Когда небольшая кавалькада въехала на хорошо различимую дорогу, проложенную сквозь лесную просеку с проплешинами, на коих виднелись каменные отвесы, позволяющие понять, что за ними пойдет сплошной скальник, Армилия, наконец, отняла от носа надушенный платок. Аромат хвои приятно щекотал нос, и был несравним с тем чудовищным запахом, бившим по обонянию на большаках, где сновали страшно скрипевшие телеги. От них разило столь ужасно, что графиня не выдержала и велела искать дорогу в объезд основного тракта. От Севера несло просто невыносимо. Гнилью. Страхом. Ненавистью. Какой-то дремучей дикостью. Ее сиятельство так давно хотела повидать эти манящие и загадочные для нее края, бывшие по рассказам брата, оксенфурстского студента, гораздо более любопытными и занятными, нежели Нильфгаардские провинции, и теперь, к своему разочарованию, она убедилась в том, что представляла их себе иначе. Люди здесь были вечно угрюмы и грубы, а, видя на путниках символ золотого солнца, соединенный с серебряными звездами, начинали смотреть исподлобья и с такой злостью во взгляде, что отбивали всякую охоту что-либо спрашивать у них. Армилия не могла понять, в чем дело, хотя, кажется, ее начальник охраны давно обо всем догадывался, и посему мрачнел все больше, чем дальше на север уводила их дорога. Пока путь проходил по воде, особых неприятностей не возникало, и, в целом, окружающие пейзажи с борта когга казались вполне симпатичными, но после Марибора графиня решила добираться до столицы Темерии верхом, устав от качки. Почти все вещи, припасы и прислуга в компании охраны из семи человек двинулись по реке в сторону Вызимского озера, чтобы оттуда, подобрав отряд Армилии, направиться вверх по течению Понтара до самого Оксенфурта. Не смотря на протесты начальника охраны, пытавшегося заставить фрейлину Ее Светлости княгини одуматься, восемь человек налегке выдвинулись по утру в сторону Вызимы. После первой же прискорбной встречи, когда местные кметы сопроводили процессию руганью сквозь сжатые зубы, выражая явное отсутствие гостеприимных намерений, де Венендаль, обратившись к небольшой реплике карты, указала спутникам на обходной путь, зажатый между лесом и скальником, на коем должно было встречаться куда меньше местных, а, значит, не пришлось бы вновь зажимать нос, слушать их фольклорные словообразования в свой адрес и ждать, пока их пропустит какая-нибудь древняя телега, раскорячившаяся посреди дороги, и всадники в черных сюрко с серебряными звездами поверх легких лат свернули с тракта. Некоторые время Мила  молчала, погруженная в горькие мысли о том, как холодно ее встретил Север, но, в конце концов, ей надоело рассуждать на неприятную тему, и она обратилась к начальнику охраны, темноволосому мужчине с бронзовыми загаром и багровым шрамом, горизонтально пересекавшим ему нос, мерно покачивающемуся в седле и курящему ядреный табак при помощи старой трубки:
- Вот видите, Эгинэр, какая прекрасная тропа: тишина, покой и никаких неудобств. Мы наслаждаемся прелестной лестной прогулкой, а Вы еще препирались со мной, не желая сюда ехать.
- Графиня, а Вы часом не думали о том, почему такой вот славный просёлок запущен? Не одни ж мы тут такие умные выискались, - хмуро отозвался шрамированый, вынимая трубку изо рта, и, прищурившись, вгляделся в проплывающую мимо густо-зеленую поросль.
- Вы вечно всех во всем подозреваете, но это уже слишком. Теперь Вам и дорога не угодила! – блондинка погладила ладонью, затянутой черной бархатной перчаткой, отливающую серебром шею своей офирской тонконогой кобылы изабелловой масти.
- Благодаря моей подозрительности, ваше сиятельство, нас еще не подняли на вилы, - хмыкнул он в ответ. – Война дышит нам в хребет. Неудачное время для знакомства с северными королевствами.
- Прекратите ворчать, как моя почтенная тетушка, - мягко улыбнулась Армилия. – Война не будет долгой. Армия нашего доброго Государя великолепна. Завидев стяги Нильфгаарда, местные правители склонятся в смирении пред Золотым Солнцем, и, согретые Его лучами, достигнут истинного процветания. Не то, глядя на то, в каком запустении пребывает такое количество хороших земель, становится невольно обидно за столь беспечное отношение к пропадающему зря богатству, - она покачала головой. -  Повсюду нелепое варварство и ужасающая нищета. И этот запах…, - графиня поморщилась, вспоминая поступившую к горлу тошноту, и снова приложилась к опрысканному жасминовыми духами платочку.
- Навоз, как навоз, - пожал плечами Эгинэр. – Вкупе с мужицким потом, гниющим сеном, преющим деревом и нечистотами. В Нильфгаарде деревни воняют точно также. Смею Вас в этом уверить.
- Смею Вам не поверить, - холодно отозвалась де Венендаль, сделав знак рукой, что разговор на эту тему прекращен, а завести новую она не успела. Неожиданно на небе мелькнула тень – столь огромная, что графине показалось, будто на время светило исчезло с небес, и вслед за ней раздался странный, режущий по ушам звук, некая помесь визгливого хрюканья и истошного кудахтанья. После чего один из едущих впереди всадников неожиданно взмыл вверх, выдернутый прямо из седла. Армилия не успела ничего понять, как начальник охраны, схватив ее за шею, заставил девушку склониться к самой гриве, прикрывая ее собой и одновременно пытаясь удержать на месте собственного гнедого, ошалевшего от ужаса. Сквозь ржание обезумевших лошадей и людские крики фрейлина успел понять ровно одно - на них напало нечто… нечеловеческое.
- Спешиться, быстро! Прячьтесь за лошадей! Сюда, мать вашу! Защищайте ее, блять, сиятельство! – голос Эгинэра как-то разом перекрыл все прочие звуки, и в следующее мгновение кто-то уже стянул графиню вниз на землю. Растерянная и сбитая с толку Армилия увидела, как перед ней блеснуло лезвие меча начальника охраны. Из-за его спины было видно немногое, но и этого было достаточно. Вверх вздымало крупное чудовище с крупными крыльями и роговыми наростами на морде. В лапах у него кто-то барахтался, но в то же мгновение жертва полетела вниз на землю, а монстр, протяжно взвизгнув, дернул лапой, в которую прилетел арбалетный болт.
- Вот же, сука! Оно возвращается! На изготовку! Подставляйте ему лошадей! Не зевайте там! Отступаем в лес! – рявкнул Эгинэр, одновременно зряче толкнув вверенную ему даму в глубокий овраг, тянущийся вдоль обочины дорог. Тоненько пискнув, Армилия, не удержавшись на ногах, покатилась вниз в заросли кустарника. Запутавшись в хитросплетениях ветвей и собственном камзоле, она кое-как поднялась на ноги, всхлипывая и дрожа от ужаса. Где-то наверху, судя по жутким лязгам, скрежету и истошному ору, продолжался неравный бой.
- Не… не оставляйте меня! – просьба получилась тихая из-за сдавившего горло страха, и навряд ли ее кто-то услышал. Графиня смотрела на высившуюся перед ее глазами земляную, почти отвесную стену, не зная, как быть. Обернувшись, она увидела перед собой близко стоявшие друг к другу стволы деревьев. Насколько хватало глазу обзора тянулся лес, без малейшего намека на просвет. «Что делать? Что мне делать?!», - в истерике бился рассудок, и пока едва сдерживающая рыдания Армилия пыталась понять, что следует делать, сверху все стихло.
- Эгинэр! Эгинэр! – преодолев страх, тут же прорезался голос, и эхом разнесся по округе.
- Да не орите так, - раздался сверху знакомый, но какой-то чересчур уставший голос. – И стойте на месте. Я скоро приду за Вами.
- Эгинэр, что произошло? Эгинэр? – но на этот раз никто не ответил. В мучительном ожидании прошла, кажется, целая вечность, пока среди деревьев не показалось знакомое лицо. Де Венендаль едва не бросилась на шею к начальнику охрану, и ее остановили лишь осознание собственного статуса и до сих пор не отпустившее оцепенение от произошедшего кошмара. Масштабы случившегося дошли до графини, когда она увидела остатки своего отряда на привале. Под большим дубом отходила от нападения ее изрядно помятая охрана. Рядом встревожено фыркали спасенные лошади.
- Кроме меня, еще трое в полном порядке. Гантэ сильно разодран, - Эгинэр кивнул на прислонившегося к стволу бледного мужчину с закрытыми глазами. – Спикировала, мразь, сверху. Но Райсу еще хуже. Мы его отбили, только вот он об землю херакнулся. Еле дышит. Не знаю, протянет ли до вечера. Труп Веодда показывать не буду, ему раскроило череп копытом, не успел увернуться. А вот Маеллину совсем плохо. Тварь унесла его. Надо полагать к себе в гнездовище.
Армилия, прижав ладонь ко рту, смотрела на раненых, не стесняясь застилавших глаз слез. Ей было дурно.
- Ч-что… это б-было? – она едва могла совладать с отказывающимся слушаться хозяйку голосом.
- Дракон, верно…, -  отозвался один из уцелевших, доставая из притороченной к седлу сумы кое-какие прихваченные в дорогу средства для оказания первой помощи: бутылку с мазью, перевязки и бутылку нильфгаардской водки.
- Твою мамку при родах им что ли пугали? – зло гаркнул Эгинэр. –  Ежели бы это был дракон, нас всех бы по лоскутам собирали. Хер его знает. Крупная падла, никогда таких не видал. Ебаный Север. Все у них, блять, не как у людей, даже страховидлы.
- Пожалуйста, перестаньте, - казарменная лексика начальника охраны подействовала на Армилию, как ушат холодной воды. Ей надо было взять себя в руки. – Нам всем сейчас нужно успокоиться. Найдите воды, я сейчас сама сделаю перевязку. Не беспокойтесь, мне преподал это искусство придворный медик Ее Милости. Я смогу, - чувствуя, как при виде чужой крови у нее начинают дрожать руки, не совсем уверенно произнесла графиня, но все же подошла к Гантэ и опустилась на колени рядом с ним. То, что себе может позволить кухарка, недопустимо для титулованной особы, и к этому относилась в том числе запоздалая паника. Ее люди смотрят на госпожу, и она не может допустить, дабы преступная слабость позволила потускнеть серебряным звездам. Честь превыше всего.
- Снимите с него доспех, - непослушными, подрагивающими губами велела графиня, раскладывая на куске плотной материи ткань для перевязки и пытаясь открыть никак не поддающуюся крышечку у флакона.
- Я сниму, - кратко произнес Эгинэр и также отрывисто раздал указания. – Один – за водой. Тут в двух шагах ручей. Флягу сними с моего коня. Двое - за валежником. Надо разжечь костер. К вечеру будет быстро холодать.
После окончания перевязки начальник охраны отозвал графиню в сторону и изложил диспозицию.
- Лошадей меньше, чем нас, ваше сиятельство. Нужно принять… кхм… непростое решение. Раненных придется оставить, они не смогут ехать. Гантэ потерял слишком много крови, а Райс – не жилец на этом свете. Уходить нужно сейчас. К ночи сюда могут собраться трупоеды.
- Вы с ума сошли, милсдарь, - едва не выкрикнула Армилия, чувствуя, как вспыхнувший гнев заставил ее на время забыть об усталости и страхе. Она сбавила тон, лишь едва Эгинэр приложил палец к губам, прося говорить тише. – Вы точно сошли с ума предлагать мне подобное. Я не оставлю своих людей. Никогда дом Венендалей не покроет себя таким позором. Это трусость, сударь. Это трусость! Нужно отправить одного из пребывающих в здравии в город за помощью.
- Чтобы чудовище прихватило его себе в качестве ужина? – хмыкнул меченый. – Не оно, так другое. Плохая примета для южанина - в одиночку ехать по землям Севера. А пока он будет добираться до Вызимы или Марибора, нас здесь доест местная живность.
- То есть Вы предлагаете не только бросить здесь умирать двоих людей, носящих на груди мой герб, но и сбежать, не попытавшись спасти Маеллина? – Мила сжала длинные пальцы в кулачки, глядя прямо в глаза начальнику охраны.
- Про Маеллина уже можно забыть к суккубовой матери, - отмахнулся Эгинэр. – От него, скорее всего, мало что осталось к настоящему времени.
- Мой ответ  - нет, милсдарь! Слышите? – Армилия не верила своим ушам. – Как Вы вообще осмелились предложить мне подобное? Я почту за честь умереть рядом с этими несчастными, защищавшими меня ценой своего здоровья и жизни!
-В том, чтоб быть сожратым гулем или накером, мало чести, - пожал плечами собеседник. – Не отходите далеко, - напоследок, предупредив графиню, он направился к костру, оставив де Венендаль в одиночестве. Девушка повернулась к лагерю спиной, дабы никто не видел, как мучительно тяжело ей бороться с подленькой мыслишкой, умоляющей все бросить и бежать отсюда. Она закрыла глаза. Из-под ресниц крупными каплями по вмиг побелевшим из-за отхлынувшей крови щекам вновь побежали слезы. Как ей быть? Что ей делать? Ей нужно принять решение, которое она принять не в силах. Рисковать ли всеми остальными ради двух раненных? Есть ли у нее право на такие жертвы или ответ, данный Эгинэру – единственный верный исход из щекотливой ситуации, в коей на одной чаше весов положена жизнь, а на другой - честь? Армилия молитвенно сложила руки вместе, прижав их к груди. «О, Великое Солнце, не оставь меня в этой скорби. Всецело полагаюсь на волю Твою, и если сегодня Ты зайдешь на горизонте моей судьбы, то прошу, помоги мне принять смерть достойно». Она быстро вытерла слезы пальцами, с каким-то отстраненным отчаянием подумав, что где-то в овраге потеряла свой надушенный платок.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-02-11 08:24:02)

Стоять и плакать от безысходности можно бесконечно долго, но это не решит проблемы. Нужно что-то делать. Предложение Эгинэра Армилия даже не рассматривала: никого бросать на произвол она не станет. И все-таки оставаться на месте опасно. Начальник охраны прав  - в сумерках сюда могут стянуться существа пострашнее той, что напала с неба. Ей придется выбирать, и все же выбирать она не готова. Жизни одних против жизни всех? Есть ли в столь деликатной ситуации равновесие, коее можно соблюсти, дабы никто не пострадал? Нужно подумать, нужно верить, нужно показать, что де Венендаль умеет распоряжаться не только собственными виноградниками, но и судьбами, вверенных ей людей. Когда графиня подняла взгляд на Эгинэра, то с удивлением увидела, как его лицо перекосило от ненависти. Проследив за тем, куда он смотрит, девушка с удивлением и радостью заметила всадника. Она едва не вскрикнула от радости. Великое Солнце услышало ее молитвы! Может быть, этот добрый человек им поможет и не откажет отправиться в Марибор за помощью!
- Bloede vatt’ghern, - южанин сплюнул на землю и положил ладонь на рукоять меча, висевшего в черных ножнах, украшенных золотым солнцем на поясе слева. Кажется, еще немного, и он ринется наперерез спокойно бредущему коню путника. Армилия не поверила своим ушам, но зоркость и внимательность Эгинэра никогда ею под сомнение не ставились. Неужто ей в кои-то веки ниспослано спасение? Если это ведьмак, то можно попробовать побороться за жизнь похищенного Маеллина. Эббингинка все это время не переставала думать о бедолаге, мысленно молясь о спасении несчастного. Впрочем, размышления о судьбе пропавшего стражника стоит оставить в стороне, пока не случилось непоправимое. В конце концов, кто здесь хозяйка? Откинув косу с плеча на спину, фрейлина двинулась навстречу незнакомцу первой, плавно ступая сапогами из мягкой хорошо выделанной кожи по опрысканной кровью траве.
- Thaess, - она подняла ладонь руки, затянутой в черный бархат перчатки, вертикально, проходя мимо Эгинэра и веля ему жестом успокоиться. Потом следует выяснить, с чего у него приключилась такая не любовь к ведьмакам. Разумеется, не сказать, чтобы сама де Венендаль испытывала к ним какие-то особенные чувства: как и все простые смертные, она побаивалась всего, что не походило на обычное, нормальное творение природы, но не до такой степени, дабы демонстрировать свои эмоции в столь экспрессивной манере. Подойдя ближе и остановившись на расстоянии двух шагов от путника, она только сейчас разглядела необыкновенные глаза, выдававшие перед ней представителя почти исчезнувших охотников на чудовищ. Армилия старалась держаться спокойно и уверенно, хотя и прекрасно понимала, что заплаканные глаза и дрожь в голосе никуда не денутся: слишком еще  живы мгновения пережитого ею ужаса.
- Позвольте обратиться к Вам с просьбой, милсдарь, - на Всеобщем она говорила совершенно без акцента, с детства привыкнув к обоим языкам. – Сколь смею я судить, Вы следуете по благородному Пути помощи пострадавшим от деяний отвратительных созданий, к несчастью, населяющих наш мир. Если это не ошибка, то не откажется ли мастер принять заказ на существо, покалечившее моих людей и утащившее одного из них? – графиня старалась смотреть прямо в лицо говорящему, как положено при ее статусе, но эти странные зрачки вызывали внутри нее волну ледяного ужаса, и она невольно отводила взгляд.
- Ваше сиятельство, смею заметить, что эти…, - Эгинэр говорил на Всеобщем гораздо хуже, с чудовищным нильфгаардским акцентом, и едва удержался, дабы не скатиться в более привычный ему южный мат. – Эти мутанты дерут за пустяковую работу такую цену, что дешевле пригнать арбалетчиков из Назаира. На кой хрен Вам ведьмак?
- Довольно, - Армилия обернулась к начальнику охраны, и теперь в ее синих глазах сапфировыми искрами пылал гнев. – Я уже достаточно наслушалась Ваших советов сегодня. И если в оных впредь будет нужда, то спрошу Вас об этом.
Эгинэр промолчал, но, став мрачнее тучи, стиснул рукоять меча до белых костяшек.
- Простите, милсдарь, за эту неприятную сцену, - ее взгляд не без интереса скользнул по куртке ведьмака и по двум мечам, один из коих расположился за спиной, а второй был приторочен к седлу. Девушка не много понимала в оружии, но все же обратила внимание насколько они необычны по сравнению с тем, к чему графиня - любительница рыцарских турниров  привыкла в Туссенте. – Вы изволите выслушать нас или же долг требует от Вас продолжить путь?

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-02-15 19:46:10)

О способностях ведьмаков говорили много, причем слишком много, и понять, что из этого - правда, а что - очередной домысел, было непросто. Самые одиозные варианты относили их к жутким исчадиям противоестественного колдовства, и сейчас, когда собеседник буквально по порядку рассказал, что произошло пару часов назад, Армилия едва не поверила в повсеместно распространяемые о них слухи, расползшиеся от Драконьих гор и до самого Нильфгаарда.
- Но как…, - вырвался удивленный возглас у графини, и она тут же прикусила нижнюю губу, полагая, что сейчас не время демонстрировать изумление. Тем паче, что в этот момент северянин оказался прямо перед ней. Невероятным усилием воли фрейлина заставила себя остаться на месте, не отступив назад на безопасное расстояние. Сейчас, когда речь пошла о сделке, не пройдет и фокус  с опущенным, на придворный манер, взором из-под ресниц, нужно посмотреть ему в глаза. В эти жуткие, то ли змеиные, то ли кошачьи глаза. Ей непозволительно демонстрировать страх перед своими людьми, хотя сердце билось с такой силой, что ей казалось, будто его удары слышны на всю округу. Холодея от ужаса, Армилия все-таки встретилась с ведьмаком взглядом, и не сказать, чтобы ее тревога уменьшилась, а сомнения развеялись. Одна лишь ухмылка охотника на чудовищ уже заставляла всплывать в памяти строки из известного «Монструма»: «Известно, что ведьмак, причиняя иным мучения, страдания и смерть, столь великое удовольствие и наслаждение испытывает, коих человек благочестивый и нормальный токмо тогда достигает, когда с женою своею законною общается, ibidum cum elaculatio». От него пахло темным глухим лесом, нагретой на солнце кожаной курткой и… смертью, сочетаясь с пряным ароматом свежепролитой крови, смешанной с жасминовыми духами фрейлины.
- Любое как ремесло, равно так и искусство требует достойной оплаты, мастер, посему Вы получите возмещение за Ваши труды, коее пожелаете, - девушка, бледная, как первый снег, только сейчас заметила на шрамы на лице незнакомца, и тут же запретила себе даже представлять, какие события повлекли их появление, иначе навряд ли в ближайшие ночи ей удастся избежать кошмаров. – Слово графини де Венендаль. Надеюсь, Вас не смутит расчет во флоренах и необходимость сопроводить меня до Вызимы для их получения. Как Вы понимаете, никто не устраивает прогулки, запасаясь всем своим имуществом в дорогу, - она замолчала и обернулась к Эгинэру в надежде, что он поможет с описанием чудовища, виденного Армилией лишь мельком, прежде чем ее отправили переждать бой в овраге, но начальник охраны, усевшись на булыжник, демонстративно полировал широкий нож точилом. Остальные переглядывались между собою, не зная, как поступать, видя явный разлад в «командующих» рядах. По лицу графини мелькнула тень, но она справилась с раздражением, не давая ему потерять контроль над собой, и вновь обернулась к ведьмаку. – Это была… довольно большая особь. Некоторые приняли его за дракона, но это… нечто другое. Драконы гораздо крупнее, если судить по сведениям из  «Слова о драконах». И еще у него была странная голова. Мне показалось, на ней имелись или рога, или наросты, похожие на них. Похищен только один. Моя охрана умеет за себя постоять, но повезло не всем, - Армилия кивнула в сторону лежавшего пластом у ближайшего дерева Райса. – Существо успело поднять его в воздух, но Гантэ попал чудовищу в лапу из арбалета, и оно выпустило бедняжку. С тех пор он не открывает глаза и не приходит в сознание, но слабое дыхание еще есть. Я боюсь, что это перелом позвоночника. Гантэ тоже пострадал, просто ужасно, - глаза заволокло пеленой, когда графиня посмотрела на сидевшего, прислонившись к стволу, арбалетчика, раздетого по пояс. Его торс был перевязан ею, но сквозь ткань проступали и ширились багровые пятна. Де Венендаль судорожно вздохнула, дабы не расплакаться. – Я пыталась остановить кровь, но раны слишком глубоки. Вы сможете увидеть их, все равно нужно сменить повязки. Еще один затоптан испугавшейся лошадью. Остальные - более-менее в порядке, - последние слова девушка произнесла, подходя к пострадавшему. Она опустилась на колени рядом с ним, сняла перчатки и убрала холщовый мешок, укрывавший лежавшие рядом нехитрые средства помощи. После чего принялась аккуратно развязывать узлы, стягивающие ткань, а затем осторожно, не спеша разбинтовывать слой за слоем. Там, где повязка присыхала к ране, Армилия останавливалась и, предварительно облив подручную тряпицу водой из фляги, смачивала ее. Наконец, возле нее вырос ворох темно-алых лент. Смотреть на жуткие кровоточащие разрывы было невыносимо больно. Графиня часто моргала ресницами, смахивая пытавшиеся политься ручьями слезы. Взяв другую тряпицу и на сей раз щедро окропив ее нильфгаардской водкой, она стала, стараясь причинять, как можно  меньше боли, смывать остатки присохшей мази и сукровицы вокруг ран. Южанку до глубины души поражал контраст этого зрелища: ее собственные длинные тонкие пальцы с ногтями цвета розового перламутра на фоне изуродованного тела. Как ты все-таки жесток, Север… Гантэ застонал в голос.
- Тише, тише, потерпите. Я почти закончила, - она легонько провела ладонью по щеке несчастного, пытаясь его успокоить. – Что это может быть, мастер? Что это? – графиня обернулась к ведьмаку. Голос прозвучал с ноткой отчаяния, оттеняясь глухой ненавистью к неведомой летающей мерзости, причиняющей  столько страданий людям.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-02-16 19:01:40)

Переживания за страдания Гантэ больно ударили по нервам. А уж после того, как незнакомец почти слово в слово повторил неприемлемую для нее позицию Эгинэра относительно судьбы умирающих, то Армилии хотелось уже ровно одного - упасть на землю  и, закрыв лицо руками, рыдать, захлебываясь собственным дыханием, пока не выплачет весь легший тяжестью на сердце груз вины. Если бы она только не решила свернуть на этот злополучный тракт, то все были бы живы. Но на подобную роскошь, как прилюдные страдания, у нее не было права. Начальник охраны мог ей дерзить, ведьмак – откровенно оскорблять, как будто бы оба втайне надеялись, что графиня не справится с ситуацией, доказывая якобы прописную истину о взбалмошных и капризных дворянках, и все же ей необходимо удерживать свои чувства под контролем, не позволить себе проявить слабость, не дать сиюминутному гневу взять вверх над рассудком.
- Я не могу бросить раненых, мастер. И не попытаться узнать о судьбе Маеллина тоже. Это мои люди, они защищали меня…, - голос предательски дрогнул. Девушку больно колол острый, как морозы Белого Хлада, взгляд охотника на чудовищ. И все же пора было вернуться к вопросу о сделке, вернее, ее оплаты. Чуть ранее на глазах ее же собственной охраны ведьмак успел заподозрить графиню в обмане. Она могла возмутиться. Она могла потребовать извинений за обвинение уважаемого эббингинского герба в мошенничестве. Но она промолчала, избегая любых вероятностей конфликтов. – Касаемо денег… Искренне жаль слышать о Вашем недоверии, и, тем не менее, Вас можно понять. Если позволите, я предложу Вам девяносто флоренов прямо сейчас. И двести – по прибытии в Вызиму. Дабы уверить в моих честных намерениях. Кроме того, мне кажется это более достойной наградой за смерть нечисти, причинившей ущерб моему гербу.
-А еще миску супа да бабу рыжую. В нагрузку за великий подвиг, - не выдержал Эгинэр, коему явно не нравилось, в какую сторону пошел торг.
- Я просила Вас не вмешиваться, - Армилия пыталась не злиться, но уже начала уставать от эскапад начальника охраны. – И повторяю мою просьбу снова. Речь идет о королевской виверне, и мы все здесь, помимо, разумеется, мастера, навряд ли в полной мере представляем, насколько опасно это существо. Теперь же, к слову о доверии, - фрейлина, теряясь в ауре презрения, волнами шедшей от собеседника, принялась усердно разглядывать ведьмачью куртку, дабы смотреть хоть куда-то, лишь бы не испытывать на себе явную неприязнь, причину коей она пока не могла постичь. - Простите, если невольно нанесу обиду Вашей чести, мастер, но, имея столь же равные права на сомнения, я бы желала видеть своими глазами, как Вы… лишите жизни означенную бестию, – щеки графини заалели. Ей было неловко намекать то, что возможен вариант событий, при котором ведьмак намеренно не исполнит заказ и исчезнет за горизонтом, но раз речь пошла о чрезмерной мнительности, то следовало защитить и свои вложения тоже. – Если для этого необходимо увеличить стоимость Ваших услуг, то да будет так. Вы желаете взять деньги сейчас же? – девушка плохо себе представляла, каким таким образом ей удастся наблюдать за боем, но она готова была настаивать на этом условии до последнего, уверенная в том, что только так возможно восстановить пошатнувшуюся лапами виверны репутацию. Ей не хотелось, чтобы поползли слухи о трусости дочери Юга, о неумении ею распоряжаться вверенными ей людьми, и ради этого она готова была предложить ведьмаку все золото, драгоценности и прочее имущество, которое, скорее всего, уже прибыло на двух коггах в Вызиму и расположилось в заранее снятом доме.

Армилия хотела верить в лучшее – в то, что Маеллин мог чудом уцелеть, и, вероятно, серьезно пострадавший от когтей и зубов монстра, нуждался в помощи, так что нельзя было терять ни секунды. Она разволновалась, представив, что сможет найти охранника живым, но все планы едва не рухнули, когда графиня заметила выражение лица ведьмака. Кажется, он не горел желанием тащить с собой обузу. Девушка прекрасно понимала, что от нее будет больше вреда, чем толка, и все-таки не была готова отступить. Отец всегда говорил, что если не преодолеть страх, то есть риск стать его рабом. Слушая доводы охотника, она умоляющим взглядом смотрела на него, сложив ладони вместе у груди. Странное это дело – привычка. Захлестывающий ее ужас при первой встрече с мастером по изничтожению бестий начал постепенно растворяться, как туман под лучами встающего солнца. В конце концов, он не делал ничего, что бы наводило на подозрение о каком-либо злом умысле. Хотя бы здесь Армилия не испытывала иллюзий: если бы сударь ведьмак пожелал бы, то взял деньги с их мертвых тел, и остатки охраны «Серебряных звезд» ничего бы не смогли ему противопоставить.
- Мастер, я не буду Вам мешать, - просящим тоном произнесла графиня. – Вам нет необходимости отвлекаться на меня, как будто рядом и вовсе никого нет. А если Вас убьют, то…, - фрейлина растерялась, не зная, что на самом деле ей придется делать, если исполнение заказа существенно осложнится гибелью ведьмака. - … то и меня тоже. Поэтому мне остается лишь верить в Вас, сударь, потому как я пойду одна, остальные должны защищать раненых. Запах крови может привлечь каких-нибудь ужасных существ, - Армилия запнулась. – То есть не одна, а с Вами, - умолкнув, графиня почувствовала, что скоро обратится под взглядом ведьмака в ледяную статую, потому как ему явно было не по душе ее условие, и он раздумывал, принимая окончательное решение. –Я постараюсь быть готовой… ко всему. Но, в первую очередь, нужно подумать о Маэллине. Нужно знать наверняка… Вы понимаете? – де Венендаль не смогла продолжить, пытаясь справиться с вновь набегающими слезами. В этот момент мастер, видимо, сжалившись над ее страданиями, а, может быть, не желая упускать из рук хорошо оплачиваемый заказ, или и то, и другое вместе, дал свое согласие. Графиня с благодарностью слабо улыбнулась в ответ. Она пока не знала, чем обернется эта история для нее, надеясь, что сейчас приняла единственно верное решение, пожелав действовать, а не выжидать, мучительно отсчитывая каждое биение сердца.
- Я целиком принимаю на себя все последствия, чтобы ни случилось. Девяносто флоренов лежат в седельной сумке моей лошади. Если… если вдруг… Вам не придется сопровождать меня в Вызиму, - Армилия боялась смерти. Она не могла себе ее ясно представить, и оттого пугающе холодное дыхание неизведанного, неприятно щекотало шею, вызывая желание зябко поежиться, как будто ночная мгла уже опустилась на землю. И все же ей хватало силы духа быть честной по отношению к ведьмаку. Он имеет право получить оплату, даже в том случае, если девушка не переживет встречу с королевской виверной. Фрейлина бросила взгляд на свою охрану. Те растерянно и недоумевающе переглядывались. В кои-то веки молчал Эгинэр, поигрывая натачиваемым ножом. Кажется, все полагают ее поступок за глупую выходку.
- Я сейчас возьму кое-что. И иду следом за Вами, мастер, - де Венендаль, не смотря ни на кого, поспешила к дереву, где начала быстро собирать все имеющиеся у нее принадлежности для оказания первой помощи. Мелочь, но, может быть, она окажется полезной для бедняги Маеллина. В это время на ноги поднялся начальник охраны и направился за взявшим след ведьмаком.
- Vatt’ghern, взять вызимское золото будет несложно. А бестия – та еще тварь. Убьет и не заметит. Лучше будет всем, если она не вернется. Получишь больше. Подумай, – тихо бросил он в спину, и тут же замолчал, разворачиваясь от окрика. Следом шла Армилия, ведя за поводья свою бодро гарцующую кобылку, успевшую оправиться от шока и теперь с удовольствием сопровождавшую хозяйку. Графиня поравнялась с Эгинером, окинув того взглядом.
- Если Вы опять пытались оскорбить…, - начала она, нахмурив тонкие брови, но начальник охраны перебил фрейлину:
- Я всего лишь пообещал, что сниму с него шкуру, ежели с Вашей головы хоть волос упадет, - и, не дождавшись ответа, пошел обратно к маленькому лагерю.
- Благодарю за заботу, но я не ребенок, - девушка раздраженно качнула головой в знак того, что эта чрезмерная опека начала ее утомлять и, закинув на левую руку шлейф от камзола, дабы он не цеплялся за ветви стелящихся по земле кустарников, поторопилась догнать охотника на чудовищ. – Простите Эгинэра, мастер. Он - добрый человек, но иногда бывает невыносим. Вы уже нашли что-нибудь? Знаете куда нам нужно идти? – любопытство было сложно унять. Видеть, как ведьмак ищет свою добычу – процесс уникальный в своем роде, и вероятно никогда подобного ей более наблюдать не представится. В Туссенте монополию на убийства чудовищ  держали куда более прозаические рыцари.

Армилия молча внимала правилам, устанавливаемым ведьмаком, ясно, как светлый день, понимая, что даже если мастер предъявит ей письменный приказ за подписью Ее Светлости Анны Генриетты, все равно, как минимум, ни на какое дерево залезать она не сможет по прозаической причине неумения этого делать, но спорить не стала: охотнику действительно необходимо заняться делом, не отвлекаясь на посторонний шум, тем более она обещала не быть помехой в пути. Графиня, осторожно ступая по зарослям, двигалась следом за спутником, держа между ними расстояние, дабы невольно не стать причиной выражения нового неудовольствия с его стороны. Каждый раз, когда ведьмак останавливался, девушка тоже замирала на месте, нервно дергая заплетенную в косу черную ленту и внимательно, со смесью робости, любопытства и восхищения, следя за каждым его движением. Но казавшийся не сложнее обычной прогулки путь вскоре вымотал Армилию. Она не привыкла преодолевать такие расстояния пешком. Кроме того, ее сапоги из мягкой кожи, красиво смотревшиеся на всаднице, совсем не подходили для блуждания в них по острым камням и колючим сучьям. Фрейлина быстро устала. Кровь стучала в висках, ноги невыносимо болели, а дыхание стало сбивчивым, но сдаться было бы самым постыдным из всех решений ее жизни, и, закусив нижнюю губу, дворянка шла дальше. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как они покинули маленький лагерь эббингинцев, но эта вечность вполне укладывалась в час с небольшим. Начавший ползти по земле холод пока еще только подступающих сумерек подсказывал, что скоро солнце покинет небосвод, и мир погрузится в наполненную лесными шорохами тьму. Вдруг ведьмак остановился, и на этот раз, кажется, передышка ей дана больше, чем обычно. Впрочем, куда больше этого Армилию поразило то, что неожиданно мастер обратился к ней, причем говорил он о вещах, никак не касаемых королевской виверны. Де Венендаль хотела ответить, но задохнулась холодным воздухом и, закашлявшись, опустилась на колени, положив ладонь на подрагивающую  от неровных вдохов грудь. Некоторое время она смотрела на землю, пытаясь сморгнуть черные точки, из-за которых боялась потерять сознание, одновременно напряженно вслушиваясь в проводимый для нее инструктаж, но никак не могла избавиться от удивления, вызванного упоминанием ее начальника охраны. «Почему мастер решил, что Эгинэр меня не любит? Из-за вечных придирок? Видимо, со стороны это выглядит так, но это всего лишь его дурное воспитание».
- Мои люди не должны меня любить, - она подняла взгляд на ведьмака. Отблески солнца били ему в спину, и ей отсюда снизу он казался мрачной, жутковатой тенью. – Также, как и Вам, им платят за их работу, - в голосе скользнула горечь, и пришлось замолчать, иначе можно постыдно выдать свои чувства. Она всегда пыталась не быть обузой для охраны и прислуги, старалась оказывать им внимание, обращаться к ним так, чтобы они не ощущали столь болезненно пропасть разделяющую простых смертных и наследницу обеспеченного золотом и славой герба. – Эгинэр, верно, также думает и о Вас, мастер, - Армилия говорила тихо, ощущая, как смертельная усталость и тоска окутывают ее плотным коконом. – Я тоже… Вам не нравлюсь, но сложно не заметить, сколько Вы уже сделали в попытках уберечь меня от опасности, и, поверьте, моя благодарность за эту заботу безгранична. Вы были не обязаны..., - вздохнув, она медленно  поднялась с земли. Чем больше даешь себе отдохнуть, тем сложнее заставить двигаться снова. – Но я не для того шла сюда за Вами, дабы оставаться и выжидать. Тогда можно было и вовсе не затевать все это. Солнце скоро сядет. В темноте я не разберу ни одной зарубки, которые Вы сделали, - графиня сняла перчатки и аккуратно убрала их в седельную сумку. – Здесь повсюду дикие животные и другие существа. Оставшись в одиночестве, я попросту заблужусь, и кто-нибудь из них убьет меня еще до рассвета, - подрагивающими пальцами девушка, глядя на свою вполне спокойно себя чувствующую кобылку, начала расстегивать жемчужные пуговицы камзола. Тяжесть шлейфа мешала ей, сковывая движения. – Костры я тоже разводить не умею. Потому что я фрейлина, и мне никогда не доводилось проводить ночи подобным образом, - девушка перекинула снятую одежду через седло, оставишь в туго зашнурованной на груди рубашке, поверх которой с левого плеча вниз змеилась длинная золотистая коса. Шелк не спасал от стремительно наступающего холода, и ей хотелось, обняв себя руками, сейчас находиться возле сочно стрекочущих дров в камине. Закончив приготовления, она подошла совсем близко к ведьмаку, ведя следом за собой лошадь. Остановившись, Армилия чуть запрокинула голову, дабы смотреть в глаза спутнику, бывшему ее выше. – Я не хочу умирать одна. Прежде, чем мы пойдем дальше, у меня есть только один вопрос. Как Ваше имя, мастер?

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-02-22 19:09:29)

-Благодарю. Я запомню Ваше имя, мастер Ламберт из Школы Волка, - чуть наклонив голову, произнесла Армилия, пытаясь вызвать в памяти хоть какие-то ассоциации. Кажется, что-то о ведьмаках и волках исполняли почитатели таланта мэтра Лютика, но графиня всегда считала искусство довольно скучным предметом для внимания, предпочитая более практичные знания. Теперь она искренне жалела о своем упущении. «Едва вернусь в Туссент, заставлю Ле Папильона спеть все, что вспомнит. Кажется, среди всех наших бардов, он особенно увлечен подобными балладами», - решила пойти на жертвы фрейлина ради удовлетворения все растущего любопытства. Навряд ли ее немногословный спутник найдет время, а главное - хоть малейшее желание, рассказывать о собственных героических приключениях. Прикрыв глаза опущенными ресницами, дабы снова не леденеть от замешательства под, кажется, испытующим ее силу воли взглядом ведьмака, она молча ждала его решения, и едва согласие было получено, Армилия с нескрываемой радостью посмотрела на мастера Ламберта. Оставаться одной посреди леса ей определенно не хотелось. Согласно кивнув на поставленное условие, девушка последовала за ним. Становилось все холоднее, но идти здесь в камзоле, каждый раз останавливаясь, дабы отцепить его от очередного сучка или камня, было бы непозволительной тратой времени. Когда впереди показались валуны, страх снова липкой паутиной объял графиню. Теперь уже совсем скоро случится нечто ужасное, исход которого предугадать невозможно. Стараясь даже тише дышать после жеста ведьмака, предупредившего о близости существа, она посмотрела в ту сторону куда указал охотник, но ничего не увидела, кроме тонущих во тьме скал и деревьев. Скорее всего, оно находилось там. Отвратительное. Огромное. Безжалостное. Гнетущая, душащая тишина навевала мысль о том, что Маэллин, видимо, уже мертв, и ее попытки спасти его воистину выглядели наивной глупостью. Тихо всхлипнув от ужаса, де Венендаль поспешила занять себя тем, что, завязав поводья узлом на одной из ветвей павшего дерева, недалеко от вполне смирного коня мастера, принялась успокаивать свою начавшую нервничать кобылку, уже испытавшую неприятную встречу с виверной и беспокойно переступающую с ноги на ногу, прядая ушами. Армилия ласково погладила любимицу, поцеловав ее в лоб, и повернулась к ведьмаку, занятому последними приготовлениями. Заметив странный сундучок, девушка на цыпочках подошла ближе, но не успела разглядеть, что в нем находится: мастер слишком быстро убрал любопытную вещицу и, опустившись на землю, велел оставить последующий процесс без наблюдения. Покорно кивнув, фрейлина зажмурилась. Сначала послышался звук вынимаемой пробки, затем - шорох движений, после чего все стихло. Когда графиня открыла глаза, охотник уже удалялся в сторону скальника. Судорожно вздохнув, Армилия села на землю возле валуна, опираясь о него спиной, и закрыла лицо ладонями. Она совершенно обессилила и ужасно хотела спать, но больше всего ее мучил страх. Страх за ушедшего в беспроглядную тьму Ламберта. «Великое Солнце, будь милостиво, защити его», - повторяла она про себя, ожидая каждое мгновение начала боя. Убрав руки на колени, она повторила молитву шепотом вслух и заметила, как на нее с интересом косится голубым глазом офирская кобылка.
- Ну, что еще? – тихо спросила графиня, неведомо, отчего рассердившись на любимицу. Та в ответ фыркнула, тряхнув гривой.
- Ой, да много ты понимаешь, - Армилия отвернулась от лошади. Сердце билось с такой силой, что казалось еще немного, и оно выпрыгнет из груди.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-02-22 21:35:43)

Ночь постепенно входила в свои права, изменяя окружающий мир по своему образу и подобию - извращая его формы, приглушая цвета и превращая каждый шорох в предвестника возможной опасности. Леса Севера не походили на их скудных туссентских собратьев. Непроходимые чащи напоминали держащие оборону замки, окружив себя частоколом из стволов деревьев и скальника, дабы незваные гости несколько раз подумали, прежде чем попробовали пройти дальше. Свет луны навряд ли проникнет сюда, и вскоре все пространство погрузится в тоскливый, непроглядный мрак. Армилии никогда еще не было настолько страшно. Находиться в одиночестве посреди чуждой ей природы, пульсирующей незнакомыми звуками, и, кажется, готовой в любой момент натравить на южанку скалящуюся окровавленными клыками и пускающую ядовитую слюну смерть, - это испытание, к которому фрейлина оказалась не готова, и в то же время сейчас выбора у нее нет. Теперь пора в полной мере принять последствия принятых ранее решений. Накатывавшей волнами панике пока не удавалось совсем парализовать способность трезво мыслить, и за это стоит благодарить методы отцовского воспитания, поставившим целью избавить детей от страха перед жизнью. Граф требовал ставить во главу угла рассудок, обращаться к нему, делать выводы, никогда не терять присутствия духа. Он не приемлел слабости, считая ее позором, и Армилия, не смотря на невыносимое желание все бросить и бежать, куда глаза глядят, не разбирая дороги, помня преподанные ей уроки, боролась с захлестывавшим ее ужасом. Хуже всего была необходимость находиться на месте, не имея возможности ничего сделать. Это уязвляло деятельную натуру девушки. Разумеется, никто не мешал последовать за ведьмаком и, потакая приступу любопытства, оказаться в самой гуще событий, заодно отвлекая себя от роя тревожных мыслей, больно жалящих в самое сердце. Совершать глупости легко, заставить себя думать, прежде чем делать – куда сложнее. Ей нельзя попасть под горячую руку и помешать охотнику на бестий, поставив под удар решение и без того непростой задачи. Графиня едва успела успокоить себя, уняв беспокойство, как разрезавший лезвием визга крик чудовища, заставил ее вздрогнуть и вскочить на ноги. Началось. Начался бой. Она заметалась по кругу возле валуна, сжимая и разжимая пальцы в бессильном отчаянии. Как постыдно быть обузой. Как отвратительно ощущать себя слабой и беспомощной. От второго вопля виверны в беспокойство пришли кони. Офирская кобылка, узнав напугавшие ее днем звуки, принялась рваться, нервно перебирая ногами. В голубых глазах лошади стоял первобытный ужас жертвы перед хищником. Страх передался хозяйке. Упав на колени, она зажмурилась, зажав уши руками, дабы ничего не слышать и малодушно поверить, будто она сейчас находится посреди своих виноградников, а тихая южная ночь ласково шепчет о грядущих безмятежных днях, наполненных одной и той же пустотой благословенного покоя. Жуткий треск, как будто некая сила принялась крушить деревья в лесу, заставила ее снова вскочить на ноги и обернуться в сторону, куда ушел ведьмак. Пальцы невольно сложились в молитвенном жесте у груди. Услышит ли ее Великое Солнце сейчас, когда земля находится во власти жестокого мрака? Первым порывом было броситься прямо туда, во тьму, потому как нет хуже страха, нежели страх неизведанного и непонятного, но разум вовремя остановил осуществление нелепого желания. Терпеть. Ждать. Мучиться. И ждать. Лес затих, оторопев от страшного хруста, волнами расходившегося по окрестностям. А потом все стихло. Мертвенная, кладбищенская тишина легла паутиной, оглушая пронзительной пустотой, и такой пытки натянутые струной нервы не выдержали. Армилия всхлипнула и распласкалась, жалобно, вполголоса, не чувствуя более ни холода, ни страха. По венам начала разливаться морозная пустота оцепенения. Что теперь делать? Жив ли мастер? Жива ли бестия? Что, в итоге, произошло? Неужели, придется преодолеть слабость в ногах, и заставить себя пойти туда? Она успела сделать ровно один робкий шаг вперед, как внезапно из тьмы выступила фигура. Графиня испуганно вскрикнула и отступила назад, зажав себе рот ладонью, чтобы не перейти на рыдания. Она не сразу поняла, кто перед ней появился. Некоторое время она молча смотрела на него, часто смаргивая с ресниц накатывавшие слезы, а когда из скупого отчета поняла, что произошло, уже не сдерживая всхлипываний, бросилась к ведьмаку. Сердце билось запутавшейся в силки птицей, кровь обжигала тело, лихорадочно ускорив бег.
- Ламберт! Мастер… Вы живы? Вы не ранены? Великое Солнце, скажите мне: Вы не ранены?! – Армилия подрагивающими ладонями прикасалась к его кожаной куртке, пытаясь на ощупь понять – есть ли на нем кровь. Застилающая пелена слез и сумеречная тьма мешали ей хоть что-то разглядеть. Она не понимала, почему плачет, когда все благополучно  закончилось, почему ее пробирает дрожь, совершенно не связанная с ночным холодом, почему ей страшно сейчас, когда бояться уже нечего? Когда фрейлина ехала сюда, то желала видеть поверженного монстра у своих ног, как месть за нанесенное ее гербу оскорбление. Теперь смерть королевской виверны ее никак не волновала. Равно, как и манеры, и поведение, положенные ее статусу. В этой темноте с ней произошло что-то неуловимо пугающее, что-то заставившее благородную южанку, привыкшую приказывать взмахом руки, чувствовать себя кем-то другим, кем-то, кого она никогда в себе не знала: слабой, беззащитной, беспомощной девушкой, титул которой безразличен для равнодушного и угрюмого северного леса. Всхлипнув, Армилия уткнулась горячим лбом в грудь Ламберту, но тут же отступила на шаг, испугавшись собственного, безотчетного жеста.

Он сказал, что в порядке. Но Армилия не поверила. Просто не могла поверить – мастер был слишком бледен и изнурён. Ничего не говоря, ведьмак проследовал к дереву, и девушка пошла за ним следом, не пытаясь даже объяснить себе – зачем? Развернись сейчас ее спутник в сторону леса и направься туда, в самую тьму, она сделала бы тоже самое без каких-либо внятных причин. Ей просто необходимо, так же как дышать, быть сейчас рядом с ним. Сев на тот же ствол, недалеко от Ламберта, графиня, пребывая во всё еще не отпускавшем ее оцепенении, смотрела на него широко раскрытыми глазами, не отводя взгляда и ловя себя на мысли, что она не в силах бороться с неведомой силой притяжения, магнетически тянувшей ее к ведьмаку, суть коей угадать у южанки никак не получалось. Поглощенная захватившим ее чувством, Мила не сразу поняла, что мастер обращается к ней: слова проплывали сторонним фоном, не отпечатываясь в сознании. Он замолчал, и только спустя несколько мгновений до нее дошел смысл сказанного. Пора приходить в себя. При мысли, что еще придется идти обратно, когда ноги едва ее слушаются, графиня едва не разрыдалась вслух от усталости – благодарение родовой гордости, мешавшей дворянке признаться в малейшей слабости.
- Да, Маэллин… Мне нужно…, - фразы с трудом складывались в нечто осмысленное. Фрейлина закрыла глаза и спустя мгновение открыла их вновь, чтобы заставить себя перестать думать о ведьмаке и сосредоточиться на самом важном сейчас. – Нужно знать, что с ним… Наверняка. Чтобы передать его семье…, - она поднялась с места. Все тело взвыло, не желая шевелиться, и пришлось буквально заставить себя двигаться. Армилия направилась к своей кобылке, которая еще нервно дергалась, встревожено прислушиваясь к ночным шорохам. Достав из седельной сумки кошель с деньгами, графиня вернулась к мастеру.
- Девяносто флоренов, - черный бархатный мешочек с серебряной звездой лег на ствол рядом с охотником на бестий. – Благодарю Вас. И… постараюсь долго не задерживать, - она не совсем твердой поступью пошла в сторону логова виверны. Та была, безусловно, мертва, Ламберт не стал бы ей лгать, в этом нет смысла, но менее страшно почему-то не становилось. Сегодня за сутки ей пришлось преодолеть слишком много, и пока, слава Великому Солнцу, предел возможностям рафинированной придворной дамы не наступал. Впрочем, ночь только начиналась. Разглядеть тушу мертвого чудовища удалось не сразу, но в этом и не было необходимости. Подымавшийся от бестии смрадный пар безошибочно позволял определить дорогу. Армилия, борясь с желанием истерически закричать, зажала нос рукой, и продолжала идти, пока перед ней не вырос труп виверны. Сапог неприятно хлюпнул, вляпавшись в какую-то жижу. Ошарашенная графиня убрала ладонь от лица. Даже в темноте зверь выглядел внушительно. «Но… как его вообще возможно убить?», - потрясенная увиденным зрелищем, девушка замерла на месте, и сердце сжалось от запоздалых укоров совести: послать Ламберта сюда, значило, едва ли не подписать ему смертный приговор. Какой же бой ему пришлось выдержать… «Маэллин…», - дабы снова не увлечься мыслями о своем необыкновенном спутнике, она переключилась на несчастного охранника и огляделась в поисках гнезда бестии, предполагая, что оно окажется устроенным где-нибудь на возвышении, как то обычно принято у драконидов.  Единственным подходящим и удобным местом расположения выглядел ближайший скальник с пологой вершиной.
- Замечательно,  -произнесла вслух фрейлина. – Ну да… Само собой, разумеется. Мне нужно наверх…,  -вздохнув, она пожалела свои измученные ноги, а также, кажется, окончательно истерзанные сапоги, которые придется выбросить после сегодняшнего насыщенного путешествия, и, цепляясь за уступы, полезла на поиски пропавшего эббингинца. К счастью, это оказалось несложной задачей, благодаря довольно удачным естественным выемкам в камне, так что около гнезда Армилия оказалась довольно скоро, но, прежде чем подняться на ноги, ей пришлось дать себе передышку. Теперь к ногам еще заболели и руки, не привыкшие к какой-либо значительной нагрузке. Всхлипнув от жалости к самой себе, графиня встала и… снова села на землю от нахлынувшего ужаса и отвращения. Вокруг гнезда валялись скелеты и останки людей и животных, источая отвратительный запах. «Я не могу уйти, не доведя дело до конца… После всего… этого», - решившись, она подошла ближе к остаткам трапезы чудовища. Их было не так много, чтобы не заметить среди них черное сюрко. « Маэллин… Упокой Великое Солнце твою душу…», - Армилия была морально готова к подобному исходу, но менее горько от этого не становилось. Опустившись рядом на одно колено, фрейлин извлекла из ножен кинжал, висевший у пояса, и срезала кусок ткани с изображением герба де Венендалей с груди изуродованного тела. Было бы позором оставить родовой символ на потеху стервятникам и прочим падальщикам. В самых печальных думах фрейлина спустилась вниз со скальника, но она не была бы дочерью своего отца, если бы жажда к познаниям не перебивала в ней прочие чувства. Стоя у трупа виверны, графиня с интересом рассматривала необычные наросты на голове бестии, отчасти напоминающие рога. «Почему бы и нет? Может быть, это окажется полезным для Эрвина. Представляю, в каком восторге будет мой братец-алхимик, если я преподнесу ему столь бесценный подарок». Подойдя ближе, девушка осторожно срезала кинжалом кусок нароста, обернула его в кусок ткани, снятый с тела, и, завязав его узлом, подвесила на крючок на поясе, предназначенный для кошеля. «Кажется, всё, пора возвра…», - она подняла глаза и  застыла на месте, ощутив, как по спине пробежал холодок. По ту сторону туши на нее смотрело, роняя слюну, голодное четырехпалое чудовище с когтями. Гуль. Один, что странно. Но, может быть, стая где-то неподалеку. Судорожно сглотнув, Армилия попятилась, и в этот момент существо прыгнуло на нее. На счастье фрейлины она оступилась и упала на спину, и трупоед промахнулся. Увидев пред глазами заднюю ногу существа, она резанула кинжалом по сухожилию, и, тут же подскочив, кинулась бежать, не разбирая дороги. Гуль, взрыкнул, и, хромая, помчал следом. Не смотря на ранение, чудовище, безусловно, догнало бы не самую способную бегунью Туссента, но она каким-то чудом успела забраться на дерево, и сама не поняла, как оказалась висящей на ветке, обхватив ее руками и ногами. Бестия некоторое время покружила рядом, а потом, похоже, предпочла пойти лакомиться более легкой, а, главное, мертвой добычей. Спустя несколько минут все затихло, и графиня собралась было спускаться вниз, как вдруг осознала, что не знает, как это делать, потому как запрыгнула сюда в такой панике, что разум не успел отрефлексировать произошедшее. Первым делом фрейлина попробовала забраться на ветку, чтобы оказаться на ней сверху, ибо висеть экзотическим фруктом было попросту тяжело и рукам, и перекрещенным в обхвате ногам. Но при попытке пошевелиться сук предательски хрустнул.
- Ой, - произнесла Армилия, понимая, что не хочет падать с такой высоты, ибо ломать себе шею точно не входило в ее ближайшие планы. «Что делать? Что мне делать?»,  - заметались в панике мысли, и тут же предложили единственный доступный вариант  - звать на помощь Ламберта. «Я не могу», - тут же начала внутренний спор с рассудком графиня. «Он устал, ему нужен отдых. А если здесь гули неподалеку? Он может пострадать из-за меня. И, вообще, он не должен мне помогать, всякий раз, когда… когда… я оказываюсь сама во всем виновата. Он вообще может не найти меня…». Ветка снова издала тревожный хруст, как бы намекая, что долго выдерживать вес даже хрупкой южанки не собирается.
- Ой, - испуганно прошептала Армилия. – Он меня убьет, наверное…
Над погруженным в черные сумерки лесом, разрезая ночную мглу, разнеслось жалобное «Помогите!», вспугнув стаю ворон, вспорхнувших с деревьев и умчавших врассыпную.

Графине было и страшно, и стыдно, и холодно одновременно. Она утешала себя мыслью, что иначе бы спастись от гуля не удалось, но, загнав саму себя в безвыходную ситуацию, девушка нарушила собственный же принцип о том, что сначала надо думать, а потом делать. Здесь, на севере, все как-то сразу пошло не по привычному плану. Вернее, все пошло совершенным кувырком. Самым неприятным был тот неоспоримый факт, что ее силы не безграничны, равно как то время, которое еще ветвь могла удерживать вес фрейлины. «Если мастер меня не найдет, то, кажется, мое путешествие закончится самым плачевным образом, и с этим нужно просто смириться», - Армилия пыталась успокоиться, не дав себе разрыдаться. Ей казалось, за сегодняшний страшный день она выплакала все слезы. «Хорошо, нужно просто сосредоточиться и подумать, какие еще есть способы спастись? Жаль, не видно, насколько сильно уже отошла ветка, тогда б я понимала, есть ли у меня хоть какие-то шансы. Только не паниковать. Знать бы, есть подо мной что-нибудь, за что я могла бы зацепиться, если буду падать…» В момент крайне напряженных раздумий послышался знакомый голос, от звука которого девушка едва счастливо не взвизгнула. Сударь ведьмак нашел ее! «Ламберт…», - подумала она. Ей нравилось мысленно произносить его имя, в этом был какой-то особый успокаивающий эффект, действующий подобно заклинанию, способному устранять все проблемы в жизни, и, надо признаться, пока это работало. От радости она не сразу поняла, что от нее хочет спутник, потому как, судя по хриплому тембру, у него тоже все складывалось не очень хорошо. В памяти всплыла картина того, в каком состоянии он вернулся после боя, и, вполне вероятно, что на самом деле чудовищная бестия причинила ему больше вреда, нежели охотник показывал. Озвученное им предложение графиня восприняла с молчаливой тревогой. Она не видела, что происходит под ней, и не знала, сможет ли поймать и удержать ее вынужденный озадачиваться лишними и ненужными ему заботами мастер, но, во-первых, иного выбора не было вовсе, а, во-вторых, Армилия верила ему, и вера эта превышала вцепившийся в нее ледяными когтями страх. Правда, не смотря на решимость, разжать непослушные руки не получалось. То ли тело отказалось слушаться нерадивую хозяйку, то ли она переоценила свою способность справиться с охватившим ее ужасом. В тот момент, когда, понимая, что долго ждать ее попытки собраться с духом, никто не будет, южанка все-таки рискнула убрать с ветки пару пальцев, та предательски подломилась, потеряв терпение первой. Графиня не успела ни вскрикнуть, ни предпринять что-либо еще, ощутив, как попросту падает вниз, и ей оставалось только надеяться, что сударь ведьмак еще не передумал получить двести флоренов за сопровождение собирающей за собой шлейф всевозможных неприятностей фрейлины, хотя есть вероятность, что мастер пожалел об этом решении не один раз.

Все произошло настолько стремительно, что Армилия попросту не успела испугаться и лишь тоненько взвизгнула, когда оказалась уже на земле. Ноги едва слушались, все тело ныло, а в голове вихрем кружились суматошные мысли, мешая сосредоточиться и понять, что вообще происходит. Некоторое время графиня просто хлопала ресницами, глядя перед собой, прежде чем вид измученного ведьмака, сидевшего на земле, не привел ее в чувства. «Он совершил невозможное. Он же… поймал меня», - искренняя благодарность и восхищение переполняли сердце девушки, но сейчас они были бы совершенно неуместны. Очередной подвиг едва ли не стал критическим для мастера. Всхлипнув, фрейлина метнулась к спутнику и опустилась рядом с ним на колени. Некоторое время она молча смотрела на него, мокрыми от слез глазами.
- Простите меня, - наконец, смогла произнести Армилия, коснувшись плеча охотника на бестий, дабы понять - в сознании ли ее спаситель. – Я не хотела… Простите…, - и в этот момент он неожиданно попробовал подняться, но попытку навряд ли можно было считать успешной, и лишь благодаря находившемуся рядом дереву ведьмак снова не оказался на земле.
- Ламберт! – испуганно вскрикнула графиня, подбежав ближе к нему. Она не могла сдерживать рыдания в голосе. – Как Вы могли! Почему… почему Вы сказали мне неправду там… возле валунов? У Вас всё совсем не в порядке! Вам нужны отдых и покой! Вы серьезно ранены? Вам больно? Скажите же хоть что-нибудь?! – но ответ оказался совсем не тот, который ожидала фрейлина. Сухой, едва различимый, но для нее прозвучавший подобно грому среди ясного неба, приказ следовать за ним ошарашил ее, и, умолкнув, Армилия, опустив взгляд, покорно пошла следом. Наверное, в чем-то мастер был прав. И Эгинэр тоже. И весь Боклер, называвшей ее приносящей несчастья. «Почему так все время происходит? Почему моими благими намерениями устлан путь к чужим страданиям?», - с отчаянием думала графиня, молча глотая слезы. «Всегда желая сделать, как лучше, я снова и снова заставляю мучиться других? Как это больно. Как это несправедливо и больно». Сбитые ноги за столько времени ходьбы, а потом и бега, едва слушались графиню, но она готова были идти столько, сколько от нее потребуется. Где-то на краю сознания всколыхнулось беспокойство за оставленную без присмотра офирскую кобылку, пережившую за сегодня волнений не меньше, чем ее хозяйка. Оставалась надежда, на то, что конь милсдаря ведьмака проявит не меньший героизм и защитит несчастную лошадь, привыкшую к лучшим условиям существования и до сих пор, наверное, не понимающую за что ее утащили прочь от теплой конюшни.
- Мастер, знаю, Вы предпочли бы не слышать меня, но видеть… как Вы страдаете и не иметь возможности Вам помочь… это просто невыносимо, - Армилия в лучшем случае ожидала, что получит в ответ ледяное молчание, но не могла больше сдерживать те почти физические страдания, что душили ее сердце. – От меня нет толка. Это истинно. Но… с собой я брала некоторые лекарства… для Маэллина. Они ему уже не пригодятся, а Вы… можете взглянуть на них. Вдруг, Великое Солнце милостиво, найдется что-нибудь подходящее. Часть снадобий приобретены у странствующей жрицы Мелитэле, коюю мне довелось встретить в пути. Среди них есть и мазь на основе зарника. Она много говорила о его сильных лечебных свойствах. Если бы Вы…,  - графиня запнулась на очередном слове и больше ничего не смогла сказать, боясь стать причиной раздражения мастера, коему и без того досталось за сегодняшнюю ночь сверх всякой меры.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-03 20:18:47)

И физические, и моральные ресурсы графини были на исходе. Она шла, спотыкаясь на каждом шагу и мечтая об одном – где-нибудь прилечь и спать до самого восхода. Приходилось смотреть себе под ноги, дабы не упасть, потому как, навряд ли, девушка смогла бы подняться. Дорогу южанка угадывала лишь на слух, по шагам идущего впереди мастера. Кажется, он один раз остановился, но у Армилии уже не было сил поднять голову. Попытки сосредоточиться на каких-нибудь дельных мыслях заканчивались ничем, усталость брала свое, так что предел деятельности рассудка на сегодня заключался в повторении про себя детских считалок. Впрочем, это был не худший вариант, во всяком случае, таким образом удавалось создавать определенный ритм и идти сообразно ему. Где-то на «девять, десять – проглотил дракон наш месяц», повторенную уже на третий раз, показались знакомые валуны, и спустя пару минут фрейлина бессильно повисла на шее своей лошади. От гривы шел слабый аромат жасмина, навеявший воспоминание об утренней ванне в Мариборе, когда, нежась в теплой воде среди лепестков любимых назаирских роз, она даже представить себе не могла, чем закончится этот день. Пара минут отдыха привели ее в чувство, и, оставив успокоившуюся рядом с хозяйкой кобылку в покое, Армилия подошла ближе к утолявшему жажду ведьмаку, робко поглядывая на него в ожидании дальнейших директив, не заставивших себя долго ждать. В общем и целом, решение мастера покинуть опасную территорию, кишащую разнообразными  тварями, для коих ночь - самое время выйти на поиски трапезы, являлось вполне резонным, и не оно заставило фрейлину округлить глаза и, часто хлопая ресницами, смотреть на Ламберта в полнейшей растерянности, а его - вполне дружественный жест с предложением испить воды. Графиня лихорадочно перебирала в уме тысячи вложенных в ее голову правил и традиций, но ни в одном из них не говорилось о том, как следует поступать сиятельным дамам, ежели им протянут бурдюк, из коего уже делались глотки сударем ведьмаком. Несколько мгновений колебаний, и девушка нерешительно взяла кожаный мешок в руки. Не зная, как поступить согласно положенному в таких случаях этикету, она предпочла послушать, что скажет сердце. А сердце не смело ему отказать. Теперь следовало как-то умудриться выпить воды, не пролив ее на себя. Ранее ей никогда не приходилось иметь дело с бурдюками. Осторожно повертев его в разные стороны, Армилии, наконец, удалось сделать два небольших глотка вполне достойным для дворянки образом. Аккуратно проведя рукавом по отверстию, где могли оставаться следы ее губ, она подняла синие глаза на спутника: - Благодарю, - как же мучительно сложно заставлять себя смотреть на него, чувствуя, как внутри все замирает, и обжигающим льдом жжет душу. - Мне кажется, воду стоит поберечь. Неизвестно, когда удастся восполнить ее недостаток. Правда, некоторые ученые утверждают, что человек может продержаться без влаги около двух дней и…, - «Великое Солнце, что за чушь я несу?» - южанка густо покраснела и спешно вложила бурдюк в руки ведьмаку. – Вы правы. Я буду Вас задерживать. Простите.
Фрейлина быстрым, насколько позволяли ноющие от боли ноги, шагом направилась к своей кобылке. И не смогла с первого раза даже попасть ногой в стремя. То ли от нервов, то ли от усталости, то ли от всего сразу – не суть важно. Важно то, что для одной из лучших наездниц среди двора Ее Милости княгини это стало очередным позором, заставившим ее едва не всхлипнуть от обиды. На второй заход она оказалась в седле и накинула на плечи оставленный камзол, длинный бархатный шлейф которого покрыл круп лошади. Было слишком холодно. И в лесу, и на сердце. Армилия съежилась, опустив голову так, что «кисточка» ее косы, спускавшейся с правого плеча, слилась с белёсой гривой офирской кобылки.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-06 16:26:01)

Первое время, дабы окончательно не уснуть, Армилия пыталась себя чем-нибудь занять: сняв с пояса срезанный нарост виверны, обернутый в остатки от котты Маэллина, убрала его в седельную сумку; долго думала - повторить то же с кинжалом, или пока оставить его при себе? Второй вариант оказался предпочтительнее. Ночь еще не закончилась, и неизвестно, какие сюрпризы мог припасти лес севера. Повозившись в седле, графиня, наконец, начала дремать на ходу, убаюкиваясь под мерный шаг своей кобылки, и, кажется, сползала на бок, но окончательно ей уснуть так и не давали чужие прикосновения, от коих девушка каждый раз вздрагивала и выпрямлялась в седле. Наверное, это был ведьмак. Или ее камеристка? Или любимый младший брат? Находясь в полубессознательном состоянии, фрейлина окончательно потеряла связь со временем и пространством, не понимая, где она и что происходит, пока мастер не привел ее в чувство, и, снова отдав краткие распоряжения, растворился в ночной мгле. Южанка оглядела место, выбранное, как она поняла, для привала. Сложно было переоценить его выгодное тактическое расположение. Ведьмак знал, что делает. Зябко передернув плечами, она спустилась с лошади и не смогла устоять, упав на колени. Просто ужасная боль пронзила едва ли не все тело насквозь. Удерживая себя от рыданий, девушка сняла правый сапог и с ужасом взглянула на ступню, почти до самой лодыжки, покрытую синяками и кровоподтеками. Теперь она не сможет танцевать в Вызиме. По щекам невольно побежали слезы, коии графиня быстро смахнула рукавом. Поздно плакать. Приняв решение, нужно уметь принимать и его последствия. Выразив желание лицезреть мертвую виверну и попытаться найти несчастного охранника, Армилия знала, что по дороге может произойти любая, мягко говоря, неприятность, и была готова пойти на любые жертвы, так что сейчас пришла пора платить назначенную судьбой цену. И цена эта будет нарастать снежным комом процентов, отзываясь в самом ближайшем будущем. Потому что она обязана танцевать в Вызиме. Быстро натянув сапог обратно, девушка, кое-как поднявшись, и, стараясь ступать, как можно осторожнее, привязала свою кобылку к одному из толстых сучьев поваленного дерева. За спиной она слышала шуршание, означавшее, что вернулся мастер, занявшийся костром - спасительным теплом, не хватавшим сейчас, наверное, даже больше, нежели сон. Поэтому едва на поляне заискрил огонь, девушка перебралась поближе к нему, сев на бок и согнув ноги в коленях. Бархат шлейфа от накинутого на плечи камзола лег позади графини на землю подобно крыльям гигантского черного мотылька, не пережившего этой ночи. Очень скоро она согрелась, одновременно ощущая, как по телу липкими путами расползается апатия, превращая все мысли в голове в густой, непроглядный туман. Хотелось только одного: сидеть вот так целую бесконечность, глядя перед собой в ярко-рыжие всполохи, игриво пляшущие под одну им слышимую мелодию. Чувство омертвелости собственного тела захватило ее целиком, и она не сразу поняла, что к ней обратились с вопросом. Подняв на спутника совершенно стеклянный взгляд, Армилия с трудом осмыслила два прозвучавших слова, а потом, словно очнувшись от сомнамбулического сна, испуганно заморгала ресницами, прежде чем смогла осознать, что все же от нее хотят.
- Благодарю, мастер, ничего не нужно. Не беспокойтесь, у меня все хорошо, - на бледном лице графини показалось подобие вымученной улыбки. Во всяком случае, она старалась изобразить именно ее, и при том - вполне искренне. – Отдыхайте. Сегодня был тяжелый день. Бой с виверной не прошел для Вас бесследно. Кроме того, и я… успела доставить Вам неприятности. Вы заслужили право на спокойный сон, - девушка умолкла и вновь перевела взгляд на танцующее в ритме ветра пламя. На сей раз поток мыслей стал гораздо яснее, выстраиваясь в разные, довольно сложные вопросы. К примеру, каков предел стоимости чести? Когда наступает та самая граница, после коей ты можешь стать обычным, беззащитным, слабым человеком, кричащим от боли и умоляющим о помощи? Или такого предела не существует? Старший брат как-то в ответ на жалобы сестры о недомогании написал ей из армии, что только кухарка может себе позволить визжать от вида выскочившей на нее мыши или, наступив пяткой на колючку, а графиня де Венендаль обязана вытерпеть, даже если ей будут вгонять иглы под ногти. Армилия приняла наставление близко к сердцу, хотя и не была уверена, что способна выдержать столь суровое испытание. Она просто хотела быть хорошей сестрой. И хорошей дочерью.

Запутавшись в своих размышлениях, Армилия, кажется, на время просто выпала из сознания, не замечая, что происходит вокруг нее, и, почувствовав движение рядом, вздрогнула, обернувшись. На земле лежали снятые сумки, а несчастная, замученная офирская кобылка, брошенная хозяйкой на произвол судьбы, оказалась расседлана и, похоже, что уже успела заснуть, не привыкшая к столь затянувшимся путешествиям. Графиня ощутила укол совести за собственную беспомощность, причинившую страдания даже неповинному животному. И тем паче ей было стыдно перед мастером, вынужденным сейчас компенсировать ей отсутствие прислуги, хотя, безусловно, это не входило в стоимость обещанных ему двухсот флоренов. Южанка растерялась от подобного проявления благородства, коее здесь, на Севере, ей еще не встречалось. Она, совершенно потрясенная, с молчаливым изумлением выслушала предложение ведьмака занять его постель. Достойные этого жеста слова благодарности просто не находились. «Великое Солнце, нужно что-то сказать… Мне нужно что-то сказать…», - она нервно сцепила между собой пальцы, и тут ее мысли окончательно запутались, ибо мастер, расположившись на противоположной от нее стороне, принялся снимать куртку, предварительно, избавившись от меча. Смутившись, Армилия поспешно опустила лицо вниз и, глядя в дергающийся в припадке огонь, принялась расплетать косу, чтобы, с одной стороны, не оставлять локоны перетянутыми на ночь, а с другой -  чтобы хоть чем-нибудь занять себя, и попытаться сбежать от охватывающего ее все больше сумбурного волнения. Не поднимаясь на ноги, она чуть подалась назад от костра, чтобы случайно не подпалить себе волосы, распустила их белокурым потоком, расправив на плечах, и тут же перехватила "хвост" лентой у затылка. В этот момент она вновь услышала голос Ламберта и, подняв на него глаза, с ужасом приняла к сведению его совет, в общем-то, дельный, но дворянку стеснял тот факт, что придется продемонстрировать, в каком состоянии находятся ее ноги, и пока она пыталась сообразить, как ей выйти из деликатной ситуации, мастер, чуждый светским условностям, снял с себя рубаху. Сердце вздрогнуло и замерло вместе с дыханием, забыв про боль и усталость. Армилия, не отрывая взгляда, смотрела на обнаженный торс ведьмака, чувствуя, как ей становится слишком жарко, и навряд ли дело было в разделявшем их пламени. «Я таращусь на него, словно простолюдинка. Это же просто возмутительно. Следует немедленно прекратить...», - она пыталась себя увещевать, что ничего нового для себя не открыла, ибо не далее, как сегодня днем перевязывала собственного охранника, раненного в грудь, но, кажется, ни тело, ни рассудок не готовы были воспринимать никакие доводы. Очарованная графиня следила за каждым его движением, мысленно продолжая требовать от себя немедленно перестать любоваться им, отмечая, что он совершенно отличается от тяжелых и зачастую не особо поворотливых рыцарей Туссента, увешанных массой железа. В жестах ведьмака угадывалась своеобразная, смертельно опасная грация дикого животного, и сейчас, когда на нем не было верхней одежды, это было особенно заметно. «Пора уже хоть что-то сделать, пока мастер не заметил, как я…», - фрейлина провела кончиком языка по пересохшим губам. «… Как я веду себя неподобающим моему положению образом. Настоящий позор».
- У Вас кровоподтек на спине, - наконец, произнесла Армилия и тут же едва не закрыла лицо руками. «Вы дура, ваше сиятельство! Вот теперь он точно знает, чем я занимаюсь: разглядываю его во все глаза!». Девушка тут же принялась старательно рассматривать пряжку пояса, на котором висел кинжал и который она безуспешно пыталась расстегнуть уже пару минут как, не попадая пальцами по застежке. На сей раз получилось сосредоточиться, и ремень из тонкой выделанной кожи, змеей сполз на землю вместе с ножнами. – Осмелюсь вновь предложить Вам мазь из зарника. Она хотя бы на ночь приглушит боль. И… и… не сочтите за непристойность,  - графиня в очередной раз покраснела, но надеялась, что в сумраке этого не видно. - Но, будем справедливы, нам обоим нужен полноценный отдых. Особенно Вам - с учетом того, какими "подарками" Вас наградила на память виверна. Поэтому можно было бы разделить Вашу постель между нами. Мне не нужно много места, и я могла бы укрыться своим камзолом, у него длинный шлейф,  - южанка прекрасно понимала: ей попросту не удастся уснуть, зная, что из-за нее ведьмак остался бодрствовать, и надеялась найти компромиссный вариант между материальными возможностями и тонкими этическими нюансами.

Отредактировано Армилия де Венендаль (2019-04-17 07:03:18)