совести теперь смерть этих людей, - голос дрогнул. Память воскресила жуткие картины ран пострадавших и отдельным ярким пятном – истерзанный труп Маеллина. Найденная черная полоска шелка скользнула между тонкими пальцами. Собрав локоны на одну сторону, она, приглаживая их, начала плести косу. – Ты спросил меня об имени…, - пальцы дрогнули и замерли. – Среди дворян не принято их называть. Если только ты не на официальном приеме. В высшем свете никому не интересно твое имя. Мы всего лишь обряженные титулы. Всех волнует, что нарисовано на твоем гербе, и каким количеством земли владеет твоя семья, остальное - неважно. Нами торгуют как породистыми кобылами, меняя на связи или деньги. И я… привыкла быть только безликой графиней де Венендаль. Прости. Армилия. Меня зовут Армилия, - девушка продолжила свивать узор из волос, отчего-то стесняясь поднять взгляд на Ламберта. Закончив с прической, она с трудом натянула на приопухшие ноги сапоги, и, чуть не плача, заставила себя все-таки двинуться в ту сторону, куда указал ей ведьмак. Вскоре графиня вернулась, вся мокрая и сердитая, как попавшая под дождь кошка. Первое знакомство с умыванием на лоне природы прошло не очень гладко. Она села рядом с Ламбертом и растерянно посмотрела на него:
- На тракте точно будет безопаснее?... Просто нордлинги… Они… ты знаешь… не очень чужаков… И еще…  Ты покажешь мне как кормить лошадей?

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-27 19:26:25)

Глядя на ведьмака, девушка вспомнила, что их знакомство началось с почти такой же ухмылки на его лице, вызвавшей тогда в ней чувство страха и неприязни, но сейчас в душе от них не осталось и следа. Теперь Армилия знала Ламберта совершенно с другой стороны, раскрывавшей новые грани его характера, предназначенные, кажется, далеко не для всех знакомых ведьмака. Его нежность и забота кружили ей голову, заставляли вновь и вновь сердце биться сильнее, а вспыхнувшей любви - полыхать все ярче. Он нравился ей любым: и молчаливым, и сосредоточенным, и язвительным.
- Сначала было холодно, - графиня, тихо вздохнув, прижалась щекой к его плечу. – А потом стало тепло. Так тепло, что даже солнце Туссента теперь не способно настолько же согреть меня, - прошедшая ночь мягким крылом коснулась ее сознания. Ее все еще мучил вопрос, что тогда произошло между ними, но пытаться разгадывать странное поведение Ламберта она не стала. Ему одному лишь известна причина, и если он не говорит с ней об этом, значит, не стоит забивать себе голову бессмысленными догадками. Внимание Армилии заняла готовка их трапезы. Запах, шедший от котелка, не обнадеживал. Явно, что там бурлил далеко не дюбарри, но она не подала и виду, будто качество пищи ее хоть немного беспокоит. Во-первых, железная выучка фрейлин заключалась в их умении сдерживать эмоции, во-вторых, ей не хотелось ставить под сомнение кулинарные возможности своего спутника, и, в-третьих, графиня попросту проголодалась, поэтому была согласна сейчас на все, что предложат, так что девушка решила оставить комментарии гурмана высокой кухни при себе.
-Наверное, ты прав про чужаков, - чуть смущенно добавила южанка. – Но мне всегда казалось, в Боклере нет такой же неприязни к путникам, как здесь. Хотя… может быть, я не права и просто по привычке не замечаю многих вещей, - она не стала углубляться в столь щекотливую материю, как гостеприимство, полагая, что, вероятно, те же проблемы, какие испытывает эббингинская аристократка, вполне могли ощущать и северяне, оказавшись в их краях. Вопрос о кормежке лошадей в очередной раз пристыдил Армилию, осознающую свою абсолютную беспомощность там, где заканчивались сословно-иерархические границы и начиналась элементарная борьба за жизнь. Она чувствовала себя ребенком, заново, с нуля, изучающим окружающий ее мир, удивляясь тому, сколько открытий было сделано всего лишь за прошедшие сутки.
- Меня учили лишь тому, что должны уметь делать фрейлины, - графиня приняла из рук ведьмака ложку. – То есть ничему, что могло бы оказаться практически полезным, разве что грамота и языки. Не уходи надолго, пожалуйста,  -попросила южанка, с беспокойством глядя, как Ламберт уводит лошадей. Она боялась оставаться одной, прошлым вечером это уже закончилось лазаньем по дереву. Печально взглянув на котелок, Армилия приступила к дегустации похлебки. Голод пересиливал прочие ощущения, так что бульона заметно убавилось примерно на четверть. Оставив ложку в посудине, фрейлина, сев на скрещенные ноги, сонно зевнула, размышляя о том, что сегодня ей приготовит новый день.

- Похлебка просто ужасна на вкус, - честно призналась Ламберту Армилия, когда он вернулся с лошадьми, считая ложь в данном случае бессмысленной, тем паче ему еще придется самому есть стряпню собственного изготовления. – Но если учитывать из чего ее пришлось делать, то это лучшее, что могло получиться, - постаралась она сгладить рекомендацию.
Заметив в руках ведьмака торбу, графиня поняла, что пришло время кормить изголодавшихся животных, и если она хочет хоть чему-нибудь научиться, ей нужно подойти поближе. Не успела мысль оформиться в голове, как любимый голос позвал ее по имени. Это произошло впервые, и взволновало девушку, наверное, так же сильно, как и первый поцелуй. Душа вспорхнула бабочкой и замерла. Она боялась, что барьер статусов окажется непреодолим, и пресловутое «ее сиятельство» незримо будет стоять между ними неприятным препятствием, ноо теперь исчезли последние страхи. Каждое мгновение стремительным темпом сближало их все больше, как будто оба торопились, боясь растерять то немногое время, отведенное им судьбой, то ли желающей посмеяться над ними, то ли, наоборот, призывающей их быть смелее в своих желаниях. 
- Мила. Лучше - Мила, - фрейлина с любопытством смотрела на довольно забавный, по ее мнению, процесс поедания гнедым жеребцом овса. Торба тряслась вместе с его мордой, как будто там внутри что-то щекотало ему нос, и конь усиленно собирался чихнуть, но никак не мог этого сделать. – Так зовут меня в семье, - Армилия с некоторым сомнением приняла в руки тару со злаками и обернулась к своей кобылке. Обе они посмотрели друг на друга, не зная, как им быть. Наконец, девушка протянула лошади мешочек, и та залезла в него по самые глаза, принявшись жадно хватать овес. – Бедная Жемчужина совсем не привыкла…, - графиня удерживала торбу обеими руками, не давая ей упасть. – Ее привезли из Офира, это подарок отца, - девушка решительно уклонилась от положенной формулировки «досточтимого графа моего отца», не желая, чтобы хрупкого личного счастья даже в мелочах касались высохшие пальцы этикетного протокола. Ведьмак ушел к костру трапезничать, а дворянка осталась рядом с лошадью, поглаживая ее шею и ожидая, когда бедняжка вылижет все из сумки подчистую. Она услышала, как Ламберт предложил пойти наполнить бурдюк, и, обернувшись, фрейлина взглянула на него счастливыми глазами, гордая, от того, что ей, наконец, доверили ответственное поручение, но радость длилась недолго: ведьмак, видимо, все же взвесив все «за» и «против», решил разобраться с проблемой самостоятельно. Армилия покраснела и поджала губы от обиды. Уж с этой-то задачей она бы справилась! Да, там возле ключа было скользко и неудобно, но у нее же получилось умыться! Рассерженная, южанка фыркнула, и кобыла отозвалась ей в ответ тем же манером. «Ну и подумаешь! То же мне… Вот пусть сам… все и делает!», - возмущалась про себя графиня, делая вид, что ничего кроме кормления лошади ее не интересует. Едва Ламберт скрылся среди деревьев, она положила пустую торбу возле костра и, вполголоса высказывая все, что думает о милсдарях ведьмаках, в целом и о цехе Волка, в частности, принялась собирать разбросанные повсюду вещи, складывая их в седельные сумки. С трудом обнаружился завалившийся под ствол лежавшего дерева пояс с кинжалом, коий фрейлина немедленно надела, легко на сей раз справившись с застежкой. Брошенный камзол пролежал всю ночь на земле, и пришлось его несколько раз встряхнуть, приводя в более-менее приличный вид. Некоторое время ушло, чтобы закончить все сборы и привести себя в относительный порядок. К тому времени, как вернулся Ламберт, девушка уже озадаченно смотрела на свою расседланную кобылу, не зная, как быть дальше. При появлении ведьмака она снова надула губы, резким движением отбросив косу с плеча на спину и демонстрируя вселенскую обиду. На вопрос о вещах Армилия лишь пробубнила «аха», размышляя возмутиться ли ей прямо сейчас очередным пренебрежением аристократической особой или еще выдержать ледяную паузу? Ни тот, ни другой вариант оказались неподходящими, едва девушка оказалась в объятиях любимого. Ее руки обвили его шею, а губы жадно отозвались на поцелуй, пытаясь удержать его как можно дольше рядом с собой. Это был новый виток опьяняющего помутнения. Каждый раз, когда графине казалось, будто она сможет не терять голову от прикосновений ведьмака, ей приходилось убеждаться в обратном. Ей хотелось провести с ним больше времени, чтобы просто видеть его рядом, ощущать его присутствие, замирать от его поцелуев. Его так не хватало. Его было так мало у нее, изголодавшейся по нему, единственному, за столько лет отчаянного и безнадежного ожидания. И вновь из них двоих именно Ламберту хватило больше выдержки перейти к делам насущным. Очередной его вопрос можно было смело считать риторическим.
- Не умею, - стыдливо спрятав взгляд под ресницами, девушка, вздохнув, прижалась к его груди щекой и пробежалась пальцами по вырезу ведьмачьей рубахи, впитывая ими его тепло. – И я бы не отказалась от дождя. Хоть какая-то замена ванне. 

Покидать столь уютные, скрывающие ее от всего мира объятия попросту не хотелось, но реальность ставила свои жесткие условия, не спрашивая ничьих желаний. Армилия покорно последовала за ведьмаком в ожидании новых и, без сомнения, полезных уроков. Все, что она успела пережить за сутки, становилось бесценным опытом, коий вполне может пригодиться в будущем. Первым заданием оказался осмотр кобылки, но спина, бока и живот Жемчужины были в превосходном состоянии, ибо за ней ухаживали едва ли не так же тщательно, как за самой графиней, так что стоило, пожалуй, отдельно поощрить трудолюбие конюхов. Со следующим этапом все оказалось гораздо сложнее. Каждое действие Ламберта казалось простым и легким, но едва фрейлина пыталась его повторить, как получалось из рук вон плохо. Лошадь, привыкшая к отточенным и быстрым движениям прислуги, когда она даже не успевала понять, что уже готова к выезду, теперь, чувствуя неуклюжесть хозяйки, начала нервничать, а когда к процессу подключился ведьмак, то и вовсе испугалась.
- Только не сделай ей больно, пожалуйста! – умоляющим голосом попросила девушка, глядя в голубые глаза разволновавшейся кобылки. – Она такая… впечатлительная, - кобылка всхрапнула, давая понять, что целиком и полностью согласна с этим утверждением и категорически против насилия над собой. Но немые мольбы животного не дошли до лошадиного бога, и надевание сбруи продолжилось. Армилия, как могла, пыталась быть ласковой со своей любимицей, и нежным, аккуратным движением убрала челку Жемчужины, бывшей такого же кремового цвета, как и волосы аристократки, так что их легко можно было спутать между собой. Граф нарочно намекал дочери о том, что помнит, как гладил ее светлые локоны. Вынужденный перерыв, пока тушился костер, девушка гладила шею кобылки и целовала серебристую мордашку, тихо шепча ей ласковые слова, и Жемчужинка потихоньку успокаивалась, покосившись на вновь подошедшего ведьмака, и, видимо, подозревая именно его во всех своих невзгодах. С попоной все было просто. Серебристая звезда Венендалей аккуратно покрыла круп животного, красиво оттеняя белесую шерсть черным шелком, а вот дальше снаряжать лошадь оказалось куда сложнее: тонким, изящным рукам графини не хватало силы должным образом затянуть ремни. Худо-бедно закончив сборы, фрейлина последовала за Ламбертом, в полной мере испытывая свое терпение, ибо наступать на ставшие еще вчера сизыми до лодыжек ноги, было мучительно больно. Ей приходилось совершать маленький подвиг, делая каждый шаг. Долго оставаться подобное незаметным не могло, и южанка это понимала, надеясь, что спутник, занятый поиском дороги к тракту, хотя бы не скоро обратит внимание на то, как она плетется сзади. Неожиданное замечание по поводу подпруги заставило ее вздрогнуть и лихорадочно схватиться за ремень. Девушка еще раз попробовала сделать натяжение потуже, но особых успехов заметно не было. Армилии захотелось тут же провалиться сквозь землю от стыда, и в этот самый миг прозвучало то, что так опасалась услышать. Графиня подняла робкий взгляд на Ламберта, не зная, как ему объяснить ситуацию, дабы вновь не ощутить себя обузой.
- Я… я не смогу идти по земле босая, - прижавшись к кобылке и надеясь спрятаться за ее гривой, тихо произнесла дворянка. – Дело не в том… что кто-то видит. Просто… мои ноги не привыкли к такому… у меня нежная кожа, я их пораню. И станет еще хуже,  - она умолкла, боясь вызвать у ведьмака раздражение. Оставалось надеяться, что основной тракт где-то не очень далеко, и вскоре можно будет взобраться в седло.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-01 13:11:14)

- Верхом –могу, - кивнула Армилия. – Но куда мне деть сапоги? – большие синие глаза виновато смотрели на ведьмака. – И боюсь, что если вдруг понадобится… бежать… или спрыгнуть с лошади, то без обуви я не справлюсь. Прости, но, наверное, лучше остаться в них и потерпеть. Я смогу. Правда, смогу, - графиня сделала паузу, размышляя, правильное ли решение она приняла, когда Ламберт кратко изложил их незавидную ситуацию, и пояснил, как следует поступать дальше. На вопрос, который не требовал ответа, южанка отреагировала не менее выразительным взглядом. В нем читалось все упрямство влюбленной дворянки, в коем врожденная родовая строптивость усилилась многократно благодаря захватившему ее целиком чувству. Она никогда не оставит его в смертельной опасности. Это было попросту унизительно для гордости аристократки и оскорбительно для сердечной привязанности, захватившей ее в плен не более суток назад, хотя казалось, будто с тех пор прошла целая вечность, изменившая все представления фрейлины об этом мире и научившая ее наслаждаться каждым мгновением теперь такой желанной жизни, бывшей ранее бесцветным ее подобием. Ведьмак подошел к ней ближе, явно намереваясь помочь своей спутнице оказаться в седле. Мила воспользовалась моментом, чтобы поделиться с ним щепоткой нежности, ибо неизвестно, когда в следующий раз появится такая возможность. И появится ли вообще. Положив руку Ламберту на плечо, графиня коснулась кончиком носа его щеки и на несколько секунд замерла, уверяя себя, что все будет хорошо, и они доберутся до Вызимы, а дальше… А дальше ей предстоит борьба за право быть счастливой, еще более жестокая и остервенелая, нежели та, которую они сейчас ведут за возможность спастись от ловушек северных глухих лесов и болот. С трудом вставив воющую от боли ногу в стремя, Армилия вследствие столь вовремя оказанной поддержке взобралась на свою кобылку, и, по привычке выпрямив спину и чуть вздернув подбородок, натянула поводья, заставляя несчастную лошадь отвлечься от попыток объесть вокруг себя все, что могло быть съедобным. Верхом она ощущала себя куда более уверенно, и сильным нажатием шенкелей легко перевела Жемчужину в рысь, держась не более чем на пол корпуса позади Ламберта, чтобы не закрывать ему собой обзор с одной из сторон. Ехать в молчании было слишком мучительно: и без того липкая паутина страха опутала девушку, дабы еще начать размышлять о том, какие жуткие создания обитают здесь. Ведьмак, как будто услышал ее мысли, и немедленно поделился своими знаниями о местной фауне, чем разбудил в графине вечно жадное до новых знаний любопытство, успевшее придремать, пока с фрейлиной происходили другие, менее интересные для него, приключения.
- Это правда, что утопцами становятся самоубийцы? – тут же выпалила Мила, посчитав, что грех не воспользоваться оказией и не приобщиться к тому, что может знать мастер. – И что водные бабы размножаются, совокупляясь с ними, потому что никто не видел их мужских особей? Или во всем виновато Сопряжение Сфер, и они лишены возможности продолжать род себе подобными, и скоро все вымрут? И что археспоры и эхинопсы – это один и тот же вид, только последние обмельчали из-за того, что произрастают на севере, и климат для них неблагоприятен? А что ты думаешь по поводу теории графа Ди Сальвареса о том, что кикиморы обладают очень чутким обонянием, хотя внешне у них нет никакого подобия носа? И… кто такие глумцы? На что они похожи? – она перевела дух, протараторив первые пришедшие в голову вопросы, над коими размышляла не раз, листая иллюстрированные трактаты. – И еще… Ты можешь рассказать о своем цехе? Это твой дом? 

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-05-01 20:17:11)